Люба Рубик
Основано на реальных событиях
Дорогой сестре Галай Раисе Петровне посвящаю (фото 2010г)
- Иванивна! Збирайся швыдче*! Не тримай* машину! Нимци вот-вот зайдуть! Хвылыну* даю, нэ бильше! (Быстрее собирайся, не задерживай машину! Немцы вот-вот войдут! Даю не больше минуты).
Лицо пред. колхоза было красным, лоснилось от пота, а вид испуганный, задёрганный. Он битых два часа орал, собирая женщин:
- Тикать вид смерти трэба, а вы, бачь, оклунки спасаетэ…
На его плечах лежала ответственность за жизнь своих колхозников, на которых держалось снабжение фронта продуктами.
А фронт подходил всё ближе, снаряды уже рвались у самого села. Канонада орудий приближалась с каждым часом. От стрельбы дребезжали стёкла в хатах. Тишина недавно тихого села разрывалась на осколки взрывов. Только что отбомбилась стая «Мессеров», разворошив дома, пекарню и школу. Бомба попала и в конюшню, враз порешила почти всех лошадей, к-рые были непригодны фронту…
- Да я щас, Федулыч, тильки оклунки покидаю в кузов и поихалы.
Оклунков, корзин, мешков и узлов высилась приличная гора.
- Ты шо, Иванивна, нэначе всю хату збираисся с собою браты, га? Бери само необхиднэ да дитей, Чикать* не стану! (Бери самое необходимое, ждать не стану)
С этими словами хромой Федулыч трясущимися руками торопливо подхватил пару оклунков, лоскутной конвертик и бегом отнес в дом. Открыв ляду подпола, покидал их туда. Позвал на помощь. Прибежали несколько подростков и шустрый дедок, - мигом управились.
- Гриша, ты тута? – окликнула мать сына.
- Тут, мамо, тут! Сидайте!* - Сын из полуторки подал руку матери.
Но куда там садиться, если яблоку было негде упасть! Женщины, дети, старики, подростки сидели друг на друге, а только что запрыгнувшие мальчишки животами улеглись на деревянной кабинке.
Иванивна еще не успела занести за борт вторую ногу, как машина резко рванула с места и понеслась полем, в объезд тракта, чтобы по дороге не встретиться с фашистами.
Иванивна была спокойна: если Гриша тут, то и дочки с ним. Парень у неё растёт надёжный, ответственный помощник во всём! Потому, не спеша разговаривая с обеспокоенными соседками, искала место своему скарбу, но так и не нашла. Сидела на чемодане и мешке, корзину с провиантом держала на коленях. Заправила под платок выбившуюся красивую косу - предмет гордости воевавшего на фронте мужа.
А коса у неё была шикарная, тёмно-русая, толщиной с руку. Бывало, уложит её вокруг головы корзиночкой и ходит королевой. Сама она хоть и не из красавиц, и росточку метра с полтора, но пышногрудая и не худышка; нос курнос; лоб малюсенький; губы полные, рот широкий, а ушки такие аккуратненькие, как у младенца. Выцветшие брови полудугою обрамляют светлые, добрые глаза. В молодости у неё на щеках были симпатичные ямочки, а сейчас они превратились в горестные морщины. Зато её тело было удивительно мягким, нежным, всегда тёплым. Маленькие руки с какими-то детскими пальчиками были сильными и умелыми. Петруша любил её до самозабвения.
Где-то теперь он, муж её любимый, разъединственный? Наверное, тоже в аду обстрелов и в смертельной опасности. Семью свою в боях защищает… Знал бы он, каково им тут
приходится… Что-то уже давненько вестей не шлёт. Ранен ли, здоров ли? И вообще, жив ли?..
На борозде колхозного поля грузовик так тряхнуло, что люди чуть не вывалились из кузова. Заплакал грудной ребёнок.
