Я долго не мог решиться выйти. Мысль о том, что вокруг будет бесконечный горизонт и высокое небо приводили меня в панику. Я выглядывал из щелей в двери, раз за разом обводя взглядом маленький кусочек сухой земли и песка с недавними отпечатками. А вдруг там, снаружи, меня ждут какие-нибудь захватчики? У меня почти не осталось патронов. Пистолет Аматы был заряжен всего пятью, и две пули я уже потратил. Куда мне идти, где добыть еду, воду? Я слышал, что все вокруг отравлено… Черт побери, Амата, ты сломала мне жизнь! Быть может, Смотритель, убедившись, что я не в курсе планов отца, еще разрешил бы мне остаться, а ты!..
Наконец, я решился выйти. Я толкнул деревянную дверь, она легко подалась. Я осторожно вышел из пещеры и, распрямившись, огляделся. Я находился на небольшом возвышении из камней. Оказывается, пещера довольно круто уходила вниз, а само Убежище располагалось на огромной глубине. Я нагнулся и зачерпнул ладонями горсть песку, словно не веря, что он настоящий. В пещере было холодно, однако тут вовсю палило солнце, и температура была, походу, под двадцать-двадцать пять градусов.
Я осторожно, стараясь не упасть на камнях и склоне, выглянул из-за камней. Метром ниже лежал разбитый треснутый во многих местах асфальт с выцветшей дорожной разметкой. Кое-где на нем были видны следы от бомб. По краю дороги шло низенькое ржавое и все погнутое ограждение с редкой сухой растительностью под ним. Выжженная жесткая желтая земля, из которой вылезали редкие тоненькие кустики без каких-либо признаков листвы. Ветер, принесший с собой запах пыли, затхлости, гниения и помоев, ударил по песку, взметнув его у меня под ногами. Впереди, вплоть до горизонта, виднелись бесконечные остовы зданий и руины. Глядя на всю эту картинку, мне в первую секунду захотелось рвануть назад, в пещеру, биться в круглую железную дверь с гигантскими цифрами 101 по центру, орать в истерике, стоять на коленях, умолять впустить меня обратно или и вовсе застрелить. Могильная тишина создавала впечатление, будто я единственный выживший человек после ядерной катастрофы. Но я, конечно, был не один.
Один шаг, второй. Ноги неожиданно подкашиваются, а горло словно перехватывают удавкой. Я, словно подкошенный, падаю на четвереньки, судорожно вцепившись руками в землю. Глядя вытаращенными глазами в серую твердую поверхность, я тяжело дышал, пытаясь унять внезапно подскочившее сердцебиение. Удар, уторо, третий, четвертый. Я приподнял голову и тут же опустил обратно. Наверху было небо! Такое огромное, такое высокое, что от одной мысли о такой высоте мне становилось дурно!
Я заставил себя разжать побелевшие пальцы и, не чувствуя конечностей, нелепо улегся прямо на песок. Свернулся клубком, зажмурился и часто-часто дышал. Так, надо успокоиться! Я должен это сделать! Кажется, раньше у американцев был такой девиз - "Сделай или умри". В моем случае он как нельзя кстати. Если я не сумею взять себя в руки, то умру уже, возможно, через несколько часов... Я умру!
Возьми себя в руки, придурок!
Я заставил себя принять сидячее положение. Затем открыл глаза. Боязливо, потихонечку, щурясь. Сердцебиение почти прошло, но необъяснимый страх прочно сковал всю мою сущность стальным обручем. Я медленно, держась за камни и валуны, поднялся на ноги и на подгибающихся ногах направился было к спуску со склона, но внезапно ощутил что-то теплое на подбородке. Я осторожно поднес ладонь к губам и с досадой понял, что у меня из носа пошла кровь. Черт, мне нельзя останавливаться, мне нужно идти...
Но куда? И где мне искать отца, на этой огромной земле?
Спрыгнув на раздробленный асфальт, я медленно зашагал по направлению к ближайшим остаткам какого-то поселения. На моей карте оно было отмечено как Спрингвейл. Что ж, Спрингвейл, так Спрингвейл.
