Повесть телепортировалась автору Александром Горицветом, витающим в облаках.
Через распахнутое окно хорошо видно: в звездном небе крутится огромный кубик Рубика. На одной его грани сложилась телепередача «В мире животных»: свой менуэт сплясали журавли, вихрем промчались страусы, роняя перья; торопливо протопали слоны, мотая хоботами.… В роли ведущей – супруга:
– На Агрегатном заводе уборщица – Невпопад прокомментировала Плюсик. – получает в два раза больше ведущего инженера нашего оборонного НИИ!
В золотом вольере – в очках золотой оправы, в вязанном лохматом джемпере, наподобие шкуры орангутанга, проявился седобородый шеф. На решетке вольера – табличка «Начальник конструкторского отдела Мироедов».
– Обратно я тебя уже не возьму! – Обиженно предупредил начальник, сыто икнув в серебристую бороду.
– Шурик! Пора вставать! Первый день на новую работу нехорошо опаздывать! – Напористый голос жены развеял туман зоологических сновидений. Запах сбежавшего молока неприятно щекотал ноздри. Рассерженным котом шипел утюг. Плюсик шустро протопала мимо спальни. Полупустой флакон «Шипра» жалобно звякнул о трюмо. В зеркале отразился неузнаваемый тип с начинающими залысинами, с кругами под глазами. «Мое он место занял незаконно!» – вспомнил Шура одностишье Вишневского. Раненной птицей ворохнулось сердце: вчера Горицвет скоропостижно уволился с предприятия, где проработал пятнадцать безоблачных лет….
– Шурик, у тебя, случайно, рубля на хлеб не осталось? – Чистым грудным голосом поинтересовалась Плюсик, накладывая детям картофельное пюре. «Издевается! – Вспыхнул в самой глубине души Горицвет. – В одном отделе работали! Третий месяц зарплаты не видели!» – Оглянулся, надевая ботинок. За столом, за тарелками с парящей картошкой три ангельских создания с мамиными жгучими очами дружно перестали жевать и улыбнулись «папику», а доча даже подмигнула. Словно что-то уже понимали во взрослой жизни! У Александра аж мороз по коже.
АГРЕГАТНЫЙ МОНСТР
Над Агрегатным заводом шел дождь. За метр до проходной асфальт был абсолютно сух, а за забором стена ливня яростно обрушивалась на плечи и головы людей, пересекающих невидимую черту. Дождь пытался смыть застаревшую копоть со стен литейных цехов, рыжую окалину с травы и листьев деревьев. Ветер остервенело, бросал пригоршни градин в полуподвальные окна военной застройки. Раскаты грома угрожающе перекатывались между корпусами. Природа словно ополчилась против промышленного монстра, захватившего полвека назад ее заповедные угодья. Но гигант машиностроения как заядлый курильщик, равнодушно дымил небо трубами разного калибра. Здание прежнего заводоуправления возвышалось головой питона в начале длинного цеха «Главный конвейер», и словно смущаясь, рдело красным кирпичом, подслеповато щурилось чердачными окнами заводской многотиражки, стыдливо пряталось за вознесшимся в небо красавцем «Белым домом» из стекла и бетона, с бегущей световой строкой наверху, с телевышкой на крыше, похожей на маленькую буровую. Поток работников за проходной распался на ручьи. Их впитывали «поры каменных губок». С высоты птичьего полета завод выглядел геометрически правильным городом: прямолинейные улицы, перпендикулярные переулки, квадратные площади. Вот только тупики захламлены устаревшим оборудованием. Отделенный колючей проволокой, завод существовал по жестким законам и диктовал их расположенному вокруг поселению. Город просыпался и ложился спать, как этого требовал Агрегатный завод. Так повелось со дня его образования….
Словно океан пресную каплю, завод поглотил Горицвета. Его несло щепкой в молчаливом, шуршащем потоке людей. Чу, знакомый шорох. В детстве склоняясь над муравейником, он явственно слышал похожий шелест тел трудолюбивых насекомых. Вынужденное единение с народом Шуру не радовало. Он боялся толпы. Она существовала по непонятным законам. Человек в толпе мог совершить поступок, который в одиночку вряд ли себе позволил. Горицвет прошёл через это…
Перед началом учебы в Политехническом Институте их, как водится, послали на уборку колхозного картофеля. После танцев в клубе возник конфликт между интеллигентными «политехами» и напористыми студентами Института Физкультуры. Шура не задумываясь, встал в ряды политехов, хотя по настоящему ни разу не дрался. Сработала формула: «Наших бьют!». Хотя сам не прочь был бы набить иногда «фейс» редиске Блондину – зачинщику массовой драки. «Бум! Бум!» – считал удары Шура в голову, как в пустой котел, не чувствуя боли, или все-таки уворачивался в последний момент, чисто по-деревенски. Почувствовал: так долго продолжаться не может и хлестнул что есть силы противника с плеча, подобранной перед боем внушительной вичкой, как однажды хлестнул быка, пытавшего преследовать брата. Визг человека-поросенка, исчезнувшего в ночной тьме, до сих пор стоит в ушах Шуры. Визг разбросал дерущихся в разные стороны….
Навстречу основному потоку трудящихся колыхающимися приведениями в утренних сумерках возникали идущие с ночной. У каждого предприятия есть свое лицо – думал Горицвет. Долгие годы работают рядом люди, испытывая симпатии или неприязнь, объединяются, чтобы кого-то перевоспитать, а то и изгнать, и становятся похожими друг на друга. Прежнее предприятие имело одухотворенное лицо. Как-то Шурик, находясь в отпуске, встречал жену у проходной. Мимо группами проходили знакомые со светящими лицами, с оттенком гордости за выполняемую работу, увлеченно продолжая обсуждать будущие проекты, не замечая его…. Теперь же Александр не мог найти слово, характеризующее выражение окружающих. Усталое? Нет! Надо сочнее! Измученное? Нет! Еще ярче! Господи: изможденное! Наконец пришло на ум нужное прилагательное. Даже на красочном стенде выделялся худой рабочий с выступающими скулами. Горицвет чувствовал себя чужаком на этой Агрегатной Планете – он один шёл под зонтом. Остальным природные катаклизмы казались мелочью в их непредсказуемой жизни, она не сегодня-завтра могла быть преподнесена в жертву прожорливому монстру! Поток людей иссяк внезапно, как и ливень. Внутри бетонных коробок гигантскими шмелями загудели станки. Начинался обычный трудовой день, по традиции схожий с героическим пуском объекта в годы Великой Войны. Из окон полуподвального помещения на Шуру как будто глянули лики безвременно погибших людей, с немым вопросом: «Не напрасны ли были наши жертвы?». Только главный проспект завода радужно блестел мокрым асфальтом, весело перемигивался цветными глазами светофоров, давая кому-то зеленую улицу.
В ЖЕЛЕЗНЫХ ДЖУНГЛЯХ
Грохот тысячи агрегатов под одной крышей площадью с добрый десяток гектаров, наполнял душу первобытным страхом. Перспектива цеха терялась в смоге от дыма и испарений. По широким проездам, сновали верткие электрокары. Среди станков, как великан над лилипутами, возвышался «Булорд», размерами с садовый домик. На его столе – карусели в миниатюре – установлены восемь коробчатых деталей габаритами с двухведерную кастрюлю. Карусель станка сделала шаговый поворот на несколько десятков градусов и остановилась. Из под резцов серебристая стружка поползла на пол полосатыми от окалины гадюками.
– Где тут у вас начальник цеха? – Прокричал Горицвет в ухо пожилому рабочему, не слыша собственного голоса. Старичок-лесовичок неопределенно махнул рукой в сторону лестничного прохода. Шуре показалось, что старику под семьдесят. Надо же так долго работать!
Возле диспетчерской парень в безукоризненном костюме «тройка» кремового цвета, при галстуке той же тональности с гордо поднятой как у оленя головой с коричневыми кудряшками, словно после химической завивки. Горицвет явственно увидел фантом ветвистых рогов возвышающихся над его кудряшками.
– Олененок Бемби! – Ехидно заметил внутренний голос.
Из диспетчерской «выплыла» девица-пингвин: в белой блузке, черной жакетке с фалдами.
– К нам приезжает ВИА «Горячий июль». – Обратился к ней Олененок Бемби и достал розовые билеты.