- Ох и бо! Це, мабуть, моя доня, - очнувшись от тревожных дум, всполошилась Иванивна. – Гриша, передай мини Любочку! Я ей груди дам.
- А де вона?..
- А ты чи не взяв ии, чи шо?- побелела мать.
- Я думав, шо вы... чи Рая...
- Так и Раи нема?- отчаянно закричала она, перекрывая завывания мотора. – Ох, боже ж мий, Боже! Люды добри, дэ ж мои диты?
И без того перепуганные пассажиры полуторки в растерянности оглядывались, ища глазами пропавших детей Иванивны. Но в кузове их не было...
– Ой, караул! Дитэй посияла!- отчаянно заголосила женщина. - Остановить, машину! Остановить щас же! - Женщина заметалась в крике: - Хлопчики, стучить шофёру, хай видстановыться! - И ещё громче закричала: – Сто-о-ой!
Но в таком рёве мотора, при такой скорости шофёру никаких криков не слышно. Мальчишки затарабанили в крышу кабины кулаками и пятками, но недовольный Федулыч показал им в окно огромный кулак, а шофёру приказал жать на все газы. Гул недалёкого боя вынуждал торопиться...
Иванивна по ногам, по чьим-то рукам и вещам пробралась к борту, мигом перемахнула его и свалилась в колючее, спелое жито, успев лишь крикнуть сыну:
- Йидь, Гриша, може хочь ты выживешь.
И уже вслед убегавшей вдаль полуторке, на лету в жнивьё:
- Я до ха-а-ты-ы!
(В этот момент Иванивна не могла знать, что отсутствие в машине дочек станет спасением всей их семьи. Откуда ей было знать, что бешено мчащуюся полуторку при бомбёжке вскоре разнесёт в пух и прах тяжёлая авиационная бомба?.. Прямое попадание не оставит шансов ни одному из пассажиров остаться в живых...
Об этой трагедии ей потом расскажут свидетели того горького события - односельчане, пешие беженцы войны...
И тогда, и много позже, и всю оставшуюся жизнь Иванивна не раз будет благодарить Господа Бога и всех святых за то, что так распорядилась судьба оставить их жить благодаря тогдашнему неизбывному горю матери. До конца своих дней она будет смотреть на свою младшенькую, как на спасительницу, и любить её, и жалеть настолько, насколько позволят обстоятельства всех непростых послевоенных лет...)
12-летний мальчишка увидел, как мать на ходу машины упала, несколько раз кувыркнулась и пыталась подняться.
- Ма-а-мо-о!- закричал он и стал пробираться к заднему борту, чтобы выпрыгнуть следом за матерью. Шустрый дедок его попридержал за ногу, уговаривая не рисковать. Но Гриша другою ногою двинув деда в рыжую бороду, вырвался из костлявых рук, и перемахнул через низкий борт. Вслед ему полетели чемодан, мешок с вещами и корзина с едою, да матюки деда...
Мальчишка не совсем удачно приземлился - хромал. Так, шкандыбая, он собрал с поля вещи, застегнул чемодан. Подобрал и разбросанные холщовые мешочки и узелки с едою, уложил их в корзину и поплёлся к матери, сидевшей вдали.
Стояло июльское пекло. Разъярённое солнце готово было, казалось, расплавить все живое и мёртвое. Пыль и гарь близкой передовой забивали горло, дышать было нечем. Он задыхался ещё и от жажды да груза, но упорно тащился вперёд. Потом бросил вещи и бегом побежал к матери, думая, что она разбилась и не может встать. Но она с трудом встала и замахала сыну - мол, не бросай скарб. Он понял и вернулся.
Разбитые коленки и локти так саднили, так пекли болью, что впору закричать. Но хлопчик снова и снова брал чемодан, тащил его вперёд метров на 30, возвращался, взваливал мешок на горб, брал в руки корзину и тащил вперёд метров на 50-60. Затем снова возвращался за чемоданом и... Так добрался до мамки.
