Предисловие к главе «Знаки пустыни Наска»
Эта глава, как и многие предыдущие, историческая. Она написана по реальным событиям из моей жизни, но имена героев изменены. Раньше я уже говорила, что имена и названия мелких населённых пунктов я заменяю на придуманные с той целью, чтобы можно было писать всё подряд, чего только моя душа пожелает, и не бояться выдать чужую тайну, после которой человек может быть обижен или могут произойти какие-то неприятности в его личной жизни.
В главе «Знаки пустыни Наска» я продолжаю свой рассказ о родном дедушке по материнской линии, и о своём детстве. Каждая дата – реальная, и взята она из настоящей жизни в физическом мире.
Начало данной главы – это мой сон, который навеяли фильмы Жака-Ив Кусто, а также книги Рамты на духовные темы.
Я мечтала примерно о таких событиях, как мне приснились, и это проявилось в моих снах. О знаках пустыни Наска я знала из книг и статей на соответствующие темы. Такой сон – это не чудо, а всего лишь собственные знания, которые перенесены в сновидение, но я их считаю интересными, поэтому и описываю.
Глава-05 (39). Знаки пустыни Наска
Виктория Авосур
Проведав своего друга, и уже в следующем сне, я почувствовала всё ту же потребность души, которая продолжала меня звать на ещё одну встречу с Прекрасным Существом Вселенной. Я летала над Краснодарским краем и вспоминала тот день, когда Он помог мне в глубинах океана, и когда Он сказал, что Его имя Велиарам. Мне хотелось Его позвать, и с великой любовью в сердце моём попросить, чтобы познакомил меня с той чудесной реальностью, в которой Он живёт.
Для того, чтобы легко было уединяться, и чтобы никто не мешал мне посылать свои мысли в нужном направлении, я опять отправилась в своих снах к водам морей и океанов. Остановилась на каком-то небольшом острове, диаметром не более чем пятьсот метров, и приготовилась звать Необыкновенного.
Начала я с медитации и концентрации внимания на прошлой встрече, и так было несколько часов подряд. Потом, в какой-то момент, меня начало тянуть к тем подводным плаваниям, которые я воображала. Я начала опять восхищаться. Мне захотелось всё повторить, чтобы усилить сладчайшую силу своего восхищения. Вдруг я решила оказаться под водой ещё раз. Мне захотелось посмотреть на всё то, что находится совсем рядом с этим загадочным островом, который, скорее всего, является верхушкой потухшего вулкана, а потом продолжить свою медитацию.
Погрузившись под воду я увидела красивейшие коралловые рощи, много акул и много больших черепах. Я заметила также и других интересных жителей. Особенно привлекли моё внимание примостившиеся на дне существа, похожие на красно-оранжевые цветы, и ещё очень интересными, и очень забавными, показались мне плоские пятнистые рыбы с большими хвостами, и с удлинёнными, как хоботок, ртами.
Я заметила, что днём рыбы плавают и щипают «травку», растущую на дне океана, как на каменистом пастбище, а ночью спят. Мне было особенно интересно наблюдать за сном огромной серой рыбы,- неповоротливой, и с горбом на голове, а также с зубастым открытым ртом. То есть, на лбу у рыбы шишка, и когда она днём плавает, то крушит коралловые веточки, чтобы употреблять их в пищу. Ну а ночью рыба заснула своим тихим и мирным сном.
На рифовых стенах мне показались очень забавными чудесные губки и морские вееры. Рядом, возле них, собралось много моллюсков и омаров, а также пёстрых коралловых рыбок.
Немного поплавав около загадочного острова, я увидела там необычные пещеры с известковыми стенами. Я так поняла, что стены тех пещер пористые, а вода там очень прозрачная и чистая.
Попутешествовав рядом с островом, и получив максимум удовольствий, я опять поднялась на поверхность, и в очень красивом восхитительном месте продолжила свою медитацию под какой-то пальмой.
Я воображала Велиарама и звала его. Потом настраивалась на чувство моей любви в области сердца и опять звала. Не знаю сколько дней я так делала, но всё же, наконец-то наступил долгожданный момент, и Он появился: высокий, в белых одеждах, с ярким сиянием вокруг своего тела, с распущенными длинными чёрными волосами и чёрными глазами. Я знала, что это Прекрасное Существо – один из Духовных Учителей, и я знала кто Он. Теперь у него было имя Велиарам.
