(начало Испанской повести читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/04/1877
а её предыдущую часть здесь: http://www.proza.ru/2014/05/04/1911)
1. Впервые в Испании
В Испанию я, конечно, поехал, но попал не в Валенсию.
Я остановился в другом университете, ещё более древнем, в другом конце страны – на западе Кастилии. Он славился отточенностью подготовки психологов. Сразу меня представили и опытным коллегам и лучшим из тамошних аспирантов, умнейшим людям. Потом из них вышли психотерапевты экстра-класса. А тогда они по вечерам принялись знакомить со студенческими традициями этого древнейшего университета, которому было около 800 лет. Одна из традиций - это показывать новичкам лучшие кабачки города. Получалось по три заведения за вечер.
Начинались долгие праздники, и вскоре мы вдвоём с девочкой из СНГ поехали в Лиссабон. Она была аспирантка, замечательная попутчица, но очень рассеянная. Приходилось опекать её по-полной. Например, когда она возвращалась назад в Испанию, я доводил её до остановки, показывая, где ждать свой рейс, и писал на полях карты время и номер маршрута.
2. Парижский автобус
Ночью мы с ней сдали портье ключи и отправились на автостанцию, идти до которой было три квартала. Но вовремя автобус не приехал, и мы уже начинали нервничать, когда в предутренней темноте увидели далёкие огоньки фар.
Через минуту подкатил междугородний автобус «Париж-Лиссабон», и мы прошли на свободные места в конце левого ряда. Все спали и только мы вдвоём с Ирой долго смотрели сквозь стекло на изумительные горы, покрытые соснами.
Это была Центральная Кордильера, точнее её часть - хребет Serra da Estrela, или Звёздные горы, о которых я когда-то читал красивое португальское стихотворение о любви поэта к пастушке.
Но горы во тьме еле виднелись, и все пастушки ещё спали. Поэтому думалось не о них, и мы смотрели на то, как в небо вонзаются верхушки сосен, стоявших на всех вершинах.
Налюбовавшись на красоту резко изломанной линии горизонта, я зажёг маленькую лампочку над своим сидением. А потом пытался читать книжку-путеводитель, но яркие картинки Лиссабона в ней отвлекали от сухого текста и хотелось просто любоваться красотой его зданий.
Автобус уже ехал по залитой солнцем Эштремадуре, когда там и сям начинали шевелиться люди. Народ стал просыпаться. Уже не только от ставшего ярким солнца, а просто от звуков чужих просыпаний.
В третьем ряду от нас через проход зашевелилась светлая соломенная шляпа и затем поднялась, открыв взгляду девичью головку.
Я сзади смотрел на неё, а она смотрела вперёд. Ни глаз, ни носика не было видно. Стали видны только левая щёчка и край лобика над ней. Шедшая от волос вниз к подбородку линия силуэта была столь совершенна, что я обомлел. Речь не про то, была ли она красавицей. Это просто была линия, восхищаться красотой которой можно было бесконечно, дивясь тонкому вкусу природы. Она спускалась со лба, чуть-чуть выдаваясь вперёд под волосками бровей, не сильно углублялась на виске у глаза и дальше, какой-то плавной линией с малоосознаваемыми изгибами уходила вниз по щёчке, ниже которой, изменив направление, уходила к невидимой пока что шейке. Сейчас смешно читать тут попытку облечь в слова то изумление этим шедевром природы. Не меньшим, чем Ниагарский водопад или северное сияние.
Сидевшая рядом Ира уже давно прикорнула, положив между стеклом окна и щекой сложенный шарфик. Остальных пассажиров я и не замечал, как и прекрасные виды за окном. Всё вокруг её лица размылось, словно в тумане. Существовала только прекрасная извилистая вертикальная линия, в которой воплотилась вся красота этого мира. Она уже зажила своей жизнью: то становилась более толсто обведённой, то меняла цвет, то словно отделялась от её лица, зависая недалеко от него.
В голове нарастало ощущение, что линия эта начинает приближаться ко мне, и когда мы соприкоснёмся с ней, то станет так хорошо, как никогда ещё не было. Рот мой был открыт и я часто дышал, поэтому в горле пересохло настолько, что я закашлялся. Это меня и спасло. Слегка очнувшись, я вдруг с ужасом понял, что сейчас случится со мной в этом автобусе. В панике я бросился гасить возбуждение – впился зубами в сустав, который соединял большой палец и ладонь. Боль тут же отвлекла тело к пальцу.
Внезапно она обернулась, посмотрев на меня. Неужели мой восхищённый взгляд чувствовался спиной? Потом она отвернулась, достала из чехольчика очки и, надев их, с недоумением оглядывалась на меня. Позже уже я заметил, что оправа была тоненькая проволочная и не ломала удивительную линию лица.
Но в тот момент не осознавалось уже ничего. Чувствовалась только боль в руке, которая постепенно привела в чувство. Но это новое чувство не было тем спокойствием, которое было до первого взгляда на неё. Это была какая-то взбаламученная смесь обрывков разнородных эмоций, из которой на поверхность поочерёдно всплывали то стыд, то испуг за неслучившееся, то просто вожделение, а то и вспышки восхищения её совершенством. Похоже, что не только внешним.
А всё это вытеснила неприятная мысль о том, как выглядит в глазах незнакомки искажённое болью лицо вцепившегося в свою руку зубами человека.