Ужасное зрелище, скажу я вам. Основания деревянных и кирпичных домиков с обгоревшими дочиста кирпичными трубами, поломанными шкафами, зияющими пустыми оконными проемами и полным отсутствием дверей. В внутри что-то словно сжималось при виде заржавевших и пустынных детских площадок, погнутых почтовых ящиков на беспомощных тонких ножках с довоенной почтой и подписками. И повсюду – камни, деревяшки, остовы. В одной из таких развалин я случайно заметил почти полностью засыпанный землей слегка тронутый ржавчиной холодильник. Мгновенно сориентировавшись, я перепрыгнул через остатки стен и принялся рьяно раскапывать его. Почти полчаса ушло на то, чтобы суметь кое-как раскопать его, еще минут десять на то, чтобы отнятой у одного из убитых охранников Убежища полицейской дубинкой выломать ручку и открыть его. Ничего особого я там, конечно, не обнаружил. Пачка сухой лапши быстрого приготовления, какие-то таблетки, потемневшая от времени бутылка вина. Что ж, усмехнулся я про себя, что-что, а выпивка от времени не испортится. Только бы не оказалась радиоактивной…
Голод трепал меня все сильнее. Сгрызя всухую лапшу, я решил провести ревизию всего, что у меня было. Убегая из Убежища, я успел захватить лишь один не распакованный еще со времен нашего с папой переезда в новый сектор рюкзак. И то, забыл совершенно про него, руки сами как-то схватили. Этот рюкзак я так и не открывал, потому что там находились всего лишь мои старые вещи: бейсбольная бита, мяч и перчатка кетчера нашей команды (ну, как-никак, я был тренером!), пневматическое ружью, подаренное мне отцом и Джонасом и коробка шариков для стрельбы к нему, смятая довоенная бейсболка, запыленный комикс «Грогнак-Варвар» - подарок Аматы (да будь она неладна!), папка с рисунками юности и коробка мятных леденцов. Плюс ко всему, на мне была кожаная куртка Буча, которую он мне всучил, счастливый до идиотизма за то, что я спас, убегая из Убежища, его мать от радтараканов. От холода она, по крайней мере, частично сумеет меня защитить, да и то не факт.
Вечерело. Ветер все чаще поднимал с земли сухую пыль, разбрасывая ее в разные стороны. Нещадно палящее солнце почти ушло за горизонт, на смену ему медленно, но верно приходил ночной холод. Надо было идти. Вот только куда?..
Я поднялся по дороге, уводящей меня от Спрингвейла. Попутно пристрелил двух гигантских муравьев, потратив еще два патрона. Да, я метко стрелял, попал обеим тварям точно в голову, благо тренировка на пневматике Джонаса, подаренной на десятилетие, наконец-то пошла в дело. Но, впервые увидев таких крупных тварей, я, извиняюсь, охренел. Адреналин ударил в голову, и я едва сумел зять себя в руки.. Эти-то были покруче радтараканов, которые теперь казались мне едва ли не домашними зверушками.
Конечно, я понимал, что на поверхности мои открытия не ограничатся мутировавшими насекомыми, но впечатление, полученное уже через два часа после выхода из Убежища, сказалось на мне. Я медленно брел, крепко сжимая пистолет с последним единственным патроном, оборачиваясь на каждый шорох и пугаясь в сумерках едва ли не собственной тени, и едва не был подстрелен рейдером. Чумазый, весь перепачканный в земле, тощий парень в оборванной одежде с ружьем с воплем выскочил буквально из ниоткуда и открыл по мне беспорядочный огонь. Я заметался на одном месте, чудом увернувшись от первых пуль, и с перепугу забыл о том, что у меня есть еще одна, последняя пуля. Промах, разумеется, стоил бы мне жизни, но от беспорядочной пальбы этого психа, я не мог даже и подумать о том, чтобы прицелиться. Зигзагами, прыгая с камня на камень, словно выплясывая на выжженной изрезанной трещинами земле какой-то дикий танец, я с истошным воплем, совершенно забыв о конспирации, понесся прочь. Убегая, я попутно успел поскользнуться и обмакнуться в грязную (и явно радиоактивную!) лужу, раз пятнадцать спотыкнуться, и вломиться в сухой мертвый, но от этого не менее колючий куст. Свою пулю я, разумеется, получил, на мое счастье всего лишь в правую икру. Рухнув на землю, я перевернулся на спину, чтобы хотя бы взглянуть в лицо своей бегущей за мной и вопящей в неистовстве смерти. Что-то очень яркой и болезненно слепящее на миг промелькнуло у меня над головой, а в следующую секунду рейдер… исчез. Точнее, конечно, не исчез. Его тело на долю мгновения замерло в пространстве, а затем рассыпалось светло-серым прахом. Я, крепко стиснув зубы от пульсирующей боли в икре, приподнялся и обернулся.
