В тот солнечный день я бесцельно бродил по городу. Потому что выходной. Потому что я вчера не ходил на занятия. Потому что меня исключат из университета. Потому что… Потому что…
Я шёл возле нового гастронома.
Остановилась красавица-машина, такую красоту я видел только в кино. Из красоты вылупился мужик с тупой мордой. Я невольно остановился, залюбовавшись красотой техники, которая раньше никогда меня не трогала.
— Чо стоишь? Расступись! Вишь, я иду!
Разбить бы тупую рожу… Но я сделал шаг назад: мужик был много крупнее меня. Мужик скрылся в гастрономе.
Из машины вышла девочка лет четырнадцати в белой курточке и прислонилась к машине. Белоснежная курточка подчёркивала детскую свежесть личика.
Я крепко прижал девочку к себе, расцеловал её милые глаза и губки, обнажил хрупкую фигурку, встал перед нею на колени и стал целовать грудь, живот… Меня никто так нежно не целовал, — нежнейшим голоском говорила она…
Тупой мужик вышел из магазина с бутылкой коньяка и двумя бутылками дорогого вина и грубо развеял мои грёзы.
— Ну чо, тёлочка. Бухалово купил. Щас поедем ко мне оттягиваться!
Девочка безумно мило улыбнулась, приняла у мужика бутылки элитнава бухалова и нырнула на мягкое сиденье.
Я тоже мог бы с этой девочкой… исключительно нежно и ласково… но никогда не буду. Разве что
… ограбить банк! Угнать у тупого мужика красивую машину! Узнать адрес этой девочки, которая не откажется от моих миллионов и элитного коньяку. Интересно, зачем ей коньяк и миллионы? Неужели небесное создание может пить алкоголь и тратить деньги?
Машина бесшумно завелась, рванула с места и через минуту исчезла за поворотом. Я даже номер не посмотрел…
Я стоял и смотрел туда, где растаяла ещё одна пустая мечта… Где достать миллионы?
— Почему на занятиях не был? Вся группа зачёт автоматом получила, тебя только не было.
Этот вопрос не ко мне. Но прозвучал он после моего имени… И голос знакомый —староста нашей группы.
Я оглянулся и увидел старосту, полноватую девушку с удивительно прилежным выражением лица.
— Разве я не исключён? — мой вопрос был настолько искренним, что староста смутилась.
— С чего бы тебя исключать? Ты — гордость нашего курса.
Вот так узнал о себе нечто… Гордость — курса! Где достать миллионы?
— С луна, что ли, свалился? У кого только отличные оценки? У кого самые лучшие рефераты? В ком видят будущее светило науки?
Я чуть не растаял от душещипательных слов, но вовремя спохватился:
— В этом университете ценится нечто большее, чем таланты и хорошие оценки. Поэтому я исключён из университета без права восстановления.
Я не объяснил причину моего отчисления, поэтому староста долго меня убеждала в том, что я что-то путаю, что сгущаю краски, что она пойдёт разбираться в деканат…
— Только не в деканат! Ладно, завтра приду, — успокоил я девушку и пошёл слоняться между пятиэтажек.
Потом заскочил в автобус и поехал на окраину города. Где достать миллионы?
Дорога увела меня в лес. Преодолев небольшой подъём, я спустился в укромные заросли черёмухи и шиповника. Где достать миллионы?
— Ты что здесь делаешь?
Я бы непременно испугался, если бы не…
… чудный детский голосок…
Передо мною стояла девочка лет восьми…
— Девочка, ты как здесь оказалась?
— Мы из Владика приехали в гости к бабуле.
— А я здесь живу.
Я мысленно раздевал девчонку. И что-то говорил… О чём можно говорить с ребёнком? — о пустяках. Мы о них и говорили, пока не прозвучал вопрос:
— Ты что больше всего на свете любишь?
— Хорошие книги, хорошую музыку. Ещё величественные горы люблю.
— А я больше всего люблю весёлые игры. Люблю мороженое с шоколадом. А ещё — кувыркаться. Ты любишь кувыркаться?
