Последний раз я видел своего отца живым, когда мне было всего девять лет, а брату только семь. Мои разговоры с ним были детскими, и восприятие отца так детским и осталось. Все, что я знаю о нем, основывается главным образом на рассказах и воспоминаниях моей мамы, небольшом количестве оставшихся после ареста отца документов и фотографий, его письмах из мест лишения свободы, почерпнуто из следственного дела отца, с которым мне удалось познакомиться в Центральном архиве ФСБ в самом начале 2007 года.
Мой отец, Сидоров Федор Антонович, родился 27 декабря 1901 года в деревне Кокошилово, Архангельской волости Рыбинского уезда Ярославской губернии (по послереволюционному административному делению – деревня Кокошилово Мышкинского района Ярославской области) в небогатой многодетной крестьянской семье.
Моего деда по отцу звали Антон Акимович, а бабушку – Наталья Ивановна. Знаю, что бабушка родилась в 1869 году. Когда родился дед, узнать не удалось, знаю только, что умер он в 1942 году. Оба – и дед, и бабушка были родом из Ярославской губернии, поженились они, по-видимому, довольно поздно.
У отца было два брата и две сестры. Старшего брата звали Алексей Антонович, он родился в 1900 году, когда бабушке шел уже 32 год. Во время Великой Отечественной войны он жил в деревне Шибалово Ярославской области. Еще один брат, Михаил Антонович, родился в 1904 году. В 1944 году он жил в Кокошилове. По каким-то причинам оба брата отца на фронте во время Великой Отечественной войны не были.
Две сестры – Мария Антоновна, 1906 года рождения, которая жила в Кокошилове, и Евдокия Антоновна, 1907 года рождения. Тете Дусе отец еще перед войной помог перебраться в Москву, устроил ее на работу комендантом одного из общежитий Историко-архивного института.
Отец своих родственников не жаловал, правда очень любил свою мать, Наталью Ивановну, и сестру Дусю.
Когда отцу исполнилось 10 лет, родители отправили его на заработки в Петербург, где он работал мальчиком в большом аптекарском магазине. Была в то время такая должность – “мальчик”, которая включала в себя обязанность сбегать куда пошлют, прибрать в магазине, ну и все остальное по мелочи.
Учиться отцу до революции не пришлось – только чуть-чуть выучился читать и писать. Образование получал уже при Советской власти, после окончания Гражданской войны.
Что увело 16-летнего крестьянского паренька в 1917 году сначала в Красную Гвардию, а потом в Красную армию? Видимо - время, бурные события тех лет, а также понимание большой несправедливости окружающей его российской жизни.
По словам моей мамы, отец был активным участником Гражданской войны, воевал сначала рядовым бойцом, а затем командовал эскадроном . По косвенным данным его боевой путь проходил по Приазовью, югу Украины, возможно около Перекопа и Сиваша.
Достоверно мне известно, что с марта 1920 года по сентябрь 1924 года отец служил в 1-м эскадроне 64 кавалерийского полка 32-й кавбригады Одиннадцатой кавалерийской дивизии Первой Конной армии С.М.Буденного, участвовал в наступлении Первой Конной на Львов и в боях на территории Западной Украины.
В ФСБ мне давали координаты архива, где я мог бы попытаться получить какие-то сведения о прохождении отцом военной службы. Я посылал запрос в этот архив, но мне из него ничего не прислали – предложили подъехать к ним и самому порыться в архивных фондах. Архив располагался недалеко от станции метро Войковская, я уже начал болеть и приехать в этот архив так и не смог.
Новый, 1922 год, подразделения Одиннадцатой дивизии встретили на отдыхе и переформировании под Гомелем, а весной этого же года ее перебросили на борьбу с басмачами в Туркестане и Бухарской Народной Советской Республике . Часть полков были направлены туда по железной дороге, а часть – морем из Баку в Красноводск. Не знаю, каким путем ехал в Среднюю Азию мой отец – может и через Баку, город, в который и меня привела судьба через 60 с лишним лет.
