Трахтенберг из Трахтенбурга
Трахтенберг из Трахтенбурга
20 мая 1901 года, около десяти часов вечера, на углу Невского и Малой Морской появился совершенно голый юноша. Откуда он взялся и почему оказался в таком виде на улице, сразу выяснить не удалось, поскольку молодой человек был в стельку пьян и на все вопросы только безобразно мычал. Городовой препроводил на извозчике странного субъекта в участок, даже ничем его не накрыв. К утру юноша оклемался – и тогда выяснилось, что это выпускник последнего класса гимназии Василий Трахтенберг, будущий великий шулер и знаток карт…
В детские годы Василий был очень способным мальчиком и радовал родителей отменными успехами. Но когда ему исполнилось пятнадцать, отец стал замечать за ним известный юношеский порок. Известный врач Бихтер посоветовал выбивать клин клином. В результате юноша вместе с дядей отправился в увеселительное заведение «Альказар», откуда в сопровождении милых дам переместился в меблированные комнаты г-жи Жолнерович. Так было положено начало большого пути.
После десятка мелких интрижек с дешевыми певичками Трахтенберг-младший воспылал страстью к одной из самых дорогих петербургских этуалей Юлии Марии Жаке-Шануан. (Она же Мария Лукьяновна Шатунова). Из дома стали регулярно пропадать маменькины драгоценности и папенькины кошельки. Вскоре терпение родителей лопнуло, и отпрыск был выгнан из дома с небольшим содержанием в 60 рублей в месяц.
Тогда Василий Трахенберг, поступивший к тому времени в Императорскую военно-медицинскую академию, решил попытать счастья на зеленом поле. Согласно уставным положениям большинства клубов, господам студентам вход в игральные комнаты был строго воспрещен. Поэтому Трахтенберг, одолжив у приятеля статское платье, отправился в клуб для служащих кредитных учреждений. И в тот же вечер выиграл триста рублей…
Через несколько месяцев капитал юного игрока достиг десяти тысяч. И он стал тратить деньги направо-налево: то прикупал за бешеные деньги старинную итальянскую скрипку, то диковинную обезьянку, то антиквариат. Кроме того студент снял роскошную квартиру на Мойке и нанял слугу-черкеса.
Однако скоро фортуна от него отвернулась. Тогда Трахтенберг разместил в газетах объявление, что ищет управляющего для своего имения в Тульской губернии, причем условием приема является залог в тысячу рублей. Нашлось шесть соискателей, и мнимый помещик заключил договор с каждым. Скоро все деньги были промотаны и проиграны – немалые, доложу вам, деньги! Судите сами: бутылка водки продавалась тогда за 45 копеек, церковная свеча стоила 5 копеек, чулки без шва с двойными пятками и носками из настоящей английской шерсти – 1 рубль 50 копеек. Приличным окладом конторского служащего считалась сумма в 50-75 рублей, а престижная первая премия Академии художеств исчислялась двумястами рублями…
Съехав с Мойки, Трахтенберг укрылся в грошовых меблированных комнатах на Лиговском, но полиция нашла его и здесь.
На суд обвиняемый явился с поникшей головой и, отказавшись от помощи адвоката, в своей защитительной речи подробно рассказал о своем трудном детстве, о патологической жадности изверга-отца, а также о своей юношеской неопытности и полном незнании жизни.
Присяжные разжалобились и вынесли чрезвычайно мягкий вердикт: один месяц тюрьмы.
В тюрьме Трахтенберг времени даром не терял. Он консультировал по юридическим вопросам одного известного шулера, а тот в благодарность открыл смышленому юноше некоторые тайны своего почетного ремесла.
Отсидев свое, Трахтенберг направился в Москву – под именем князя Барятинского, студента-белоподкладочника, наследника богатейших изумрудных копей на Урале. В первый же день по приезде в Москву он, разумеется, посетил игорное заведение, чтобы на практике применить новые знания. А уже через неделю сразу в нескольких московских газетах появились сообщения о том, что «некий знатный гость нашего города, проживающий в первопрестольной инкогнито, князь Бар-кий, произвел на днях подлинный фурор в Купеческом клубе. Ведя крупную, красивую игру, он в один вечер обыграл известного сибирского купца Чер-кова ни больше, ни меньше, как на 17 тысяч».
Через месяц душку князя знала вся Москва. Едва ли не каждый вечер новоявленный князь Барятинский с друзьями отправлялся в какой-нибудь загородный ресторан с цыганами, и выбрасывал на ветер сумасшедшие деньги.
