Друзья, К2 и секундант сердечно приветствуют вас!
У нас снова дуэль)). Сегодня состязаются: Городская девчонка, Хайнекен и Простосолнышко.
Голосовать будем как обычно - под специальным постом.
А сейчас, встречайте:
***
Автор – Хайнекен
ЖАБА
25 430 зн.
Клавдия собиралась приготовить на ужин курицу. Но муж ее, этот… человек, курицу не купил, хотя вчера ему было сказано, чтобы заехал в торговый центр после работы. И вот сейчас ей пришлось самой одеваться, обновлять макияж, покрывать волосы лаком. Клавдия никогда не позволяла себе выйти из дома в непотребном виде. Давным-давно она по радио слышала фразу: «Если собираетесь поскандалить, выглядеть должны так, чтобы вами любовались даже во время скандала». Очень ей понравилась эта фраза. Потому Клавдия всегда хорошо выглядела.
Когда она ехала в лифте, там уже был соседский мальчишка с лохматым убожеством на поводке. Клавдия поджала губы, пальцы ее вцепились в сумочку. Едва двери лифта поехали в стороны, убожество рвануло вперед с веселым лаем.
- Мальчик, - холодно произнесла Клавдия, - это общественное место. Твоя собака не должна лаять.
- Но это же собака, - проговорил ребенок.
- Вот именно! И почему на ней нет намордника?
- Но Джек же маленький.
- Не имеет значения. Развели тут невесть что, весь двор в фекалиях, орут под окнами постоянно.
Голос ее становился все выше и громче. Спускающийся по лестнице сосед со второго этажа остановился, переводя взгляд с Клавдии на мальчика. Собака прыгала и требовала, чтобы ее выпустили на улицу. Мальчик растерянно моргал.
- Тетя, мне идти надо.
- Слушай, когда с тобой старшие разговаривают. Если твои родители не приучили тебя к порядку, то…
Мальчишка уже чуть не плакал. Стоял, сжимая в руке поводок, губы дрожали.
- Парень, - сказал сосед, - твой пёс писать хочет, веди его быстрее, пока он тут лужу не сделал.
Мальчик с облегчением выскочил из подъезда.
Клавдия сузила глаза.
- А вы, собственно, кто такой?
- Да вам-то что за дело. Что вы докопались до пацана? Заняться нечем?
- Да вы…
Клавдия втянула воздух, грудь ее поднялась, нос задрался.
- Вы… - сказала сквозь зубы, развернулась и вышла из подъезда.
Вернувшись из магазина, застала дома обувающуюся дочь.
- Посмотри на себя, - сказала Клавдия, глядя неодобрительно, - на кого ты похожа? Ты выглядишь как проститутка.
Дочь устало вздохнула.
- Ну мама…
- Ты совершенно не умеешь одеваться. То балахоны до пола, то такое убожество. Выпрямись. Когда ты найдешь себе другую работу?
- Мама…
- Тебя не ценят. Получаешь копейки. Выпрямись, я сказала, и надень другую юбку.
- Мама, хватит…
- Что хватит? Не нравится, когда правду говорят? Не хочешь слушать – уходи, купи себе квартиру. Или пойди в этой своей одежке найди миллионера. Хотя кому ты нужна. Хоть бы прическу другую сделала.
- Мама, я поздно буду.
- Что значит поздно? Мы ужинаем в восемь.
- Я в городе поужинаю.
- Что значит в городе? Опять наешься всякой дряни, будешь таблетки потом горстями жрать…
Входная дверь хлопнула. Клавдия замерла, прислушиваясь к удаляющемуся перестуку каблучков, посмотрела на себя в зеркало, сыто улыбнулась.
Она прошла на кухню, надела фартук со снеговиками – глупый подарок коллег на новый год, положила на доску размороженную курицу, провела по пухлой розовой грудке тяжелым швейцарским тесаком. Курица распалась, обнажив белые хрупкие хрящи и красно-коричневые кости.
Своих следовало кормить, чтобы они жили долго. Долго-долго.
***
Иван поежился. Конкурентов он не любил. Особенно таких – берущих жестко, без ласки и заботы. Проходя мимо мальчика, тронул его за плечо, улыбнулся:
- Не дрейфь, прорвемся.
