Пессимистическая баллада

Садовский
                Пессимистическая баллада

     Редкий русский мужик, разомлев в жаркий денёк на горячем прибрежном песке, устоит против невинного соблазна  броситься с разбега в воду с головой.  Да так, чтобы каждой клеточкой кожи ощутить, как нестерпимо студёная влага  пробует на ощупь  крепкое разгорячённое тело, но, словно признав своим, мигом   прячет    коготки, обернувшись  пушистой и  ласковой.
    Вот тогда  Он выныривал и,  глотнув полной грудью     живительного воздуха,   вновь погружался в манящую пучину.
 
       На  этот раз,   всё  пошло по-другому.  Вода,  едва перестав  бодрить  свежестью,  вдруг необъяснимым образом  мгновенно обернулась  крутым кипятком и невыносимо обожгла  кожу.   Впрочем,  долго терпеть не пришлось. Не дав ни  секунды на постижение   причины,  странное  наваждение  пропало. Сменив гнев на милость,    водяные  струи  тончайшим шёлком   касались   тела, которое  вдруг  стало  легковесным, как пушинка, будто вмиг лишилось  железных  вериг.  Недостатка в воздухе    не ощущалось, посему захотелось  продлить блаженство.  Но необычайная  лёгкость  в теле, тем не менее,   насторожила. К тому же вдруг пропало  чувство времени.  Сколько минут   Он  под водой – одну, две, пять? Странным было  то, что потребности в дыхании  он по-прежнему не испытывал.  Пора бы и  вынырнуть.

      К удивлению,  пока Он  находился  под водой,   солнце скрылось за горизонтом.   Аспидная, как  в глубоком  беспросветном колодце, водная гладь лениво  лоснилась  фиолетовыми  бликами. Тягостное безмолвие, незримой мглой  нависавшее над  тонированным  стеклом поверхности воды, предвещало  необычайную  по силе бурю,  но характерного духа  надвигающейся  грозы не чувствовалось.   
 
       Берег казался близким, но   то ли туман, то ли дымка от  далёких кострищ  скрадывали  береговые  очертания.   Он  оглянулся. Чем дальше к горизонту, тем светлее. Где–то там невидимое уже солнце покидало небосвод.  Но ему  бы выбраться на сушу  и отыскать   одежду.  Вода уже  по щиколотку.  С каждым  шагом становилось  всё холоднее. Будучи северных кровей, он легко переносил  холод, но сейчас неведомый ему  ранее озноб поднимался  снизу, охватывая  всё тело, и проникал внутрь, подбираясь к сердцу.   

      Под ногами  отвратно  хлюпает прибрежная  болотная жижа, которой, похоже, нет  конца.  Но  вот наконец-то и твердь, но не золотистый песок, а   щебень,  усеянный   волчьими  зубами     острых каменных  глыб. Дымка рассеивается. Впереди,  отблесками или непрерывных далёких грозовых   разрядов, или  огней  громадного мегаполиса, скрытого за горизонтом, неоновым  заревом занимается холодное  сияние.

      Ему было не понять, как он оказался в таком диком и сумрачном месте. Более того, как ни странно, его нисколько не  беспокоило и не угнетало  загадочное положение, в котором  он  внезапно очутился.  Словно,  ему не впервой пребывать в подобных  неприветливых местах. Напротив, как бывает в абсурдном сне, он полагал, что ничего удивительного и сверхъестественного с ним не происходит.   Тем не менее, чувство  смутной подспудной тревоги  не покидало его. Он окончательно  продрог, особенно зябли ноги, став деревянными.   Опасаясь поранить   босые ступни об острые  камни, он направился к свету  в надежде найти способ хоть чуточку согреться. 
             