Из двери с табличкой «Табельная» выскочил парень в клетчатой рубахе засученными по локоть рукавами. Он был весь заряжен на движение: ноги едва поспевали за туловищем. Ворот рубахи не застегнут из-за объемных мышц плечевого пояса, выставляя напоказ волосатую как у орангутанга грудь: не совсем еще человек, но уже и не обезьяна.
– Инженера ядрена мать! Научили их на нашу голову! – Заорал неандерталец на Олененка Бемби. Тот, отступил на полшага к стене, явно готовый встретить ударом ноги в пах возможное нападение, не склоняя гордой головы, молча слушал монолог о вреде высшего образования. Шура, чувствуя дикий дискомфорт, проскочил между ними, словно между искрящими электродами: макушки спорящих мелькнули на уровне плеч Горицвета! На прежней работе: начальники и подчиненные «сидели в одной лодке». Несли ответственность согласно окладам. Конечно, случались конфликты, но не до такой матерной степени. Ба! Олененок-то – начальник цеха! А я проскочил мимо! Не может быть! Слишком молод! В таком возрасте только училище, в крайнем случае ТЕХНИКУМ кончают!
Грязь, занесенная на подошвах с улицы, ковровой дорожкой простиралась вплоть до третьего этажа. Впереди Горицвета телепалось огородное пугало: растопырив руки, уронив голову на грудь. Его мотало по ширине лестничного марша: от перил до стены и обратно. Из пореза заношенной куртки болотного цвета торчал клок грязной ваты. На площадке между этажами чучело легло на бок.
– Вернись обратно, пожалеешь! – Внятно молвил поверженный, взмахнув рукой, словно крылом птенец, выпавший из гнезда, пытаясь схватить Шуру за полу куртки.
– Канарейкин! – Не понятно чему восхитился молодой парубок, спускающийся сверху, в залосненной до блеска робе. – Надо же с самого ранья «наклеваться»!
За дверью с табличкой «Начальник цеха» – сутулый мужчина в черном рабочем халате, в кепке типа «плевок» раскладывал из большого фанерного ящика с этикеткой «Чай» штучные сигареты по кучкам с табличками: «Сырые валы», «Каленые», «Картер»…. Эпоха «куриного» дефицита. Лицо Сутулого подсвечено внутренним, душевным светом. Горицвет втайне обрадовался: он давно заметил: к кому испытываешь симпатию, с тем легче работается.
– Яковлевич! – Отрекомендовался мужчина. – Начальник механического сектора цеха. А ты значит наш новый мастер на «Сырые валы»? – Догадался он, увидев приемную. Ее Шура держал в руке как почтальон Печкин срочную телеграмму.
Оглушительно хлопнула дверь. Горицвет вздрогнул.
– А кто это вкусненький, тепленький? – Потирая азартно ладони, пробасил амбал в костюме без галстука. – Давай знакомиться: зам. начальника цеха Журило! – И первый протянул дюжую руку.
– Подпиши приемную! – Предложил Яковлевич.
– Ни-ког-да! – Отрезал зам. – Категорическое указания шефа: все вновь поступающие только через него! Я могу принимать только вкалывавших у нас ранее.
– Куришь? – Заполнил паузу Яковлевич.
– Только когда выпью! – Машинально схохмил Горицвет. Начальник участка улыбнулся. Журило с подозрением уставился на новенького:
– Ты, что ли ещё и пьешь?!
– Я – малопьющий! – Шуру понесло некстати. – Сколько не пью – все мало.
Яковлевич от души расхохотался. Журило непонимающе уставился на обоих. В кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь, как в родной дом, вошел Олененок.
– Тебе приходилось руководить людьми? – В лоб спросил он, гордо тряхнув рыжими кудрями. Фантома рогов уже не было. Наверно Пингвиниха повесила на стенку в кабинете. Для начальника цеха Накатов выглядел вызывающе желторото. Шуре вдруг страшно захотелось произвести на младого командира гипервпечатление:
– Небольшой группе инженеров выдавал задания. – Информировал Горицвет, стараясь не соврать, и всё же слукавил. – И, и …контролировал выполнение.
– Этот не потянет! – Чутко уловил фальшь Накатов и отчеканил. – У нас совершенно иной КОН-ТИН-ГЕНТ!
Горицвет похолодел: – БЕЗ-РА-БОТ-НЫЙ! Денег нет! А своя картошка уже кончилась!
– Пусть попробует! – Вступился Яковлевич – Может нашим раздолбаям такой мягкий руководитель и нужен?
– Тебе с ним работать! – Быстро согласился шеф, «подмахивая» приемную. – Будешь тянуть, на твоё место примем другого мастера! – Ледяно глянул Накатов, словно Кай после встречи Снежной королевы. «Быстро меня раскусили – «тертые калачи! – Размышлял Шура. – Мягкий! Не такой уж я и «мягкий», как вам кажется! Да, видимо, подсознательно предполагаю благородство незнакомца, хотя столько раз накалывался. Но я умею быть жестким к негодяям! Что за коллективчик, если полгода нет мастера? Ну, ничего, главное втиснуться в ряды ударников капитализма. Подходящий вариант изнутри найти будет легче».
– Пойдем, покажу участок! – Искренне обрадовался Журило.
Они замысловатыми зигзагами шли через железные джунгли. В лесу Шура научился ориентироваться. Он по совету отца «включал внутренний компас» и шестым чувством ощущал расположение дома. Среди железа компас не действовал. «Найду ли обратно дорогу?» – запаниковал раньше времени Горицвет. Обширные лужи охлаждающей жидкости. Зам слегка придерживался краев. Шура замочил ноги и чувствовал дискомфорт. Серый короб агрегата для мойки деталей – словно мусороуборочная машина без колес. Облако пара. Запах каустической соды. Транспортерная цепь на уровне человеческого роста. На ней по кругу двигались сетчатые корзины, как из магазина самообслуживания. Спиной к ним парень в клетчатой рубахе энергично грузил в эти корзины, маслянисто поблескивающие, валы. Они лежали как колбасы на витрине Елисеевского гастронома. Корзины, раздвигая брезентовые полоски, въезжали под струи кипятка. Журило, отклонив порожние подвески, привычно шагнул вперед. Горицвет с опаской последовал за ним. И все-таки из-за природной неловкости ударился темечком! Аж зацокал языком.
– Вот твой участок! – По-царски повел рукой зам.
Три ряда – станков по пятнадцать. Каждый рабочий обслуживал несколько полуавтоматов. Никто не обратил на них малейшего внимания. «Да им и надсмотрщик не нужен, – с облегчением подумал Шура, потирая темечко – каждый знает свое дело!». «Квадратный» парень – рубаха в клеточку, в ускоренном темпе выгрузил уже умытые валы в «кроватку» – так на заводе называли железный ящик, предназначенный для транспортировки электрокаром. Квадратный на грифельной доске, прибитой к колонне, вписал цифру, разбрызгивая мел, и устремился внутрь участка, по-бычьи склонив крепкую голову. Выхватил увесистую болванку из другой кроватки, установил в агрегат, нажал кнопку. Станок отчаянно завизжал, перекрывая общий шум, надсадно затрясся, казалось бы, монолитной махиной, застучал, железной заслонкой с помутневшим стеклом, словно старческий глаз. Клетчатый перебежал к следующему полуавтомату.
– Это Шуруп! – перехватив восхищенный взгляд Горицвета, пояснил зам. – Он вкалывает как лошадь. В прошлом месяце Шуруп заработал …. Закатил глаза. И назвал стоимость мотоцикла с коляской.
– А фамилия-то у него есть? – Поинтересовался Шура.
– Фамилия Шурупов, но все зовут Шуруп – уж больно вверткий! – Растолковал зам.
«На таких вот «Шурупах» и держится все наше государство! – умилился Горицвет. – Сколотить бы из подобных ребят дружину, да показать, кто в доме хозяин!» Подошли ближе. Ба! Да это Неандерталец, который в коридоре накатывал на Олененка Бемби! Может прав Дарвин: труд из обезьяны делает человека? Как быстро меняются симпатии у кого-то….
В середине участка между агрегатами – стол. За ним – плохо выбритый мужичонка горделивой осанки, пил чай из стакана с серебряным подстаканником. В центре пустого стола, словно пуп Земли, красовалась, давно затертая, пачка чая зеленого цвета. Лицо дяди избороздили глубокие морщины.
– Не рано ли чаи гоняем? – Хмуро поинтересовался Журило.