Настроение поднялось, и голод стал чуть меньше. Весна – мокрая, пасмурная, нервная – заставляла охотиться чаще. Иван старался брать отпуск в апреле просто потому, что иначе выел бы коллег дочиста. А он предпочитал брать по чуть-чуть, стирая остроту чужих чувств, успокаивая и усмиряя. Научился с возрастом щадить жертв, вытягивать их них ровно столько, чтобы ослабить, но не навредить.
Посмотрел на часы. Не так давно неподалеку выстроили развлекательный центр с несколькими кинозалами. А стало быть, на сеанс можно было попасть почти в любое время. Хорошо. Ивану все равно было, что смотреть, но выбирать он старался нечто провоцирующее у зрителей всплеск эмоций. Ужас, сопереживание, смех – любые яркие эмоции позволяли ему насыщаться. Пир, просто пир для гурмана. Иван впитывал энергию кожей, растекался по креслу, расставив ноги, закрыв глаза.
Жаль, хватало этого ненадолго. Энергетика зала, кажущаяся такой плотной, была не слишком питательной, как суфле, и Иван знал, почему – она ему не адресовалась. Впрочем, поход в кино позволит протянуть до вечера. А вечером… о, вечером… Вечер готовил ему несравненное удовольствие. Вечером он идет к Толику Грищенко пить пиво и играть в преферанс. Толик – мужик простой, юморной, из тех, с кем приятно посидеть часок-другой, но денег лучше не занимать. Но вот его дочка… Ланке тринадцать, уже хороша собой, а, созрев, обещает превратиться в нечто такое крышесносное, что папаше ее точно под дверью с винтовкой дежурить придется. Кавалеров отстреливать. И Ланка влюблена в Ивана по уши.
Иван протянув кассирше деньги, взял билет на сеанс. Мечтательно заулыбался, вспомнив юную Ланку.
***
Курица уже стояла в духовке. Муж задерживался. Клавдия звонить ему не стала. Вот вернется, и она с ним поговорит. Хорошо так пообщается на разные темы.
Она сняла фартук, тщательно вымыла и вытерла руки и прошла к компьютеру. Пока скотина этот где-то шляется, можно было расслабиться, получить удовольствие в другой жизни. А там она была сорокалетним мужчиной под ником Каменныйгость. Первым делом Каменныйгость заглянул на кулинарный сайт, обнаружил там новый рецепт паэльи и с удовольствием его откомментировал: «Полная х, тупость и безграмотность. Автор рецепта в жизни не был в Испании и наваял нам тут смесь рисовой каши с рыбой. Не знаю, как такое ваще жрать можно».
Потом Каменныйгость отправился на сайт, позиционирующий себя как «место для общения леди», где оставил сообщение следующего содержания: «Кухня. Дети. Церковь. Нехрен бабам садиться за руль. Обезьяны с гранатой – слабо сказано. Тупые лохушки, угроза для общества». Выйти с сайта Каменныйгость не успел. Кто-то из «лохушек» настрочил ему гневное письмо.
Клавдия удовлетворенно заулыбалась. Такое ей нравилось. «Слышь, подруга, - быстро напечатала она, - тебя и к велику-то подпускать опасно. Тоже мне фифа, небось губья за рулем красишь, и на всех насрать».
Тем временем откликнулся автор паэльи. Уныло признался, что в Испании и в самом деле не был, а рецепт ему рассказывала мама, и на самом деле все вкусно получается.
«Передай маме, пусть щи варит» - отправила Клавдия и пошла посмотреть, что творится в литературном сообществе – ее любимом. Вчера здесь затевался знатный скандалец, и, по прикидкам Клавдии, сегодня он должен был прилично так разрастись.
Звук поворачивающегося в замке ключа сообщил, что вернулся муж. Клавдия с сожалением свернула страницу, встала и направилась к дверям.
***
Толик говорил, что Иван на Ланку хорошо влияет. Мол, потом она тихая и послушная, как примерная дочь. А не оторви и выбрось, как обычно.
- Нет, ты представь, - говорил Толик, тасуя колоду, - ты знаешь, чем она сейчас увлекается? Футболом. Ну она же девочка. Нет, сам знаешь, я, когда наши играют, того, сам, но она же девочка. А ты компанию ее видел?