В середине 1924 года отец в одном из боев с басмачами получил тяжелейшие ранения – у него были прострелены легкие, выбита пулей челюсть, покалечена нога, он долго лежал в госпиталях, заболел туберкулезом. Но внешне ранения не были особо заметны – не было изуродовано лицо, отец не хромал при ходьбе.
Любимой песней отца была “Каховка”. У нас был патефон, и отец часто заводил пластинку с этой песней. Молча, подперев ладонью подбородок, сидел, курил и слушал. Слова и мотив “Каховки” я помню до сих пор.
Демобилизовавшись из армии и пройдя длительное лечение, отец вернулся в деревню Кокошилово, избирался здесь председателем сельсовета, организовал в своей деревне колхоз. И учился, учился, учился до изнурения. Этот период его жизни похож на жизнь в деревне тех лет моей матушки – проблемы были такими же.
Несколько лет отец работал металлистом на заводе в Ярославле. Был принят кандидатом в члены ВКП(б), а в 1927 году - в члены партии.
В 1930 году отец окончил полный курс Ярославского рабочего факультета (рабфака) по техническому уклону, но поступил не в технический вуз, а в Московский историко-архивный институт, который успешно закончил в 1932 году. По результатам учебы отец был рекомендован для продолжения учебы в аспирантуре этого института.
Видимо, главной причиной того, что комэск Федор Сидоров поступил все-таки не в технический, а в гуманитарно-идеологический вуз было стремление как следует “подковаться” теоретически в вопросах, которые бурно и жестко обсуждались в стране и партии в те годы.
Все время обучения в институте отец активно участвовал в партийной работе, уже учась в аспирантуре, был избран секретарем парторганизации института.
Мама рассказывала, что в середине 30-х годов вставал вопрос о переходе отца на ответственную работу в аппарат Коминтерна, но из этого по каким-то причинам ничего не вышло.
До конца 1938 года отец работал в Главном архивном управлении НКВД (Управлении центрального архива НКВД). Сейчас трудно понять, как это получилось, что отец не пошел по научной стезе, но с января 1939 года он уже трудился в Московском городском Совете добровольного спортивного общества “Спартак”.
По словам мамы и по отзывам тех, кто знал отца, он был очень честным и порядочным человеком, умел дружить и держать данное слово, был всей душой предан партии и Советскому государству, всегда много и добросовестно работал. Наверное, именно эти качества помогли ему в очень короткий срок завоевать уважение и доверие в новом коллективе. Его выдвинули на должность заместителя председателя общества. Много лет он избирался секретарем парторганизации этого учреждения.
В 1939 году футболисты-спартаковцы подарили отцу групповую фотографию команды с надписью: “Товарищу Сидорову Федору Антоновичу с благодарностью за помощь и внимание от футбольной команды Московского Совета Физкультурного Ордена Ленина Общества СПАРТАК, победительницы Кубков СССР и Первенств СССР по футболу в 1938 и 1939 гг.”. На фотографии расписались легендарные и в то время, и в последующие годы футболисты.
Когда в 1941 году началась война, отец многократно обращался в военкомат и горком партии с просьбой об отправке его на фронт, но, в связи с тем, что он болел хронической активной формой туберкулеза легких, его не призывали. Отец в 1941 году имел боевое личное оружие, а в 1944 году был награжден медалью “За оборону Москвы” (медаль была учреждена в мае 1944 года).
10 ноября 1944 года около 12 часов ночи за отцом пришли сотрудники НКВД. Сохранилась выданная матери заполненная карандашом копия протокола обыска и ареста отца.
После ареста отца увезли во внутреннюю тюрьму здания НКВД на Лубянке, а затем перевели в Бутырскую тюрьму НКВД, где он и содержался все время, пока шло следствие.
В апреле 1945 года постановлением Особого Совещания при НКВД СССР отец был приговорен к пяти годам лишения свободы и отправлен для отбывания наказания в исправительно-трудовой лагерь в Мордовской АССР, станция Потьма, поселок Явас (знаменитый ныне Дубравлаг).