Робот-протекон. Стреляет лазерами. Нам о таких рассказывал мистер Бротч на уроках истории. Железяка повернулась в мою сторону, а через пару секунд дружелюбно проскрипело:
- Уровень угрозы минимальный. Открыть ворота. Заходи, гостем будешь.
Я, кое-как держась за злосчастный куст, поднялся на ноги и, склонившись к раненой ноге, подошел к серой куче пепла и подобрал уцелевшее ружье, правда уже без патронов. Ну,что есть то есть. Развернувшись, я заковылял к огромным ржавым воротам. Добро пожаловать в Мегатонну.
Шерифом и мэром в одном лице этого небольшого поселения, собранного из старых железяк, оказался довольно дружелюбный мужик в довоенном плаще и ковбойской шляпе. Он по-доброму, пусть не без дозы иронии, отнесся ко мне, раненому перепуганному щенку из Убежища. Мои расспросы про отца направили меня в главный бар городка, «Салун Мориарти», находящегося на верхнем уровне Мегатонны.
Осторожно спускаясь в кратер, образованный упавшей двести лет назад сюда атомной бомбой, я попутно оглядывался. Да, неприятное зрелище. Из остовов машин, железных листов и шифера, остатков автомобитлей и автобусов здесь были выстроены дома, лестницы и гигантская стена, обносившая Мегатонну со всех сторон и гарантировавшая хоть какую-то защиту от рейдеров. По бокам спуска пролегали старые ржавые трубы, явно нуждающиеся в починке. Около покосившегося здания, именующим себя здешней больнице, пристроился грязный угрюмый молодой человек, пасший… двухголовую корову. Я, наверное, долго стоял, открыв рот и глядя на доселе невиданное мною зрелище, пока пастух не прикрикнул на меня:
- Чего встал, чужак? Никогда брамина не видел?
Нет, не видел. Только моя еще тогда какая-то юношеская робость и общее недружелюбное отношение немногочисленных жителей городка ко мне не дали мне послать нахала на три заборные. Проковыляв кое-как к порогу, я осторожно толкнул дверь из фанеры и едва не упал внутрь.
Врачом оказался сердитый пожилой афроамериканец, назвавшийся доком Черчем. Он бегло осмотрел мою рану, усадил на кушетку и, бесцеремонно впился пинцетом в причину моей боли. От неожиданности я вначале оторопел, затем заорал. На лице выступила испарина, а в глазах защипало.
- Какого черта?! – проорал я, дергаясь, за что едва не получил в табло от разъяренного доктора. – Док, вколи обезболивающее!
Еще один, последний рывок пинцетом и пуля была извлечена. Я вывернулся, нагнулся к кровоточащей ноге и, стараясь справиться с болью, сжал колено в пальцах.
-Что ты визжишь как девчонка? – недовольно бросил док, накладывая на рану не особо стерильную на вид повязку. – Ты на Пустошах, неженка из убежища. Из обезболивающего тут у нас наркота, да и то я даю ее лишь тем, кто у меня на операции. Даже сраный морфий у меня здесь на вес золота. Ничего, сосунок, скоро ты привыкнешь к жизни на поверхности. Или умрешь.
С этими словами он выставил меня за дверь. Только много позже я вспомнил, что угрюмый доктор не взял с меня платы за лечение, и чувство благодарности и доброты тогда растопило мне сердце.
Выйдя из клиники, я присвистнул. В центре города лежала огромная невзорвавшаяся атомная бомба. Черт, можно представить в каком страхе здесь живут люди, опасаясь, что каждый день, каждый час эта штуковина готова взлететь на воздух!
- Я слышал, вас там неплохо обучают в убежище. – раздался голос у меня за спиной. Я от неожиданности обернулся и увидел обветренное темное лицо Лукаса Симмса.