Иван молчал и улыбался. Ему было глубоко фиолетово, чем увлекается оторва Ланка, с кем она водится. Он был счастлив уже от того, что сейчас она здесь. Играет на компьютере в соседней комнате. Он слышал ее шаги и знал, что она не утерпит, преодолеет смущение и явится под каким-нибудь предлогом. И будет краснеть, смотреть на него теплыми карими глазами и вздыхать.
- Пойду покурю, - сказал Иван и вышел через кухню на балкон. Едва успел достать пачку, как Ланка уже стояла рядом, и в самом деле, краснея и переминаясь с ноги на ногу. Он щурился и молчал. Излучаемое девочкой тепло растекалось по его коже, впитывалось и волновало.
- Что хотела, Ланок? – наконец, смог спросить он.
- Дядя Ваня, ой, то есть Иван Андреевич, я… у меня…
- Я же говорил, просто Иван.
- Простите… Просто нам реферат задали. Нужно написать про какую-нибудь страну. Я выбрала Австрию. А что писать, не знаю.
Иван заулыбался. Девочка, она выбрала Австрию. Знала же, что он влюблен в Вену. Нет, Ланка, все же, удивительное существо. Восхитительный донор. Она излучала столько энергии, что хватило бы на атомный реактор. Жаркой, вкусной, нежной энергии – и все ему. Ее можно было есть, пить, купаться в ней.
Девочка смотрела на него выжидающе и Иван заговорил. Мысль его прыгала с Марии-Терезии и множества ее детей на танцующую белую лошадь с голубыми глазами. Он рассказывал о зеленых холмах и строгих высоких зданиях. О площадях и пончиках с мармеладом. О Гайдне и Климте. О счастливой и несчастной Сиси со звездами в густых и длинных волосах. И все это время девочка смотрела на него завороженная. Опомнился Иван, услышав хмыканье.
- Мы это, - сказал Толик, - интересно, конечно, все. Но как же партия?
Ивану хотелось мурлыкать. Он чувствовал себя котом – большим и сытым, лежащим на подоконнике, подставив бок теплым солнечным лучам.
- Конечно, - сказал он, - прости. Заболтался. Ну что, Ланок, теперь знаешь, о чем писать?
Она кивнула.
***
Клавдия уставилась на мужа с осуждением. Мол, шлялся столько времени неизвестно где. Даже не позвонил, и пусть готовится теперь получить заслуженное наказание.
- Я ухожу, – сказал Семен, не поднимая глаз.
- Куда это ты собрался?
- Совсем ухожу. Хочу только вещи забрать.
Клавдия поморгала, посмотрела на мужа другим взглядом. Что-то изменилось в этом рохле, в этой квашне. Он будто закрылся от нее, и это было возмутительным.
- Ты что, сдурел? – выкрикнула она, - Что значит – совсем?
- От тебя я ухожу, Клава, не могу больше. Сил нет.
- Что значит, сил нет? А наша дочь?!
- Надеюсь, она тоже сбежит. Отойди.
Семен отодвинул жену в сторону, прошел к шкафу, достал из него сумку, стал бросать туда галстуки, рубашки, трусы. Бросать в кучу. Это ее взбесило.
- Я сколько раз тебе говорила, во всем должен быть порядок? – взвизгнула Клавдия. Семен вздрогнул, удивился, и ей сразу стало лучше.
- Где мой костюм? – тихо спросил он.
- В химчистке!
- Тогда пришлю за ним потом кого-нибудь.
- Кого? Свою шлюху?
- Нет у меня никого. Я просто с тобой жить больше не могу.
Семен застегнул сумку, выпрямился, посмотрел Клавдии в глаза.
- Не могу больше. Люблю тебя, но ты ж меня съедаешь.
Клавдия озадачилась и вновь почувствовала себя неудовлетворенной. Следовало что-то сделать. Запустила новый шар.
- Я съедаю? Я лучшие годы тебе отдала!
- Ты их просто жила, свои годы. Я не годовый коллекционер, - пробормотал муж. Схватил сумку и выскочил за дверь, оставив ключи в прихожей.
- Скотина! – выкрикнула Клавдия и швырнула ключами в стену. Из кухни потянуло дымком.
- Еще и курицу из-за него спалила, - тихо сказала она, - останусь сегодня голодной.
***
Утром выпал снег, и дорога превратилась в омерзительное крошево изо льда, песка и чего-то еще, не поддающегося определению. Перепрыгивая через лужи, Иван добрался до стоянки. Вставил ключ в замок зажигания, и тут телефон его запел. Номер был незнакомый.