Для нас, детей, новый адрес нашего отца был просто кошмаром: Мордовская АССР ассоциировалась с какой-то страшной оскаленной мордой, перед которой оказался наш отец, станция Потьма - что-то темное, дремучее и холодное, очень жуткое, все заваленное мокрым снегом, а название поселка “Явас” звучало как неотвратимая безжалостная угроза: “ Я вас!”. Это надо же - одновременная концентрация таких названий на одном конверте, который мать в разрешенные для переписки сроки посылала отцу, а мы подолгу рассматривали, прежде чем конверт отправлялся в почтовый ящик.
Даже сегодня, когда мой возраст перевалил за 70 лет, я ощущаю что-то мистическое, очень неприятное и жуткое в этих трех названиях, расположенных рядом.
В ноябре 2006 года я обратился к прокурору города Москвы с просьбой помочь мне ознакомиться со следственным делом отца. Мою просьбу переслали в Федеральную службу безопасности и, в середине января 2007 года, я получил приглашение придти в читальный зал Центрального архива ФСБ на Кузнецком мосту. Работник архива принес мне толстую папку и оставил меня с ней наедине.
Было такое ощущение, что я пришел поговорить с отцом, пообщаться с ним через 60 с лишним лет после событий, о которых рассказывается в лежащей передо мной казенной папке, заполненной плотно исписанными листами довольно скверной бумаги.
Вот суть того, что я прочитал.
В 1940 году Председателем Московского городского совета ДСО “Спартак” был назначен заслуженный мастер спорта, многократный чемпион СССР известнейший футболист-спартаковец Николай Петрович Старостин. Отец стал замом Старостина по оргмассовой работе. Еще одним замом Старостина, по финансовым вопросам, являлся А.Н.Денисов. В круг их постоянного общения входили также капитан футбольной команды “Спартак” В.И.Соколов, директор магазина “Спартак” Кожин, заведующий отделом снабжения И.М.Ратнер, некий Леонтьев и еще несколько человек.
Когда в 1941 году началась война и немцы подошли вплотную к Москве, многие разговоры руководителей “Спартака” крутились вокруг этой темы. Каждый, как это водится, высказывал свои соображения, делал прогнозы, говорил, почему такое стало возможно. Это не было агитацией друг друга и, тем более, не было антисоветской пропагандой. Не отражали эти высказывания и позиций беседовавших – это были мнения по сиюминутной ситуации.
Весной 1942 года Н.П.Старостина арестовали за расхищение в крупных размерах государственной собственности. Вместе с Николаем Старостиным были арестованы его братья Старостин Александр (председатель промартели), Старостин Андрей (председатель артели “Спорт-Туризм”), Старостин Петр (управляющий промкомбинатом). Кроме того, арестовали директора магазина “Спартак” Кожина и его заместителя по магазину Смирнова, заведующего складом спортинвентаря Чикина, заместителя председателя совета по хозяйственным и финансовым делам А.Н.Денисова, заведующего отделом снабжения совета “Спартак” И.М.Ратнера и военного комиссара Бауманского района города Москвы полковника Куторжевского. Как было принято в те времена, чтобы надежно посадить расхитителей, им помимо хозяйственных преступлений инкриминировали еще и политические, причем обвинение по политической статье, как правило, шло главным, основным.
Под руководством Николая Старостина через магазин продавались левые товары и спортинвентарь, поступавшие с предприятий, которыми руководили его братья Петр, Андрей и Александр. Выручку от продаж, составлявшую до 60 тысяч рублей в день (по тем временам это были немыслимо большие деньги), Николай Старостин делил между близкими к нему людьми, причастными к проведению этих операций.
Весной 1942 года через магазин “Спартак” было продано большое количество военного обмундирования, полученного бесплатно от Бауманского РК ВКП(б). Деньги Н.Старостин забрал себе.
В 1941-42 году Н.Старостин вместе со своими приятелями и родственниками разбазарил переданное ему в управление имущество ликвидированных домов отдыха Всекопромсовета (мебель, ковры, сервизы и другие предметы на сотни тысяч рублей).