       Вдруг,   едва слышимый неясный звук  нарушил царившую   вокруг абсолютную  тишину.  Он  замер и прислушался,  стараясь понять, что происходит.  Странное   звучание, исходящее   ниоткуда и отовсюду, нарастало и становилось разборчивым. Казалось, множество скрипок  в преддверие  грандиозного  симфонического  концерта  настраивается  на   лад,  заданный  первой скрипкой.     Следующий  миг, в    хаосе  оркестровой какофонии, лучом света в кромешной тьме, родился  завораживающий    скрипичный голос, скупая  изящность   которого щемящим чувством пронзила его с головы до ног. Что это? Откуда    такое необычное, скорбное звучание?  В смятении он оглянулся  на чернильную гладь воды, из которой  только что выбрался. Вдалеке, на горизонте, на глазах  блекнет     солнечная полоска.   Тучи, словно клубы  жирного дыма от горящей резины, стремительно сгущаясь, спешат до времени погасить  солнечный свет.  Что-то здесь  не так! Да не что-то, а  всё!  Фальшиво всё,  как  в эфемерном компьютерном мирке – и вода, и облака, и свет, и эта, наконец, озвучка!   Фантасмагория, смахивающая  на кошмарный бред.  Почему  и зачем он оказался на этом  угрюмом каменистом берегу? Открыл не ту дверь? Ведь ему не сюда, где-то рядом  июньский полдень -  царство света  и медвяного духа  цветущей  акации!

      Звук стал меняться. Стоп, но это же музыка!  Да, да  - музыка, только немного странная -   плавающая, словно некий ди-джей импровизирует с   виниловым диском.
Но вот ещё голос, по тону низкий  и грозный, поверяет гармонию с первым. Голоса  сплетаются в  прозрачный, выразительный узор.
       Что за чудеса? А вот  ещё!  Постой-ка…  Да,  да! Это же  с юности знакомый гитарный перебор!  В семидесятых,  не иначе, как  этими аккордами  дворовые хендриксы  укрощали  культмаговские шестиструнки.  Знаменитый струнный перебор этот не спутаешь ни с каким другим.  В нём грусть и  непостижимая  печаль.  Да, он почти узнал  свою любимую  мелодию! Это же  «Лестница в…*   Всё таки нет!   Что-то очень похожее, но не то!  Он слышит это в первый раз!  Не то, но гораздо прекраснее. Господи, эти чарующие   звуки, наводящие  ужас!  Кто исполняет  эту мелодию и для чего! Звуки становятся  всё громче, невыносимо громко, до боли в ушах. Голова раскалывается пополам. Довольно! Довольно, господи... 

      
                * * *

     Первым делом  возвёл  Он из белого кирпича    стену в рост  человека, скрыв тем самым вид  с соседнего  участка  на свои новые    владения.  Соседи - сухонькая маленькая старушка  лет под восемьдесят  и  высокий   мужик за пятьдесят, её сын - ему вначале не приглянулись.  Позже, правда, со старушкой он даже  подружился, наблюдая, как  днями она старательно  копошится на   своих грядках, словно, не оставляет надежды отыскать утерянный некогда ключик от своей молодости и былой красоты.
 
     Дачку  он сторговал для отдыха, никаких  там  томатов - огурчиков. От старых хозяев  остались фруктовые деревья.   Несколько разросшихся  кустов    зимостойкого винограда   живым плетнём    удачно   укрывали   сердцевину  его владений от посторонних глаз с улицы.  Но главное,  что подвигло  на приобретение, в общем, не блестящей, крошечной фазенды,  это расположенные в центре участка  круглый  бассейн  и  сауна, возведённые некогда старым  хозяином.  Вот тебе и отдых.   Через месяц  стенки и дно бассейна  оделись   в бирюзу керамики. Денег на  обустройство Он не жалел, ибо зарабатывал неплохо, занимаясь рыбным  бизнесом.  Небольшой рыбзаводик, рыбу скупал  оптом, солил, коптил, вялил, и - в продажу.  Бизнес процветал.  Нормальный  трудовой бизнес, если закрыть глаза на то, что рыба  зачастую была браконьерской. Но этот нюанс его напрямую  не касался. 

     Сам домик, с мансардой и  большим   балконом  под навесом с резными деревянными  балясинами, его вполне устраивал.   Правда, без косметической ретуши  комнат не обошлось, а снаружи велел  выкрасить   белым,  на  фоне которого ладно смотрелись сиреневые окна и двери.    Итак,  от соседей  - стена каменная, от  любопытных глаз  с улицы -   частая  вязь  виноградной лозы. 