У неё было в кровь исцарапано лицо и до самой резинки порвана юбка. В ладони застряла огромная заноза, которую она силилась вытащить зубами, потому и сидела так долго, казалось, без движений. Из нижней опухшей губы на её пышную грудь стекала струйка крови. Вездесущие мухи, надоедливо зудя, липли к ранам и никакими судьбами их было не отогнать.
Увидев кровь на лице матери, Гриша испугался:
- Мамо, чи вы ранетые*?
- Ничого, сынок, до хаты якось дойду. А ты-то як? - Мать посмотрела на его изодранные штаны, сквозь дырки которых видны не менее изодранные коленки. Царапины были забиты пылью.
- А ну йды сюды! Блище, ближе.
Гриша подошел к самому лицу сидящей матери. Окровавленными губами она впилась в его коленку, высасывая и вылизывая грязь из ран сына, постоянно сплевывая её.
- Больно, мамо! Больно! Ны надо!
- 3 -
- Надо, сына! Грязюка вопьецця в кожу и полосы на всю жисть оставит. А тиби воно надо?
- Не -а…
- А щась отвернись и промой коленки мочою – це давний способ вид загноения.
- Тю.. – засмущался парнишка.
После этой процедуры обеззараживания ран мать приложила к его коленкам листы подорожника, оторвала от головного платка полосы и замотала ими все раны сына.
- Ну и як воно?
- Та лэгше.
- Тэпэр, сына, вытащи-но мини занозу.
И подала ему иголку с суровой ниткой, вытащив её из-под воротника цветастой кофты. Про свои разбитые коленки и локти она промолчала, - их под одеждой не видно. Притом, очень болел бок, на который она приземлилась с бешено мчащейся машины..
Толстая заноза сидела глубоко в ладони. Конец её Иванивна отгрызла зубами, когда ещё только приземлилась, а дальше Гриша - конечно, не хирург - исковырял всю её ладонь. Она молчала. Прокопавшись довольно долго, хлопец высосал из раны кровь, сплёвывая в пыль, как мать при обработке его ран.
- Щась я отвернуся, а вы, мамо, тэ ж зробите, шоб ладошка ны загноилася.
- Вот, бачь, ты який гарний ликарь– рецепту запомныв…(Вот ведь какой ты хороший лекарь-рецепт запомнил) - Тряпицей привязал лист подорожника к ладошке, и, как говорится, «пошли они, солнцем палимы».
Прихрамывая, они вышли на шлях и увидели ужасы бомбёжки: брошенные, перевёрнутые телеги и повозки, пуховые перины, массу раскиданной одежды, посуды и пр. скарба. Даже открытые кованые сундуки с добром валялись. Над полем и шляхом ветерок гонялся за белыми снежинками из раненых подушек.
Но самое страшное - трупы... Трупы мужчин, женщин, детей... Трупы лошадей, коров, коз и даже птиц... Над ними зудели рои мух и ползали муравьи, а в небе кружились вороны. Запах тут стоял смрадно-тошнотворный... Запах разложившихся, раздутых на солнце тел: зной сотворил своё жуткое дело…
- Мам, гля, це ж наша учителька...- Хлопец в растерянности остановился у распростёртого в неудобной позе окровавленного тела молодайки. Ветер перелистывал страницы тетрадок и книг. У её ног на одной из тетрадок лежал окровавленный обрубок руки… На пальцах синели следы от чернил... Мальчик содрогнулся.
- Царствие ей небесное!.- перекрестилась Иванивна, закрывая ладонью уцелевший глаз убитой. Другой глаз, видимо, выклевала чёрная птица. - Ходим скорийше видсиля, сынок. (Пойдем отсюда скорее)
- Мабуть, из Валуйской школы шла, - только и вымолвил он, укрывая убитую жизнь найденным вблизи рядном.