- Что? – спросил Иван в трубку. Услышал плач.
- Дядя Ваня, Иван, ну что она так со мной, я же написала, как вы рассказывали, а она…
- Лана?
- Да, я написала, я же потом еще материал искала, ну так ведь все здорово получилось…
Девочка плакала, и Иван не чувствовал от нее ни капли тепла. Ну ни грамма. Испугался. Если Лану – его персональную печку, кто-то смог выжать досуха, значит, дело плохо. Знал точно. Когда-то и он был донором, пока не нарвался на опытного мощного вампира, который сделал из робкого спокойного мальчика свое подобие. Нечаянно сделал, мимоходом.
Иван повернул ключ, и машина затарахтела ровно, с готовностью повиноваться.
- Ты где? – спросил он.
- В школе.
- В какой? Адрес говори. Я приеду.
Девочка помолчала, потом снова всхлипнула и продиктовала адрес.
- Кто же, кто же эта сука, - бормотал Иван, слушая радио и ведя свою ласточку по мокрой скользкой дороге.
- Кто же, кто же эта сука, - напевал он.
***
Клавдию Семеновну школьники не любили, за глаза называли жабой. Ей передавали это не раз, но подобные мелочи смутить ее не могли. Любят, не любят – это все так несущественно. Главное, на уроках ее всегда было тихо, а количество неуспевающих оставалось в пределах среднестатистического.
Ей вот нравилось преподавать. Любила она войти в класс, оглядеть присутствующих строгим взглядом. Любила вызывать к доске и тонко издеваться над теми, кто урока не знал. Рамок не переходила, не оскорбляла, не кричала, намеренно оценок не занижала. Все в пределах разумного – так, что не придерешься. Любила. Но вчерашний уход мужа несколько вывел ее из колеи. Клавдия была раздражена, взвинчена, она ощущала жуткий голод. А сегодня 7 «б» как раз сдавал рефераты и должен был делать доклады по ним. Чудесный повод. Чудесный. Конечно же, каждый из учеников в чем-то да напортачил. Трогать отличников Клавдия не стала, но вот над троечниками и хорошистами поглумилась вволю. Особенно ей нравилась реакция Ланы Грищенко. По большому счету, доклад ее был неплох, но девочка была слишком энергичной, постоянно улыбалась, теплое такое существо. Именно ее хотелось достать больше всего. В конце урока Клавдия с удовольствием обнаружила, что вечная активистка Грищенко чуть не плачет. В душе было тепло и мягко, будто кто-то любящий подошел, дал Клавдии кружку с чаем, укутал ее в шерстяной платок. Клавдия с удовольствием потянулась, заулыбалась, оглядывая закаменевший класс.
- Продолжим на следующем уроке, - сказала она, и тут прозвенел звонок. Грищенко первой метнулась вон, горбясь и вздрагивая. Клавдии было хорошо.
***
Иван с трудом припарковался недалеко от школы. Позвонил Лане.
- Ты где?
Девочка объяснила, как ее найти.
Он прошел через пустынный вестибюль, поднялся на второй этаж. Ланка сидела на подоконнике, обняв себя за плечи. Иван замер, пытаясь понять, донор ли она еще. Выдохнул с облегчением, что вроде да, пока. Запретил себе тянуть хотя бы каплю.
- Ну что, футболистка, рассказывай, что приключилось.
Девочка подняла на него красные глаза, хлопнула мокрыми ресницами.
- Эта жаба… Она жаба. Я же так старалась. Я ей про лошадей рассказала. А она мне – что ты брешешь, лошадей с голубыми глазами не бывает, и вообще все лошади серые, ты мне про климат, а не про хрень всякую.
- Так и сказала – хрень? – удивился Иван.
- Нет, она же вежливая, сука…
- Лана.
- Ну что Лана? Ее все наши ненавидят! С ней же пообщаешься, и потом…
Девочка вновь заплакала, затряслась в рыданиях. Иван положил ей руку на плечо и тут же одернул в ужасе, понимая, что она отдает последнее. Что еще немного, и это солнышко станет таким же холодным чудовищем, как и он. Удивился силе ее учительницы. Понял, что единственной возможностью сохранить Лану такой, какой она есть, будет ее победа над монстром. Рыцарь в сияющих доспехах замочил с помощью мудрого мага коварного монстра, и все жили долго и счастливо.