- Ну… смотря чему. – осторожно ответил я. Старик поправил на плече автомат и вздохнул.
- Если сможешь – обезвредь бомбу. – произнес он, глядя на меня во все вечереющих сумерках. – А если не можешь, то лучше и не суйся. Даю сто крышек за разрядку.
Разрядить бомбу! Да старик окончательно сбрендил! Я лично к ней даже и подходить не собираюсь, не говоря о том, чтобы попытаться ее разрядить! Я был не уверен, что своими действиями я не подниму весь этот город на воздух, хотя в библиотеке Убежища, помнится, я как-то нашел и детально изучил старую довоенную книжку «В укрытие! Ложись!», в которой было детальное описание практически всех типов бомб и инструкцией по их обезвреживанию.
Раздался негромкий треск искр и невдалеке от меня вяло замигали неоновые буквы. «Латунный фонарь» - гласила надпись, а чуть поодаль вывески виднелась барная стойка. Ресторан? Питейное заведение?
Я проковылял к столикам и поудобнее устроился на высоком табурете. Ну совсем точь-в-точь как у нас, в Убежище! Светловолосая женщина в желтом комбинезоне по ту сторону стойки подошла ко мне.
- Теперь я точно знаю, что ты у нас, в Мегатонне, недавно. Добро пожаловать в «Латунный фонарь». Если хочешь есть, готовь крышки.
Крышки? Она что, коллекционирует бутылочные крышки? Очевидно, я высказал вслух свое удивление, на что сидевшая справа от меня негритянка как-то странно взглянула на меня, а барменша расхохоталась.
- Ты живешь на Пустошах и не знаешь, что для чего нужны здесь крышки? Ахахахаха, парень, ты что, с луны свалился?
- Из Убежища. – скупо улыбнулся я, мрачно глядя в щербатую поверхность стойки.
Ну, дела! Да, убегая, я захватил с собой довоенные деньги из стола отца, но бутылочные крышки (!) я, конечно же, не забирал. Впрочем, у меня есть две бутылки с ядер-колой. Если выпить или вылить ее, то, считай, две крышки уже в кармане.
Барменша, Джейн Стал, сочувственно на меня посмотрела.
- Ладно, парень, раз такое дело, то могу покормить тебя один раз за счет заведения. Но не больше! Считай, что в долг ешь. Крышки занесешь потом, как соберется.
Я согласно закивал головой. Желудок уже сводило от голода. Джейн пододвинула ко мне обтрепанное написанное от руки меню.
- Погляди, там почти все съедобно. А кое-что даже вкусно!
Я долго и придирчиво изучал список, а затем выбрал себе стейк из брамина, два перченых яйца и коробку кексов довоенного производства. Это хотя бы в какой-то мере было похоже на то, чем мы питались в убежище. К сожалению, на вкус это оказалось не таким, как мне представлялось. Стейк оказался жестким избитым до расплющенного состояния довольно безвкусным куском мяса, перченые яйца представляли собой пару разваливающих беловатых кружочков с желтыми пятнышками, посыпанные сверху черными горькими крапинками, а пресловутые кексы были сухими и с закаменелым изюмом внутри. Выпитая почти взахлеб после такого ужина бутылка ядер-колы несколько смягчила вкус. Но я не жаловался. При виде еды, пусть даже в таком малопотребном виде, у меня там, наверное, глаза на лоб вылезли. Я накинулся на пищу, словно голодный волк. В голове билась только одна мысль о том, что это была еда, настоящая еда. Правда, после этой еды мне пришлось долго отсиживаться в местном мужском туалете, где была настолько сильная вонь помоев, ржавчины и затхлости, что хотелось блевануть прямо у порога. Впрочем, я нашел, чем отблагодарить Дженни. В моем рюкзаке я обнаружил найденную еще в Спрингвейле бутылку вина, чудом не разбившуюся во время моего бегства от сумасшедшего рейдера. Судя по реакции Джейн, вино оказалось хорошим, за что мой долг перед ней в двадцать крышек по ее словам был покрыт.
Суд по времени на пип-бое, да и по небу, вечер клонился к своему завершению. Я прошагал на верхний уровень Мегатонны и зашел в местный бар «Салун Мориарти», где я, по словам местного, мог добыть все, что нужно – выпивку, постель и женскую ласку.