— Что-то даже не помню, когда кувыркался. В детстве, наверное, любил.
— Ты что! Это так здорово!
Я кувыркнулся, но под спину попал острый камушек.
Девочка засмеялась:
— Да не так кувыркаться! Ты разве не умеешь кувыркаться по-настоящему?
— Как это?
— Снимай трусы! Я покажу, — и девочка начала снимать с себя трусики.
Я стоял, ошарашенный неожиданным поворотом дел. Я оглянулся. Никого вокруг не было. Слишком легко, как-то по-будничному происходит то, что я желаю больше всего на свете. Но именно из-за будничности я ничего не сделаю.
— Ты уже с кем-то кувыркалась? — спросил я, лишь бы о чём-то говорить, лишь бы тянуть время.
— Конечно!
— Кто тебя научил? — спросил я, не зная, как протянуть момент, чтобы ещё раз взвесить: тотчас поддаться желанию… начать читать девочке мораль… Утащить девчонку глубже в кусты, чтобы, как в десять лет, не спасовать и… или взять себя в руки и заставить девочку одеть трусики? Я, дрожа от волнения, говорил: — Кто ж это такой… кувыркастый? Кто тебя научил?
— Серёжка, мой сосед.
— Сколько ему лет?
— Ему десять лет, я ему на день рождения первый кувырок подарила.
Этот прошлындай Серёжка использовал для конспирации нейтральное словцо, чтобы девчонка, которая обязательно проговорится при родителях, не поняли, о чём речь.
Во мне боролись два чувства: отдаться инстинкту и удовлетворить свою похоть через меру, или вспомнить, что это не просто преступление, а ещё — и это главное — безнравственный поступок. И измена моей любимой Алинке! О преступлении я даже не вспомнил: так был уверен, что никто никогда не узнает. Но совесть… А кто сегодня без всяких предал мою Алинку на малолетнюю дорогую проститутку в белой курточке и дорогой машине?
Девочка уже сняла трусики, а я, несмотря на страстное желание заглянуть под платьице, сделал строгое лицо и сказал:
— Это вредно.
Девочка надула губки.
Ещё хотел сказать: “А ещё это гадко. Низко. И безнравственно!”, но вместо этого сказал:
— А вообще-то…
Я замолчал, не зная, что сказать. Начало фразы есть. Как закончить: …это и правда очень вредно и низко! Или: …мы обязательно с тобой покувыркаемся!
Кто-то невдалеке громко позвал:
— Доченька, ты где опять играешь? Мы шашлыки приготовили, папа за мороженым и лимонадом сбегал.
— Ой, меня зовут, — девочка одела трусики. — Ладно, я потом приду. Только ты жди!
Жди-жди… Тут дождёшься на свою шею…
Я пошёл прочь, но чувство незавершённости… даже нет: уверенность, что после буду жутко жалеть, заставило меня засесть в кусты и посмотреть, чем всё же закончится, и где потом искать…
— Доченька моя родная… Доченька-красавица… Где ты опять играла?
— Я на горку ходила. Там был смешной дядя. Он кувыркаться не умеет!
— Ты научила его?
— Не успела.
Мне стало так стыдно, что я кустами, чтобы невзначай никто не увидел, убежал подальше от того места.
Я бежал и бежал. Я не боялся, что меня в обвинят в развратных действиях. Я не боялся ничего! Меня гнал только стыд — перед моей Алиночкой, Алинёнком!
Алина! Алинёнок! Прости меня!
Я утешал себя, что я остался верен Алинёнку, не совершил уголовно наказуемое преступление, не совратил окончательно детскую душу. И ещё многое-многое другое…
Но как близко было исполнение желаний.
Ночью я не мог уснуть. Как близко был момент исполнения желаний… Вот бы вновь встретиться с ней.
Завтра непременно пойду в тот же лес, вдруг снова встречу… Не найду — поеду во Владивосток. Искать милую игривую девчонку. Как найду — не знаю. Но думать я уже больше ни о чём не мог. А Алинка?
Уснул я с твёрдым намерением никогда даже не вспоминать об развращённой девчонке и навсегда остаться верным Алинёнку.