Я открыла перед Ним своё сердце и доверилась Ему, но совсем не потому, что Он сказал красивые слова, нет, и совсем не потому что Он продемонстрировал какой-то фокус или подарил видение,- нет, не это. Я полностью Его приняла по причине своего необычного чувства в области сердца, которое появилось внезапно, и создало знакомые, волшебные вибрации. Именно по этим вибрациям я Его и узнала. Для этого Ему не надо было говорить слов.
–Я знаю, чего ты хочешь, Энни, и я готов тебе помочь, но сначала тебе надо выполнить одно задание,- сказал Велиарам.
–Я сделаю всё, что в моих силах, и даже больше. Что мне надо сделать? – спросила я.
–Идём со мной,- ответил мой Учитель и подал руку.
Мы взялись за руки и через мгновение оказались высоко в небе над Южной Америкой. Там, на высоте, Учитель показал мне трезубец, который хорошо видно в полёте, и сказал:
–Это скала у городка Паракас, на побережье Тихого океана, страны Перу. Есть и другие знаки в пустыне Наска,- здесь же, рядом, в Перу, между Андами и Тихим океаном. С земли не заметно, а в высоте по этим знакам можно сменить направление полёта в любую страну мира, не приземляясь, очень удобно. Выбирай себе знак или несколько знаков. Они есть разные: паук, орёл, павлин, колибри и другие. Когда ты будешь в той реальности, в которой пребываю я, и захочешь посетить Землю, - вспомни какой-то из этих знаков и перемещайся мысленно. Получится очень быстро, за одно мгновение,- объяснил мой Учитель.
–Я поняла. А что мне надо сделать? – спросила я, восхищаясь красотой полёта, и нахождением в одном энергетическом пространстве с таким высокодуховным Существом.
–Тебе надо посещать это место ровно столько раз, сколько понадобится для запоминания знака или знаков. Как только эти указатели пути начнут отображаться в твоей памяти мгновенно, и по первому же твоему желанию, – позови меня, и я вернусь, чтобы отправиться с тобой в новую реальность.
Велиарам исчез, а я начала всматриваться с высоты полёта в знаки Наска, и стараться запомнить их. На зубах боковые ветки вверх, на горизонтальной линии трезубца – ветки вниз от центральных, какой-то квадратной формы хвост…
Я не могла рисковать надёжностью моей памяти, потому что интуитивно чувствовала, что Велиарам занят своими делами, и он не сможет быть моим вечным поездом сюда и обратно. Я должна научиться делать это сама. В процессе тренировки я и проснулась.
Оказавшись опять в материальной реальности, где-то уже под вечер я вспомнила, что начала писать историю родословной, и работа моя пока ещё только в самом начале. Надо было бы взяться за это дело опять, чтобы мои дети и внуки имели материалы о своих далёких родственниках.
Если в каком-то месте жизни возникают проблемы, то эзотерики сильно любят говорить, что это плохая карма или проклятие рода за какой-нибудь грех. Я хочу, чтобы мои дети и внуки знали, что у нас в роду нет никаких чёрных ведьм, колдунов, преступников, злодеев, злых политиков и человеконенавистников. Мои потомки должны знать об этом и не вестись на нехорошие убеждения. Только тот, кто не знает своей родословной, может поверить в чёрных ведьм и бандитов, среди ушедших в историю родных, которые что-то там натворили. У нас в роду нет этого. Обычные учителя, интеллигенция, и простые трудяги – как в моей родословной, так и в родословной моего мужа.
Открыла я свой толстый блокнот и продолжила заниматься описанием нашего исторического прошлого.
Кроме ухода за любимой машиной, столярных работ в мастерской, садоводства и пасеки, Антон Григорьевич, который был моим родным дедушкой по материнской линии, имел ещё и много художественных талантов. Он красиво играл на баяне и на других музыкальных инструментах, особенно на струнных, сочинял стихи и пел песни. Меня он в мои три годика учил песни петь, но не научил. Я тогда была ещё слишком маленькой, как для такого творчества.
Дедушка Антон также красиво рисовал, и не только обычные рисунки, но и большие картины тоже. Некоторые из своих работ он делал на заказ. Помню, что в нашей спальне висел огромный портрет. Это была картина, которую нарисовал дедушка, но я уже не помню – кто был изображён на той картине. Знаю только, что какой-то мужчина, сидящий на стуле. Картина была на холсте и в деревянной рамке, а нарисована она была масляными красками.