Я толкнул фанерную дверь и зашел внутрь. В салуне был стойкий запах спиртного, помоев, затхлости и немытых тел. Я поморщился и прищурился, пытаясь хоть что-то разглядеть в полутьме салуна, освещаемым всего двумя экономными мигающими лампочками. Впрочем, если особо не придираться, то все не так уж и плохо. Люди спокойно сидели в обтрепанных креслах довоенного образца, кто-то потягивал какое-то пойло у грязной стойки, в углу вяло покуривала молодая женщина лет двадцати пяти-тридцати с короткими крашенными волосами и одетая в грязное платье и рваные чулки. На барной стойке подмигивало лампочкой старое радио, с треском и перебоями передававшее бодрый голос неизвестного диджея (ничего себе, в этих руинах нашей Амерки, еще и радиостанции сохранились!)
- Как дела, жители Пустошей? С вами Тридогнайт и вы слушаете радио «Новости Галактики»! – я неторопливо устроился на высоком скрипучем стуле и с интересом вслушивался, - У меня есть для вас свежие новости! На северо-западе у нас есть убежище под номером сто один. Помните, я рассказывал вам о Джеймсе, последнем из тех, кто сбежал из этого подземелья?..
Стакан, только-только взятый мною, со стойки вновь с грохотом опустился на столешницу. Я выпрямился и крутанулся на стуле, развернувшись всем корпусом к радио. Мой отец! Этот парень говорит про моего отца! Эта мысль никак не желала укладываться у меня в голове, а диджей, рассказав краткую историю своего личного знакомства с моим отцом, неожиданно заверещал:
- А теперь хотите новости еще веселее? У меня есть данные, что кто-то ЕЩЕ только что вылез из этой дыры! Что там, черт возьми, творится? Революция? Сезон отпусков? Простудифилис? Я и сам понятия не имею, ребята…
По салуну прошел гул и все затихло. Жители Мегатонны все как один повернули головы в мою сторону и уставились на мой комбинезон (и черт меня дернул снять кожанку Буча!). Бармен, сидящей черной тенью где-то в углу, приподнял голову и зашевелился. Проститутка у стены кинула на меня заинтересованный взгляд. Я в растерянности продолжал крутить в руках пустой стакан с засохшими водяными разводами.
- Эй, гладкая морда! – раздалось сбоку. – Тебе что-нибудь нужно? Ну, хоть что-нибудь?
Я повернул голову и, подскочив на жестком табурете, едва не слетел с него.
- А! Мать вашу! – из меня вырвался вопль ужаса. – Это что еще за…?!
Бармен с лицом и телом, напоминающим ободранный на терке кусок сырого мяса, меланхолично протирал стаканы с какой-то искривленной ухмылкой поглядывая на меня светло-голубыми человеческими глазами. По салуну прошел смешок.
- Что, парень, никогда гуля не видел?
- Никогда. – подтвердил я, разглядывая бармена. – А кто такие гули?
- Ну, не всем повезло оказаться в уютном убежище, когда посыпались бомбы. – гуль кивнул в строну радио и подмигнул мне. – Некоторые попали под огромную дозу радиации и вот мы… такие. Те, кто выжил после облучения, могут больше его не бояться. Гулификация вещь неприятная, но она позволила открыть нам секрет долголетия. Пусть гули и походят на сгнивших зомби, но многие из нас еще помнят войну. Меня зовут Харя. Твоего отца я тоже тут видел, проходил.
- Харя, - медленно попросил я, - расскажи мне про моего отца, пожалуйста.
- Э, нет, гладкокожик. – Харя помотал головой и зашелся в хрипловатом смехе. – Мориарти спустит с меня шкуру, если узнает, что я кому-то об этом говорил. Поговори лучше с ним самим, они, как оказалось, с твоим папашей давние друзья. Тебе что-нибудь налить?
Да, пожалуй. Я взял у Хари скотч-виски и призадумался. Давние друзья? Ничего не понимаю. Где мой отец мог познакомиться с Мориарти, если Убежище двести лет со дня начала войны стояло запечатанным? Опешив, я выскочил из-за стойки и постучал в комнатушку, называющуюся кабинетом Колинза Мориарти.