Любитель зеленого чая уставился на зама как удав на кролика. Шура ощутил неловкость затянувшейся паузы.
– Садись Васильевич, и тебе нальем! – Наконец радушно пригласил дядя.
– Спасибо! – сухо отказался Журило. – С утра не «птребляю».
– Наладчик вала номер шестьдесят шесть «Барышникоф»! – зачем-то коверкая фамилию, сдержанно пояснил Зам, когда они отошли. – Свое дело знает, но …. В его словах сквозила непонятная недосказанность. Независимой манерой поведения Барышникоф напомнил Шуре отца.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ МАСТЕР
Спиной к ним у шлифовального станка стояла плотно сбитая девушка в кокетливо повязанном цветастом платочке. Горицвет испытывал влечение к особям женского пола, у которых имелся нужный запас тела для вынашивания потомства. Из под шлифовального круга вырвался сноп ослепительных искр.
– Единственная женщина наладчик! – С гордостью произнес Журило, окликнул: – Роксана! Лисицына!
Шура собирался по своему обыкновению влюбиться с первого раза, но разочаровался. Миловидное лицо портила суровая складка между бровями.
– Вы наш двадцать первый мастер! За десять лет.... – Затараторила отрывисто, будто тявкала лисичка, Роксанка, наклонив рыжую челку на бок , опустив очи с ресницами как опахало в пол, густо усыпанный белоснежными опилками. – Дольше полгода у нас ни один мастер не задерживается!
– Не дождетесь! – Неожиданно для себя грубо парировал Горицвет.
Журило с одобрением покосился на него.
– А где Лохматый? – Наседал зам, пытаясь что-то доказать или показать Шуре.
– Я – не пастух! – Бросила наладчица, как обрезала.
– Ты же профорг! – Не отставал зам.
– Ну и что! Ищите сами своего меломана!
– Надо остаться после работы! – Дожимал Журило. – План хромает, а то меня подвесят за одно место!
– Чужое горе меня не е-т! – Певуче произнесла девушка и пошла прочь, покачивая внушительными бедрами. Горицвет слегка ошалел от подобной непосредственности.
– Пригласи друзей! – Поучал зам. – В компании приятелей легче работать.
– В такую грязь! – размышлял Шура. – Да друзей? Хотя Марат из их компании набивается. Они дружили – четверо молодых инженеров и стихийно организовались в бригаду. Строили гаражи для себя. Все были заядлыми мотоциклистами, но без гаражей. «У нас своя маленькая мафия! Нам надо держаться вместе». – Вспомнил он фразу Марата. Но я здесь временно. Любая власть, даже бандитская вынуждена будет вспомнить об оборонке! Я вернусь обратно!
На выходе с участка встретили нескладного как циркуль мужчину в синей спецовке, в коротких как у клоуна брюках: – А! Знаем мы вас оборонщиков! – Ни с того, ни с сего накинулся Циркуль на Шуру. – Сидите там, в носу ковыряете, а ваши ракеты взрываются где попало! – Он почему-то говорил в настоящем времени. Горицвет неумело вспылил:
– Очнетесь, когда американцы вас шапками закидают! Да поздно будет! – Он считал тот, кто отзывается с пренебрежением о чужой работе, не может быть хорошим специалистом. Удивился, услышав от Журило:
– Опирайся на Сапожникова – толковый мужик!
Отклонив подвески, на участок вышел высокий, лохматый парень, в светлой рубашке с накрахмаленным, стоячим воротником, с пачкой аудиокассет в руке.
– Вот и Лохматихин! Ты где гуляешь?
– А что? – Напористо возразил тот. – Какие-то вопросы по наладке сто десятого вала? Ищите фрезеровщика, ставьте на рабочее место, пусть трудится.
– Мог бы лишнюю копейку сам заработать. – Безнадежно предложил зам.
– Мое дело – наладка! – Отрубил Лохматый.
– Чьи песни на кассете? – Поинтересовалась из-за спины Лисичка.
– Ты их не знаешь – группа «Наутилус»! – Нехотя пояснил Лохматый, дилетантка его достала….
ПЕРВЫЙ ТРУДОВОЙ ДЕНЬ
В первый рабочий день Горицвет поинтересовался у Яковлевича:
– Чем заниматься?
– Просто будь пока на участке! – Посоветовал тот, и достал из ящика стола пухлый альбом. Опять чертежи! Допуски, посадки. Надоело!
Шуруп показал, как закреплять деталь, предупредив:
– Смотри, не перепутай начало заготовки с её концом.
«С одной стороны болванка раза в полтора толще. Как их можно перепутать?» – Шура с удовольствием вслушался в рокот станка. Точно из воздуха материализовался Яковлевич:
– Это не входит в твои обязанности!
– Мастер должен знать все станки участка! – Высокопарно парировал Горицвет.
– Смотри сам! – Пропел Яковлевич и испарился словно растаял в воздухе.
Монотонные движения, однако, утомляли. А кто-то так всю жизнь, изо дня в день! Внезапно после установки …дцатой детали резцы с ударом вошли в заготовку. Огненные осколки метеорным дождем застучали по заслонке. Словно кнутом врезало по обнаженным нервам. Подбежавший Шуруп, спешно шлепнул по красной кнопке. Широко улыбнулся круглым лицом, видя растерянную физиономию Шуры:
– Не горюй! Первый раз все так ошибаются! Я же предупреждал! Иди, меняй резцы! Мастерок!
– Станок-то хоть не сломал? – Вибрировал Горицвет.
– Да что этой железяке сделается! – Шуруп гулко хлопнул по станине. – При Сталине делали всегда добротно! Не то, что вон тот! – он указал на замысловатый агрегат, напоминающий хлебоуборочный комбайн, сиротливо стоящий между рядами работающих станков. – Не пришей звезде рукав! Он один должен был заменить всю линию обработки вала! Полгода над ним колдуют ремонтники – час поработает и ломается. Слишком «чистоплюйная» машина, чуть где заусенец, или стружка попадет - сразу кранты. А у нас сам видишь крематорий! Это вы в оборонке ходили в белых халатах, пылинки считали. Говорят: конструктора этого комбайна посадили! – с нескрываемым злорадством произнес Шуруп.
Материализовавший из астрала, Яковлевич рядом с Шурой с горстью резцов в ладони, спрогнозировал:
– Зря! На шею сядут!
– Я хоть узнаю, где кладовая! – Опять беспечно отболтался Горицвет.
Окошечко на уровне груди. Шум цеха мешал разговору. Чувствуя себя страусом, Шура засунул голову по плечи в «амбразуру». – Поменяйте, пожалуйста! – Как можно доброжелательней обратился Горицвет к расплывшейся на стуле, словно тесто в кадке, кладовщице и пошутил: – кто-то резцы обкусал.
– Что у Шурупа уже лакеи появились? – презрительно процедила кладовщица. Шура опешил от эдакой наглости? Но продолжал настаивать: – Надо бы поменять.
– Не буду! – Упорствовала Квашня. – Слишком часто ломаете! – Из ее рта выпали две черные жабы, перепрыгивая, друг через дружку, скрылись за стеллажами с инструментом. Оттуда вышла птица-секретарь, неестественно высоко поднимая колени, и кивая головой в такт шагу. Шура вынырнул из амбразуры кладовой наружу. Огляделся. Нет, ничего не изменилось. Те же железные джунгли. Только главный электрик Петр Петрович раскачивается как на лиане на кабеле с надписью десять тысяч киловольт. Ну это, видимо, его работа. Александр новь влез в окошечко по плечи, чувствуя незащищенность тыла. Слава Богу: жабы исчезли, вместо птицы-секретарь стоит интеллигент в галстуке-бабочке. В нем чувствовалось превосходство и в то же время скованность, граничащая с запуганностью. – Пиши служебную о наказании виновных! – Поддержал он кладовщицу.
– А ты кто такой? – Не выдержал Горицвет.
– Я – начальник «всея» кладовых! – Гордо ответствовал тот.
Вывернувшись из окошечка, Шура обратился к проходившему Журило. Тот на ходу развел руками:
– У них свой директор! Кладовые нам не подчиняются!
Следом чинно шествовал Накатов, засунув одну руку в карман.
– Александр Сергеевич! – Остановил его Горицвет. – Его «Величество» не хотят менять резцы.
