– Вась, штопор захвати!
– Погодь, я ножом сковырну.
– Куда Федор запропастился? Моя со смены придет, шухер поднимет.
– За заначкой пошел.
– За котельной, что ли?
– Ну.
Самый старший Филипыч взял бутылку портвейна и стал ножом отковыривать пробку.
– Надо же додуматься заначку за котельной прятать. Я прямо на виду кладу, Яковлевна в упор не видит. Ни разу не словила.
– Да будет тебе.
– Вот мне в преисподнюю провалиться.
– Обожди, успеешь. Только мне не верится, чтобы Яковлевна да не засекла. Заливаешь чего-то.
– Сказал же. И нечего тут, понимаешь, под сомнение брать, – возмутился Филипыч.
– Вась, позови Федора, – вмешался Николай, – три бутылки на четверых – нормально, сегодня по-людски посидим. Голова цельную неделю трещит, а Клава бюллетень не пишет. Нет порядку на заводе, – проворчал он и, расстелив газету, прижал ее к земле камнями, затем выудил из-под пиджака граненые двухсотграммовые стаканы, со знанием дела расставил по углам газеты.
Вася, сложив руки рупором, крикнул:
– Фе-до-ор!
Федор появился из-за угла с авоськой в руках и замахал руками: мол, хватит шум поднимать. Он шел напрямую, через бурьян, опасливо поглядывая на соседские окна.
– Ну, чё приуныли? – рявкнул он, подойдя поближе.
Из-за пазухи вытащил полуторалитровую бутылку крепленого вина, положил аккуратно на газету. Из перепачканной землей авоськи вывалил несколько помидоров, пару огурцов, с десяток крупных редисок и пучок зеленого лука.
Все оживились.
– Я думал, опять без закуси.
– Хваткий ты мужик, Федор.
– У Соловьевых был на огороде?
– Вроде нет.
– Как нет, этот сорт только они выращивают. Семена импортные.
– Позавчера у Михаила сидели, он тоже позаимствовал. Вкусные, мясистые такие.
– У этих сектантов, что ли?
– Ну.
– Давай, Вась, активней будь. Молодой еще. Сколько тебе?
– Двадцать пять.
– Я в два раза старше тебя, а Филипычу ты во внуки годишься, – загорелся Федор. – Неопытный еще.
– Погоди, а как ты в вытрезвитель попал? – подал голос Филипыч. – Было дело. Яковлевна рассказывала. Я сперва не поверил, но Софья, твоя двоюродная, подтвердила.
Василий опустил голову и молча стал нарезать огурцы.
– Взяли, а то остынет, – с нетерпением произнес Николай.
Незаметно допили третью бутылку и принялись за четвертую.
– Ведь могут и очереди на квартиру лишить, – стал размышлять Филипыч.
– Да плевать я хотел на ихнюю квартиру, – не выдержал Василий. – Подамся обратно в Новокамск.
– А семья-то как?
– Да какая семья, когда жена из церкви не вылазит и сына туда же тянет?..
Фёдор услужливо долил Василию вина:
– Не выйдет толк из твоего хлопца, не выйдет. Ежели сызмальства в церковь ходит – никакого толка, проверено. Филипыч, ты помнишь Скворцовых? Они вроде в Стасов переехали. Они тоже, я тебе скажу, сначала в церковь, потом в дом. Так вот мать по рукам пошла, а отец с сыном холуями ходют. Наскребут на бутылку – будет праздник, а нет – так палец сосут.
– Неверная у тебя информация, Федор, – перебил его Филипыч. – Виктор, значит, там главным агрономом, ордена имеет, а сын, не помню, как его, медицинский окончил, сейчас в Африке где-то. Как хорошего специалиста послали. Мать болеет, инфаркт у нее был, с работы уволилась, все более по дому. Хорошая, добросердечная женщина. – И помолчав, добавил: – Да, действительно, они сначала в церковь, а потом домой. Это ты точно подметил.
Федор искоса посмотрел на Филипыча, кряхтя, потянулся за редиской, нечаянно задел рукой полный стакан Николая.