      За  белой стеной  жизнь забила  ключом.  Праздник души, казалось, не затихал , достигая  апогея  в субботние и воскресные дни.   Хлебосольный  хозяин  и множество гостей – мужчины  и женщины. Смех, радостные возгласы,  порой изрядно сдобренные  восторженным  женским  визгом, громовый голос хозяина и... музыка. Звуки рок-музыки  семидесятых нарушали аркадскую   идиллию  дачных  окрестностей.  В особом его фаворе   обретались, похоже,  творения  группы  «свинцовых дирижаблей», шумная слава которых некогда гремела по городам и весям, да и сегодня не забыта совсем.  Впрочем, что же  в этом предосудительного? Разве щедрое хлебосольство  уже стало пороком? А уж  любовь к  несравненному року семидесятых в грехи записать рука не  поднимется.

      Лишь соседская старушка  сомнамбулой бродила меж грядок и, покачивая головой, нашептывала,  -  Ох не к добру всё  это!  Спешит жить, сердешный - скверный знак! Спаси и сохрани  его господи! При этом двумя  корявыми пальцами, по - староверски, осеняла себя крестным знамением.

                *  *  *

       Прекратите же!  Хватит!  Это же невозможно вынести! Какие ужасные звуки!  Так вот, похоже, кто забавляется  здесь адским скретчем!
 Инстинктивно обернувшись, он застал пред собой длинноволосого мужчину средних лет. Пышные усы, обрамлявшие  толстые чувственные губы,   вкупе с еле заметным стильным клинышком под нижней губой  выдавали экстравагантный характер  их обладателя
      Незнакомец, как бы вняв его мольбам, загадочным образом   угомонил    невыносимо  прекрасные и   ужасные  аккорды.  Небыль, да и только!
- Как тебе вещица ? –   деланно хохотнул  мужчина, подавая тем  самым сигнал о вполне мирной расположенности.  Не надеясь, должно быть, на   ответ,  тут же   не без гордости добавил, - Это мой «Таурус».   Ведь слышал, какие  аккорды! Божественный перебор!
 
     Уж было  признался,  что  слышал нечто похожее, но нелепость  всего происходящего заставила  придержать язык.   Да и  не в том состоянии он находился, дабы  пускаться  в неуместные  беседы с подозрительными типами о чём угодно, тем более, о музыке. С одной стороны,  встреча  с человеком  в таком  диком, пустынном   месте пришлась  бы весьма кстати. С другой –  мистер икс этот явился чёртиком из табакерки, выглядел странно, да  и, судя по всему, пребывал   явно не в ладах с рассудком. 
   
 -  Наверняка, «Лестницу  в небо»   вспомнил! Угадал? -  словно читая мысли, бесцеремонно предвосхитил несостоявшийся ответ незнакомец, -  Что же, достойная композиция! Видишь, как  в жизни   несправедливо устроено - мои аккорды, мягко выражаясь, заимствовали и  купаются в лучах славы. А «Таурус»  то мой хоть и краток,  но ведь блестящ! Не правда ли?  Но  это только набросок,  всего лишь  тема, пометка в записной книжке, зарубка  на древе. Но не суждено... Духом назвался - духом обернулся. Вот и не верь в приметы...
И уже к себе, с тенью отрешённости на лице, добавил утверждающе, -  И всё ж таки жертва того стоит!
 
                *   *   *
      Лодка то взмывала  на гребень волны, обнажая   днище, то пропадала из вида совсем. Ох, как долго  она находилась меж волнами, целую вечность.  Моментами  Фредди уже не чаял её увидеть вновь. Тогда  в голове, из какой-то  потаённой  извилины ядовитой змеёй   выползала паническая  мыслишка, что никакой лодки  вовсе нет,  и она ему лишь мерещится, как  оазис  в раскалённых песках  изнывающему от жажды страннику.  Но неукротимая    воля  спасателей  вновь воздвигала лодку  на гребень, как на постамент, возвращая  Фредди надежду и прибавляя сил.     Он цеплялся за неё глазами, как руками за  брошенный конец спасательной верёвки, и тянулся из последнего.

     После  того, как  их  прогулочную лодчонку перевернул  порыв  внезапно налетевшего  шторма,  на  них двоих с сыном   остался пластиковый шар от рыбацких сетей размером с баскетбольный мяч. Сынишка, с трудом  цепляясь  за поверхность шара, едва удерживался на нём.  Не могло быть и речи о том, чтобы  держаться за шар вдвоём.  Фредди постоянно  подныривал под вконец потерявшего силёнки сына и выталкивал его на шар. 

