Где-то там за несколько сотен километров в их уютном домике с видом на Финский залив его ждала красавица-жена и очаровательный сын, но сейчас это не имело ровным счетом никакого значения. Просто рядом с ним была Она. Худенькая, немного угловатая, с резкими чертами породистого лица, да в дурацком берете, что как-то неловко и даже стыдливо был нахлобучен на светлую макушку. В целом же, она олицетворяла собой все то, что так нелюбимо им было в женщинах, и более того — раздражало. Но только не в ней.
В маленьком баре, укрывшем их от назойливых любопытных глаз, только начинала закипать привычная для таких мест жизнь: музыканты неторопливо настраивали инструменты наигрывая приятную слуху джазовую композицию; официантки толпились у барной стойки, с алчностью голодающих цепляясь за призрачные мгновения отдыха, что щедро дарила им предвечерняя пара; а бармен, молоденький ещё парень, старательно полирующий стаканы белоснежным полотенцем, тихо млел от женского внимания, развлекая собравшихся девушек шутками, взрывы громкого смеха периодически долетали и до их столика, от чего его Лилия недовольно морщилась, рассеяно крутя в руках бокал из-под допитого виски. Световые лучи, словно запутавшись в стеклянных гранях, недоуменно сверкали, в полной мере отображая эмоции очередной временной владелицы своей тюрьмы.
— Почему ты не уехал? — после нескольких минут молчания, царившего за их столиком, она все-таки решилась задать самый главный вопрос.
В первый раз в своей жизни он не знал, что ей ответить. К сожалению, но он не был Маяковским, чтобы без труда объяснить все своей любимой Лилечке в одном стихотворении. Тимур вообще не умел писать стихи, а ведь пробовал, и не раз, но как выяснилось ни интеллигенты-родители в энном-поколении, ни серьезное увлечение поэзией, в этом деле не помощники...
— Я не мог уйти не попрощавшись... — с некоторой задержкой отвечает он и мысленно переводит дыхание: самое важное и одновременно сложное уже озвучено, остальное Лиля поймет. Она всегда его понимает.
— А попрощавшись — не смогу уйти? — насмешливо продолжает она, внимательно рассматривая его своими поразительными глазами. Именно им она должна быть признательна за всех тех мужчин, что пали жертвой их притяжения: слишком по-детски наивным был ее взор, открытым, и в нем горела просто сумасшедшая жадность жизни, которая перекрывала внешнюю нетипичность, непохожесть на общепринятый канон.
— Я уже не смог, — Тимур заключает это как-то грустно, обреченно, словно те лучи, вынужденные плутать по стаканному лабиринту, что держала его любимая Лиличка; а ещё он совершенно неосознанно ловит себя на мысли, что готов согласиться и на их участь, лишь бы вот так, поближе к ее рукам, но затем пугается своих собственных странных дум и старательно гонит их прочь. Не время и не место.
— Замолчи, — она осаживает его как-то отчаянно и, наперерез мыслям Тимура, совершенно не радостно, — Не стоит говорить вещей, о которых потом пожалеешь, — сделав свое неожиданное заключение, она поднимается и собирается уже уйти, когда он перехватывает ее руку.
— Что не так? Я решил оставить семью... — после этих слов, обязанных осчастливить, она зло хмурится, но заметив на его лице откровенное непонимание, решает пояснить:
— Ты обещал мне, что не оставишь семью. Я не хочу строить свое счастье на костях твоего брака, Тимур, — получается до жестокого резко и громко на столько, что посетители за соседними столиками начали любопытно поглядывать в их сторону, вынуждая ее сесть обратно.
И тогда он решается на то, о чем даже думать не смел лет с шестнадцати:
Я обмотан вуалью обмана.
И обвязан веревкою лжи.
Хочешь, стану твоим наркоманом?
Только прежде мне душу сожги.
Лилия смотрит на него внимательно-внимательно, но ещё важнее то, что она его слушает, старается понять, а значит не все потеряно...
Я разорван на части морали,
И был проклят судьбой наугад.
Твои губы безудержно лгали…
Ты устроила грязный парад.
Тонкие губы складываются в горькую насмешливую ухмылку, она узнает в этих строфах себя...
Серый город окутан туманом,
Развевает мой призрачный след.
Был обмотан вуалью обмана.
Я исчез, я погиб, меня...
Лиля не дает произнести Тимуру решающее «нет», одним плавным движением закрывает своей маленькой ладошкой его рот и кожей чувствует его улыбку. Он берет ее кисть в свою и просяще, практически до странного щемящего чувства где-то в груди, целует.
Больше за этот вечер они не произнесут не слова. Просто слова — они лишние, наигранные, куда важнее будет отношение, поступки.
Музыканты настраивали инструменты.
В этом баре играли джаз.