Хотя приехать к Розе в марте Лео отказался, но порадовал её своим письмом:
"Берлин, 6 марта 1899
Мой дорогой, любимый Дциодциука! Целую тебя тысячу раз за твоё чудесное письмо и за подарок, который ещё не получила. Что происходит в этом году, на меня льётся как из рога изобилия? Представь себе, я получила от Шоэнланкс 14 томов Гёте в подарочном наборе! Вместе с твоими это будет целая библиотека , и моей хозяйке прийдётся дать мне новую полку к двум, которые у меня уже есть! Как я рада твоему выбору, ты, пожалуй, не можешь себе представить, Ротбертус — мой самый любимый экономический писатель, которого я просто для духовного наслаждения сто раз подряд могу перечитывать. А ещё и маленький словарик — это уже превышает мои самые отважные мечты! У меня такое впечатление, что я не книгу получила, а что-то большое, как дом или земельный участок. Знаешь, если мы всё вместе соберём, у нас уже получится хорошая библиотека, и если стастся нам по-человечески вместе жить, тогда нам нужно будет купить книжный шкаф со стеклянными дверцами.
Мой золотой, дорогой, как ты меня своим письмом обрадовал: я его уже шесть раз от начала до конца прочитала. И так ты, действительно, мной доволен! Ты пишешь, что я может быть в тайне знаю, что где-то есть человек по имени Дциодциу, который мне принадлежит! Да, ты что ли не чувствуешь, что я всё делаю всегда только с мыслью о ТЕБЕ: если пишу статью, то моя первая мысль — это тебя обрадует, и в дни, когда сомневаюсь в своих силах и не могу работать, меня мучает только одна единственная мысль, как ты к этому отнесёшься, потому что я не буду соответствовать твоему ожиданию, тебя разочарую. Когда получаю доказательства моего успеха, как например, письмо от К.К. (Карла Каутцки), то чувствую это как моральный налог тебе. ДАЮ ТЕБЕ СЛОВО, клянусь мамой, которую люблю, что МНЕ ЛИЧНО письмо от К.К. совершенно безразлично, я была рада только потому, что ещё его не раскрыв, читала его твоими глазами и чувствовала, какую радость это тебе доставит. С нетерпением я жду и ответа на это. (Он прийдёт, конечно, завтра вместе с книгами и доставит двойную радость.) Только одного мне не достаёт для внутреннего покоя: внешнего порядка ТВОЕЙ жизни и нашего отношения. Ты понимаешь, что мне дольше здесь не удастся занимать такую позицию (морально) , при которой мы бы могли спокойно и открыто жить вместе как мужчина с женщиной. Ты это конечно понимаешь. Я счастлива, что с твоим гражданством наконец-то дело подходит к концу, и ты энергично приближаешься к званию доктора.
Я чувствую по твоим последним письмам, что у тебя работа спорится, между прочим твои письма во время кампании с Шиппелем без преувеличения каждый день подкидывали мне мысли, и в последнем ты тогда мне дал большущий великолепный кусок для статьи (место о последствиях облегчения для рабочих я дословно перевела из твоего письма).
Ты думаешь, что я это не вижу и не ценю, что ты на «звуки боевые» мне сразу же спешишь на помощь и пришпориваешь к работе, и при этом все мои выговоры и все мои упущения забываешь!... Ты и не подозреваешь с какой радостью и с какой страстью я теперь после такого письма к тебе стремлюсь: я знаю, что ты мой источник силы и радости, поддержки и мужества для жизни.
Но больше всего в твоём письме меня порадовал абзац, в котором ты пишешь, что мы оба ещё молоды и что нам ещё удастся создать нашу личную жизнь. Ах, Дциодциу, золотой, если ты сдержишь это обещание!...Собственная маленькая квартира, немного мебели, собственная библиотека; спокойная регулярная работа, совместные прогулки, иногда опера, маленький, очень маленький круг знакомых, которых порой приглашаем на ужин, каждый год летом поездка на месяц в деревню, и тогда уж не работать!...(И, может быть, ещё маленький, совсем маленький Бобо? Этого никогда не будет позволено? Никогда? Дциодциус, знаешь, что на меня вчера при прогулке в Тиргартен нашло? Я не преувеличиваю! Вдруг перед моими ногами оказался такой Бобо, приблизительно 3-ёх — 4-ёх лет, в прелесном платьице, с мягкими светлыми волосиками и начал на меня глазеть. Тут же мне пришла в голову мысль, схватить этого Бобо и быстро убежать с ним домой, и оставить себе как своего. Ах, Дциодциу, никогда у меня не будет Бобо?!)
И у нас дома мы никогда больше уже не будем ругаться, не правда ли? У нас должно быть спокойно и мирно, как у всех людей...
Дциодциу, если ты 1. уладишь всё с гражданством, 2. защитишь диссертацию, 3. открыто поселишься со мной в собственной квартире и мы ОБА будем работать, тогда у нас всё будет идеально!! Ни у какой пары на свете нет таких предпосылок быть счастливыми, как у НАС. И если к этому ещё добавится немного нашего желания, тогда мы будем, должны быть счастливы. Разве мы не были много раз уже счастливы, когда мы немного подольше оставались вместе и у нас была работа? …
Ах Дциодциу, Дциодциу! Сделай так, чтобы мы поскорее спрятались от всех в двух комнатках, мы будем работать, сами себе готовить, и нам будет так хорошо, так хорошо!...
Дциодциа, дорогой, Бобо, я обнимаю тебя за шею и целую тысячу раз.
Сегодня не хочу больше писать о делах. Завтра напишу сразу же после посещения К.К.
Обнимаю и целую в ротик и мой любимый носик.
Твоя Циуциа"