– Ты чего, мать твою! – заорал Николай. – Слепой – очки напяль, – и в сердцах замахнулся.
– Ты на кого руку поднимаешь, отморозок? – привстал Федор. – Да я тебя...
– А ну сядь! – одернул его Филипыч.
– И ты тоже хорош, – Филипыч погрозил Николаю пальцем. – Кончай базар!
– Вот разошелся, можешь мой допить, – пробубнил возмущенный Федор и, напыжившись, сел на место.
– Ты пять стаканов выпил, а мне только четвертый налил, – не унимался Николай.
– Варежку не разевай, пей, когда наливают, – Федор усмехнулся, – а теперь нечего считать, не ты ставил.
– Как не я ставил? – вновь напрягся Николай. – Так, Вася в счет долга выставил.
Федор зло посмотрел на Николая, неожиданно затрясся, развернулся и запустил в него огурцом. Огурец попал в глаз. Николай завизжал и схватил Федора за грудки. Филипыч влез сзади на Николая, силясь отодрать его от Федора. Федор попятился и одной ногой свалил бутылку, а второй, пытаясь тверже ее поставить, наступил на помидоры. Увидев это, Василий подскочил и двинул Федору правой в челюсть. Федор рухнул, увлекая за собой Николая и Филипыча...
* * *
В приемной райотдела милиции родственники, в ожидании своих, сидели, затаив дыхание, изредка перешептывались друг с другом. Жена Филипыча, Мария Яковлевна, плакала, поминутно вытираясь носовым платком. Мать Николая, старушка восьмидесяти пяти лет, облокотилась о костыль и, то и дело закрывая глаза, молилась. Жена Василия, Людмила, пришла вместе с пятилетним сыном. Пришел и сын Федора в хорошем похмелье, как он сказал, отца вызволять. Но его упросили уйти.
Первым вышел Филипыч, за ним остальные. Филипыч подошел к жене. Мария Яковлевна, не выдержав, зарыдала.
– Ну, хватит тебе, – проворчал Филипыч. – Уймись!
Присел рядом с ней. Тут же примостился Василий. Сын взобрался ему на колени и осыпал поцелуями его небритую щетину. Николай издалека заметил мать, стараясь не смотреть на нее, прошел в противоположный дальний угол.
Мария Яковлевна, продолжая всхлипывать, взяла мужа за руку:
– Они молодые, ветер в голове, и ты туда же.
И укоризненно качая головой тихо продолжила:
- Захожу в хату, смотрю Библию листаешь, так и обомлела. А ты оказывается – заначку туда свою. Хотела разругаться, да не стала, думаю, может, стих какой прочтешь, образумишься, - и вновь всхлипнув, присушила носовым платком набухшие от слез глаза.
Василий укоризненно посмотрел на Филипыча, тот, заметив это, опустил голову и виновато произнес:
– Ну, хватит, мать, будет. Какая заначка, в толк не возьму?
– Неужели и я вот так... - содрогнулся Василий и теснее прижался к сыну.
Вошел молодой лейтенант с амбарной книгой в руках, попросил всех расписаться. Василий долго не мог сообразить, где нужно поставить подпись. И тут до него дошло, что ему мешает лицо молодого лейтенанта – знакомое лицо.
– Лейтенант, где-то я тебя видел, не могу припомнить? – спросил он.
Лейтенант улыбнулся:
– В церкви, в воскресной школе, твой сын там у меня. Очевидно, заходил за ним.
– Как в церкви? – растерялся Василий. – А милиция, а погоны?
– Ну и что? – пожал плечами лейтенант.
– Ничего. Начальство-то как?
– А что начальство? Cлужбу свою я исправно несу. Постоянно на Доске почета. Учусь на заочном в юридическом. Слава Господу!
Лейтенант показал, где необходимо расписаться.
– А ты почему не с нами? – обратился к нему лейтенант.
– Да как-то суета все, работа, – промямлил Василий.
– Когда не суетишься, и суеты нет, – лейтенант крепко пожал ему руку и добавил, – Иисус Христос ведь ждет тебя.
Василий смутился и, не найдя, что ответить, отвернулся.
* * *
Расходились молча.
