Сильнее всего за всю свою жизнь я напился в детстве. Возможно, теперь этой фразой никого не удивишь. Да и речь, пожалуй, не о детстве, а, скорее, о юности — смотря чем считать возраст девятого класса в начале двухтысячных.
У нас тогда была рок-группа на правах школьного ансамбля. Солист Веня Зыль хотел назвать её «Проклятые Всевышним». Я, будучи гитаристом, предлагал имя «Пальмовый Вор». Басист Толя Черёмушкин и ударник Стас Лимонов просто рубились — их мало волновало название. После долгих споров мы начали именовать себя «Гольфстрим».
Как-то весной мы всем составом купили билеты на концерт «Арии» в нашем городе. Тогда многие их слушали. Тогда это не было слишком. Никто ещё не знал, что вместо кожаных штанов музыканты «Арии» носят лосины. Сегодня они и сами этого не отрицают, как и того, что Кипелову принадлежит голос из рекламы «Свежесть жизни вместе с Mentos». Кстати, про «Iron Maiden» тогда у нас тоже никто не слыхивал. Так что сами понимаете, «Ария» заходила на ура.
Мы надели на запястья столько металла, что с трудом могли поднять «козу» выше груди. У меня была футболка с «Химерой», у Зыля — с «Машиной Смерти», у Толи — с «Генератором Зла», а у Стаса — с «Инквизитором из Ада».
И вот мы встретились на трамвайной остановке. Четыре школьника с огнём и мотоциклами на банданах. Подошли несколько ребят повзрослее, но тоже в майках с «Арией». Один спросил нас:
— Вы на концерт?
Мы ответили:
— Да, на концерт.
Подошёл трамвай, следующий до места — дворца спорта «Красный Котельщик». В тогдашнем нашем мироощущении концерт проходил не просто на огромной баскетбольной площадке, а на стадионе. И вот мы четверо заходим в трамвай, а он целиком забит парнями в кожаных куртках. Кондуктор мнётся в уголке. Устанавливается тишина, все смотрят на нас. Огромный бородатый мужик с посохом громко спрашивает:
— Вы на концерт?
— Да, на концерт.
Кто-то тянет нам початую бутыль самогона.
— Бухать будете?
Все мы тогда уже знали, что говорить с незнакомцами порой можно. Вопрос был в том, можно ли с ними бухать. Поразмыслив, мы всё же отказались. Скоро все про нас забыли.
Мы выходим из трамвая и направляемся к дворцу спорта. Его окружает толпа под тысячу человек. Мужчины в балахонах и косухах, девочки в рваных чулках. Полуперчатки, напульсники, тёртые джинсы с торчащими из карманов цепями, ковбойские сапоги. Неподалеку привязана пара лошадей. Какой-то балбес пришёл в майке с Децлом, мотивы этого поступка мне неведомы.
Зыль говорит:
— Знаете, что самое интересное?
Мы не знаем.
— Сейчас мы четверо станем частью этой толпы, но кто-нибудь обязательно спросит: «Вы на концерт?» Хуле неясного, конечно, на концерт!
Мы разделили негодование и начали пробиваться ко входу.
Наконец попадаем внутрь. Наши места в центре боковой трибуны. К сцене, установленной внизу на площадке, никого не пускают. Вскоре появляются музыканты. Это первый раз, когда я живьём вижу кого-то знаменитого, пусть даже издалека. До выхода группы я думал: «Если сейчас вместо них выйдут и сыграют другие люди, пойму ли я?» Но как только музыканты появились, сомнений не осталось — настоящие, чтоб их! Каким-то образом это сразу видно. Да и играют, конечно, как боги — к технике исполнения «Арии» у меня в девятом классе не было никаких претензий. И сейчас они вряд ли бы возникли, даже на фоне всех прочих вопросов.
Люди встали с последних рядов и спустились к перилам, закрыв обзор первым рядам. Первые ряды встали, а за ними — все остальные. Мы тоже встали. Мужик впереди меня снял майку и весь стал крутить ею, лупя меня по коленям. Все скандировали: «А-ри-я! А-ри-я!..» Тогда я вспомнил, как моя мама интересовалась, не является ли аудитория группы, которую я начал слушать, какими-нибудь сектантами или вроде того...
Выступление началось с «Химеры» и других песен-боевиков. Потом «Беспечный Ангел»: сотни горящих зажигалок, сильнейшее ощущение единства и братства — вот что мне нравилось больше всего. Затем снова тяжёлая музыка и выход на бис — с пиротехникой.