Слёзы на лицах матери и сына смешались с пылью трудной дороги. Гриша задыхался уже не столько от зноя и пыли, сколько от ярости.
- Прокляти хфашисты! Вчительку нашу вбылы, гады! – Горевал ученик, шмыгая хлюпавшим носом. – У неё же мать слипа, як вона сама житы буде?
- А мы ей не скажимо, шо Оксана Ёсиповна сгинула, - мудро решила Иванивна. - Так вона хочь ждаты дочку буде и якось житы...
- Я ей помогать стану!- решительно вызвался Гриша.
- Ото дило! Гарный хлопчик у мене растэ! (Вот это дело! Хороший мальчик у меня растёт!)
"Всёдно я на фронт сбигу и отомщу катам за вчительку!"- мстительно пробурчал юный патриот: под его рубашкой у сердца алел пионерский галстук. (Всё равно я на фронт сбегу и отмщу врагам за учительницу!)
В небе загудели моторы приближавшихся самолётов и вскоре черные вороны со свастикой стали скидывать бомбы. Мать и сын залегли в неглубокой яме от взрыва, злобно провожая глазами фашистские машины.
Бомбы упали вдали от них. Но тут один самолёт пролетел над шляхом, и на втором круге стал поливать пулями лежащих вокруг мёртвых, видимо, приняв их за живых.
- Вот проклятущие, даже мёртвых боятьця! – вставил Гриша, поднимая голову. Но мать треснула его по затылку, пригибая носом в склон воронки, и прикрыла сына своим тяжёлым телом.
Не удовлетворившись налётом и обстрелом, фашист снова развернулся и стал скидывать вниз какие-то пакеты, которые сразу взрывались, едва касались земли.
- Це вин мины кидае, - догадалась мать и перекрестилась: - Господи, спаси и сохрани!
- Хиба таки здоровецьки мины бувають?- с сомнением спросил её Гриша. (Разве такие большие мины бывают?)
- Так воны в связке! Их там, може, десять, а може, и вси двадцить...
Мины взрывались с оглушительным грохотом и треском, далеко окрест рассеивая миллионы осколков, потому и назывались "осколочными". Над головами залёгших осами прозудело множество из них. Но, слава Богу, мимо.
Большое зарево вспыхнуло над лесом, загорелось жнивьё и скирда вблизи шляха. Когда налётчики улетели мать и сын увидели удручающую картину: где лежали убитые, там, оседая, клубилась пыль. Как в замедленном фильме, на измученную землю еще долго падали и падали с неба ошмётки грязи, фрагменты человеческих тел, ветки деревьев и разбитых вещей...
- Вот, бачь, як воно выйшло, шо мертвым пришлось дважды вмирать, - комментировала увиденное мать.
- Ладно до нас не дотягнув, а то б …- Гриша съёжился.
- До нас-то не дотягнув, а вот бомбыв явно наше село...Господи, оставь живыми моих дитэй, бильше ничого не прошу! – снова закрестилась Иванивна.
Взвалив мешок с вещами на плечо, в здоровую руку взяла корзину с провизией, а Грише отдала чемоданчик с самыми ценными вещами.
- Ходим скорийше до хаты, сыну. А то як там наши девча?..
Пока они км 10 шли до дома, бомбёжки их настигали ещё дважды. Переждав эти кошмары в воронках, мать и сын добрались до дома только к вечеру.
На кофте матери сын увидел потёки и догадался, что это Любашкино молоко протекло. Но сын не знал, что под одеждой сочатся кровью материнские раны и саднит острой болью сломанное ребро. Он об этом узнал лишь на другой день в хате. Узнал и обомлел: как же она шла эти долгие километры? Да ещё и груз несла! Ни слова не сказала...
Это стало для подростка примером мужества и терпения. «Вон вы яка, мамка моя! Як же вы любите нас!» Небывалая доселе нежность к матери захлестнула сердце сына, выжав гордую, благодарную слезу.