Очень охотно князь принимал друзей в своем комфортабельном гостиничном номере «Дрездена», превосходно умел напоить и накормить гостей, а после ужина занять их картами. Играли обычно в «железную дорогу», где главными картами были восьмерки и девятки. И просто удивительно, насколько молодой князь был удачлив в игре! Что ни банк – деньги понтеров пачками перетекали в карман банкомета. Один вечер был особенно памятен игрокам. Это была какая-то пляска восьмерок и девяток – так, что сам князь конфузливо извинялся перед гостями и говорил, что удача почему-то всегда одаривает своими милостями того, кому деньги как раз и ни к чему.
В ту ночь он обогатился тысяч на двадцать, и один из игроков, полковник Боровский, раздосадованный своим крупным проигрышем, наутро, выходя из гостиницы, случайно обратил внимание, что в вывешенном списке постояльцев нет фамилии князя, а значится какой-то Трахтенберг.
Сам князь тут же объяснился: мол, досадная ошибка, управляющий записал номер на свое имя, а он не хочет переписывать, ибо живет в Москве инкогнито…
Через несколько дней полковник Боровский, который стал следить за князем, поймал его за руку на обыкновенном шулерском приеме – крапленых картах. Пригласили полицию, составили протокол…
На суде Трахтенберг косил под психически больного. На этот раз его приговорили к шести месяцам…
В очередной раз удача повернулась к нему фортуной, когда он, возвращаясь после отсидки в Петербург, в купе встретил провинциального дворянина Сулковского. Тот после рюмочки-другой ликера рассказал, что везет в столицу на продажу чрезвычайно ценную картину итальянской школы, доставшуюся от какого-то дядюшки. Трахтенберг вызвался ему помочь.
Помещик с Трахтенбергом быстро подружились и поселились в одной гостинице. А вскоре Сулковскому пришла срочная телеграмма из дома, что у него в имении не все в порядке, и ему следует ненадолго вернуться. Василий Трахтенберг был столь любезен, что предложил в этой затруднительной ситуации свои услуги. Друг может спокойно ехать по неотложным делам, а он пока займется поиском покупателя…
Через несколько дней, прибыв домой, Сулковский обнаружил, что никто телеграммы ему не посылал. А Трахтенберг вскоре отправился в вагоне первого класса в Париж, охотно рассказывая попутчикам, что получил недавно 150 тысяч в наследство от какой-то дальней родни…
В Париж он вступил под звучным псевдонимом «Князь Трубецкой». На Западе тогда паспортная система отсутствовала, так что можно было назваться кем угодно – были бы деньги.
Для молодого красавца князя, утонченного, с прекрасными манерами и солидной суммой в бумажнике, вскоре открылись двери всех модных салонов. О баснословных выигрышах русского миллионера писали все французские газеты. И вот однажды князь был представлен известной парижской законодательнице мод и меценатке графине Анне-Симоне Декур де Шатильон де Лентилли Масса-Маласина…
Графине к тому времени было сорок семь – ну и что с того? Вскоре между ними завязался бурный роман. Молодой князь Трубецкой грезил о фамильных драгоценностях графини, о родовом замке… Не тут-то было! Очень скоро в порыве страсти графиня призналась возлюбленному, что громкий титул – лишь плод ее воображения, а в действительности она – Жозефина Симонет, дочь мелкого провинциального рантье, и основной источник ее доходов – хитроумные авантюры…
Василий Трахтенберг был умным человеком. Он тут же поведал мнимой графине, что и его княжеский титул той же пробы и предложил скрепить любовный союз деловым сотрудничеством…
На ловца, как известно, и зверь бежит. Вскоре в Париж приехал инженер Шенкель, представитель российского синдиката «Рижского металлургического сотоварищества». Он познакомился с князем и графиней, а те представили его некоему чрезвычайно важному лицу – г-ну Фальгиеру де Вашон де ля Тур дю Пан ди Бриасон, на карточке которого значилось, что ее владелец состоит собственником золотых приисков в Бразилии, а также является частным секретарем принца Антуана Орлеанского.
Инженер Шенкель решил воспользоваться этим знакомством и предложил Фальгиеру деловое партнерство. На что тот рассказал, что располагает миллионом долларов, которые ему доверил принц для вложения в какое-нибудь выгодное предприятие.
Итак, Фальгиер, Шенкель и князь Трубецкой в качестве переводчика с окладом в 25 тысяч рублей ежемесячно выехали в Сибирь. В дороге Шенкель неожиданно заболел и вынужден был задержаться для поправки здоровья в Иркутске. В связи с этим бразильский партнер по приезде на место имел возможность решать дела фирмы фактически единолично. К тому времени, когда обследование рудников было закончено, г-н Фальгиер был обладателем 34-х концессий. По контракту он обязан был все их переуступить синдикату, но вместо этого шестнадцать из них – самых лучших, от рижского сотоварищества скрыл. Этот неблаговидный поступок через какое-то время был раскрыт, но Фальгиер и князь Трубецкой – Трахтенберг, ставшие собственниками золотых приисков, к тому времени были уже в Париже.