Концерт всем понравился, даже несмотря на то, что «Ангельскую Пыль» так и не сыграли. Мы выходим из зала, делясь впечатлениями. Толпа вокруг постепенно рассеивается. Парня в майке с Децлом нигде не видно.
Тёплая майская ночь. Наша ритм-секция отчаливает на каком-то троллейбусе, а мы с Зылем отправляемся пешком до рынка «Радуга». В выходные жители нашего города там одеваются, обуваются и едят беляши. В 2012-м рядом с рынком откроют первые «Макдоналдс» и «Сабвей», вследствие чего возникнут очереди не в пример музейным. Но тогда мы шли к «Радуге», чтобы сесть на поздние маршрутки и разъехаться. Мы шагали по улице с частными домами. На пороге одного из них стоял и курил человек. Мы не видели его лица — только огонёк сигареты и силуэт. Когда мы проходили мимо, он сказал:
— Настоящие арийцы.
Мы заулыбались и прошли несколько шагов молча, а потом Зыль произнёс:
— У кого-то глаз-алмаз.
Это было хорошее время.
Напился я почти год спустя. По случаю 23-го февраля была школьная дискотека. На время дискотек в нашей школе устанавливался тотальный контроль. На вахту становился физрук, реже — учитель ОБЖ. Завучи искали заначки с алкоголем в бачках женского туалета. И находили. Учителя регулярно совершали обходы по всем четырём этажам, чтобы убедиться, что мальчишки из 14-й школы не влезли в окна по водосточным трубам снова. Классная руководительница время от времени инспектировала нас, заставляя на себя дышать. Однажды мне удалось дохнуть так, что она сказала: «Хорошо, следующий», хотя незадолго до этого я выпил две банки «Отвёртки».
Как нетрудно догадаться, основное веселье начиналось после дискотеки. Мы уходили из школы маленькими группами, а затем собирались всей гурьбой у кого-нибудь, в чьём доме в ту ночь не было родителей. Казалось, если бы наши гулянки сняла голливудская киностудия, то вышла бы отличная молодёжная комедия, из тех, что мы тогда любили смотреть. С другой стороны, если бы нас снял телеканал НТВ, то получилась бы леденящая кровь передача о детском алкоголизме с музыкой от авторов «Криминальной России». Мы глотали пиво и дрянные химические коктейли из пластиковых бутылок. Мы уничтожали запасы домашнего вина, если находились в частном доме. Мы пили водку и самогон, предпочитая запивать, а не закусывать — порой зря.
Поздней февральской ночью после одной такой гулянки я провожал домой Надю — девушку, которая мне нравилась. Она была в меру круглолица, обладала пышными русыми волосами и широкими бёдрами. Говорят, сейчас она торгует сладостями, и это неудивительно. По соседству с Надей жил наш барабанщик Стас Лимонов, так что провожали мы её чаще всего вместе. В тот вечер Стас бросал курить, поэтому на прощание отдал мне начатую пачку «Имперского Стиля».
— Спасибо, — молвил я.
Он ответил:
— На здоровье.
Стас ушёл домой, а мы с Надей пошли дальше. До её дома оставалось не более пятидесяти метров. Оставшись со мной наедине, она сказала:
— Недавно Миша спросил, можно ли меня поцеловать.
— Да ну?
— Ну да.
— И что?
— Как вообще можно такое спрашивать?
— Не знаю. Так чем всё кончилось?
— А ты сам как думаешь, чем?
— Чёрт, да откуда мне знать? Ты что, не можешь просто сказать?
— Знаешь что… всё, неважно! Я просто хотела сказать, что не понимаю, как можно вообще о таком спрашивать.
— Почему ты об этом вспомнила?
— Ну, знаешь, жизнь — сложная штука...
— Спокойной ночи. Не спались предкам.
— Пока…
И вот я иду из одного конца ночной улицы Свободы в другой. Вокруг ни души. Курю «Имперский Стиль», грущу, мёрзну. Формируюсь как личность. Прохожу мимо двора нашей классной руководительницы и замечаю там на лавочке своего доброго товарища Вениамина, которого позже, уже в институте, окрестят Финном из-за его литовских корней. У Вени были самые широкие плечи в параллели. А выходя гулять с магнитофоном, он всегда клал в карман жилетки кирпич. А вот с ним Лера — улыбчивая девочка с геометрически круглыми скулами и восточным разрезом глаз. Однажды мы параллелью ездили на базу отдыха, и Лера ушла гулять в лес с Антоном из 10-го «А». Там ему в яичко впился клещ, а потом об этом написали в школьной стенгазете.