Зимой 1942 года по поручению Н.Старостина как бы для питания спортсменов по низким ценам было приобретено 40 голов эвакуированного в Подмосковье с оккупированных территорий крупного рогатого скота. Однако спортсменам ни одного килограмма мяса не досталось, все было распродано по рыночным ценам и вырученные деньги присвоены Н.Старостиным.
После ареста Н.П.Старостина и вплоть до апреля 1943 года отец исполнял обязанности Председателя совета МГС ДСО “Спартак”. Он не хотел использовать в своей работе методы, применявшиеся Н.П.Старостиным, поэтому к нему довольно скоро появились претензии по поводу недостаточной материальной поддержки ведущих спортсменов “Спартака”, его даже вызывали на беседы к секретарю МК ВКП(б) Сазонову, курирующему вопросы местной промышленности и к уполномоченному по промкооперации при Совнаркоме РСФСР Кравчуку.
В апреле 1943 года отец был отстранен от исполнения обязанностей председателя МГС ДСО “Спартака”. В вину ему было поставлено, что он не смог обеспечить условия для тренировок мастеров спорта в части питания, предоставления ведущим спортсменам соответствующего спортивного обмундирования и спортинвентаря.
Председателем МГС ДСО “Спартак” назначили Ивана Епифановича Павлова, довольно серьезного хозяйственного работника, ранее занимавшего руководящие должности в системе промкооперации Москвы. Павлов в хозяйственных делах чувствовал себя уверенно и материальная поддержка спортсменов “Спартака” сразу значительно улучшилась. К сожалению, снова на криминальной основе. В чем же выражалась эта поддержка?
В начале 1944 года на станции Сходня прошел сбор лыжников, на котором присутствовало 20 человек, а на их питание было незаконно израсходовано 50000 рублей.
Летом 1944 года на стадионе “Спартак” в Тарасовке проводился сбор футбольной команды, на питание и гостиницы для которых было израсходовано 200000 рублей и опять таки незаконно.
Чтобы материально заинтересовать спортсменов уровня чемпионов СССР, рекордсменов Союза и закрепить в “Спартаке”, их фиктивно оформили на работу в качестве тренеров. Само собой, деньги они получали, но никакой тренерской работы в коллективах физкультуры не вели.
В целях материальной поддержки ведущих спортсменов было введено в практику так называемое “единовременное пособие промтоварами для отъезжающих в командировки”. При выезде спортсменов на соревнования в другие города им в большом количестве выдавалось спортобмундирование (так тогда называлась спортивная форма) для последующей продажи ее на рынках. Например, при выезде в апреле 1944 года футболистов в один из городов Северного Кавказа, каждый из них получил для продажи из магазина “Спартак” от 10 до 15 комплектов спортобмундирования: футболки, дамское трико, свитера, тапки и другое.
При поездке в Свердловск игроки футбольной команды с разрешения Павлова получили по 15 комплектов, в каждый из которых входили одеяла, свитеры, джемперы, майки и др. Полученные вещи были распроданы по рыночным ценам.
Кроме того, отъезжающие в командировки брали с собой для продажи водку, папиросы, носильные вещи и др.
Подобная практика закончилась тем, что в ноябре 1944 года снова прошли аресты теперь уже новых руководителей “Спартака”.
Когда арестовали отца, то ему тоже предъявили обвинения в соучастии в расхищении имущества общества “Спартак”.
То, что отец чужого не брал, подтверждают два имеющихся в его следственном деле рапорта, написанных на имя полковника Щепилова производившими арест отца и обыск в его квартире капитанами госбезопасности Козловым и Копцевым. Капитан Козлов докладывал своему начальнику о том, что “арест на имущество арестованного… СИДОРОВА Федора Антоновича… не наложен, ввиду того, что ценных вещей нет”. Капитан Копцев Н.Ф. также доложил, что “при производстве обыска… у арестованного СИДОРОВА Федора Антоновича… никакого спортивного инвентаря не оказалось”.
