И опять я. И опять бред)
Музе моей с оливковыми глазами, достающей меня из ямы
Уходишь?
Уходи, чтобы уже никогда не вернуться. Просто уходи. И, да, именно, сейчас, потому что потом будет уже невозможно. Смертельно, чертовски невозможно.
Уходишь?
Уходи, чтобы никогда больше не вернуться. Так будет правильно. Так будет верно. Так будет нормально.
Уходишь?
Уходи, а я буду разрывать тишину безмолвным криком о помощи.
Ведь никто и никогда не услышит, не узнает, не придет. Я остаюсь совсем одна. Мир – он полон лжи и грязи. Но ты была лучом света в непроглядном царстве обмана. Ты была моей завесой от белесого тумана мерзости и предательства.
А теперь ты ушла…
За тобой с привычным скрипом захлопнулась дверь, разделяя время на две части - до…и после. До тебя. После тебя. До тебя. После тебя. Как маятник часов. Туда-сюда, туда-сюда. Это сводит меня с ума…
У пространства теперь две половинки. В одной когда-то светило желтое солнце твоих мягких волос. Они пахли пшеницей. В одной половинке моей жизни был вкус твоих вишневых губ и прозрачные озера глаз. Как Байкал. Глубокие. Чистые. Холодные. Твои озера глаз стали холодными, как февральские ночи, как льды Антарктики. Они покрылись коркой льда, когда я стала тебе не нужна.
У пространства две половинки. У моей жизни две половинки. В одной звучал твой задорный смех. И течение времени было сладким, как медово-ореховая пахлава. Слишком сладко. Даже приторно.
Я тонула в безбрежном океане твоей нежности, я не заметила, как все стало катиться к обрыву. И первой ложкой дегтя стал твой отказ оставаться у меня на ночь.
«Нет, я не могу».
«Почему?», - я звучала отчаянно. Отвратительный страх, как оскомина после кислого яблока скрипел в моем голосе.
«Просто я сегодня не могу».
Тогда ты в первый раз ушла. За тобой с привычным скрипом захлопнулась дверь, проезжаясь наждачной бумагой по моим воспаленным нервам.
Сейчас ты ушла навсегда. Ушла, чтобы не вернуться. Оставила меня на съедение внутренним демонам, которые вернуться теперь. Ведь ты была моим экзорцистом.
Тени. Бесшумные полосы на разноцветных стенах. Ты заставила меня покрасить их в радужный цвет. Они спасали меня от глубоких противоречий в моей голове, когда тебя не было рядом.
А теперь тебя никогда не будет рядом. И стены, окрашенные в семь цветов радуги, уже не спасут. Меня от меня. Хотя, наверное, меня стоило спасать от тебя.
Глубоко внутри горит адское пламя, постепенно наполняя вены своим чадом. Оно совсем скоро поглотит меня без остатка. Я достанусь тем глубоким противоречиям в своей голове, а могла быть твоей. Я и была твоей. Недолгих два года…
- Привет, почему ты сидишь здесь одна? – раздался голос над моим ухом. Так близко, что я вздрогнула всем телом.
Я посмотрела на тебя. Ты счастливо улыбалась мне, а я еще больше нахмурилась. Как можно было радоваться, когда вон там, в том темном углу живут сизые тени.
- Почему ты молчишь?
Я немного отсела от тебя, по-прежнему сохраняя священное молчание. Искоса, наблюдая за тобой. Ты была одета в красную майку и джинсы цвета индиго, на ногах были оранжевые кеды. Так ярко, что я жмурюсь. Твоя яркость режет мои усталые глаза. Мои глаза… они всегда воспалены от бессонных ночей. Моя кожа бледная, как у мертвеца от того, что я прячу свое тело от лучей солнца, а мой голос хрипит от невысказанных страхов. Дыхание – яд. Мое дыхание – яд, отравит тебя и всех вокруг моей безысходностью.
- Ты не хочешь со мной разговаривать? – голос звучит встревоженно. Почему ты не уходишь? Уйди, прошу, оставь меня в покое. Я не стану травить тебя своей черной бездной. А у тебя красивые глаза – ясные, голубые, как умытое дождем небо. Золотые волосы, как колосья спелой пшеницы, колыхающиеся на ветру в жаркий день августа. И в голосе все оттенки лета.
- Да, оставь ты ее, эта эмо ни с кем не разговаривает! – крикнул кто-то.
Но, ты не ушла. Лучше бы ты ушла тогда.
- Правда?
Я кивнула, плотнее кутаясь в теплую черную шаль, несмотря на то, что на дворе стоял май.
- Хорошо, тогда напиши, как тебя зовут? – ты протянула мне блокнот, черт подери, такой же цветастый, как и все в тебе – меня зовут Лаура, - представилась ты и снова улыбнулась.
Я взяла у тебя блокнот и ручку. Несмелыми движениями чернила выводили мое проклятое имя. Имя первородного греха. Имя – синоним обману и предательству.
«Ева».
- Какое красивое имя, - восторженно сказала ты, это заставило меня подняться и убежать от тебя прочь.
Нет, нет, нет!!!! Проклятое. Гнилое. Грязное. Мать всегда говорила, что назвала меня так в назидание, дабы я и все, кто меня окружает, помнили о том, что сотворила такая же, как и я.