Это следовало организовать.
- Где жаба ваша? - спросил, - У нее сейчас урок?
- Не знаю. В учительской, может.
- Пошли, позовешь ее.
Жаба выплыла из учительской, как ледокол. Большая, величественная и способная разрушить все. Иван удивленно поднял брови. Соседка. Ему стало весело и грустно одновременно – так вот где пирует эта крокодила. В заповеднике.
- Вы кто? – спросила она.
- И вам здравствуйте.
Жаба перевела взгляд на скукожившуюся Лану, повторила вопрос.
- Кто это?
- Это…
- Я друг ее отца, - сказал Иван.
Жаба поморщилась.
- Вы отнимаете мое время, друг отца. Я могла бы поговорить с родителями ученицы, но вы мне совершенно неинтересны.
Иван мысленно расхохотался. Конечно, ей он был неинтересен, а вот из Толика тянуть можно было и тянуть.
- Интересно, - сказал он, - а вы знаете, что вы вампир? Или гадите просто так, из любви к искусству?
- Уходите. Я вызову охрану.
- Вы никогда не слышали про Испанскую школу верховой езды в Вене?
- Вы несете чушь! Лана, я вынуждена буду поговорить с твоим отцом.
- Но папа тут причем? – всхлипнула девочка.
- Почему ты не на уроке! А ну пошла отсюда!
Жаба схватила девочку за плечо, Иван вздрогнул, увидев, как прерывистой струйкой перетекают к жабе остатки Ланкиного тепла, и потерял над собой контроль.
***
Этот тип раздражал Клавдию очень сильно. Она узнала его – сосед со второго этажа. Виделись недавно. Осмелился давать ей советы, как вести себя с детьми. Еще тогда. Так мало того, еще и в школу заявился. Вот уж, свезло, так свезло. Ну ничего, это ее территория. Когда он оттолкнул ее от Грищенко, Клавдия даже обрадовалась. Вот он повод. Он осмелился до нее дотронуться. До нее - заслуженного педагога. Да он просто никто. Она сузила глаза, улыбнулась с предвкушением, но тут тип отступил и сказал медленно и чётко.
- Меня кое-чему научили в свое время. Так вот, жаба, я тебя закрываю. С этой минуты ты не сможешь получить от других людей ни капли энергии. Как ни старайся. Не впитаешь. Если ты не научишься вырабатывать ее в себе, сдохнешь от голода.
Он взял Грищенко за руку и пошел прочь по рекреации.
- Охрана! – завизжала Клавдия и тут же затихла, прислушиваясь к ощущениям. С ней происходило что-то не то. Будто закрыли в скафандре, оставив лишь крошечное окошко. Воздуха не хватало, краски поблекли, накатила тоска, окрашенная страхом. Клавдия оперлась рукой о стену, задышала тяжело. Из учительской вскочил кто-то из коллег, запричитал:
- Что случилось, вам плохо?
Она не ответила. Мысль в голове была одна – он отравил ее. Она умирает. Он ее отравил. Нужно найти его срочно и узнать противоядие. Клавдия оттолкнула в сторону пытающегося помочь коллегу и, сначала неуверенно, спотыкаясь, а потом все быстрее, побежала за соседом со второго этажа. Он ушел далеко. Она выскочила из здания и увидела, как они с Грищенко выходят за ворота. Кричать не могла. Поскользнулась на лестнице, упала, ударила ногу, похромала дальше. Выскочила за ворота, огляделась. Где они? Их не было. Не было! И тут она отчетливо и ярко увидела небрежно припаркованную темную иномарку, в которой сосед со второго этажа целовал малолетнюю Грищенко взасос.
Клавдия облегченно выдохнула. Вот значит как. Он гнусный педофил, и с этим следует что-то сделать. Она достала из кармана телефон и засняла сцену на видео. Вот это – правда. А все остальное ей так, привиделось-почудилось. Глупости какие – двадцать первый век на дворе. А тут чушь всякая про энергию. Из уст мерзкого извращенца. Клавдия отряхнула юбку и направилась обратно к школе. У нее была идея.
***
- Так, Ланок, у тебя сегодня еще есть уроки?
Девочка кивнула.