Шеф решительно постучал в железную дверь. Долго беседовал с хранителями инструмента. Дорого бы дал Шура, чтобы узнать пароль входа в хранилище! Выйдя, Накатов напомнил Горицвету, принимающему резцы из рук кладовщицы:
– В девять – сводка, твоё присутствие обязательно!
– Я ведь ещё ничего не знаю! – Невольно вырвалось у нового мастера.
– Быстрей войдешь в курс дела! – Бросил шеф через плечо, величественно удаляясь.
Кабинет начальника цеха. Перед столами, составленными в виде буквы «Т», на оригинальном стуле восседал Накатов. Его «трон», видимо, изготовили в «Деревянном цехе» по спецзаказу: сиденье сантиметров на десять выше обычного, резная спинка в готическом стиле. По правую руку от шефа, под «крылом» буквы «Т» расположился Журило, уткнувшись в листок бумаги и бестолково крутя в пальцах шариковую ручку. Вдоль стен на обычных стульях сидело несколько десятков технических работников. Блики света играли на биллиардной голове одного из специалистов, у него отсутствовали даже брови, и ресницы.
– Что это с ним? – Горицвет испуганно шепнул Яковлевичу. – Сильно болен, облучен?
– С кем? – Не понял наставник. – Ха! Ха! Да это наш Фантомас – начальник ремонтной службы. Здоров как бык! Бывший подводник! Тебе с ним часто придется сталкиваться. Знакомься! – И свел их руки вместе в рукопожатии.
– По традиции – Открыл оперативку шеф. – начнем с участка номер один в технологической цепочке «Сырые шпингалеты». С сегодняшнего дня здесь командует Александр Горицвет. Прошу любить и жаловать!
Шура, не задумываясь, назвал цифры, срисованные с грифельной доски.
– Не додали целых десять штук? – Перебил Накатов. – И ты об этом так спокойно говоришь! Сегодня десяток, завтра десяток. Подсчитай «инженегр на кулькуляторе»! – Шеф выразительно постучал себя по голове. – Какое отставание будет за месяц! А? Целая смена! Если из-за твоих сырых валов встанет Главный конвейер, я с тебя голову сниму!
На Шуру нападал ступор. Но всегда рядом отыскивался добрый человек…. Вот и сейчас: Яковлевич вскочил, смяв кепку в кулаке, как вождь пролетариата, заслонил грудью Горицвета: – Новый мастер не в курсе! Работала третья смена. План перевыполнен.
– Кто работал ночью? – поинтересовался шеф, остывая. – Канарейкин? Что-то частенько его вижу пьяным. Смотри, Яковлевич, уволю и его, и тебя за покрывательство.
– А наш Павлик Морозов! – Презрительно выговаривал Накатов другому мастеру, переинача фамилию Павликов. – Конец смены. Он, весело помахивая пакетом, пошел на свидание с девушкой, а что у него встала линия «Зубчатки» – его не колышет! Инженера! Ядрена мать! Научили Вас на нашу голову! Иди, иди! Наводи порядок на участке! Пшел вон – я тебе говорю! – Прошипел шеф, повторяя монолог Неандертальца!?
Агрегатный завод эвакуировали в годы Великой Войны из столицы Великого Государства вместе с Высококлассными инженерными кадрами. Но Человек Разумный проиграл спор с человеком прямоходящим. Диспут с неандертальцем возможен только на физическом уровне…. Об инженерах вспоминали только тогда, когда что-то шло из рук вон плохо.
БОЛТ БЕЗ ГАЕЧКИ
– Запиши себе, сколько валов настрогал. – Предложил Шуруп, покуривая на скамейке.
– Чего мелочиться? – Ухмыльнулся Шура.
– Лишняя копейка не помешает. – Повторил токарь распространенное мнение в цехе. Лисичка услужливо подвинула книгу учета работы.
– Нетютюев и Нетютюева – Поинтересовался мастер. – однофамильцы?
– Нет – муж с женой! – Переглянувшись, повторили друг за другом Роксанка и Шуруп.
– Ты присмотрись к ним, мастер! – Советовала с жаром Лисичка под одобрительное сопение Шурупа. – Она утром, уйдет за беляшами, так целый час её нет, а мне приходится оставаться после работы, чтобы наверстать план. К тому же она приписывает! Ты посчитай незаметно, сколько она делает!
– Ты же сама – поразился Горицвет. – даешь ей деньги на беляши!
– У меня с утра наладка! – возмутилась Роксана. – А так хоть какая-то польза от неё.
– А что сама ей не скажешь? – Осведомился Антон.
– Это твое дело мастер! – Парировала она. – Следить за подчиненными!
***
– Ты где гуляешь? – Накинулся Шуруп на Шуру.
– Как где? Был на сводке! – перед начальником не стал бы так отчитываться новый мастер. – А, что случилось? Все вроде спокойно?
– Нетютюев бил Нетютюеху! – Возмущался токарь. – Прям на рабочем месте и по морде, и по морде! Она на него железным валом замахнулась. Он и убежал, и в штаны, кажется, наложил….
– Дома надо выяснять отношения! – Завелся в свою очередь с пол-оборота Горицвет.
Он подошел к Нетютюевой. Та хмуро гаечным ключом, закручивала болт крепления детали. Следов побоев не заметно. Валя включила станок. – Как дела? – Инициировал разговор Шура.
– Как обычно. – Отозвалась она, не собираясь жаловаться. И Горицвет твердо решил не вмешиваться в семейный конфликт. Его дело – работа.
– Сколько успела сделать? – Подбросил вопросик и смотрел, как среагирует.
– Не знаю? – Так же меланхолично ответствовала она. – Потом подсчитаю.
– Подскажи: где беляши продают? – Прощупывал ситуацию Шура, – Ты каждый день за ними ходишь?
– Я на весь участок беру, могу и вам покупать. – Предложила добросердечная Валентина.
Из-за мойки появился Нетютюев с колотунным блеском в глазах, в гимнастерке без погон, с темные разводами на брюхе от машинного масла. Горицвет направился к нему. Заметил: пустая бутылка водки нагло красовалась на макушке станка, в конце линии обработки вала – Что это? – Указал фрезеровщику и потребовал: – Убери!
– Ребята с соседнего участка балуют! Я тут при чем? – Оправдался Валерка.
– Что ж от тебя разит? – Взывал Шура к совести бесстыжего.
– Это вчера, имею я право в день рожденья сына?!
– Отставание наметилось! – Мастер, не зная, что ещё предпринять, употребил заводской лексикон.
– Энто мы мигом! – обрадовался Нетютюев, схватил гаечный ключ. – Мы «могем» ударно поработать.
Валерку качнуло в сторону вращающейся фрезы. Горицвет оттащил его за рукав: – Нет! Нет! Иди, отдохни до второй смены. Там в нашей комнате мастеров сегодня никого нет. Ступай, поспи.
– Ты что мастерок потакаешь выпивохам! – Бесновался Шуруп, сидя на скамейке участка. – Гнать таких Валерок надо с завода в три шеи! Ведь он пьяный совсем дурной! Ничего не соображает! Где спит, там и гадит! Мастера пришли утром и не поймут, что за бардак? Замок не взломан, а столы все опрокинуты в кучу!
К Барышникофу подсел Канарейкин. Его колотила нервная дрожь:
– Дядя Вася плесни что-нибудь! У тебя в сейфе всегда есть. Я знаю!
– Даром сейчас и прыщ не вскочит! – Не спешил наладчик.
– Потом отработаю! – Настаивал начинающий алкоголик. – Денег сейчас нет.
– На колени! – Блеснул очами Барышникоф.
– Да ты что дядя Вася! – Лепетал Канарейкин, сам сползая на заплеванный пол.
– Ладно, ладно! – Остановил его наладчик. – Даю тебе первое октябрятское поручение: вот тебе два болта новехонькие с гаечками! Подложи их мастерку. Он когда за пропусками уходит, пакет с булочками оставляет на лавке. Засунешь под самый низ. Запомни: под самый низ! Второе уже пионерское задание: обидел меня Накатов, выясни его маршрут за забором. Понял? Какой улицей ходит, в какое время….
– Всего-то! – Воскликнул Канарейкин, отхлебывая бурду, подкрашенную чаем.
– Что Кенор опять с похмелюги страдаешь? – Громогласно провозгласил Шуруп, плюхнувшись на скамейку. Канарейкина аж подбросило, он, чтобы не расплескать «чай», привстал, поднял стакан над столом, как будто собирался сказать тост.