Разговор с прожженным торгашом дался нелегко. Пришлось заглянуть к Мойре Браун в ее «магазин на кратере», чтобы избавиться от кое-каких вещей, собранных мною по дороге из Спрингвейла и прихваченных из Убежища, а заодно получить прибыль в двести сорок крышечек. Первая сотня из них ушла Мориарти за сведения о том, где был и куда ушел мой отец. Еще сто двадцать на то, чтобы снять в салуне комнату на ночь.
Пройдя в темное помещение, сильно пахнущее мышиной затхлостью и пылью, я упал на двуспальную довоенную кровать, зашумевшую всеми пружинами, и уставился в потолок. Неожиданно шорох сбоку привлек мое движение. Я резко дернулся и едва не свалился с кровати.
- Спокойно, малыш. – раздался ласковый, чуть хрипловатый голос здешней проститутки, что курила у стены. – Я вхожу в комплект этого номера, так что расслабься.
Сказать, чтобы я особо тут расслабился было трудновато. Под конец дня нервы уже начали сдавать. Сначала я выругался на проститутку, но вскоре скотч начал брать свое и я все-таки переспал с ней. В алкогольном забытии я кажется назвал девушку пару раз Аматой, но какое это имеет здесь значение…
Нова, как звали проститутку, оказалась довольно доброй, хоть и несколько грубоватой.
- Не повезло тебе, – упершись локтем в блинообразную подушку, шлюха закурила, совершенно не опасаясь, что искры от тлеющей сигареты могут попасть на белье и вспыхнуть. – Выйти таким изнеженным чистоплюем из подземной норы и сразу попасть в такое дерьмо.
Я почувствовал отвращение. Отвращение к той правде, которую она говорила.
- Я не изнеженный чистоплюй. – мрачно пробурчал я, поджав губы и не глядя на нее. Нова рассмеялась и стряхнула пепел с сигареты.
- Да ладно тебе! Ты не знаешь самого элементарного на Пустошах. Понятия не имеешь о том, что такое крышки, бартерная торговля, голод, жажда, грязные обноски, низкие способы заработка. Да хорош! Ты даже до сих пор не можешь забыть свою бывшую девушку, если я правильно поняла, чьим именем ты постоянно называл меня, пока трахал.
- Какое тебе до нее дело? – огрызнулся я, раздавленной этой ужасающей правдой. Действительно, слепой крот вылез из норы на свет божий. У меня нет даже самых элементарных навыков выживания здесь. Меня убьют на первом же перекрестке.
- Хочешь совет? – Нова затушила сигарету о стену, пахнущую ржавчиной, и, закопавшись поглубже в холщовое одеяло, прижалась ко мне. – Забудь об идеалах. Здесь нет никаких чувств, никаких высоких материй. Ни любви, ни жалости, ни сочувствия. И забудь свою Амату. Ты ее больше не увидишь. Никогда. Жизнь здесь сурова, малыш. Пустоши рано или поздно изменят тебя или убьют.
Я продолжал тупо лежать, бессильно глядя в потолок.
- Может, я еще сумею вернуться…
Нова приподнялась и, перегнувшись через меня, дотянулась до снятого мною пип-боя. Найдя кнопку, ловящую радиоволны (а шлюха, оказывается, умеет работать с техникой!), она настроила компьютер на «Новости Галактики». Шел повтор вечерних новостей.
- Я все это уже слышал! – раздраженно воскликнул я, протягивая руку за пип-боем. Нова приложила палец к губам, давая знак замолчать, и прибавила громкости.
- Что там, черт возьми, творится? Революция? Сезон отпусков? Простудифилис? Я и сам понятия не имею, ребята… - говорил сквозь помехи Тридогнайт, - И кстати. Если у вас родилась идея, похороните ее обратно. В это убежище не попасть, никому. Тем, кто там живет, все ваши товары и даром не сдались. И грабителям не выломать эту дверь, она весит тонн четырнадцать. – Тридогнайт издал короткий смешок и завопил на своей обычной бодрой ноте. – Это был Трииииидоооогнааайт и вы слушаете радио «Новости Галактики»! А теперь, немного музыки…
Я, приподнявшись чтобы прослышать то, что упустил вчера, вновь обессиленно обрушился на подушку. Из пип-боя лилась веселая довоенная блюзовая музыка. Скрипнула кровать. Уже одетая, Нова подошла к двери.
