Через полтора месяца мне исполнится 77 лет! Но каким-то зловещим лейтмотивом и порой через промежутки времени в десятки годов, но происходит постоянное напоминание от тех репрессивных годах, которые творили сталинские мракобесы!
Как уже писал, в первых главах моей книги »Вятский мужик - хватский», что буквально с трёх лет через оконное окно нашей квартиры, я провожал тех дяденек-«предателей», которых конвоировал солдат под винтовкой с примкнутым штыком. Их вели в это большое здание НКВД гор. Кирова по ближайшим улицам, «воронки» иногда и не востребовались. Что я мог знать и понимать в конвоировании этих дяденек в три года? Но визуальный сюжет таких сцен в моих глазах, памяти - в мозгах всё равно откладывался. Это потом, уже повзрослев до школьного возраста, я узнал, что эти дяденьки – «враги народа» и, как сталинский пионер принимал это за чистую монету, так, если бы только пионеры?
Потом я этих дяденек увидел через окно папиной мастерской (Гл.31), они ходили по кругу во дворе тюремного изолятора самого здания НКВД, отец тогда меня отогнал от окна. Отец никогда ничего мне - школьнику не рассказывал, что творилось за стенами мрачного здания, в которое он уходил каждое утро. Да и что он мог рассказать, работая обычным монтёром по телефонии и вся его карьера за 24 года это начальник АТС в звании мл. лейтенанта (помните, я его обозвал микромайором?). Что творилось в застенках, подвалах и лагерях политзаключённых никто ведь не знал. Правда прорвалась наружу только после смерти Виссарионовича и после первой печатной книжки А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Но книжка была тоненькая, и больше похожа была на репортаж или какой-то доклад о тех годах, в которых провёл заключение сам Солженицын. Я её тогда тоже прочёл, и может быть за давностью лет я и забыл о том впечатлении, которое произвела эта первая информация политзаключенного, но она всё-таки была и произвела на всю общественность и народ хрущёвского периода сильное впечатление.
Но то, что я читаю сейчас в книге Евгении Семёновны Гинзбург «Крутой маршрут» про ту правду, которая описана во всех деталях и функциях той человеческой мясорубки, созданной Сталинской и Бериевской хунтой, ни в какое сравнение не идёт с тем «Дневником Ивана Денисовича».
Я не знаю, почему, мне в своё время не попала на глаза эта книга и почему я её читаю с таким опозданием? Не знаю! Вот жена, которая родилась на десять лет позже меня – знает! Даже знает, что по этой книге драматург создал спектакль, и он шёл в "Современнике". Жена моя умная женщина и книг прочла не меньше чем я, а может и больше, поэтому и сказала мне об этом, а я как всегда, опять в промахе.
Продолжаю писать эту главу, дочитав «Крутой маршрут», и сделал это преднамеренно, чтобы быть более объективным в своём повествовании от тех репрессивных годах. И не зря. Евгения Гинзбург больше описывает о быте женщин в лагерях Гулага, о многочисленных этапах, «командировках, о своих, окружающих её в те годы подругах, на этапах и в зонах. Описывает также и о своей любви к врачу - узнику, который стал впоследствии её мужем и это описание полно отобразили личности и не только политзэков, но она вводит и персонажи начальников и начальниц лагерных структур созданных мракобесами НКВД-МГБ.
И не все оказывались отпетыми бериевскими отморозками, но попадали и личности, которые, понимая, что происходит в стране, оставались людьми с гражданской совестью и, по возможности, оказывали какую-то поддержку заключённым.
Впрочем, всем советую почитать эту повесть и кое-что вспомнить, прежде чем прославлять «отца народов», а некоторые не попавшие в этот «суп» начинают это делать!
1962-й год. После ещё одной моей стычки с отчимом, полуродители принимают решение разменяться и что-то выделить мне и сестре в жилье.
Мать принимает самое активное участие и подыскивает варианты размена, я даже и подразумевал, что она этим занялась.
Однако успех есть и нашёлся вариант размена нашей 20-и метровой комнаты на две комнаты – 14 метров, и 9 метров. Но, как в сказке – быстро сказка сказывается, но не быстро дело делается. Чиновники – бюрократы и здесь нам пытались помешать, но об этом чуть позже.
Владелец 14-и метровой комнаты оказался бывший политический узник, отсидевший в Гулаге (Красноярском крае) более десяти лет.
Я не помню сейчас, прошло уже много лет, как его звали, но лицо его, когда он рассказывал о пытках его следователями НКВД, и плакал, и сейчас стоит у меня перед глазами!
Он служил на корабле и был капитаном какого-то ранга (второго или третьего), не помню, да и нет в моих воспоминаниях никаких вымыслов мнений и утверждений – только правда, и ничего кроме правды!