– Чего орешь на весь участок? – Заступился за подельника Барышникоф. – Ты вот пластаешься как ломовая лошадь, а новый мастер, вот увидишь, не оценит твое усердие!
– Яковлевич подскажет! – миролюбиво пробасил Болт, разминая сигарету толстыми, как сардельки пальцами.
– А мастерок – переключился Барышникоф, заметив, что к столу сзади, как ей казалось неслышно, подплыла Роксана. – положил глаз на Лисичку!
Та, вспыхнув смуглым лицом, проговорила:
– Мой друг как заговорил меня перед смертью: сказал, что я не буду ни с кем счастлива…!
– Все перемелется – мука будет! – Успокоил ее наладчик шестьдесят шестого вала. – А наш-то новичок. – Опять увел беседу в сторону. – каждый день с завода с полной сумкой выходит.
– Он булочки детям покупает! – вступилась за ненаглядного мастера Лисичка.
– А под булочками что? – Не унимался дядя Вася. – Неужели не догадывается что-нибудь положить? Троих детей на одну зарплату не прокормишь.
Яковлевич с Горицветом возвращались с оперативки. – Обрати внимание! – Начальник смены указал мастеру на толпу возле стола. – Без надсмотрщика не работают!
Лисицына, заметив руководителей, неспешно удалилась, покачивая бедрами. Шуруп уставился в ее пятую точку заблестевшими глазами, но, увидев, что Шура недоуменно смотрит на него, поспешно перевел взгляд на кончик горящей сигареты. Отчего его круглое лицо приняло идиотское выражение.
– Когда найдешь копир на Болотоход? – Обратился Яковлевич к Лохматихину. – Сколько можно твердить! В этом месяце он уже в плане. Наверняка валяется в твоем сейфе! Если найду копир раньше тебя, то настучу им по твоей наглой морде!
Громадный Лохматихин стушевался, пробормотал:
– Сегодня же постараюсь найти!
Шуру корежило от подобных взаимоотношений.
– Василий Егорович у тебя отставание наметилось! – Яковлевич в упор смотрел на Барышникофа.
– Станки отлажены, пусть работают! – Хладнокровно парировал дядя Вася.
– Почему прохлаждаемся? – Обратился Яковлевич к фрезеровщице, женщине неопределенного возраста, с царапающей мужскую душу клочковатой бородкой и усами.
– Фрезы на заточке! – Спокойно отбоярилась она. – Обещали только завтра после обеда.
Яковлевич повернулся к Горицвету: – Иди, поторопи!
– На шею не сядут? – сыронизировал он.
– Это другой случай! – Не принял жонглирования словами начальник.
Шура возвратился, внутренне ликуя: как он красноречиво уговорил заточницу и ее начальника. Фреза размерами с литровую банку радостно блестела острыми зубьями. Барышникоф обратился к нему:
– Станки изношены. Не дают нужного радиального биения. На Главном конвейере шестой вал раньше забивали кувалдой! Я настроил станки – наружный диаметр шлицов меньше на тридцать микрон, чем требует чертеж. Претензии прекратились….
– Ну и что! – думал Горицвет. – Я тут причем? Есть же ОТК. Оно пропускает! Мне своих забот хватает!
***
Александр отчитывал Канарейкина возле моечной машины:
– Почему вчера прогулял? Опять поломал весь график работы! Два раза тебя честно предупреждал, что уволю? Предупреждал! Мое терпение лопнуло: ты уволен!
Рядом остановился Сергей Герметиков – знакомый по «оборонке». Горицвет вдруг устыдился непривычной для себя резкости, раньше и он презирал конфликтных людей. Александр увидел себя как бы со стороны, глазами знакомого. Как холодной водой окатили.
– Будет невмоготу – Понимающе пригласил Сергей. – переходи ко мне наладчиком на «гальванику». Я там работаю мастером.
Часто проходил Шура мимо гальваники. Завидная чистота по сравнению с прокопченным как крематорий цехом. Стены всегда блестят свежевымытым кафелем. Оазис в пустыне грязи.
Табельщица не согласилась с решением Горицвета уволить Канарейкина:
– У него – донорский день!
– Прогулял он вчера, – Не сдавался Александр. – а сдал кровь только сегодня!
– Все равно не имею права. – Равнодушно заявила табельщица.
– А ты заведи его за мойку, – Посоветовал Яковлевич. – и набей ему морду.
Шура расхохотался, но, глянув в хмурое лицо начальника, понял: сказано на полном серьёзе.
– Барышникова увольняй, – Задумчиво констатировал Накатов. – на его место давно просится бывший наладчик с «Зубчатки», а Канарейкина не тронь! Так ты мне весь участок разгонишь! Сначала найди замену!
«Вот чудеса! – Размышлял Горицвет. – Забулдыга-фрезеровщик оказался нужнее грамотного наладчика? Потому что работает ночью, вытягивая план! Потом правда сам его и срывает! Бардак! Шеф обещал Яковлевича уволить за покрывательство. Накатов-то говорит одно, делает другое….»
Шура решил после смены ликвидировать лужи на участке: тележки опилок хватило лишь на одну. Масло впиталось в подсыпку. Он отвез грязь в мусор. Вернувшись, обнаружил: лужа растет на глазах. Исследовал станок. Течь недосягаема: глубоко внутри агрегата.
Горицвет вышел из цеха. Пустынно. Смена давно кончилась. На другой стороне дороги, у цеха запасных частей два молоденьких милиционера. С решительными лицами! Явно боя ждали. Навстречу им шел с потертой тяжелой кошелкой низкорослый мужчина, такой же весь обшарпанный, как и его сумка. Мужика непроизвольно качнуло на выбоине. Пьяный! И еще чего-то несет. Несун! Как только перестали давать зарплату, воровать начали даже алюминивые ложки из столовой! Не повезло клиенту! Но милиционеры торопливо перебежали прочь от него на другую сторону дороги, в опасной близости перед капотом медленно движущего тяжелого грузовика, наперерез Александру. – Что у тебя в пакете? – Спросил один. Второй бесцеремонно щупал пакет.
– Булочки. – Доброжелательно ответил Горицвет.
– А в самом низу? – Второй как клещ уцепился за что-то через целлофан.
Шуре самому стало интересно.
– А это пузырек медицинского клея. – Продемонстрировал Горицвет и посоветовал. – У вас тоже травмоопасная работа. Удобная штука: порезы заживают незаметно.
Милиционеры почему-то сконфузились.
– Заходите и в цех почаще! – Напутствовал Александр. – Там всякие люди встречаются!
Стражи порядка уходили, не оглядываясь. Шура сунул бутылочку обратно. Что-то звякнуло. Ба! Откуда в его пакете болт? Хорошо он не стал права качать перед ментами! А то бы влип. А болт новехонький! В смазке, с гаечкой! А второй – без гайки! Замылили гаечку! Негодяи! Ну, кому он нужен: болт без гаечки? Это шурупу - симбиозу винтика и гвоздика не нужна гайка, он сам лихо вгрызается, даже в металл, если заранее просверлить отверстие! Недотепы! Не могли даже свинью подложить, как следует! «У нас иной контингент»! Злоумышленников вы воспитали уважаемый Накатов и иже с вами, а не ударников капитализма! Яковлевич и тот, кажется, отступился. Прав Журило: в запущенный коллектив надо приходить со своей командой….
***
Рядом с моечной машиной, возле железного стола ОТК – человек десять. Над всеми, как живой монумент, возвышался могутный полковник. Они с Александром как будто знакомы. Но он не может вспомнить где и когда. Военная форма сильно меняет человека. – Как работается на новом месте? – Обратился полковник к Горицвету с доброй улыбкой. Появившись из-за спин Накатов, приказал:
– Приготовь шестьдесят шестой вал для проверки!
– Дядя Вася – Почтительно обратился Шура к наладчику. – комиссия пришла!
– Мне там делать нечего! – Отмел всякое сотрудничество Барышникоф.
– Почему гоните брак? – Испепелял Горицвета взглядом Накатов.
– Это мое указание! – Новый мастер решил все взять на себя. – Станки изношены до нереальности….
– Пойдем в кабинет! – Бросил шеф, глянув на окружающих с навостренными ушами. – Там поговорим!