... Деревню свою они не узнали, так она была обезображена взрывами и пожарами. Догорали сады, плетни и баньки. Дым стелился понизу и щипал глаза. Над опустевшим селом скорбела вечерняя темнота. Люди, как птицы при опасности, покинули свои гнёзда...
На все эти горестные события равнодушно пялила безвинные глаза купавшаяся в чёрных облаках луна. Ей-то что? Там, наверху, ей безопасно, а на истерзанной Земле горе, смерть, разруха... Но это только так казалось огорчённому мальчишке.
Матери же его Луна представлялась главной свидетельницей всех жестокостей войны. Всевидящим оком Бога она фиксировала всё происходящее, и являлась как бы заступницей безвинно страдающих.
Заступницей? Да! Если они остались живы после всей жути пережитого, значит, она всё это видела с голубой высоты и хранила их беззащитные души святым, покровительственным взглядом...
К счастью, их дом оказался цел, только в саду, где созревали дули, зияла глубокая воронка. Дуль не было... Кудрявостройные грушицы трупами были раскиданы за садом и незрелыми плодами плакали о своей несостоявшейся доле...
- А ци груши наш батько садил… - Боль вырвалось из груди сына.
Знать бы ему, что в этот день, а может, и в тот момент гибели груш погиб и сам его батько... Позже эту трагическую, феноменально-мистическую историю подтвердит дата пришедшей похоронки...
Но матери было не до груш. У неё душа разрывалась от неизвестности – где дочки?
Бросив у калитки вещи, она заспешила в дом. Он оказался пуст.
В коровнике спокойно лежала корова и равнодушно жевала жвачку. Зорька не забыла радостно поприветствовать свою доярку радостным муканьем: а я, мол, так и думала, что ты меня не бросишь...
В сарае в метаниях визжали голодные, испуганные поросята.
В курятнике шикарный петух на насесте, увидев хозяйку, сонно зацокотал об этом выводку подруг. «Хозяин!»- одобрительно кивнула ему Иванивна.
Собаки в конуре не было. Собаки и кошки задолго до бомбёжек покинули дома. Но и дочек тоже нигде не было...
- Дони мои, дони, де ж вы, диточки?- громко заголосила мать в хате, присев на скрипучую деревянную кровать. И застонала. Видимо, не только от потери детей, но и от ран на теле.
- Я тута! – пропищал чей-то охрипший голосок из-под кровати.
- Ох, и бо! - Иванивна театрально всплеснула руками и взглянула вниз. – Раичка, дэ ж ты була, дытына моя? - Вытащив девочку из-под кровати, она пригорнула её к себе и в слезах торопливо спросила:
- А Любочка де?
- Не знаю, - дрожа всем телом призналась 10-летняя дочка.
- А шо ж ты на машину ны села? Я ж тиби строго наказала – брать сестричку и - в машину, пока мы будемо скарб таскать.
- Я...я... побоя-а-лась...- заревела Рая.
- Чого?
- А я Любочку не знайшла-а-а...
- Куды ж вона подивалася?
- Ны - ны зна-аю-ууу... - и заревела ещё громче.
- Матирь Божья, невжешь, ии на машини увезлы?- переполошилась мать и села сцеживать из переполненных грудей молоко. От ужаса пропавшего младенца у неё душа провалилась в тартарары. Материнское сердце заныло, а разум терзала боль вины: как же она, раззява, могла проворонить этот момент? Что же ей и как сказать мужу о потери их ребёнка? Ребёнка, хоть и не ко времени родившегося в этот грозный год, но милого и любимого всеми членами их дружной семьи. Не только отец ребенка, но и сам Бог не простит ей такого растяпства! - Мысленно казнила себя женщина.