У дедушки в столе лежала толстая папка, в которой он сохранял свои обычные рисунки, сделанные карандашами или акварельными красками на бумаге. Когда я училась в школе, то любила просматривать эту папку. Там были и вырезки с рисунков деда Антона в том числе, но в основном – рисунки.
Однажды я обнаружила, что папка исчезла. Я так и не знаю – куда она делась. Видимо её кто-то украл. Я очень сожалела, что исчезла эта папка. Там были пейзажи, наш двор и петух на заборе, кошка, разные домашние животные, много натюрмортов, цветы, фрукты и многое другое. Исчезновение папки с рисунками деда Антона – это, конечно же, большая потеря.
Я вообще не представляю – когда он всё это успевал. Как можно и за машиной ухаживать, и за пчёлами ухаживать, и за новыми сортами фруктов для сада вовремя следить, потом их выращивать, и картины рисовать, и на баяне играть, и песни петь и ещё стихи сочинять? Читателю успевание в увлечениях вот таким списком, трудно даже вообразить, а я всё это собственными глазами видела. Когда дедушка умер, то мне тогда было почти пять лет, и я многое успела запомнить. Остальное мама и бабушка рассказали.
Я помню, как дедушка ещё и стихи сочинял, и тема их была, в основном, юмористическая. Это были стихи – шутки, но длинные и красивые.
Почти всю свою жизнь Антон Григорьевич работал учителем начальных классов в сельских школах. Ещё он преподавал музыку и рисование. Он любил детей, и дети любили его, а дома он любил меня – свою внучку.
Когда я ещё только родилась и была совсем маленькой, то у моей мамы Нади не было грудного молока. После тяжёлых родов, с разрывами и разрезами, моей маме долго нельзя было употреблять твёрдую пищу, чтобы не тужиться при опорожнении кишечника. На одних только чаях, компотах и соках у неё перегорело молоко. После выписки домой она давала мне сосать грудь, а там было пусто, и я плакала. Я постепенно умирала с голода.
Пойдёт, было Надя в магазин, а там очередь огромная. Она умоляла пропустить без очереди, просила, плакала, объясняла, что дома у неё маленький ребёнок умирает с голода, но люди не пропускали. Отвечали, что они старые, и им нужны витамины, надо раньше приходить и занимать очередь. Они очень ругались, а потом ей так и не хватало того молока. Надя возвращалась домой с пустыми руками.
Я тогда была очень обессиленной, и дедушка Антон не выдержал, он забрал меня к себе. Молочных смесей в то время не было. Может в больших городах они и были, я не знаю, но только не в селе. Разных супчиков новорождённые детки не едят, у них организм не принимает, а коровьего молока нельзя было купить. Моя мама Надя постоянно не успевала очень рано занять очередь, а её родители (мои бабушка и дедушка) были инвалидами: бабушка на двух костылях, а дедушка – на протезе вместо ноги. Прибежать в магазин по молоко с такими физическими ограничениями они тоже не имели возможности.
Оказывается, слухи о том, что хлеб – всему голова, это не миф. Дед Антон жевал хлеб, выплёвывал в кусочек чистого бинта, делал из этого маленький шарик, и давал мне сосать. После такой еды – поноса у меня не было, организм принимал, проблема голода в нашем доме исчезла. Иногда моей маме, всё же, удавалось и коровьего молока купить. Не все дни у неё были полностью неудачными, иногда и ей тоже везло.
У дедушки не было ни одного испорченного зуба, и даже надломленного или с трещинами не было. Моя бабушка часто мне напоминала, что умер он с полностью здоровыми зубами, не потеряв ни одного. Ну, а так как зубы его были идеально здоровыми, то мне, в возрасте новорождённого ребёнка, такое кормление не приносило никакого вреда.
Говорят, что в слюне есть какие-то ферменты пищеварения. Думаю, что они тоже имели своё влияние, чтобы мой организм принял хлеб в такое ещё очень хрупкое тело. В общем, дедушка Антон в детстве спас мою жизнь. Если бы не он, то я бы умерла. Как же мне его не любить?! Он мой спаситель.
Мой дедушка меня воспитывал, начиная с маленькой крошки. Он привязался ко мне, полюбил меня, и мы с ним стали такими родными! Что касается папы и мамы, то родители мои жили в соседней комнате за стеной.
В моём детстве, я и родители находились в разных комнатах – по двум причинам. Первая – это моё детское желание. Дедушка и бабушка в то время стали для меня очень нужными и важными, стали очень любимыми. Я не хотела с ними расставаться. Я плакала, я просилась к ним, я желала быть с ними.