– Не с того конца начинаешь! – Выговаривал Накатов, сидя на эпатажном стуле. Кинул взгляд на Журило, тот почему-то потупился. – Вызывай ремонтников, пусть меняют подшипники, отказываются – пиши служебную директору Днепрову! Я подпишу! Должен же ты, инженер, соблюдать субординацию! В конце концов, я приказываю тебе: изготавливай вал без отступлений от чертежа!! Ядрена мать! Инженера!!
– Перестраивать станки не буду! – Наотрез отказался Барышникоф.
– Я переналажу сам! – Бросил Шура. – Сапожников мне поможет!
***
– Станок, который сильно течет, теперь его изготовитель оказался за границей! – Жаловался Фантомас. – Заглушка архисложная. Завод сам изготовить не в силах! Заказать? Дык, вся страна на мели! Так что терпи. А что обувь долго в масле не носится: делай как я. – Он задрал ногу. Подошва была прикручена через аккуратно проколотые дырочки, тонкой медной проволокой!
На дальнем плане участка замаячила незнакомая фигура: гимнастерка с погонами, юбка защитного цвета, папка под мышкой. Военная форма на даме смотрелась как на корове седло!
– Почему посторонние на участке? – кисло заигрывает Горицвет.
– Осмотр пожарной безопасности! – мило оскалила зубы Страшилка, исполненная чувством собственной значимости. Её коса черной змеей затаилась на затылке, аляповато прикрытая пилоткой. Тоже ее гордость. А что может она поможет достучаться до начальства? Александр показал рукой на мокрый пол: – Станок течет, к вечеру огромная лужа накапливается. – И подсочинил. – Угроза пожарной безопасности.
ОНОРЕ ДЕ БАЛЬЗАК И ТАРАС БУЛЬБА В ОДНОМ «ФЛАКОНЕ»
Раз в месяц в актовом зале проходило совещание. Открыл его директор производства Днепров. Внушительная фигура Тараса Бульбы, интеллигентное лицо Оноре де Бальзака. Сочная речь! – Идеальный руководитель! – Шепнул Горицвет Яковлевичу.
– Чуден Днепр при тихой погоде! – Усмехнулся тот.
Первым к сцене прошествовал Накатов, но за трибуну не встал – из-за нее он был бы не виден. Держа одну руку в кармане, доложил обстановку, ничего не скрывая. Александр напрягся, вдруг скажет о его проколе с шестьдесят шестым валом.
Начальник второго цеха с фигурой баскетболиста из «Чикаго Булл-с» пытался быстро уйти со сцены:
– Отставаний нет, идем по графику! – Заявил он и направился в зал.
– Индюков! – остановил его громобойный голос Днепрова. – Что это за коллективная пьянка вчера в конце смены? Ах, не знаешь! Разберись! Через час доложишь! Запомните все как «Отче наш»….
– У кого есть вопросы? – Обратился директор к залу.
Горицвет поднял руку, с гордостью отметив удивленные взгляды Яковлевича и Накатова. Любил он делать то, что от него никак не ожидали! «Мягкий!»: – Мастер «Сырых осей», – Представился он. – У нас проблемы: требуют план, а инструмент меняют с большой задержкой и станки изношены…
– По инструменту решай в рабочем порядке! – Перебил его тираду директор. – Не отвлекай меня по пустякам! Цени мое время! Если не научился ценить свое!
– Зря вылез! – пожалел Шура.
– А по станкам – Продолжал Днепров. – пиши докладную, визируй у начальника цеха и ко мне.
ТИХИЙ САБОТАЖ
– Пора закрывать наряды. – Предупредил Яковлевич. – Давай первый раз я оформлю.
– Нет! – воспроизвел Горицвет слова Накатова – Мне надо быстрей входить в курс дела.
В цехе утих шум станков. Смена кончилась. В небольшой комнате мастеров на вешалке сиротливо висит куртка Александра. Он на калькуляторе, пытается по справедливости закрыть подрядную часть, получается у всех мало. Тогда Шура решил приписать количество деталей, сколько успеют сделать! До конца месяца целых три дня. А в следующий месяц столько же убавить....
***
– Ты какой коэффициент трудового участия мне поставил? – Орал Шуруп, перекрывая рев станков. – Уравнял меня с бабами!
– Выше всех. – Вяло оправдывался Горицвет. Он всю ночь перекраивал наряды.
– Почему Сапожник получил больше моего? – не унимался Шуруп.
– Он – наладчик! Перестроил станки, а ты это делать не умеешь, или не хочешь, что хуже не знаю? – Но Шуре свои же еще вчера весьма веские аргументы казались сегодня малоубедительными.
– Да вы с Сапожником – голубые! – Пуще прежнего разъярился токарь. – Научили вас на нашу голову!
Горицвет с надеждой посмотрел на дерзкого Сапожникова – может у него в кармане найдется более веский аргумент, оратору да по «кумполу». Но Сапожник со странной ухмылкой, словно бы не прочь поменять ориентацию по отношению к Шурупу; высоко задирая над скамейкой волосатые ноги, вылез из-за стола и двинулся прочь.
– Мягко стелешь! – Свирепствовал Шуруп. – Да жестко спать! Я буду жаловаться Накатову! Не поможет, пойду к Днепрову! Ты развалил всю работу на участке! Вставай теперь сам к станку! – И убежал мелкой рысью нашкодившего школьника за моечную машину.
В атаку, внушительной грудью вперед, пошла Роксана: – Ты, что считаешь, если я женщина – то и получать должна меньше всех? Без моих, пусть маленьких деталей, план тоже не выполнишь!
– Расценки устанавливали нормировщики! А не я! – Вяло отбивался Шура. – Ты ведь и за фрезеровщицу подрабатываешь! Неужели тебе мало?
– Ах, так! – Возмутилась Лисичка. – Я вам план вытягиваю, а вы меня этим же и попрекаете! Вставай сам теперь к станку!
– Ты какой коэффициент поставил Канарейкину? – Насторожился Лохматихин.
– Ноль! – Не соврал Горицвет. – Пить меньше будет.
– А ты знаешь – он круглый сирота! – заступился Лохматый. – Ему не кому помогать – нет никаких родственников: ни дяди, ни тети!
Шура рассердился: – Тебе то хоть хватило?
– Он все равно алименты платит! – Встряла Лисичичка. – Зря ты ему столько закрыл!
– Это мое личное дело! – Отшил её Лохматый. – Считай деньги в своём кармане! – И продолжил заступничество. – Барышникова ты тоже зря обидел, у него жена слепая.
«Я что ли виноват?! Что она ослепла?!» – Мыслил Горицвет.
Он пошарил в кармане. Наткнулся на выданные сигареты. Закурил.
– Ты разве куришь? – Искренне удивился Лохматый.
– С вами и запьешь! – Саркастически усмехнулась Лисичка, самонадеянно отделила себя от других.
Чтобы заглушить запах табака, Александр достал карамельку, вторую протянул Роксане.
– Это мне? – Растрогалась она до слез. Шура удивился ее неадекватной реакции на по его мнению обыденную вещь. Видно не баловала жизнь ее даже обыкновенными сладостями.
– Мог бы заплатить мне побольше! – Выговаривал тет-а-тет Сапожников Горицвету. – Любого работягу возьми с улицы, он через три дня будет трудиться в полную силу.
– Что и на месте Шурупа? – Засомневался Шура.
– Конечно! – Утверждает Сапожников. – Был бы хороший наладчик! Твой любезный Шуруп подстроил станок так, что резцы все одновременно начинают обработку, в нарушении технологии, еще и увеличил подачу. Поэтому и дает две нормы за смену. Слышал, как его станок визжит? Резцы как семечки летят. Кладовщицы замучились бегать на центральный склад за инструментом. Твой Шуруп живет одним днем!
Горицвет, рассматривая свой расчетный листок, поймал себя на мысли: как мало платят за такую нервную работу! Видно жадность – заразная болезнь! Жаль ученые не обнаружили пока данный микроб. Богатая фантазия Шуры рисует картину: весь цех выстроился в очередь в медпункт, делать прививки от жадности. Впереди Накатов, засунув одну руку в карман. – Оставь докурить! – Рядом присел смуглый парень. – Сафин Равиль – наладчик участка «Зубчатка» – отрекомендовался он. – Возьми меня к себе!
– Зачем? – Неподдельно удивился опечаленный Александр.
– На твоем участке зарплата выше! – Пролил бальзам на душу смуглый гость!
***
– У Александра Горицвета одного станки текут! – Язвил на сводке шеф. – Умник нашелся! А что линия шестьдесят шестого вала простаивает – молчит! Молчун! Ты мне так весь план завалишь! Что?! Нет заготовок? Иди, ищи!