Вижу, что у Финна с Лерой есть початая чекушка водки и лимонад «Колокольчик». Веня с зачехлённой гитарой. Я тоже. Кажется, в тот период мы без них вообще не выходили из дому.
Подсаживаюсь к Финну с Лерой и тут же выпиваю залпом всю водку. Запиваю «Колокольчиком». До сих пор не могу объяснить себе этот поступок. То есть почему я это сделал, может быть, и ясно: грусть-тоска, юношеский максимализм и тому подобное. Однако до сих пор остаётся загадкой, как в том нежном возрасте мне это удалось физически. Лера быстро всё поняла и ушла домой — она жила в соседнем подъезде. Финн уже был почти в таком же состоянии, в котором уже через минуту оказался я. Мы замерзали на лавочке в полвторого ночи, не могли с неё встать и орали на весь двор классной руководительницы дурными голосами.
— Серёга, пошли домой!
— Не могу, Веня. Кажется, я умираю! Ой, умираю…
— Ты не умираешь, ты просто бухой!
— Ну да бухой... Знаешь, почему? Потому что жизнь — сложная штука! Слышите, мать вашу?! Сложная!..
И тут же блюю на тротуар.
— Не, — говорю, закончив. — Домой мы уже не дойдем. Предлагаю спать в подъезде у классной.
Чтоб мне провалиться, если я тогда не был настроен серьёзно. Я действительно готов был коснуться дна, ещё даже не получив аттестат о среднем образовании.
— Безумие, — заключает Веня. — Мы идём домой!
Он встаёт с лавочки. Поднимает меня. Вешает мне гитару на спину. Обнявшись, начинаем движение через газон, с трудом перешагиваем через заграждения из покрашенных автомобильных покрышек. В окнах классной загорается свет. Или не в её?.. В любом случае, милицию кто-нибудь уже да вызвал. Сохраняя непредсказуемую траекторию движения, мы идём проторенной тропой через дворы, сквозь усталое постсоветское пространство. Постепенно идти становится легче.
Наконец мы достигаем ржавой решётки на улице Прохладной — места, где наши пути всегда расходятся. Сейчас Веня отправится прямо, в частный сектор, где вечно лают собаки, а летом пахнет абрикосом и шашлыком. Я же пройду сквозь вырванную с петлями дверь в ржавой решётке и через три минуты окажусь возле пятиэтажки, где родился и вырос. Там меня ждёт мама — она никогда не засыпает, если я гуляю. А если и засыпает, то просыпается от малейшего шороха, даже когда я прокрадываюсь в квартиру бесшумно, словно пьяный вусмерть ниндзя. Зная, что мама сейчас проснётся и выйдет ко мне, я поскорее разуваюсь и бегу в свою комнату. Нужно раздеться и лечь спать, прежде чем она увидит меня в таком состоянии. Снимаю штаны, и что-то выпадает у меня из кармана. Это та злосчастная пачка «Имперского Стиля». За дверью уже слышны мамины шаги. Пинаю сигареты в дальний угол комнаты, в то же мгновение дверь открывается.
— Ясно, — говорит мама, посмотрев на меня лишь секунду. — Завтра поговорим.
Кстати, я давно уже не курю. Наверное, потому, что никто не запрещает.
Моя мама обладает феноменальными дедуктивными способностями. Ей достаточно лишь посмотреть на меня, чтобы определить, насколько я пьян по шкале от одного до десяти, с кем я пил, кого провожал домой, целовался ли. Быть может, оттого я и взял дурную привычку ничего ей не рассказывать про свою жизнь.
Однажды, много позже, пока мама была в ночной смене в охране завода «Хёндай», я привёл домой пышногрудую кемеровчанку. Мы занялись безжалостным сексом, затем поели арбуза и снова занялись сексом, на этот раз незащищённым. На рассвете я посадил её в такси, вернулся домой и стал ждать маму. Мама вернулась, и мы сели завтракать.
— У тебя хороший аппетит, — сказала она.
— Угу.
— Наверное, много белка потерял за ночь?
— Наверное.
— Наверное, только арбуз тут ел с блондинкой своей (пауза) крашеной.
— Точно, мама. Что-то аппетит пропал, я пойду.
Выхожу на балкон. Набирает силу южное лето. Мягко шумят клёны.
Господи, думаю я, что же ты намерен из меня вырастить?
***
Сборник повестей и рассказов Посейдень: http://chtivo.spb.ru/poseiden.html