Потом я успокоил себя тем, что не собираюсь же переезжать на Чукотку, чтобы всегда любоваться северным сиянием – посмотрел разок по телеку и доволен! Так и тут – посмотрел на эту щёчку, восхитился – и достаточно. А иметь дальнейшее отношение к твоей жизни ей не предначертано, подумал я, распаляя в себе раздражение на неё, невинную причину моего почти позора.
В оставшиеся до прибытия полчаса она ещё дважды оглядывалась, но видела только моё отрешённое лицо. Это было сложно, так как, освободившись и от предельного наваждения и от резкой боли в ладони, я с трудом накручивал себя на равнодушие.
Это было тем сложнее, что я уже увидел, что она и спереди удивительно гармонична, просто лицо греческой статуи. В ней видна была не просто банальная красивость, а глубинное достоинство, отражавшееся в плавности и изящной соразмерности линий.
И хоть она смотрела на меня без приязни, я увидел её глаза, глаза спокойного и вдумчивого человека.
3. Португалия
В Лиссабоне мы с Ирой вышли из автобуса через несколько человек после неё. Она уже садилась в подкатившее такси, что-то объясняя на красиво звучавшем португальском. Для таксиста годился бы и английский, но она, видимо, решила получить удовольствие, оживив несколько знакомых фраз.
Я уже в Испании почитал об отличиях португальского от испанского. Отличались они друг от друга больше, чем русский и украинский, но меньше, чем русский и хорошо знакомый мне болгарский. Я просто решил изменять в знакомых мне испанских фразах суффиксы и четыре буквы на соответствующие им португальские и не стесняться, что я очень не спец в их языке.
Как-то уже в другой мой приезд в Португалию и в другом городе ранней ночью я любовался из подворотни силуэтом крыш безлюдного древнего квартала. Издали в тишине раздались шаги и, когда мужчина поравнялся с моей подворотней, я вдруг кашлянул. Он остановился, без результата попытавшись разглядеть меня в темноте, и попросил закурить. Я на испанском сказал, что не курю, лихо приляпав португальский суффикс. Он пошёл дальше, сказав только: «Ааа, шпаньол!» Отличий моей внешности от чернявых шпаньолов в темноте он не видел, поэтому эксперимент получился чистый.
Посмотрев вослед такси, мы пешком отправились в сторону весьма недорогого отельчика. Стипендию мы оба ещё не получали, а привезённое было уже растрачено на студенческие традиции, поэтому ехали мы на занятые деньги новых знакомых и настроены были экономить. Мы смеялись, смотря из окна на возвышавшийся над нашей халупой внушительную высотку Шератона. Я даже предложил Ире сфоткать её у окна на фоне этого отеля. Пусть порадует родных, что европейская стипендия позволяет ей жить под окнами Шератона.
Мы позавтракали с ней бутербродами с апельсинами и пошли в центр. Для начала надо было показать ей город и научить не теряться. У Иры в превосходном интеллекте была маленькая дырочка – топографическая. Она ориентировалась хуже меня. Я же, уступая ей во многом, был топографическим ниндзей и с закрытыми глазами ориентировался в любом из десятков впервые виденных мною городов в любых странах. И сейчас, спустя годы, закрыв глаза, я могу увидеть перед собой подробные карты множества городов.
4. Лиссабонская крепость
Очень скоро мы с Ирой поняли, что у нас разные кайфы. Я – шагающий фотограф древних строений, она - замеревший созерцатель природных пейзажей. Если она и ходила со мной по соборам и замкам, то уставала от моих рассказов, почерпнутых в путеводителях и исторических книгах.
В Лиссабонской крепости она любовалась на деревья, росшие почти из стены, а я на чёткие линии укреплений. В углу двора крепости был ход наверх, над которым на стене было подобие домика. Мы ходили по крепостной стене, рассматривая то лежащий вокруг крепостного холма старый город, то внутренний дворик. Сидевший там гитарист виртуозно играл фламенко и продавал свои диски.
Ира, учившаяся играть на гитаре, спустилась слушать его поближе, а я любовался видом на старый собор Се. Вдруг я увидел, как из тёмного проёма этого лестничного домика выглянуло лицо моей автобусной незнакомки. И тут же исчезло в темноте проёма. Неожиданно горячая волна захлестнула голову, тело отдёрнулось назад, а оставшихся мозгов хватило только на бег по стене.
Я и понятия не имел, чего бы я делал и говорил, догнав её. Да это было и не важно. Всё лучшее в моей жизни случалось, когда отключался внешний социальный человек и спонтанно действовал внутренний свободный. И, как оказывалось всегда, он нравился всем гораздо больше внешнего. Поэтому всегда было хорошо.
Может быть, догнав её, спускавшуюся по лестнице с друзьями, я бы шумно перепрыгнул на более низкий марш и, заступив ей путь, сунул бы палец в рот, прикусив его, и жалобно замычал бы: «Умоляю, освободите меня от своего заклятья, выньте мою руку изо рта!» И она смутилась бы от недоумевающих взглядов своих спутников.
А, может, сделал бы что-нибудь другое, заранее неизвестное. Прелесть спонтанности в том, что изнутри всегда приходило самое нужное, то, что затем восхищало самого. Кстати, в такие моменты и словарный запас увеличивался за счёт вылезавших из подсознания забытых слов. Больший эффект я наблюдал только от местного наркоза, когда вылазили красивые огромные спичи, недоступные в обычном состоянии.
А незнакомку из автобуса я или не догнал, или она просто померещилась. Но, впрочем, в крепости было ещё много на что смотреть.
(Продолжение читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/06/265)