***

Оксана Погодина 2
Сгущающиеся сумерки обволакивали звуки чавканья, хруст костей, бульканье крови и довольное рычание вперемешку с хрипами. Огни погасли, город освещала слабая луна, которая нехотя спускала свои лучи и отворачивалась, не желая видеть того, что творилось на земле. Ветер разносил по улицам запах гнили и прелой ткани. Светились во мраке неживые глаза. Это были зомби.
Часами двумя ранее они вошли в город, одним своим видом обращая в бегство бедных людей, которые наивно полагали, что можно отбиться кухонными ножами, топорами, табуретками или, совсем смешно, палками. Но страх делал свое дело, расширенными от ужаса зрачками люди смотрели на пришельцев, хватали самые ценные вещи и бежали во мрак, так сделал и он, надеялись спрятаться в темноте, не полагая, что мертвецы не видят их, но чувствуют запах. О, этот запах. Чуть пресный, густой. У кого-то кровь пахла почти как вода, таких даже не смаковали, что ж, они мучались меньше «вкусных» собратьев.  Час спустя весь город был наполнен незваными гостями, жители все еще пытались спастись, нашлись даже смельчаки, которые бросались на зомби с факелами, и, надо сказать, это помогло сбежать примерно десятерым. Но вскоре и борцов убили.
Через полтора часа люди уже не убегали, они поняли, что спасения нет, поэтому кто-то добровольно простреливал себе голову или перерезал горло. Он был в кучке пятерых. Они были одними из последних, кто выжил, кто пока мог бежать. Подгоняемые хрипами и рычанием они забежали в переулок, в конце которого еще горел одинокий фонарь. Особенно противно воняющий зомби схватил за горло паренька лет 20, предсмертный вопль был ужасен, голос перекрывали звуки выливающейся крови. Их осталось четверо. Другой юноша, как же глупо, во мраке споткнулся о ящик и совершенно неудачно упал, свернул себе шею. Их осталось трое. Девушка развернулась и попыталась проткнуть голову зомби обломком трубы. Попытка не удалась, ее саму проткнули тем же самым обломком. Их осталось двое. До фонаря оставалось совсем немного, пара метров, стена была не так высока, перелезть через нее, а дальше бежать по крышам. Мужчина в уже порванном костюме вошел в свет фонаря, с криком: «Да чтоб вы сдохли, твари!» он достал пистолет из кармана брюк, вставил дуло в рот и нажал на курок. Не выдержал всего, что видел.  Здесь стоит сказать, какие вещи брали с собой все люди: телефоны, ключи (Неужели они еще надеялись вернуться домой?), документы, кто-то взял банку тушенки, кажется, она вывалилась из кармана того неуклюжего бедняги. Из всех остался один. Мужчина примерно сорока пяти – пятидесяти лет в черном кожаном плаще с седыми волосами по плечи. Единственной его ценностью была – гитара. Фонарь освещал потускневшие и вспыхнувшие глаза, все крики затихли, бежать больше было некуда, да и смысла не было. Он прижался спиной к стене и как-то странно заулыбался. Зомби приближались. Вдруг мужчина расчехлил инструмент и пристроил к себе на колени, провел пальцами по струнам и начал играть. Мелодия рождалась в ту самую секунду, чтобы больше никогда не быть сыгранной. Самая последняя и самая красивая музыка, которая говорила обо всех его радостях и страданиях. Как это обычно, наверное, бывает, он вновь проживал свою жизнь, прощался с этим миром, но, что удивительно, не было тоски в беге его пальцев. Зомби вошли в поле света фонаря, протягивали свои разлагающиеся руки с когтистыми пальцами к музыканту, который словно не замечал их, опустив голову и закрыв глаза. Он всегда жил музыкой, умирал тоже с ней. Но, к сожалению, зомби не были меломанами, и в следующую секунду недоигранная мелодия повисла в воздухе, оборвавшись глухим звуком порванной струны.
Грязно-желтое солнце освещало грязные улицы погибшего города, тела или то, что от них осталось. Лучи фонаря нельзя было отличить от лучей брезгливого солнца. Седые волосы закрывали лицо, побелевшие пальцы мертвой хваткой сжимали гриф поблескивающей гитары.