- Ты не сможешь вернуться обратно, Роач. И, да, не показывай свою слабость. Это смотрится жалко – здоровенный накаченный парень, а говоришь и мыслишь как четырнадцатилетняя девчонка. И кстати, твой срок истек час назад, если планируешь оставить комнату себе еще на сутки, плати.
Нова спустилась обратно, в бар. А я все продолжал тупо созерцать потолок. Да, пора было измениться.
Еще несколько дней я провел в Мегатонне, не имея ни малейшего понятия куда идти и что делать дальше. Дабы заработать крышек, я ассистировал у дока Черча. Все-таки пригодились мне познания, полученные от отца. День шел за днем, палящее солнце и пыльный резкий ветер поверхности не щадили меня, оставляя на лице свои следы. Дни тянулись, медленно превращаясь в недели. Я до сих пор не мог привыкнуть к здешней пище. Первое время меня мутило и выворачивало. Проснувшись однажды утром, я в темноте вяло потер затылок и неожиданно ощутил ладони что-то жесткое. Подойдя к крошечному окошку, сквозь который с трудом пробивался желтый солнечным свет, высвечивающий, словно прожектор, обилие пыли, я обнаружил у себя на ладони свои волосы. В недоумении провел по волосам еще и еще. И каждый раз у меня в руке оставалась все новая пригоршня волос.
- Это последствия твоего взаимодействия с окружающей средой. – авторитетно заявила Мойра Браун, оглядывая мою, теперь уже плешивую голову. – Ты не замечал, что у большинства жителей поверхности короткие волосы? Радиация ослабляет луковицы волос и начинается активное выпадение. Я бы советовала тебе побриться или… Кажется, я знаю, что можно сделать, чтобы вернуть тебе более-менее приличный вид!
Владелица магазина заулыбалась и занялась моей головой. Ровно половину черепа она выбрила, а со второй срезала все длинные пряди, оставив только верхние, самые крепкие. Да, с такой головой я теперь был похож на сумасшедшего рейдера, но хоть не на плешивого брамина.
Ночевал я в здешнем общежитии на чердаке, где обнаружил пустующую кровать с грязным матрацем. Но мне и этого хватало. Укрывшись кожанкой Буча, я каждый вечер лежал, тупо глядя в одну точку. Тяжелые раздумья не оставляли меня. Поиски отца с каждым днем казались все более безумной затеей, а в голову все чаще и чаще приходила мысль о 10-миллиметровом пистолете Смотрителя, мирно лежавшем у меня в рюкзаке под кроватью, с оставшимся единственным патроном. Но каждый раз, ощутив под пальцами холодную тяжесть металла, я вспоминал усмешку Новы и ее слова.
«Не показывай свою слабость, Роач».
И я не показывал.
Вечер очередного дня на Пустошах. Я уже сбился со счета какой. Отдав последние свои записи Черчу, я забрал положенные мне десять крышек и принялся бесцельно бродить по Мегатонне. Мимолетом проходя около «Латунного фонаря», я услышал, как старый негр яростно переругивается с шерифом по поводу какого-то очистителя. Несмотря на внешнюю мягкость, шериф оказался человеком жестким и грубо оборвал старика. Тот понуро опустил голову и побрел к покосившемуся зданию у входа в городок. Заинтересованный, я нагнал его.
- Старик, в чем дело? – поинтересовался я.
Дед, представившийся Уолтером, рассказал мне о неполадках в водоочистной системе местного водопровода, сетуя на течи и то что «эта железяка доживает последние дни».
- Постой, постой, старик, не пыли, - сказал я, пытаясь разобраться в мешанине его слов. – Чего конкретно ты от меня хочешь?
Дед хотел, чтобы я устранил все течи, появившиеся в трубах. Я вначале опешил, но затем, подумав, согласился. В конце концов, трубы – это по моей части, иной раз было бы даже приятно вспомнить прошлое.
Течи я нашел довольно быстро. Давление в трубах было настолько сильное, что вода вырывалась из щелей как фонтан, так что я успел изрядно вымокнуть, латая прорехи в железе. «Действительно, чертова железяка» - пробормотал я, с трудом пытаясь сдвинуть с места заржавевшие куски металла.
