17.
Who will believe my verse in time to come,
If it were fill'd with your most high deserts?
Though yet heaven knows it is but as a tomb
Which hides your life, and shows not half your parts.
If I could write the beauty of your eyes,
And in fresh numbers number all your graces,
The age to come would say 'This poet lies;
Such heavenly touches ne'er touch'd earthly faces.'
So should my papers, yellow'd with their age,
Be scorn'd, like old men of less truth than tongue,
And your true rights be term'd a poet's rage
And stretched metre of an antique song:
But were some child of yours alive that time,
You should live twice, in it, and in my rhyme.
17.
Поверишь ли в бессмертие стиха,
Где все твои достоинства, как в склепе,
Где плачется словесная труха
О вечной красоте, как мир - о хлебе?
Все чары глаз твоих воспел сонет
И прелестей иных не смел убавить.
Но чья-то гордость скажет: "Лгал поэт!
Спуститься с неба, чтоб земное славить?!"
Добавит, сдунув вековую пыль
Со строк длиннющих, словно древний свиток:
"Нет совершенства! Сбавь, старик, свой пыл!
Всё прах, как после прибыли убыток".
И всё ж красе твоей сиять в веках —
В твоем потомстве и в моих стихах.