- А как вы…
- Вот что, отцу твоему я потом сам все расскажу. Поехали мороженого поедим.
Они прошли к машине. Ланка была задумчива, но Иван чувствовал, как все сильнее загорается в ней привычный огонек. Он все еще сдерживал себя. Тут только двинешься, и искра потухнет. Нет, ему нужно было ровное согревающее пламя.
Когда они сели в машину, девочка уже светилась. Села к нему вполоборота, посмотрела сияющими глазами, выдохнула:
- Иван Андреевич, вы…
- Просто Иван.
- Вы ее так… вампир, она правда вампир? Да?!
- Она…
Иван замялся, не зная, как подобрать слова. Мол, это все иносказательно.
- Иван! – воскликнула девочка, схватила его за шею, притянула к себе и поцеловала в губы. Его рука соскользнула с руля. Иван замер, не в силах сопротивляться. Жар растекался по телу, и ощущение было таким, будто он, наконец, напился. «Что я делаю?» - вдруг ужаснулся он и отстранил Ланку, проговорил охрипшим голосом.
- Так, я тебе мороженое обещал. Веди себя прилично.
Она покраснела.
- Ну я же из благодарности. За жабу.
Иван осторожно вывел машину на дорогу. Проговорил, глядя строго перед собой.
- Такой плесени на твоем пути много еще встретится. Это не повод истерить, а потом бросаться на шею первому встречному.
Ланка кусала губы.
- Вы не первый встречный, - твердо произнесла она, - я вас давно знаю и люблю.
- Маленькая ты еще, - ответил Иван, - и фиг тебе теперь, а не мороженое.
***
Иван сидел дома и меланхолично щелкал пультом от телевизора. Жаба не выходила из головы. «Бывает же такая нечисть, - думал Иван, - на детях паразитирует». Себя он тоже считал чем-то вроде глиста – но бережного, искренне любящего своих жертв и следящего тщательно, как бы им не навредить. А эта… хищница… покусилась на святое.
В дверь забарабанили. Иван посмотрел на часы. Полдвенадцатого ночи. И кто это такой наглый?
Открыл дверь и остолбенел, увидев Толика. В лица пахнуло жаром агрессии, а в следующую секунду Иван уже летел на кухню головой вперед. Толик орал и бесновался. Ивану, едва он выполз на четвереньках из-под стола, показалось даже, что у приятеля сейчас будет инсульт – лицо того раскраснелось, черты повело в стороны как при параличе. Энергия бушевала вокруг него, овевая Ивана сухим горячим ветром.
- Да что я сделал? – спросил он.
- Она девочка, - прорычал Толик.
Иван отполз в угол, сел на полу, прижавшись спиной к стене, заговорил быстро.
- Толь, я же ничего не делал, я только подвез ее до дома. Ну и с училкой ее разобрался. Толик, училка у нее гадина первостатейная.
Толик выдохнул, облокотился ладонями о стол.
- Жаба что ли?
- Она самая.
Толик вздохнул тяжело, горько, сел на табурет, расставив ноги.
- Вань, я ж не хотел верить. Но она позвонила мне, продиктовала ссылку в ютюб. А там ты. С дочкой. Целуешься. Вань…
- Толь, - залепетал Иван, - просто Ланка распсиховалась, а целовала из благодарности. Толь. Я ж не педофил. Ну чего ты? Я ж просто помочь хотел. Жаба на нее наехала, как бронепоезд.
- Вот что, Николаев, ты вставай. Бить я тебя не буду. Не знаю, кто из вас прав, только к Ланке ты чтоб больше на пушечный выстрел ни-ни. Понял?
- Толь, но я правда не…
- Я сказал.
Толик ушел.
Ночь Иван спал плохо. Просыпался от кошмаров, вставал, пил воду, снова пытался уснуть, ворочался, сминая простынь. Думал о жабе и юной Ланке, и снова ворочался, вставал и шел пить воду.