– Это работа диспетчеров! – Впервые возразил Горицвет.
– Мастер отвечает за всё! – Выложил свою формулу успеха Накатов. – Чего сидишь – ступай, ищи заготовки! И еще останешься после смены с наладчиком, будете вручную подгонять шлицы шестого вала по калибру, не лезут на сборке! – Пшел вон! – Прошипел гневно Накатов, видя, что Александр намеревается еще что-то сказать. Шура отказывался что-либо понимать, если раньше шеф скандалил из-за тридцати микрон, то теперь приказывает (устно) обдирать шлицы вручную, а это в тысячу раз грубее! Такой агрегат долго работать не будет! Значит наладчик Барышникоф праф-ф! Уф! А где же конструктора? За полгода не видел ни одного! Почему не корректируют чертеж? Двадцать лет делают этот вал и до сих пор не по чертежу? Похоже, никого это не колышет; план превыше всего. Завод по инерции продолжает работать в режиме чрезвычайного времени! Но ведь из-за подобной политики чуть Войну-то и не проиграли, оккупанты не дошли всего сорок километров до столицы. В литературе описаны случаи: броня танков делалась из обыкновенной стали из-за отсутствия легированных присадок. По чьему-то устному указанию и молчанию. Даже пули такую броню прошивали как масло. Но тот, кто шел в бой в порыве патриотизма, не знал об этом! Занесло меня – думал Горицвет. – Не хуже Данилы Гранина с романом «Иду на грозу». Покидая планерку, мастер слышал за спиной:
– Днепров говорит мне: «Встанешь сам к станку!» – Бахвалился шеф. – А я в ответ: «Тебе надо, ты и вставай! Жену свою – говорю – учи, правильно кастрюлями на кухне командовать»! Мальчишку нашел!
Присутствующие на сводке молчали.
В диспетчерской девица-пингвин, открыв амбарную тетрадь, сообщила:
– У Вас поковок шестьдесят шестого вала на целый год! Где заготовки мастер?
Шура растерялся, хотя собирался задать ей такой же вопрос.
– Вот смотри: – Водила по строчкам маникюрным ногтем Пингвиниха. – получено столько-то, из них изготовлено стоко-то, а в брак ни одной не списано! А в мусоре, между прочим, валяются! – и строго глянула на мастера.
– Я работаю недавно! – Снова начал оправдываться Горицвет.
– Ну, ты где-то расписывался? – Напирала Пингвиниха. – Когда принимал участок. Кто-то должен возместить такие существенные потери!
– Мои долги еще и внукам останутся! – Остатки волос с головы новоиспеченного мастера посыпались на страницы кондуита, словно листва в разгаре осени и зашевелились от сквозняка….
Яковлевич остановил электрокар и потребовал от Шуры: – Слезай! Скажи куда водителю, а сам – пешком. Не нарушай технику безопасности!
Под снегом на открытом складе Горицвет к удивлению обнаружил море кроваток с шестьдесят шестым валом и хмуро поинтересовался: – Почему не везешь Василий?
– Я почем знаю! – Загорячился тот. – Нет ни бирки, ни надписи мелом. Пингвиниха задницу отморозить боится. А Накатов ее выгораживает.
***
Шура задумался, и мимо необычно пустующего стола секретарши, зашел без стука в кабинет Днепрова. Директор сидел боком, рылся в столе и не увидел Горицвета, приказывая кому-то по телефону: – Надо обязательно проучить мальчишку! Совсем обнаглел! «Жену – Грубит мне. – учи, как кастрюлями на кухне командовать»! Сделал сопляка начальником цеха на свою голову. Че у тебя нет бойцов в охране?!
Александр тихонько шмыгнул обратно за дверь. Постоял немного. Постучал костяшками пальцев в косяк, чтоб звонче гремело. Заглянул в кабинет. Директор Механического производства смотрел на дверь, увидев Горицвета, бросил трубку. Прочитав докладную, пообещал: – Разберусь, ответ узнаешь у Накатова.
ПУТЬ ХРИСТА ВРЕМЕННО НЕ ДОСТУПЕН
– Захотелось выпить! – Усмехаясь, рассказывал Шуруп, сидя на скамейке участка. – Купил бутылочку красненького. Дома не раздеваясь, прошел в туалет. Сел на унитаз, и из горла. Жена распахивает дверцу, хвать за бутылку. Я её ладошкой! – Токарь демонстрирует кубическую ладонь. – Она бедная, так и сползла по стеночке! Милицию вызывала! Выхожу в подъезд. – Продолжал Шуруп. – Слышу крики. Парень молодой выхватил у старушки журналы и бегом! – Токарь замолчал и уставился на Шуру.
«Я что ли должен наводить порядок и в твоём доме, амбал?» – Диву дался Горицвет.
Притихший Канарейкин на полусогнутых ногах втискивается сбоку на скамейку, тесня беседующих рабочих.
- Ну, что Кенор? - На шурупа напало красноречие после красненького. - В твоем окне до самого утра горел свет! Опять пропил всю зарплату? Зачем приваживаешь пьяньчужек?
Канарейкин молчит, понуря голову, тянет руку к стакану. Лисичка встала из-за стола не допив чая, оставив надкусанный беляш. Для него.
– Помоги дочку устроить бухгалтером. – Просит Роксана. – У тебя ведь куча знакомых в Белом доме.
Шура в недоумении разводит руками, размышляет: «Беспамятство? Граничащее с безумием! Вчера срывали на мне злость, а сегодня у меня же ищут сочувствия!» – Они на тебя надеются как на Бога! – Вспоминает он слова Плюсика. Но слаб я Создатель духовно и физически. Зачем Ты столько негодяев собрал в одном месте? Уже в воздухе витает: «Распни его!». Доставить удовольствие нескольким падшим, далеко не ангелам, не представляется мне спасением мира! С молоком матери я впитал высшую из вер: «Не убий!». Я лучше вспомню: «Нынче ночь моя и уплыву к таким как я, а их оставлю думать обо мне!»
– Жена – Лохматый обрывает мысли Горицвета. – упрекает меня, говорит у тебя – маленький!
– У такого большого – невольно вырвалось у Шуры. – и маленький? Не может быть. Наверно все дело в пропорциях. Не расстраивайся: девушки наоборот боятся слишком большого из-за большей вероятности получения травмы. Размер не имеет значения, главное – техника. Кама сутра! – За столом они уже вдвоем.
– Нет! – упрямо крутит головой Лохматый. – У меня слишком маленький!
– Ты что ли нашел другую жену? – Живо заинтересовался мастер.
– Нет, это единственная и неповторимая! – Сообщил наладчик.
– Ей алименты платишь и с нею живешь? Зачем? – Поразился Горицвет.
– Это она на всякий случай подала в суд. – Признался Лохматый. – У меня характер непредсказуемый! Сам удивляюсь! Как выпью, так со своей головкой не дружу!
****
– Посмотри мастер! – подозвала Лисичка. – Шлицы получаются кривые! Фреза, лениво вращаясь в потоке темного масла, резала косые бороздки, вместо прямых. Шура не мог сосредоточиться – сквозь легкий ситец нестандартного халата наладчицы явно просвечивали округлые формы.
– Да она просто не докручивает болт крепления. – Подсказал Сапожников.
– Начинается тихий саботаж! – Мелькнула мысль у Горицвета. Краем глаза заметил Канарейкина, зигзагообразной походкой скрывшегося за мойкой. Роксана гаечным ключом зацепилась за головку болта. Вдруг о станок звякнула гаечка, прилетевшая из-за мойки, ударила в живот Лисицыной. Она ойкнула, согнулась, незастегнутый манжет халата захватила фреза и властно потянула к акульим зубам. Шура, не помня себя, перехватил Лисичку поперек туловища, как большую рыбу и рванул что было сил, опрокидываясь назад. Разом стрельнули пуговицы, ситцевого халата. Роксанка упала на мастера, сверкнув рыжим чубчиком. Фреза как акула яростно хлестала о станину цветную тряпку, мигом потемневшую от масла. Мастер поспешно накинул свой халат на полуголую.
В который раз, нарушив указания, Горицвет сел рядом с водителем погрузчика. – А где Василий? – поинтересовался мастер у незнакомца с блуждающими глазами.
