2.
В комнате сидел монах. Конрой, завалившийся с криком: «В этом доме есть чего-нибудь пожрать?..», застыл на пороге, как громом поражённый. По спине побежали мурашки. Следовало признать, он испугался – ничего подобного в привычно спокойной квартире он увидеть никак не ожидал. Сглотнув всухую, он сел, не глядя, на первый попавшийся стул. Монах, сидящий в кресле в погружённой в сумерки комнате, молчал и не шевелился. Его грудь мерно вздымалась и опускалась; низко опущенный капюшон бросал на лицо густую тень. Похоже, монах спал. И всё равно Конрой боялся пошевелиться. Так они и сидели – Конрой в напряжённой до судорог позе, а монах – свободно развалившись в кресле.
В комнату ворвался Лажа, готовящийся что-то заорать, но был остановлен предупреждающим жестом Конроя. Конрой сказал одними губами, что тут творится что-то не то. Испугался и Лажа, спросив громким шёпотом, что именно. Конрой указал на монаха. И тут Лажа поверг его в ужас отчаянным воплем:
- Так вот в чём дело!
Монах дёрнулся в кресле, просыпаясь, и тут же Лажа включил свет. В кресле, растерянно жмурясь, сидел Майр.
- Ты хоть бы предупреждал, когда берёшь мой купальный халат! - начал возмущаться Лажа.
Оказалось, купальный халат в потёмках так легко принять за монашеское одеяние! Конрой облегчённо рассмеялся над самим собой. Вот глупо было бы просидеть у двери всю ночь, тревожно прислушиваясь, и лишь на рассвете увидеть, что внушающий кошмарные образы грозный монах является всего-навсего заснувшим после душа безобидным Майром!
Конрой не смог определить, чего ему больше хочется: задушить Майра или расцеловать, а потому отправился на кухню искать что-нибудь съедобное. Туда же вскоре вышла сонная Маки, которую разбудил громкий разговор.
- Я хочу есть, - уведомил её Конрой.
- Найди что-то сам. Супчик разогрей.
- Не выношу суп! У тебя нет чего-то вроде ветчины?
- Нет. Ты везде лазишь – взял бы и принёс, - Маки открыла холодильник, достала банку сока, постояла с сомневающимся видом, поставила банку обратно и пошла досыпать.
Конрой недружелюбно проводил её взглядом и мстительно сделал себе простой бутерброд с маслом. Он жевал и размышлял с кривой улыбкой над жизнью. Ему было смешно, поскольку люди, которые должны были бы его ненавидеть, приняли его в свою компанию на равных, и он даже жил с ними под одной крышей. Интересно, как на это будет реагировать Ромес, злейший враг. Особенно после того, как всё узнает. План был отличный, но после исполнения задуманного оказался по большей части непредвиденным. Конрой улыбнулся последствиям. Конечно, если бы они были предвиденными… Ну ладно, и так хорошо. Странно думать, но он даже как-то привязался к тому, кто принадлежал к лагерю врагов. Это Конрой придумал, чтобы все были врагами, но только так можно почувствовать наслаждение от собственной силы. Ему определённо нравилось быть одним против всех. Но, похоже, у него начал образовываться свой собственный лагерь, хотя до верных союзников этим троим пока далеко.
Непонятно устроены человеческие существа. Им дано чёткое осознание самих себя как отдельных личностей, которые вполне автономно могут существовать, не пересекаясь с другими такими же личностями. Но проблемка в том, что без других людей отдельно взятая человеческая единица почему-то перестаёт быть человеческой. Она становится чем-то иным. И потому, наверно, в людей встроена привязка к другим. И неважно, на чём основаны отношения с этими другими – на дружбе или на вражде, на любви или на ненависти, на мире или на войне, – важен сам факт наличия отношений. Чтоб оставаться человеком, надо испытывать человеческие эмоции. Хоть какие-нибудь. Любовь к людям в чистом виде – за то, что они люди, и всё.