«Рижское металлургическое сотоварищество» начало наводить справки. Тут же выяснилось, что принц Антуан Орлеанский и в мыслях не имел вкладывать деньги в сибирские прииски, а г-н Фальгиер на поверку оказался обыкновенным приказчиком из какого-то модного парижского магазина…
Синдикат возбудил перед прокурором республики уголовное дело о мошенничестве и злоупотреблении доверием. Фальгиер предстал в качестве обвиняемого и был, несмотря на блестящую речь защищавшего его знаменитого адвоката Анри Роббера, признан виновным и приговорен к 2,5 годам тюремного заключения.
Графиня Анна-Симона Декур де Шатильон де Лентилли Масса-Маласина осталась из-за невыясненности ее роли в данной афере абсолютно в стороне, а Василия Трахтенберга по требованию российских властей депортировали из Франции и под усиленным конвоем препроводили на родину для следствия и суда. Суд присяжных приговорил Василия Трахтенберга к трем годам арестантских отделений...
И вот здесь его судьба делает крутой вираж.
В апреле 1908 года в Санкт-Петербурге вышла прелюбопытнейшая книга, которая сразу наделала в обеих столицах много шума. Называлась она «Блатная музыка.Жаргон тюрьмы». Автор – Василий Трахтенберг. На титульном листе особо указывалось, что «подлежащий словарь составлен по материалам непосредственных наблюдений автора в различных специальных учреждениях России, как то: пересыльная тюрьма «Кресты», «Дом предварительного заключения» и «Дерябинские казармы» в Петербурге, «Бутырка» и «Каменщики» в Москве, а также в киевской, зеленской, одесской и варшавских тюрьмах».
Удивительно, но факт: книга была издана под редакцией и с предисловием великого российского ученого-языковеда Ивана Александровича Бодуэн де Куртене. В своем вступлении профессор оценил труд Василия Трахтенберга по составлению «Жаргона тюрьмы» как выдающийся вклад в русское языкознание и едва ли не самый полный по тем временам словарь блатных выражений.
Но и это еще не все. Отделение русского языка и словесности Императорской Академии Наук приобрело у Василия Трахтенберга часть материала, вошедшего в сборник, для пополнения издававшегося в те годы обширного Словаря русского языка…
Между прочим, материалы, собранные Трахтенбергом, до сих пор широко используются лингвистами, писателями и литературоведами. Только за последние несколько лет было издано с десяток разных энциклопедий и справочников, которые имеют в своей основе «Блатную музыку» Трахтенберга.
В сборнике много слов, хорошо нам знакомых и понятных: «бабки», как и сто лет назад – деньги, «вкручивать» - врать, «лопатник» - бумажник, «смолить» - курить. Но немало и таких, которые незаслуженно забыты или полностью изменили свое значение. «Блат» прежде означал всякое преступление, «поторопиться» - выпить лишнего, «грызня» - прения сторон в суде, «темнота» - наркотики, «чертогон» - нательный крест…
Целый раздел сборника посвящен тюремным пословицам и поговоркам: при игре и рупь не тулуп, а шапка в гору; добрый вор и из-под себя кобылу украсть сумеет; ночь-матка все кроет гладко; что мне законы, когда судья знакомый; пей, как гусь, ешь, как свинья, а работай черт, а не я; и меж святых много кривых…
Но самое главное в «Блатной музыке» - потрясающий игроцкий жаргон. Трахтенберг – блестящий шулер – указывает множество оригинальных терминов, бывших в употреблении у профессиональных игроков.
Туз, например, торжественно именовался «господином Блиновым», и смысл небрежно брошенного «сигналистом» замечания «у меня сегодня все семейство Блиновых в гостях» сразу же становился очевиден его напарнику-шулеру. «Брать» означало обыграть понтера-простака при помощи какого-либо приема «верняка»: «на дежку» или «складку», «сплавку», «перебор», подбор» или «сигнал». «Воловерами» в шулерской среде называли наводчиков, «сгонщиками» - составителей игры. Пальцы нежно окрестили «работничками», двойку презрительно именовали «дунькой», даму небрежно «мазихой», а шестерку – «братским окошком». Выражение «лоб в лоб» тоже, как оказалось, имеет карточное происхождение. Им обозначал ситуацию, при которой в игре участвовали два шулера, каждый из которых, не подозревая, что имеет дело с коллегой, считал партнера самым заурядным лохом.
Вот вам наугад несколько игроцких слов и выражений с объяснениями из «Блатной музыки».