Второй причиной можно назвать государственные Законы того периода времени. Отпусков по уходу за ребёнком, на несколько лет, тогда не давали никому. После родов было неделька больничного и на работу. Детей отдавали в ясли. Когда дети в яслях подрастали, то их переводили в детский садик. Родители на воспитание детей вообще никакого права не имели. Такие тогда у нас были Законы.
Папа мой тоже работал в том далёком 1969 году. Я не знаю – что именно он делал, но знаю, что работал на радиоузле. То есть, и папа, и мама, пошли на работу, а меня надо было отнести в ясли, но бабушка и дедушка не допустили этого. Они не просто ухаживали, удовлетворяя мои физические потребности, но также и всему меня обучали.
Я помню – как дедушка садил меня на стол и прямо там, где я сидела, кормил меня кашкой или супчиком. Там же он и разной грамоты меня учил.
Антон Григорьевич по специальности был школьным учителем в младших классах, поэтому он знал – как это делается, и умел учить.
Когда мне было три годика, то я уже умела читать, а в свои четыре года я умела писать. Он часто садил меня на стол, брал пачку цветной бумаги и учил – где какой цвет. Для того, чтобы я серьёзно относилась к учёбе – дедушка склеил специальную тетрадь из нескольких тетрадей и там ставил оценки. Эта тетрадь была обклеена цветной бумагой синего цвета, и была похожа она на школьный Дневник. Там были предметы, оценки, и подпись дедушки, всё по датам. Начало Дневника – 1971 год, но уже в конце, поэтому можно сказать, что 1972 год. Мне тогда было всего лишь два года.
Кроме оценок по математике, письму и чтению, добавлялись ещё и такие строки, как «пила молоко – 5», «ела кашу – 4», «поведение – 3». Почти по всем предметам были пятёрки, а за еду и поведение – по-разному, иногда и двойки случались. За сломанные игрушки у меня много раз стояли двойки.
Когда мы вдвоём пели песенки, то оценки он ставил хорошие, это были пятёрки, и за утреннюю зарядку – тоже пятёрки.
Дедушка Антон учил меня детских стихов и песен, учил считать в пределах ста и решать задачки – как для первого класса. Всё это мы проходили тогда, когда мне было три годика.
Половину этой же тетради в форме Дневника дедушка исписал рассказами о своей внучке. Пока он писал – я не могла прочитать. Сначала я не умела читать, а позже он мне просто не давал. Когда я выросла, то с большим восторгом и удивлением прочитала то, что писал про меня мой дедушка.
Там было написано, что я – ученица с большими способностями, и что я умная и хитрая. Если мне не хотелось отвечать на какой-то вопрос взрослых, то я говорила: «Смотрите, он куры ходят…». Также было написано, что я очень быстро научилась читать и решать примеры в пределах ста, что в три года читаю детские книжки и пишу некоторые буквы.
Записи с критикой там тоже были. Дедушка написал, что я пряталась, чтобы никто не видел, и ломала игрушки. Особенно я ломала на кусочки куклы, чтобы исследовать – что находится внутри, и как мастера сумели так сделать, чтобы сами открывались и закрывались глаза куклы – в зависимости от её положения.
Дедушка написал, что когда я вырасту, то стану известным человеком и буду очень умной. Просто ему сильно хотелось, чтобы его внучка выросла необычной, поэтому он так про меня написал.
Моя мама не раз мне говорила, и я сама тоже помнила, что дед Антон очень сильно хотел сам отвести меня в школу, в первый класс. К сожалению, не дожил он до этой даты. Он умер в 1974 году, а я пошла в школу в 1976 году. Как я уже раньше упоминала об этом – из какого-то мистического источника мне было известно, что так будет. Я много раз спрашивала дедушку – когда он умрёт и плакала. Бабушка поинтересовалась – почему мне и её не жалко. Я ответила, что пока школу не закончу – она будет жить, поэтому нет причины волноваться. Потом всё это сбылось, но источника информации я не могу назвать. Я не слышала никаких голосов и не видела видений. Я просто знала и всё.
Кроме оценок и рассказов о моей жизни, в синей тетради было много рисунков моих рук и ног. Дедушка клал мою руку или ступню ноги на лист бумаги и ручкой обводил. Он так делал почти в каждом месяце, и на таких рисунках в центре писал дату. Мне это сильно нравилось. Я любила накладывать свою руку на старый рисунок и радоваться, что я подросла.
