В который раз встаю на эшафот,
Как ростовщик, что, может, преуспел бы
Сменить ваш яд на Пантеонский мед,
Приравнивая к полу небосвод
Рот, с трещинками шафра и атласа.
Обветривает бурый полонез
В аранжировке уличных принцесс,
Дарящих перламутровые ласки.
Ни теплое дыхание метро,
А остановка с видом на канаву
Напоминает старым полотно,
В котором обвиняется сейчас
Наш грешный час, похожий на садомы,
Из нервной боли, что стали новой модой
Для тех, кто не испытывает ласк,
Все шепоты отчетливее криков.
Но видя свой родной иконостас, что
Нервно гладит бархатную кожу,
Желая этим мелом обладать -
За завтраком сумеет обглодать.
Он жив, не более погоды за окном.
Закрыв от мира старенькую штору,
Поймет ли он? Что этот юный лен
Принадлежит теперь ему, как
Богу.