Пассажир крепкий – «человек, раз уже побывавший в «переделках» у шулеров и ни разу еще не догадавшийся об этом. Человек, хотя и «понимающий», т.е. знающий о некоторых приемах, употребляемых шулерами, но все-таки способный играть с шулером, не зная об этом, называется «порченым»; «рваным» же считается игрок, несколько раз уличавший шулеров в нечестной игре и которого «взять» довольно трудно».
Перстень - «есть шулера, носящие на пальце перстень с острым камнем, которым, когда нужно «сорвать» две карты», они прокалывают верхнюю и следующую за ней и «сбрасывают» их вместе».
Подбор – «прием, употребляемый шулерами при некоторых играх (при игре в макао, например. Карты, отбрасываемые партнерами в один из углов стола, «подбираются» ими и складываются в известные благоприятные для них сочетания, которые затем благодаря «коробочке», падают на то или другое табло. Такой прием называется также «складкою».
Подводчик – «человек, имеющий большое число знакомых среди играющих людей, «составляющий» игру и приглашающий на нее в качестве «дергача» или «исполнителя», шулера, получая с последнего с каждого данного ему «дела» известный процент. Такой «подводчик» называется иногда «составителем».
Поджог – «случай, когда проникший в клуб новый, неизвестный «хевре» профессиональных игроков шулер заводит в нем один или с соучастниками «дело на верняка».
Ремешок – «азартная игра, основанная на умении складывать нитку, веревку или ремешок в расположенные известным образом петли».
Рисовать – «метить для игры на верняка» карты либо посредством резинки, которую в известном месте натирается блестящая рубашка их, вследствие чего это место теряет свой первоначальный глянец и тускнеет, - либо посредством миндаля, воска, воды и фосфора. Бывают случаи (крайне редкие!), что карты рисуются особым химическим составом, видимым лишь сквозь темные стекла пенснэ или консервов, которые, якобы страдая болезнью глаз, носит шулер во время игры».
Свист – «так называется прием, употребляемый иногда шулерами при «понтировке» в игре «штос». «Материал» для такого приема приготовляется следующим образом. По краям некоторых карт колоды… проводится тупым перочинным ножиком, отчего края этих карт чуть-чуть загибаются вовнутрь. Карта, врезаемая шулером в колоду при «съемке» или «резке», входит в нее либо свободно, либо щадевая загнутые края карты, отчего получается неуловимый для профана, но достаточно характерный для шулера своеобразный звук – «свист», благодаря которому он уже знает, какая именно карта будет «в лоб», т.е. наверху колоды».
Святцы – «Так на тюремном жаргоне называются карты. Составителю словаря приходилось не один раз слышать в московских тюрьмах наименование их также «сианцами» или «сьянцами», что он полагает искаженным словом «сеанс». Святцы делятся на «лакши», «ружья», «чалдонки», «стирки».
Сигналист – «сообщник шулера, не принимающий участия в игре, сидящий в качестве зрителя за спиною «пассажира» и дающий условными «сигналами» знать «игроку», какие именно карты на руках его партнера. Такой «сигналист» называется также «стрелочником».
Стрема – «арестант, поставленный на стражу, обязанный условным криком, свистом или известным словом давать знать играющим в карты о приближении опасности в виде начальства или надзирателя. Поэтому «стремить» - следить, наблюдать, сторожить, выслеживать».
Утка – «одна из «волынок», распространенных в сибирских острогах. Какого-нибудь «жигана» или «желторота» ставят а колени, связывают вместе ступни ног, прикручивают к ним кисти рук, между которыми вкладывают зажженный огарок свечи, и заставляют его ползти в таком положении по полу, добраться до брошенной где-нибудь на полу медной монеты, нагнуться и поднять ее ртом, стараясь не выронить при этом не сдерживаемый пальцами огарок. Нужна большая ловкость, чтобы нагибаясь не потерять равновесие и не «кувыркнуться» как утка вниз головой, хлопнувшись головой об пол. Если «жигану» или «желтороту» удается взять ртом копейку, - монета его; если нет – его «поливают» «за жадность» , как говорят при этом острожники».
Чалдонка – «колода самодельных карт, употребляемых в сибирских острогах и представляющих собой куски проклеенной бумаги с нарисованными на них кровью и сажею очками. На 2 фигурах очки расположены в ряд поверху и понизу карты (король – четыре, дама – три, валет – два)».
Щуп – «игрою на «щуп», в противоположность «игре на глаз», называется такая игра, в которой шулер распознает карты не благодаря меткам, нанесенным на них «рисовкою», а благодаря выпуклостям или наколам, сделанным на них либо булавкою, либо ногтем, и незаметным на глаз, но хорошо чувствуемым на осязание»…
Цитировать можно бесконечно. Согласитесь, все это действительно звучит как музыка. Можете мне поверить – как счастливому обладателю абсолютного слуха. Но все-таки каков Трахтенберг!
Какой, понимаете ли, матерый был человечище!..