- Да что Бог и муж? Она сама себя никогда не простит! И Раечка тут ни при чем, - это тоже ребёнок. Притом, не на шутку перепуганный бомбёжкой и потерей сестрёнки 10-летний ребёнок дрожит от страха до сих пор. Мать мягко погладила русую головёнку без вины виноватой дочки:
– Ну, не плачь, доча, хватэ...Рассказуй, як було дило?
Оказалось так: испугавшись бомбёжки и наказания матери за то, что нянька проворонила ляльку, девочка в страхе спряталась под кровать, и там в слезах уснула.
Рассказ испуганного ребёнка прервал гул усиливающейся канонады. Снаряды с гуканьем и страшным свистом, казалось, падали совсем рядом. Их буханье разрывало исстрадавшуюся Землю, молотом ударяя по мозгам людей, а свист наводил ужас скорого падения, как неминуемой смерти, и закладывал уши.
Девочка соскользнула с колен матери и в панике снова юркнула под кровать. Её еле достали оттуда, так она в истерике кричала и упиралась.
- Ну, шо ты, доня моя, боисся?- Мать склонилась и на четвереньках пыталась заглянуть под низкую кровать. - В хате нам не спастыся. Ходим-но у ледник, там сховаемось. Там крепкие стены, там бомбы нас не достануть!- уговаривала мать дивча.
Дрожащая девочка с радостью согласилась и первой спустилась по ступеням вниз, когда мать сняла с двери тяжёлый замок. Там у них, как в настоящем бомбоубежище: есть и стол из ящика, и нары, спички, свечки и семилинейка с керосином. Даже ждала тряпичная кукла Катя.
Гриша на кирпичной стене приспособил полочку для книг и тетрадей.
На стене висел портрет воевавшего на фронте их батьки.
В углу, за вышитыми Раею рушниками, грустно глядели на них лики святых.
До войны здесь хранились запасы еды: в бочках со льдом сыр и брынза, шматки засоленного сала; в глечиках - залитое смальцем мясо; сюда же из сарая перенесли и кадушки,- в них хранили зерно, квашеную капусту, засыпали картошку. По полкам, бывало, развалясь, тулились пузатые тыквы. На жердочках висели жёлто-зубые пучки початков кукурузы.
Обязательным в рационе семьи был и душистый мёд - деревянная игрушечная кадушечка теперь манила лишь бывшим ароматом. На её дне в тряпицах Гриша хранил собранное в поле оружие. Он разобрал его на запчасти, смазал солидолом и спрятал в надежде сбежать на фронт.
В добрые времена в погребе всё лето был в запасе лёд, так что продукты долго сохранялись
холодными и свежими. Сейчас от запасов осталось шиш да маленько...
Переждав бомбёжку в леднике, семья, наконец-то зашла в дом и села вечерять. Нарезая
сыр и хлеб, разливая детям из крынки молоко только что подоенной Зорьки, мать всё плакала и причитала о пропавшем младенце.
Вдруг откуда-то, как из преисподней, послышался отдалённый писк. Она подумала, что это ей уже мерещится. Но глухой плач ребёнка продолжал терзать её сознание и она замерла.
Гриша быстренько сообразил ситуацию и открыл ляду подпола. Плач стал громче. Он радостно спрыгнул на ступеньки и среди оклунков, мешков, узлов и корзин, из-под самого дна нагроможденных в спешке вещей обнаружил... свою сестренку. Целую и невредимую, закутанную конвертиком в лоскутное одеяльце.
Просто какое-то чудо, что ребёнок остался жив! Видно, когда торопились уехать на машине, мужики и пацаны не разобрались, что там где-то дитя, впопыхах бросили с вещами и лоскутной конвертик с ребенком...
Опухшая от слёз, мокрая с ног до головы Любочка отчаянно верещала и сучила крохотными ножонками, возвещая о том, что она пришла в этот мир не умирать, и что жизнь продолжается!