Николай, забрав костыль, вел мать под руку. Василий обнял жену, а сына взгромоздил на плечи. Они шли не торопясь. Сынишка, обхватив отца за шею, сбивчиво рассказывал ему о своем друге Димке, который сломал пилку от лобзика, и за это ему здорово досталось. Немного поотстали Мария Яковлевна и Филипыч. Шли о чем-то перешептываясь. Федор, невнятно попрощавшись, исчез в ближайшем переулке.
Поравнявшись с Василием, Николай сказал:
– Я завтра в церковь схожу, мать поведу, тяжело ей одной идти.
– Как знаешь, – ответил Василий и снова обернулся к сыну.
Дома он свалился в постель и проспал до вечера. Разбудила пытливая соседка. Та прошла в горницу – нет никого, но любопытство – не тетка, кого хочешь, доймет. Заглянула дальше. На стук и проснулся Василий.
– Чего тебе, Клавдия Михайловна? – спросил он, опуская ноги на пол.
– Моего ищу, думала, к тебе пошел.
– Не видал я его, ты к Федору сходи, может, там он.
– И его отпустили? – встрепенулась она и выбежала из избы.
Василий обулся, вышел во двор. Вечерело. Звезды аккуратно заполняли свободные места на небосклоне.
– А ведь надо же! – воскликнул он, удивляясь своему открытию. – Как зрители, согласно купленным билетам. На меня, видно, вышли посмотреть. Где еще такого дурня сыщешь?
Он пересек двор, поеживаясь, вышел за ограду и не спеша побрел по темной улице. Как-то незаметно оказался у церкви. На скамейке заметил двоих. Пригляделся. Это были Федор и Филипыч. Филипыч по обыкновению что-то энергично доказывал.
– Чего это вы тут? – Василий подошел к ним и пристроился рядом.
– Да так, свежим воздухом подышать вышли, – ответил за двоих Федор.
Немного помолчали.
– Такие вот дела, – нарушил тишину Филипыч.
– Да нету никаких дел, пустота одна, – заключил Федор.
Разговор не клеился.
– Ты бы зашел к Соловьевым, – обратился к Федору Василий.
– От них иду. Кузьмич, как увидел меня, обрадовался. Я сам до вас собирался, говорит, после собрания зайти, помидорчиков занести. Килограмма два вот завернул. – Федор показал на лежащую у ног авоську. – Я, говорит, тебе весной семена дам, приди, не забудь, – Федор подпер руками голову и задумался.
- Да, вот тебе и сектанты, - с укоризной сказал Василий.
– Лучше бы он на меня собак спустил, - усмехнулся Федор, -так бы душу не жгло.
– А помнишь, в прошлом году, ты у них гуся экспроприировал, когда косилку
обмывали, - съехидничал Василий, - слышал я,
догадывались они, чьих рук дело.
Фёдор до посинения сжал кулаки и, что есть силы, ударил себе по коленам. На глазах проступили слёзы.
– Ну, хватит тебе, – одернул его Филипыч, – будет. Чего это ты? Я ведь тоже мог бы агрономом стать или ветеринаром, да вот нелегкая занесла...
Он заерзал на скамейке.
- Мальцом был, в зооветтехникум предлагали, не пошел. Виктор Скворцов помоложе меня, потом он там учился... Василий усмехнулся, развел руками,- понятно, чего уж там... - и отвел взгляд в сторону. Филипыча это задело, он скрепил руки на затылке и обратился к Василию, - так вот Васенька и жизнь прошла, и не заметил, - и с болью добавил,- а ты судишь теперь. Но вдруг спохватился.
- О чем это я?
Затем, смотря куда-то вдаль, с надрывом и болью произнес:
- Какие-то нелюди мы, Господи!
* * *
В церкви, как всегда, яблоку негде было упасть. Пришел Николай с матерью, Филипыч со своей, Василий с сыном и женой. Собрание только началось, как заскрипела дверь и, подталкивая сына, вошел Федор. На нем была чистая рубашка, в руках он мял новую кепку. Он постоял с минуту, не зная, как поступить, затем низко поклонился и сказал:
– Примите и нас, братья и сестры