Утром почистил зубы, выпил несладкий кофе, пощелкал каналами. Жаба и Ланка не шли из головы. Ланка и жаба. Жаба и Ланка. Иван думал, что жабу он наказал слишком строго. Едва ли она способна исправиться, а он, по сути, обрек ее на долгую смерть от голода. Строго даже с учетом материалов в сети. Да и что она могла там заснять. Ланка. Девочка влюблена и, похоже, относится к этому состоянию слишком серьезно. Как все энергетически наполненные люди, Ланка инстинктивно старалась жить ярко и фонтанировала эмоциями, увлекая и сбивая с ног. Кого как. Себя Иван чувствовал поставленным на колени. Вроде и не сказать, что очень неудобно, но поза не та, что можно долго вынести. «Я давно вас знаю и люблю» - это прозвучало ужасно. Иван сжал зубы, обвиняя себя в лицемерии. А то он был не в курсе. И тут же оправдал себя – думал, что пройдет. Просто детская увлеченность. Обвинил снова – знал, какая она. Знал, что в этом детском теле могут бушевать такие эмоции, что не снились ее ровеснице Джульетте. Доноры такой мощи – как электростанции, но они могут навредить себе.
Зарычал, посмотрел на часы и стал одеваться. «Это нужно прекращать, - бормотал он, - теряю, да. Но для ее же блага».
Он вылетел из подъезда, бросился к машине, завел ее и рванул с места, расплескивая холодную воду луж.
В школе выяснил, где проходит урок у седьмого «б». Постоял перед дверью класса, успокаиваясь и уговаривая себя дышать тише. Открыл дверь, заглянул и наткнулся взглядом на жабу. Жаба выглядела осунувшейся, из ее обычно насмерть залакированной халы выбилась прядь и нагло, как древесная змея, обвивала шею. Жаба медленно повернулась и сказала:
- Ну надо же, мы как раз говорим о вас. Заходите.
Иван вошел, поискал взглядом Ланку. Почему-то среди сидящих за партами ее не было. Удивился. И тут почувствовал ее. Девочка пряталась за жабой. Нет, не так. Просто ее не было видно из-за массивной фигуры преподавателя. Лана повернула к нему заплаканное лицо и попятилась к окну.
- Вот, - сказала жаба, торжествуя, - посмотрите, до чего доводит неправильное половое воспитание!
Иван заморгал часто, потянулся мысленно к Ланке, отпрянул, чувствуя холод.
- Дети! – проговорила жаба, - Посмотрите на этого человека. Конечно, я уже позвонила, куда следует, и его скоро заберут. Но когда-нибудь он выйдет на свободу. А у вас тоже будут дети. Имейте в виду и запомните это лицо! Такие не перевоспитываются. Только химическая кастрация.
Иван вздрогнул. Он еще надеялся иметь детей.
- Нет, - всхлипнула вдруг Ланка, - нет. Я люблю его.
Все взгляды повернулись к ней. Взгляд Ивана тоже.
Ланка наклонила голову вперед, произнесла сквозь сжатые зубы:
- Он мой. И ничего вы с этим не сделаете.
- Лана, нет, - пролепетал Иван, предчувствуя ужасное.
- Вы ничего с этим не сделаете! – закричала девочка, и он увидел, почувствовал, понял, как вокруг нее загорается багровое сияние, метнулся к ней, обнял, увидел краем глаза, как прыгает в ее сторону жаба. И замер, ощущая, как выжигает его пламя. Оно шипело и дергалось внутри, оно высветило все в нем. Ивану было больно, но он продолжал удерживать Ланку, прижимая к себе. И воцарилась тьма. А потом пришел свет и сказал слово. И слово это было:
- Отпусти.
Иван разжал руки и отступил. Перед ним стоял новый темный, холодный, необычайно мощный вампир. Иван почувствовал это сразу. Сначала это, а потом лишь ощутил ледяную иглу, медленно, болезненно входящую в его тело. Чувство было новым. Страшным. Возможно, из-за него Иван не сразу понял, как поменялся мир. Не сразу почувствовал канал, который появился у него самого. По каналу поступала энергия. Поступала и уходила к проголодавшейся Лане. Ему радостно было это.
- Да что же это такое, - пролепетала жаба.
Он обернулся и увидел ее – сидящую на полу у доски. Она разевала рот и держалась рукой за сердце.
- Так вы, как и я, теперь донор, милочка, - усмехнулся он, пытаясь и сам осознать это.
- Что за чушь вы несете? – пробормотала жаба, – объясните мне.
Иван улыбнулся, чувствуя холод.
- Конечно. Когда-нибудь потом.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2014
Свидетельство о публикации №214042401809
Обсуждение
http://proza.ru/comments.html?2014/04/24/1809