Конрой избрал противостояние и вражду. Что ж, как вариант, неплохо. Но, пожалуй, пришёл момент, когда наступил какой-то новый этап становления личности. Вражда и ненависть в чистом виде наскучили и приелись. Настало время любить врагов – за то, что они вообще есть и за то, что они с достоинством приняли сложившуюся ситуацию и стабильно остаются верными врагами. Единственная удачная попытка. Остальные не приняли правила игры и растворились в незапомнившихся мирах и реальностях.
А вот Ромес и его окружение – это же просто находка! Они до такой степени подхватили игру, что начали ею жить. И Конрой чувствовал себя несколько обязанным и даже где-то благодарным им за то, что они позволили ему быть человеческим существом, дали ему эту самую привязку, что бы там они ни думали о себе. Неважно, кто, как и в результате чего появился на свет. Важно было то, кем они стали и кем остались. Хотя они сами, конечно, над этим не задумывались.
Как такое вот «человеческое существо с привязкой», Конрой любил Майра по-братски, как мог бы любить Старлайта, но для этого слишком хорошо узнал его. А Майра он практически не знал, понимая лишь частично. Поведение Майра можно было объяснить тем, что он, начиная с нуля, впитывал в себя сначала добро, а очередь зла ещё не настала, и может быть, это было даже его личным качеством, которое почему-то очень нравилось Конрою. Хотя бы потому, что сам он такого качества был лишён в корне. Но если до Майра доберётся Ромес, то Майр вернётся к своему первобытному состоянию Эрика. А этого нельзя допустить из личных симпатий и акта возмездия за сам факт существования Ромеса. Вот и придётся скрываться с Майром, а заодно и с добровольной армией поддержки в лице Лажи и Маки. И хорошо ещё, что Лажа после непродолжительного помешательства вспомнил, что он никакой не Грядущий, а просто Лажа. Грядущий по сравнению с Лажей – мрачное чудовище, хотя и Лажа, конечно, не сахар. Лажа довольно своеобразно относился к Конрою, хотя явно ничего против не имел, а смотрел так, как раньше Грядущий - на Майра, и не воспринимал всерьёз.
Эта встряска с концом света (вторым в жизни Лажи) помогла ему вспомнить о себе всё, что случилось до первого конца света, однако то, что произошло после него, Лаже не позволял забыть хищный Мурзик, дремлющий на его правом плече. Если бы Лажа знал, что причина всех его злоключений – именно Конрой, он бы до смерти искусал Роя своим Мурзиком. Но хвала злым демонам, хранящим Конроя – Лажа ничего не узнал.
По-человечески поспать Маки не дали. Только она задремала, как припёрся полураздетый Майр, предварительно постучавшись.
- Чего ещё? – злобно поинтересовалась Маки, садясь в постели и натягивая одеяло до подбородка.
- Ничего, - несчастным голосом ответил Майр, присаживаясь на краешек кровати. – Раздел меня твой кузен. Халатик забрал.
- И ты обиделся? – скорее утвердительно, нежели вопросительно отреагировала Маки.
- Почти, - вздохнул Майр.
- Но не из-за этого же тебя сюда принесло?
- Нет. Грядут великие перемены, я это чувствую.
- Нет, третий конец света мне не выдержать.
- Не конец света, а кое-что поинтереснее!
- Даже не догадываюсь, что бы в твоём понимании оказалось поинтереснее.
- Ты мне поверь. Придёт время – сама увидишь.
- Лучше бы оно не приходило. Из-за этого ты явился нарушать мой режим?
- Разве этого мало?
- Убирайся! И если в течение ближайших восьми часов я услышу хоть один изданный тобой звук – берегись! – Маки бухнулась обратно на подушку.
Майр, сделав страшные глаза, на цыпочках выбрался из её комнаты и так же на цыпочках прошествовал к своей. Из кухни выглянул Конрой с недоеденным бутербродом и громко сказал:
- Майр, у меня есть идея…
- Какая? – шёпотом спросил Майр.
- У тебя горло болит? Нет? Вот и хорошо. Так, значит, насчёт идеи. Я тут нашёл неподалёку одно достаточно интересное место, которое тебе должно понравиться. Пойдёшь со мной?
- Пойду, - всё так же шёпотом ответил Майр и вдруг улыбнулся: - Кто пойдёт со мной, проклят будет…
- Тебя это не касается. Можешь не переживать.