Ещё была такая смешинка. Дед Антон каждый день днём укладывал меня спать и говорил, что это нужно для того, чтобы «сало завязалось». Прямо – как анекдот какой-то, потому что сало на животе никому не нужно. По какой-то причине я сначала верила своему дедушке, что оно пригодится, и лежала с закрытыми глазами, стараясь заснуть. Потом дедушка сам засыпал, а у меня начинала появляться такая мысль, что мне не нужно много сала на животе. Я вставала, сползала с кровати на пол, шла туда, где были взрослые и говорила: «Я приспала дедушку, чтобы у него сало завязалось». Все очень смеялись, потому что он и так был толстый. Куда же ему ещё того сала добавлять? Этого точно ему не надо было.
Утреннюю зарядку мы с дедушкой делали по местному радио, и помню, что он немного перекручивал смысл сказанного. Сейчас то я уже хорошо понимаю – что такое «руки на пояс», но когда мне было три годика, и по радио говорили «руки на пояс», то дедушка давал мне свой кожаных пояс от мужских штанов, я держалась за него руками, и этот же пояс держал мой дед. Так я приседала.
Говорят, что дети мало всего помнят о ранних годах жизни, но я запомнила очень много. Всё то, что я описываю – это не просто рассказы бабушки, а в основном – именно те моменты жизни, которые я реально запомнила.
Та спальня, где я жила с дедушкой и бабушкой, была очень маленькая по своему размеру, но мне в то время она казалась очень и очень большой. Одна кровать стояла под стеной, а другая – возле печки. Под стеной спала бабушка, а мы с дедом – возле печки грелись. Под стенкой-перегородкой, которая разделяла кухню и нашу спальню, стояла моя детская кроватка. Она была сплетена из лозы, коричневая, очень красивая – как на мой вкус.
Мне всегда нравилось играть с дедушкой в придуманные им игры, и ещё мне нравилось, когда бабушка надевала на меня чистые, постиранные ползунки. Часто это становилось той причиной, что я старалась их намочить, чтобы быстрее получать удовольствие от следующих. Я же не понимала тогда, что их очищение – это труд человеческий. В то время я ещё совсем не знала и не слышала таких слов, как труд и усталость. Для меня вся жизнь была – как игра.
Хотя если хорошо обдумать, то стирки после меня было не так уже и много. Намоченные ползунки можно было просто подсушить и ещё раз надеть, а на что-то другое я их стягивала, и делала это в каком-нибудь уголке, и у меня были запоры. Потом, когда бабушка приходила, то я показывала пальцем и говорила «х-х-х!»
Моему дедушке очень нравилось – как я говорю. Чётко говорить я научилась ровно в один год. Взрослые сидели за столом и ужинали, а я играла в своей кроватке и сначала молча перебирала языком и губами, как это было раньше, а потом заговорила на чистом и чётком украинском языке. Хотя может и на русском, потому что мама моя говорила на украинском, а папа на русском, и он тоже много со мной играл и на руках носил. Я уже точно не помню – какой это был язык, но я хочу сказать о чёткости. Я говорила не так, как все дети, которые шепелявят и слова произносят неразборчиво, а именно с чёткостью слов – как взрослая.
Другие дети начинают по слову или по два. Сначала говорят «мама», «папа», «баба», и «деда», а я сразу все слова – как взрослый человек. Да, это было для всех сенсацией, взрослые от удивления аж рты открыли, но что было – то было. Всё рассказываю – только правду.
В детстве я очень любила своего дедушку обнимать, целовать, гладить ему спинку и руки, и расчёсывать расчёской. Дедуля тоже меня любил. Помню, как он хотел научить меня рисовать, чтобы я стала известной художницей, и хотел повести меня в школу.
Он ни разу в жизни меня не ударил, даже не шлёпнул. Самыми суровыми наказаниями от деда Антона были неудовлетворительные оценки по поведению в моём Дневнике, больше ничего другого. Хорошо помнится, что даже и такие наказания для меня были слишком серьёзными. Я грустила, и даже плакала. Обещала исправиться, чтобы больше никогда в жизни не получать двойки.
У нас во дворе дедушка сделал для меня качели. Они были с толстой проволоки и с деревянным сидением. Мне, конечно же, нравилось на них кататься.
Любимым блюдом Антона Григорьевича был жаренный лук. Он его заказывал почти каждый день, и бабушка Настя ему жарила.