Тем не менее, отца все-таки обвинили в том, что, будучи на руководящей работе в МГС ДСО “Спартак”, он не принял мер к пресечению преступной практики разбазаривания государственных средств и спортинвентаря, проводившейся руководством МГС “Спартак”. Однако главным пунктом обвинений, предъявленных отцу, было проведение им антисоветской пропаганды среди руководства “Спартака”, о чем заявил на допросе еще в 1942 году и передопросе 4 ноября 1944 года (за семь дней до ареста отца!) его товарищ и ближайший коллега, тоже заместитель председателя МГС, А.Н.Денисов.
“СИДОРОВ мне известен, как антисоветски настроенный человек. Он неоднократно в моем присутствии высказывал свои клеветнические взгляды по ряду вопросов политики ВКП(б) и советского правительства. С начала военных действий СИДОРОВ, как и я занял пораженческую позицию и участвуя на наших антисоветских сборищах, утверждал о неминуемом поражении Красной Армии в войне против фашистской Германии”.
И далее: “…на официальных собраниях и заседаниях СИДОРОВ выступал всегда политически правильно, проводил линию партии, как и подобает члену ВКП(б). Однако, наряду с этим СИДОРОВ в беседах с глазу на глаз в кругу людей, которым он доверял, нередко высказывал противоположные мнения своим официальным выступлениям. Выступления СИДОРОВА в кругу лиц, которым он доверял, носили мрачный, а зачастую антисоветский характер, это относится к оценке внутреннего положения страны, ведения войны и отдельных мероприятий партии и правительства”.
На допросах отец признал, что в октябре 1941 года и только в узком кругу своих сослуживцев, руководителей МГС “Спартак” он высказывал сомнения в правильности оборонной и военной политики правительства. В то же время, из показаний его сослуживцев следовало, что отец не раз в резкой форме одергивал тех, кто в таких оценках заходил слишком далеко и предлагал во имя спасения собственной шкуры чуть ли не с хлебом-солью встречать немцев, когда они войдут в Москву.
Отец на всех допросах категорически отрицал свое соучастие в махинациях с материальными ценностями, так как никогда не являлся распорядителем кредитов, не имел права подписи финансовых документов, не распоряжался никакими материальными ценностями.
Моя матушка никогда, даже после смерти отца, не оставляла попыток добиться его реабилитации. Последнее ее обращение было датировано 20 ноября 1953 года и адресовалось Министру Внутренних дел СССР С.Н.Круглову.
В обращении очень подробно описывается жизнь отца, подчеркивается, что он ни в чем не был виновен. Мать просила реабилитировать отца, еще и потому, что у него остались два сына, которые заканчивают учебу и вступают в самостоятельную жизнь с пятном детей врага народа.
С этого обращения матушки и начался процесс реабилитации отца, который растянулся почти на два года.
Военная коллегия Верховного Суда СССР на своем заседании 12 ноября 1955 года приняла определение, которым отменила Постановление Особого совещания при НКВД СССР от 7 апреля 1945 года в отношении СИДОРОВА Федора Антоновича за отсутствием в его действиях состава преступления.
Вот так закончилась история с осуждением и реабилитацией отца. Радует то, что отец на допросах не уличал никого в антисоветской пропаганде и агитации, враждебных настроениях против партии и правительства. По показаниям отца никого не арестовали, по его вине никому из ранее осужденных не добавили срок заключения.
Через некоторое время после смерти Сталина бывшие коллеги отца обратились в прокуратуры, отказались от своих показаний 1942 и 1944 годов. В связи с этим они были реабилитированы. Все, кроме отца, остались живы.
Больше того, после XX съезда у многих из них, и в первую очередь у братьев Старостиных, началась совсем иная жизнь – жизнь людей, безвинно пострадавших от сталинских репрессий (о хищениях ими государственной собственности в особо крупных размерах как-то забылось). И чем ближе страна придвигалась к 1991 году, тем больше дивидендов приносили им события 40-х годов .
Отношение к нам ни во дворе нашего дома, ни в школе, где мы с братом учились, после ареста отца не изменилось, никаких притеснений мы не ощущали, наоборот - нам сочувствовали, жалели, чем могли, помогали.