Мало того, горьким детским плачем она выражала и свою обиду: ишь вы какие, закинули как куклу на самое дно ледника, заставили потеть под грузом вещей совершенно голодную и забытую... А я вот она! Хоть и чуть не задохнулась, хоть и изоралась вся от неудобств, но дооралась, наконец, до спасения!
Хотя... Кто кого спас - это ещё вопрос...
Любочка, насухо запеленутая, вскоре успокоилась под тёплою грудью своей виноватой мамки, радостно улыбавшейся неожиданному счастью находки. Притихшие старшие братик и сестричка смотрели на неё и тоже счастливо улыбались, за обе щеки уплетая ужин.
Но с улицы снова послышался грохот, засверкали всполохи и это прервало радость единения семьи, обретения драгоценной пропажи. Дети привычно приняли уличный шум за новый налёт бомбардировщиков и уже готовы были снова бежать спасаться в своё бомбоубежище. И только мать впервые за войну рассмеялась и успокоила детей радостной вестью:
- Не лякайтесь(не пугайтесь), це ж гроза, диточки мои! - и крупно перекрестилась. -Слава тиби, Господы! Дождик пишов!
Живительный, тёплый летний дождик забарабанил по синим ставенькам пригорюнившейся было их старенькой хатки. С соломенной крыши на присьбу* (завалинку) напевно полились струйки небесной воды, заботливо умывая её глиняные бока.
Гриша открыл ставни и створки окна. После тревожного и трудного, опасного и душного дня в домик ворвался чистый озон. Нежный ветерок обласкал посветлевшие лица желанной прохладой.
Дождь! Он наверняка прибьёт пыль, напоит раненые сады и усталые от зноя травы...
Дождь! Он обязательно смоет кровь невинно павших и навечно закроет им глаза...
Он, дождь, совершит за людей последний христианский обряд – оплачет, обмоет всех убитых, разбросанных на разбитых дорогах войны...
Дождь... Как долго его ждали! Как мила эта мирная гроза, как радостна обычная молния! Она не хлестала трассирующими пулями, а лишь освещала все пакостные деяния войны...
Эта первая с начала лета мирная гроза отзывалась в сердце салютом надежды скорой Победы.
И только одна Рая не поверила в настоящую грозу: она в панике снова юркнула под кровать...
Она, и став седою, при раскатах грома всегда в панике мечется и ищет, где бы спрятаться. Ей всякий раз так и кажется: начинается не гроза, а бомбёжка...
Синими глазами испуганного детства она с опаской поглядывает на ворочавшиеся в вышине тёмные тучи, из которых когда-то вылетали чёрные вОроны со свастикой на брюхе и крыльях, стреляя в неё, в её любимую корову и куклу, в её отчий дом...
А метавшиеся на небе молнии видятся ей всполохами взрывов и пожарищ той жестокой, давно прошедшей войны...
==========
* Вчителька – учительница
* Не лякайтесь – не пугайтесь
* Присьба - завалинка
* Раньше в средней полосе России было принято к родителям обращаться на «вы».
На снимке:
Раиса Петровна Галай 9 мая 2010 г на встрече с детьми в Карагандинской школе, когда ей вручили юбилейную медаль "65 лет Победы в Великой Отечественной войне 1945- 2010"
Май – июнь 2010г Черкассы. Башкирия.
Историческая справка:
В Великую Отечественную войну в течение 6,5 месяцев линия фронта проходила по р. Воронеж. В результате непрерывных боев г. Воронеж был сильно разрушен.
с. Валуй, ст. Валуйки, ст. Палатовка, ст. Ливенка, (где мы жили в войну, ныне Белгородская обл.) находились в р-оне, где проходила Курская битва. Враг переправился через р. Дон и дошел до р. Воронеж. Вот потому здесь были сильные бомбежки и бои. Трижды наше село переходило из рук в руки. Трижды немцы оккупировали село, трижды наши войска освобождали его. Окончательно освобождены от фашистов в августе 1943 г
(Большая Энциклопедия Кирилла и Мефодия)