      Вновь показалась  лодка, и Фредди,  инстинктивно прикинув  расстояние, осознал, что   не успеют.  Нет, это была не паника, мозг сам собой  произвёл    безжалостный расчёт.  Был бы он один, продержался, но постоянные  попытки удержать сына на плаву  его измотали  вконец. Из двух зол выбирают меньшее.   Он набрал полную грудь воздуха и, нырнув,  подставил  спину  под сына.
    Ах! Лопнула  струна на гитаре!   Что же,  частенько  такое случается на концертах его «Спирита», и каждый раз   в самый  неподходящий момент.   Взвизгнула  вторая …   Надо доиграть! Обязан доиграть… А вот теперь всё - заключительный   гитарный перебор  любимого «Тауруса». Фредди  повернулся  лицом  вверх  и последнее, что  увидел  сквозь  толщу воды над собой, было днище  лодки рядом с повисшими плетьми ногами сына. Успели…


                *  *   *

- Что-то «Таурус» твой жутковато звучит, морозом  по коже…
-  На то он и «т а у р у с», ведь это же бык! – ободрённый хоть каким-то ответом, с энтузиазмом принялся витийствовать незнакомец. 
- Истинный бык грозен даже в покое, но чуешь – от него, как от Громовержца с  умыкнутой Европой на холке, небесной свежестью веет ... Впрочем, «sorry», что же это я?   Даже не представился!
Незнакомец, прижав пятерню к животу,  со стёбом преклонил туловище,
 - Фредерик. Для своих – Фредди. Так меня и называй, ведь мы с тобой  в один день родились, ты в России, я в Америке.  Друзья ещё называли – Аризона**. Не наслышан?  А «быка»  я  посвятил всем  утопленникам, таким же, как  я сам и как...
  - Что ты хочешь этим сказать?  Я то не утопленник, мог бы не усердствовать попусту, за малым  перепонок  не лишился  по твоей милости.
 -  Да,  у тебя  ещё есть шанс  подняться к солнцу, но зачем тебе это?  Суди сам – бизнес твой скис, жена тебя ненавидит, дети   считают тебя неудачником и бесполезной тряпкой. Зачем тебе это? Оставайся! Будем  наслаждаться твоим  любимым  рок- н- роллом, а я,  уж поверь, в этом деле  дока!
 
                *  *  *
     Да, да ! Omnia transeunt, всё проходит! Бизнес забарахлил и, похромав для порядка,  рухнул. Денежки, как водится, иссякли вмиг. Жена и  взрослые дети, не  привыкшие их считать, возненавидели его.   Изгой в собственном доме.  Бурные  вечеринки  за белой стеной канули в прошлое. Заклятые  друзья, горячо заверявшие в преданности   во время   застолий, испарились, как лужицы на асфальте после  июльского слепого дождичка.  Разумеется, он сознавал, что белая полоса в его жизни прошла. Небезызвестная вертихвостка по имени Фортуна  на сей раз отвратилась именно  от него. Надолго ли? С каждым  такое  нет -нет, да   случается. И надо бы перетерпеть, выстоять, удержаться,   чтобы  однажды пресловутым фениксом восстать  из житейских  головёшек.    
    
     Он и не сдавался, наперекор всему  стоически боролся в одиночку. Пропадал неделями на Дальнем Востоке, искал поставщиков сырья.  Но тщетно, время  мелких  производителей  уходило безвозвратно.  Крупные  игроки, не торгуясь,  скупали  рыбу, которая, ничего  не подозревая, ещё  резвилась в морских глубинах.  Ему  бы смириться, уступить по-тихому - плетью обуха не перешибёшь - но с клеймом  неудачника  он себя не представлял.  Наняться и грезить о дне  выдачи никчемной зарплаты? Как чёрт ладана, избегать  старых знакомых? Стать клопом, которого танки не давят?  Но ведь клопом же! Нет уж, увольте!  Хотя...
    