- Интересно, чем это ты занимаешься. – раздался внезапно голос над ухом. Я отвлекся, и тугая струя воды ударила мне прямо в нос.
Шериф разразился хрипловатым смешком. Я смущенно выпрямился и кивнул на трубу.
- Старик Уолтер попросил меня помочь устранить течь…
- Добровольная помощь? Похвально, юноша. – тоном интересующегося педагога похвалил меня шериф. Я вновь нагнулся и, надавив на поручень, наконец, закрыл прореху. Слава богу, с усталым раздражением подумал я, поднимаясь на ноги и стряхивая пыль и колен, наконец-то эта дрянь перестала фонтанировать мне в лицо.
Не успел я разогнуться, как откуда-о с верхнего уровня показалось радостное черное лицо Уолтера. С воплем «Давление в трубах в норме!» - дед с неожиданной молодой прытью вновь скрылся в помещении станции. Шериф одобрительно улыбнулся.
- Спасибо тебе, парень. Но ты бы еще нам бомбу разрядил, и стало бы совсем замечательно.
Я попытался улыбнуться и оглянулся назад, на кратер. Бомба все так и лежала в луже радиоактивной воды. Около нее, как я не сразу заметил, скопилась небольшая кучка людей. Один из них зашел в зараженную воду по колено и, воздев руки к небу, выкрикивал абсолютный бред:
- Узрите! Он приходит с тучами! И вы будете ослеплены его сиянием! Все будут оглушены громом его голоса…
- Наши местные сумасшедшие. – кивнул мне шериф, направляясь к «Латунному фонарю». Я, все еще тяжело дыша после битвы с течью, последовал за ним. – Сделали из бомбы божество и организовали нам тут целую церковь, представляешь! Держу пари, что когда ты разрядишь эту штуковину, они даже не поймут, что произошло.
Лукас уселся на высокий табурет и выжидательно глянул на меня. Джейн Стал оторвалась от усталого созерцания сумасшедшего проповедника и уставилась на меня. Пастух, сидевший около клиники Черча около брамина, приподнялся и вытянул шею в мою сторону. Я понял, что откладывать больше нельзя. Пора.
Глубоко вздохнув, я шагнул в радиоактивную воду и, бесцеремонно отпихнув проповедника, нагнулся к бомбе и кинул на нее беглый взгляд. Бомба была еще вполне взрывоопасна, и при желании и наличии детонатора Мегатонну можно было бы поднять на воздух. Но для того, чтобы обезвредить «божество», достаточно было, как оказалось, нажать всего пару кнопок. Раз, два… Тоненький писк, на мгновение вспыхнувшие цифры и надпись «деактивировано». Все прошло легко и точно, как по учебнику.
Я повернулся к шерифу. Тот смотрел на меня, как на пришельца с других планет, словно не веря своим глазам. Джейн отняла ладонь ото рта и с шумом опустилась на табурет.
- Невероятно! – воскликнул Лукас. – Тебе удалось ее обезвредить! Черт возьми… А почему бы тебе здесь не поселиться? Нам нужны такие люди как ты! Вот ключ от дома, - он снял один из погнутых кусочков железа со своей связки, - теперь ты полноправный житель Мегатонны, друг.
От неожиданного поворота событий я, мягко говоря, слегка обалдел. Симмс нетерпеливо вручил мне ключ, продолжая смотреть на меня, как здешний проповедник на свою бомбу. Я принял его с невнятным «спасибо» и побрел за шерифом осматривать свой новый дом.
Черт, как тут, на поверхности, все странно! Всего за десять минут я обрел новый дом! Невероятно! А я уже было приготовился к бесконечным скитаниям по выжженной пустыне и череде бесконечного накопления крышек для оплаты ночлегов… Или к жизни здесь, на чердаке, в бесконечных записях, в работе с доком Черчем.
И только у двери своего нового дома я еще раз взглянул на радостного шерифа и уже более внятно произнес:
- Спасибо, сэр.
- Какой я тебе сэр, парень. Забудь этикет убежища. Здесь все просто. – он хлопнул меня по плечу и толкнул дверь. – Заходи.