Если говорить о разных хобби дедушки, то ежедневным вечерним занятием у него было слушание радиолы, которая у него была с «пультом управления». Там он слушал какие-то западные радиоголоса – такие, как «Голос Америки», радио «Свобода» и другие. Он почему-то очень боялся войны и слушал эти радиоголоса, чтобы удостовериться, что всё хорошо, и Америка ещё не нападает на нас.
У него, конечно же, был не такой пульт управления, как у современной техники, а что-то самодельное. Как работает эта штука – не знал никто, кроме него самого. Он сам лично был конструктором сделанной штуковины. В то время власть запрещала слушать подобные радиостанции и на территории нашей страны их глушили, но дедушка сделал себе какой-то «пульт». У его создания было много ручек, которыми он что-то там настраивал – как в самой радиоле, так и в «пульте». После разных настроек появлялись нужные радиостанции и можно было их слушать.
Я почему-то запомнила на всю жизнь один грустный вечер, который произошёл за несколько дней до смерти дедушки.
В спальне было темно и тихо, уже выключили свет, и бабушка легла спать, но у дедушки на столе было не совсем темно. Там стояла радиола. Я помню, что она была деревянная, и только передняя часть, где разные ручки – из пластмассы жёлтого цвета. Ещё и какая-то ткань была за пластмассовой сеточкой, а за тканью динамики. Я помню, также, ярко сияющую зелёную лампочку, и помню боль моей души по причине переживания за жизнь дедушки. Именно эта лампочка создавала ночное лёгкое освещение в области стола.
Дедушка крутил ручку «настройка» и искал нужную ему радиостанцию, но меня совсем не интересовали радиоголоса. Я не могла спать, я страдала. В мои четыре годика меня мучили совсем другие мысли. Я погладила белые волосы дедушки, поцеловала его в щёчку, обняла и спросила:
–Дедуля, а ты долго будешь жить?
–Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался дедушка.
–Потому что мне тревожно, и страшно, и на душе печаль. Я чувствую смерть совсем рядом. Я боюсь, и мне грустно. Скажи мне: когда ты умрёшь?
–Не переживай, моя девочка. Я ещё долго-долго буду жить. Я поведу тебя в школу, научу рисовать, я умру тогда, когда ты будешь совсем взрослой, и твои дети будут в школе учиться. Не надо бояться, ложись спать.
На самом деле деду тогда оставалось всего несколько дней жизни, поэтому я говорила, что чувствую рядом смерть. Как я её чувствовала в таком крошечном возрасте – сказать не могу. Я не знаю.
Когда я уже в школе училась, то у моей одноклассницы умерла мама. Когда эту женщину везли на машине в гробу, то дети дошкольного возраста сидели на машине рядом и говорили, что мама спит. Они собирались рассказать маме о всём, что происходит, когда мама проснётся. Иногда я вспоминаю этот случай и никак не могу понять, почему я ребёнком была не такая, как другие дети, и понимала я больше, чем было нужно для моего детского сознания, чтобы спокойно жить.
После смерти дедушки мы включали эту радиолу, но пользоваться его пультом мы не умели. Что-то понажимали и произошёл взрыв. Я не знаю – как может взорваться часть радиотехники, это же не граната, и не ящик с порохом, но я хорошо запомнила этот взрыв, и было много дыма.
Когда мы уже переехали жить в Цветущую, то моя мама Надя в 1995 году вместе с картошкой погрузила нам на машину ещё и ящик от этой радиолы. Она тогда сказала так: «Это же остатки той необычной радиолы, которая была с пультом. Заберите её себе – как память о дедушке Антоне.». Когда мои дети подросли, то с этой радиолы делали домик для котят. Я смотрела на их постройку и вспоминала своё собственное детство.
Ой, уже был поздний вечер. Писать о дедушке, конечно же, интересно, но что-то я слишком увлеклась. Пора пойти приготовить чай, а потом и спать уже пора. Ночью меня ждали новые приключения в тонких мирах, которые в последнее время стали очень интересными.
*******
Есть чувства с глубокими тайнами,-
Живут они где-то в груди.
Встречаясь с загадками давними -
Мы ждём, что ответ впереди.
Сияние мистики чувствуем,-
Но как нам его разгадать?!
Бывает, душой мы присутствуем -
В мирах, что нельзя описать.
Нам часто являются знания
О чём-то не очень земном.
Понять их, все наши старания,
Приводят к трудам ни о чём.