- Ура!
- Майр!.. – угрожающе донеслось из комнаты Маки, как из загробного мира.
Майр втянул голову в плечи и маленькими шажками, приложив палец к губам, побежал дальше. В это время из ванной вышел сырой Лажа, рассеянно втирающий полотенце в голову (именно втирающий!). Мурзик, приоткрыв зубастую пасть, мокрый и кажущийся облезлым, шипел на него. Как и все уважающие себя Мурзики, мыться он не любил. Как всякое порядочное растение, он любил, когда его поливают, но только лимонадом. Но никак не из душа!
- А, Майр… - проговорил Лажа, думая о чём-то своём. – Ты ведь у нас любитель-жеватель?..
Майр решил не протестовать против такого восприятия своей особы.
- Да, - скромно сказал он.
- Я тут случайно батончик шоколадный купил, вот сейчас в кармане обнаружил… Бери его себе, потому что я из возраста обожания шоколада уже вышел, а до впадения в него мне ещё далеко. Маки такие не любит. Вот, держи… - Лажа взял с тумбочки, стоящей возле ванной, батончик в красивой блестящей обёртке, сунул в руку Майру и пошёл укладываться спать. А Майр ещё минуту стоял, глядя на шоколад в своей ладони и пытаясь поймать смутное воспоминание, промелькнувшее на миг и безвозвратно исчезнувшее. Так ничего и не добившись, Майр горестно вздохнул и побрёл за Лажей, и шоколада ему почему-то совсем не хотелось. Он спрятал батончик в карман своей повседневной одежды и завалился на привычную раскладушку.
…Утром Маки проснулась в угнетённом состоянии. Дома никого не было, и это обстоятельство ещё больше испортило настроение. Цветы оказались неполитыми, а значит, Майр, обожающий заниматься подобными мелочами, вскочив ни свет ни заря, в страшной спешке спозаранку куда-то ускакал. А на него это было не похоже, потому что обычно он никуда не спешил.
Вскоре выяснилось, что Маки не одинока – из своих апартаментов выполз сонный взъерошенный Лажа, которого Маки при обходе квартиры не заметила под одеялом. Один глаз у Лажи всё ещё спал, а второй Лажа как-то ухитрялся держать открытым.
- Где все остальные? – почти членораздельно спросил он.
- Не знаю. Сама только что встала, - хотя это произошло и не только что, но относительно Вечности, понятно…
Лажа поднатужился и взглянул на мир двумя глазами. Дабы продлить действие своих непостижимых усилий, он решил умыться и поплёлся в ванную, на ходу засыпая и входя туда в блаженном дремотном состоянии. Холодная водичка заметно его взбодрила. А тут как раз заявился без вести пропавший Конрой в своём привлекающем снисходительное внимание цилиндре, на который Лажа вообще-то смотрел слегка неодобрительно и недоверчиво.
- А где Майр? – без всякого «доброго утра» спросила Маки. – Я думала, вы пошли вместе. Разве нет?
- Мы действительно ушли вместе.
- Так где ты его забыл?
- Я не забыл, а оставил.
- С ним хоть ничего не случилось?
- Когда я рядом, с ним ничего не случится. Но он хотел, чтобы вы вдвоём пришли к нему.
- Что с ним, ты можешь сказать?
- Нет.
- Лажа, собирайся!
- Что? – Лажа, слегка пошатываясь, направлялся на кухню. – Майр может и подождать, а вот завтрак – нет.
- Лажа, завтрак – не волк, в лес не убежит. Собирайся немедленно!
- Завтрак – не волк, поэтому его обязательно кто-то сожрёт… Ладно, ладно. Уже собираюсь… Только скажи мне, Маки…
- Что?
- Ты случайно не того… Не влюбилась в Майра?
Конрой захихикал – ему на самом деле было смешно от такого абсурдного предположения.
- Лажа, не бредь! – возмутилась Маки. – Как можно!.. Хотя… - она задумалась, - всё не исключено.
- Ну вот, так бы сразу, - Лажа вздохнул, покорившись судьбе, и пошёл собираться. Конрой перестал посмеиваться.