                *  *  *
     Последнее время  он обретался  на своей любимой даче за белой стеной   один, тихо и незаметно.  Всё здесь напоминало о былых празднествах, заводилой которых он являлся.   Сколько душевной боли и мук! Музыка стихла.  Лишь иногда  из-за  стены доносились обрывки  его  любимой  «Лестницы». «О, как   это странно!» - вторил молитвенно из благословенных семидесятых   кумир  его  молодости.
  «Как ты прав, дружище! По-другому и не скажешь» - мысленно  соглашался он, терзаясь неотвязчивыми думками.  Казалось бы,  ещё вчера стол  этот, ломящийся от разносолов, не мог вместить всех  друзей  и по расхожим провинциальным меркам олицетворял его успех и удачу. Сегодня же  он, один-оденёшенек, сгорбившись и безвольно сложив пред собой руки, невидящим взглядом уставился в   разломленный пополам  сухой батон  рядом  с  початой  бутылкой дешёвой водки.  Ну не странно ли это?

      Но с некоторых пор  музыка эта  рождала  внутри  необъяснимый  тягучий   страх, который, охватив всё его существо, выступал мертвенной росой на лбу и  заставлял в панике выключать кассетник. «Чепуха! Нервишки пошаливают…» - утешал он себя. Тем не менее,  в очередном  приступе отчаяния    с размаху забросил в бассейн ни в чём не повинный аппарат.     Стоянка, где  ещё месяц назад красовалась его пурпурная  иномарка, осиротела.  Машина ушла  за долги.   Однажды, переселив себя, он  попросил у соседки  деньги на проезд в  автобусе.  Старушка  по-матерински жалела его, особенно когда  слышала доносившиеся из-за стены   брань жены и   укоры взрослых детей.

      Он уехал и пропал. Более месяца обезлюдевший приют  его пребывал в запустении. «Опять в командировке, мается где-то горемычный» -  безадресно сетовала   старушка. Но что-то долго  он не возвращался. Отпылал суховеями нестерпимо жаркий июль. В первых числах августа пришла спасительная долгожданная прохлада.  За белой стеной   появились люди.   Они деловито переговаривались и, похоже, наводили порядок.  «Наконец-то!» - старушка прислушалась,  узнала  жену и детей хозяина, но его голос  не звучал, она бы узнала.   

  - Утонул?!  Да как же это возможно? Здоровенный, цветущий  мужик, полтинник  отпраздновал прошлым летом! Ему бы жить да жить-радоваться…, - протяжным голосом запричитала старушка. Святые  горючие  слёзы выкатывались из её  выцветших бирюзовых  глаз, растекались по морщинкам на   лице  и  спасали  его тогда, когда на сороковой день он уже  потерял  всякую  надежду. Наконец-то,  хоть одна живая душа   пожалела  и искренне  горевала об его уходе!  Вдова вначале с удивлением   смотрела на  плачущую соседку. Затем, вдруг  вспомнив,  что не пролила ни слезинки, ибо не было в её душе  жалости к мужу, лишь раздражение за   доставленные  хлопоты, скривила  миловидное лицо, сгорбилась от внезапно навалившейся на её хрупкие плечи  неизбывной тоски  и медленно пошла   прочь от белой стены.
Через месяц на даче появился новый хозяин. 
               
                * * *
      А Он вкушал  совершенство  очередной  версии  полного «Тауруса», которую, как и все предыдущие, коротая  вечность, слагал  и исполнял гениальный  Фредди.  Звучал поистине шедевр -   баллада, не уступающая  «Лестнице в небо», а может статься, даже  превосходящая  её. Жаль только, чудо это  так никто и не услышит, разве  что сам  Таурус  на  звёздном  небосводе.   

   
  * «Лестница в небо» - «Stairway to Heaven»  рок-группа «Led Zeppelin» (свинцовый  дирижабль)  1971 г.
   
 ** Рэндольф  Вольф по прозвищу  Калифорния, гитарист  американской группы  «Spirit» (дух),  автор изящной миниатюры  «Таурус».  Популярный в 70-ые  годы гитарный перебор  «Лестницы в небо» заимствован  из  «Тауруса».    2 января 1997  году  Рэнди Калифорния  утонул на Гавайях, спасая своего 12 –летнего сына.
 
 Слушать "Таурус" - http://ololo.fm/search/Randy+California