Она всегда говорила, что липкие руки теней заберут меня за то, что я испортила ей жизнь. Своим появлением. Своим существованием. Своим первым вздохом и криком.
Добегаю до дома. Странно я выглядела, когда бежала по улице, а по пятам за мной следовало отчаяние.
Хлопок двери и я снова в своем мире, где от меня никто не видит из живых, только тени. Затаились по углам. Здесь все в безопасности от меня. От моего безумия.
На следующий день все повторилось. Ты опять подошла ко мне и стала говорить, иногда протягивала мне блокнот, чтобы я отвечала.
Синие чернила писали мои ответы:
«Да».
«Нет».
«Да».
«Нет».
На очередной не многословный ответ Лаура тяжело вздохнула.
- Может, ты хочешь, что-то мне рассказать?
Нет, не хочу. Если я открою рот, то отравлю тебя своей порочностью, а ты, как радуга после дождя. Ты даришь свет и надежду.
- Лаура, пойдем, не возись с ней, она умалишенная, посмотри на нее, - перед нами возник человек. Мерзкий голос его, как дребезжащая древняя шарманка старца на грязных улицах Парижа.
- Ты – идиот, Кайл! – сказала ты, но все-таки пошла за ним.
Верно, так было верно. Оставить меня загнивать от своей беспомощности.
Вечером звонила мать, только с ней я говорила. Она также была отравлена мной. Ведь эта женщина породила меня из своего чрева. Я могу делиться своим ядом с ней.
Она снова упрекала меня в испорченной жизни, кричала, что я причина всех ее бед. Я только тяжело дышала, петля на шее моего сознания затягивалась все туже.
Ночью, когда шелест листвы за окном становился невозможным. Громким. Зловещим. Я же знаю, что в нем закрыты иные тени. Не такие страшные, как в углах моей комнаты, но все же.
И, когда их шепот стал невозможным, я решила немного поделиться своим ядом. Острое блестящее лезвие бритвы и задранный рукав серого свитера. Осторожный порез, наблюдаешь за тем, как зубья реальности разрезают твою испорченную матовую кожу, выпуская немного яда и боли изнутри.
Гнусные капли рубина. Кровь.
Грязная.
Липкая.
Густая.
Освобождение.
Долгожданное.
Выстраданное.
Сердце.
Почти на свободе.
Гулко стучит в груди этот орган, тем самым подгоняя больше капель рубиновой отравы к порезу. На сегодня хватит.
Погружаюсь в сон.
Твое ненавязчивое общение преследовало меня каждый день. Каждый день моего заключения в бренном теле, в тюрьме греха.
Ты не сдавалась. Ты была, как врач в венецианской маске смерти, который не боялся посещать больных чумой. Черной смертью.
А я постепенно перестала бояться заклеймить тебя. Ты – мой голос разума в глубоких противоречиях разума. Ты – теория беззаботной жизни, априори невозможной для меня. Ты – лекарь, врачующий души.
Лаура…
Ты знала все.
Ты познала меня.
Спасла.
Уничтожила.
Воскресила.
Погубила.
Снова ночь. Бесшумные тени наполняют комнату. Они ликуют, что тебя больше нет. Вот они тянут свои уродливые руки ко мне, улыбаются беззубым оскалом, красные глаза злобно горят. В этот раз я сдамся им. Ведь ты ушла. Тебя больше нет, чтобы прогонят их своим теплом и объятиями. Моего персонального экзорциста больше нет со мной. Есть только тени и я. Я сдаюсь, медленно иду ко дну. Мать была права. Я – изгой, в моем имени заключено проклятие моего рода. Первородный грех.
Свет.
Крик.
Вспышка.
Тени злобно шипят, опаленные ярким оранжевым светом абажура, как твои кеды в первый день нашего знакомства.
- Ева???
Снова твои ласковые руки касаются меня, вырывают из ледяной хватки смерти.
- Ева, что ты опять сидишь в темноте? – губы на моей мертвой коже. Прикосновение твоих губ начинают гореть.
- Ева, тебе же нельзя быть в темноте, мы договаривались. Ева. Ева, - журишь меня, как ребенка. Я не верю. Ты же ушла. Я слышала привычный скрип входной двери. Но, ты…здесь. Или это тени обманывают меня?
- Ева, - нежно гладишь меня по моим черным волосам.
- Ты же ушла…,- голос, как порванная струна.
- Ева! Что ты опять себе надумала? Ушла за соком в магазин, - глупая я. Глупая.
- Ты не тень? – мне все еще страшно, что это новый обман, что демоны искушают меня, как Святого Антония в пустыне.
Ты наклоняешься ко мне, трепетно касаешься своими губами к моим. Вкус вишни. Запах лета. Пшеница твоих волос. И все оттенки лета в голосе твоем. Тени не могут быть такими. Они безвкусны и не имеют запаха.
- Ева, глупенькая моя девочка, куда же я от тебя уйду? Я же твой вечный экзорцист.
Рука в руке.
Душа в душу.
Губ мимолетное касание.
И тени больше не придут сегодня, пока она со мной.
Мой персональный экзорцист.