Невысокого роста, среднего телосложения и ещё не очень старый энергичный мужчина, с живыми глазами, наполненными будущим житейским оптимизмом.
Его забрали, как и остальных членов команды за то, что они начали возмущаться арестом командира корабля. Технология «дознаний» и выбивания «предательства» по отношению к своим товарищам следователями уже описана и показана во многих книгах и фильмах!
Но, но когда он стал рассказывать, как тушили эти изверги окурки недокуренных папирос на его голове, его всего затрясло, и рассказ превратился в откровенные рыдания, как у ребёнка. Жена, а он с ней познакомился уже после освобождения, быстро дала ему таблетку и стала успокаивать. Всхлипывая, он продолжал рассказывать, как эта сволочь – Молотов подписал ему «пожизненное заключение» за попытку к бегству, которое он и не пытался совершать. Я слушал и тоже глотал комки, застревавшие в горле.
А вот про роль Молотова и его зверства в Красноярском крае, где тоже был замучен мой дед - протоиерей, я до этого ничего не знал и нигде не читал, для меня это была совершенно неожиданная информация. Со слов моего собеседника, в Красноярском крае погибло более трёхсот тысяч репрессированных. Выходит, что и мой дед тоже был замучен там, как уже указывал, мама делала запрос и получила ответ с тех краёв.
Спасло его только то, что врачи Гулага прикрыли его и оставили работать в тюремной больнице. Гинзбург - в своей книге описывает подобные случаи, когда зэков пристраивали на какие – то службы, и они продолжали ждать своё освобождение, работая в подсобных службах.
После освобождения ему предоставили комнату в коммуналке- 14 м. на четвёртом этаже по ул. Полтавской и портфель денег с зарплатой за все года заключения (сам рассказал, да и Гинзбург об этом тоже упоминает).
Интересный случай произошёл и со мной в Народном суде Калининского района Ленинграда, спустя двадцать лет после этих событий.
Подавая на развод со своей второй женой – прогрессирующей алкоголичкой, мне не хотелось присутствовать на суде и я согласен был оплатить что угодно и сколько угодно, но только, что бы избежать этих бракоразводных сцен.
Мне подсказали, что надо подать отдельное заявление на имя Председателя Суда и такой вариант возможен.
Написав заявление, занял очередь в кабинет председателя. Все ожидающие чинно сидели и ждали своей очереди. Но вдруг появляется одна гражданочка и мимо всех ожидающих прошмыгнула в кабинет.
Народ негодует, возмущён, ну, а я тем более. Преследую эту гражданку и настигаю её уже у стола секретаря со своими устными замечаниями в её наглости. Устраивать скандал в кабинете председателя я ,конечно, не решился, но высказав свою «ню» в её адрес, вернулся в свою очередь, которая приветствовала мой поступок одобрительно и я это чувствовал, но в ладоши никто не захлопал, однако.
Наступила моя очередь. Захожу, здороваюсь и сразу попадаю под пристальный взгляд председателя Суда, который перелистывал какие-то свои бумаги за своим служебным столом. Председатель был уже пожилой в очках и с орденскими колодочками на пиджаке, которые раньше носили вместо орденов и медалей.
А Вы знаете, молодой человек, что вот Молотов всегда пропускал сначала дам вперёд, когда входил в лифт, а потом уже входил сам. Его замечание в мой адрес произвело на меня так, что меня будто кипятком ошпарили.
Ну, за словом ещё со школьных лет я никогда в карман не лазил за что и страдал всегда от своих командиров и начальников. Но ни разу об этом и никогда не пожалел, оставаясь гордым и не зависимым, а порой становился просто дерзким и для меня никогда не было ни рангов ни кумиров, о чём я уже писал в предыдущих главах.
И сейчас моя реакция была незамедлительной.
Не знаю, какой ещё галантностью обладал Ваш Вячеслав Михайлович, но в Красноярске он сгноил моего деда и ещё триста тысяч советских граждан – буквально выкрикнул ему, с таким негодованием, потому что вспомнил сцену двадцатилетней давности с репрессированным капитаном.
Это неправда! – и лицо Председателя покрылось красными пятнами.
Неправда!!! Почти заорал я на весь его кабинет. А не желаете послушать самого узника прошедшего красноярский Гулаг и кто такой Ваш Молотов.
Конечно, я не был уверен в том, что жив ли ещё наш клиент по размену комнат, но меня так занесло, что все убедились, что он жив! Председатель ещё гуще покраснел и глубже уткнулся в свои бумаги.
Возьмите у него данные паспорта, сказал он молодому секретарю, который тоже в этой полемике оказался не безучастным – он слегка улыбался.
Больше мне не пришлось увидеть ни того ни другого, а суд действительно состоялся и без моего участия. А как происходил размен и какие препятствия нам повстречались, опишу в следующей главе.
( продолжение следует).
http://www.proza.ru/2014/06/03/471