Шофер странно глянул сквозь Шуру, молча взял с места в карьер, наехал на ограждение высотой по щиколотку. Электрокар накренился в сторону водителя. Колесо вхолостую закрутилось в воздухе. Горицвет выскочил с ложившегося на бок средства передвижения. Рулевой выпал под погрузчик, который некоторое время двигался по инерции, переворачивая под собой шофера. Световые блики мелькали на его почему-то голых пятках….
***
Шура после корпоративных майских каникул к удивлению не обнаружил на участке ни единого человека. Отсутствовала даже Лисичка. Нет, вот один невидимый за колонной Барышникоф гордо восседал на привычном месте. Попивал зеленый чай. Совмещал приятное с само текущим процессом зарабатывания денег.
– Май – это самый трудный месяц на производстве! – Вспомнил Горицвет Накатова, сказанные накануне в задушевной беседе. Шура и не подозревал, что шеф способен на подобные философские диалоги!
– Как весеннее обострение у шизофреников? – Прогремел сзади торжествующий голос.
Не понимая радости Накатова, (сам же ругался из-за какого-то десятка валов, а тут целая смена всего участка) Горицвет развел руками, он сам себя ощущал инопланетянином, севшего не в свою тарелку. Появился Канарейкин. Если бы он лег, то его бы и лежа качало. – Подпиши отгул. – Пролепетал Кенор.
– Пойдем, выйдем! – Потянул его за рукав шеф, словно пацан на танцах. Шура помедлил и вышел следом на задворки цеха. Все еще держа Канарейкина за рукав, Накатов стоял за заброшенной будкой, отставив правую ногу назад. – Иди, иди! Без тебя разберемся! – Махнул досадливо свободной рукой.
Над кроваткой с опилками склонился Шуруп. Вытирал руки, которые еще не замарал. Создавалось впечатление: он прячет лицо. Горицвет терпеливо ждал. Шуруп распрямился. Шура впервые видел человека, глаза которого смотрели в разные стороны. Ужаснулся и притих. Верно, ведро выпил Илья Муромец?
– Прости мастер! – Пролепетал Шуруп. – Я сегодня пьян, завтра ударно отработаю.
– Где Роксана? – Промолвил Горицвет, понимая бессмысленность вопроса.
– Я почем знаю! – Похотливо хохотнул Шуруп. Стало ясно, что знает.
Шура установил заготовку, включил станок. Перешел ко второму. – Зачем? Все равно не «перекрою» весь участок – пораскинул перегруженными мозгами Горицвет. Заметил: на соседней линии участка незнакомого крепыша. Тот лихо как Шуруп зарядил первую болванку, перебежал к следующему агрегату.
– Это наша палочка-выручалочка! – Материализовавшись из астрала молвил Яковлевич. Он похудел. Выглядел как святой великомученик. – Фамилия выручалочки Плаксин. Будешь закрывать наряды, не обижай его, в отместку Шурупу. Плаксин может работать и две смены подряд. Он вообще не выходит за проходную. У него нелады с женой. Ночует в подсобках. Сегодня в вашей комнате мастеров. Учись сам находить таких, желающих подработать, в цехе их достаточно. Лишняя копейка никому не мешает.
– Я жду, – Задумчиво вещал Накатов, внимательно рассматривая поникшего Шуру. – когда внутри тебя пружина начнет раскручиваться в другую сторону? Накатов сидел, неестественно кособочась, держа руку за полой пиджака. Горицвет вспомнил: он тоже так кривился на одну сторону, когда ломал ребро? – Зачем мечешь бисер перед свиньями? – Рассуждал Накатов. – Быдло все равно не оценит! Смотришь передачу «В мире животных»? «Горбозадые ротожуи хорошо размножаются даже в неволе!» – неожиданно спародировал он слащавый голос телеведущего. – Эти особи не помнят прошлого, не заботятся о будущем. Они живут настоящим. Как животные. Захотелось поесть – поели. Захотели поспать – поспали. На уровне инстинктов!
Зазвонил телефон.
– Сможешь меня сегодня встретить? – спросил кого-то в трубку шеф, и после паузы добавил. – Да есть люди, которые нас не боятся! – Он грустно-грустно глянул на Горицвета, как будто тоже искал у него поддержки.Странно.
– Я нашел другое место работы. – Сообщил Шура после того, как начальник цеха повесил трубку. – Рядом на гальванике, подпишите переводную.
– Нет! – Вспыхнул Накатов. – От нас так просто не уходят, только ногами вперед. Я лучше уволю тебя по 33 статье! Причину? Не беспокойся! Я найду!
« Честное имя – дороже денег!» – Похолодел Александр и предложил: – У Вас Шуруп – готовый мастер.
– Гнилой человек! – У шефа аж лицо перекорежило, и он брезгливо сплюнул на пол. – Сапожников? Тот категорически отказывается, грозится совсем уволиться! Лохматихин? Ха-ха! Ты еще Канарейкина предложи!
***
Туфли Горицвета промокли от луж в цехе. В ворота беспрестанно заезжали и выезжали большегрузные машины. Зимний сквозняк гулял по цеху, студил ноги. Звуки доносились, как со дна колодца. Шура решил выпить чая, включил свет в комнате мастеров и обнаружил, Яковлевича. Он просто сидел, даже не курил. – Вам что, плохо? – Встревожился Александр, глянув на посеревшее лицо руководителя.
– Все в порядке! – Успокоил его Яковлевич. – Мне просто надо было побыть одному.
Журило привел мужика борцовского вида в черной вязаной шапочке. – Вот хочет поработать мастером! – Пояснил зам и вдруг раскричался на Антона. – Чего расселся, твоё место на участке! – и неожиданно ушел.
Пожалев мужика, Горицвет откровенно проинформировал: – Здесь чересчур трудный контингент! «Как школьнику драться с отпетой шпаной!». – Процитировал он Высоцкого.
– Меня этим не испугать! – Усмехнулся борец. – Я из милиции. У нас тоже перестали платить зарплату! – опередил он вопрос.
– Отлично! – Обрадовался Шура – Ура! Нашел замену!
Делегация рабочих без стука ввалилась в комнату мастеров. Впереди в роли народного глашатая бородатая фрезеровщица, за её спиной Нетютюева. Горицвет явственно увидел призрак Роксаны. Пригляделся внимательно: нет, наладчицы не было! Показалось. – Подпиши нам всем заявление на увольнение! – потребовала Бородатая.
– Идите! – Вытолкал их в спины из комнаты Шура. – Пусть Накатов сам теперь вам подписывает заявления!
***
– Фу-фу, как противно пахнет табаком и машинным маслом! – Супруга сунула нос в куртку Шурика по самые уши, топорщащуюся на общей вешалке. И убежала в зал с кастрюлей полной вареной картошки.
– Зато хоть какие-то средства к существованию! – Зло подумал Горицвет – Ты-то целый год не получаешь зарплату даже продуктами!
– Ну-ка быстро повесился в стенной шкафчик! – Приказала Плюсик, пробегая на кухню. – Пока наша одежда не провоняла!
В мозгу Александра заклинило: «Быстро повесился, повесился…»
Дети смотрели цветной телевизор. Его Горицвет привез из командировки за тысячу километров. Весом сорок два килограмма. Советский ламповый. Как он его допер, сам не знает. Уж больно хотелось порадовать жену и детей цветным дефицитом. Но они это приняли как должное. Дети смеялись, глядя телеящик. Это хорошо! – Думал Шура. – Значит: я все делаю правильно. Пусть не догадываются как мне мучительно тяжко. Но все равно подсознательно горько. Поухаживали бы что ли за мной? Пришел и пришел. Относятся как к мебели, которую не замечают, потому что торчит она всегда на одном месте. Хоть и удобная вещь. Шура силился понять: над чем хохочут дети? Он слышал четко отдельные слова, но не мог связать их в смысловое предложение, может потому, что не имели матерных связок? Горицвет устал неимоверно: он устроился работать еще и во вторую смену штамповщиком в совместной русско-испанской фирме «Прибего», расположившуюся на том же агрегатном заводе. В «Прибего» платили наличными! И все равно не хватало! Иногда Горицвет мечтал о пломбире, он его любил, но не мог себе позволить. По выходным он разносил заводскую многотиражку. Потом стал писать в газету заметки в основном критического содержания: «С драной овцы хоть шерсти клок», «О претензиях к нашим агрегатам», «Вы же сами голосовали за Ельцина». Странно, но их пропускали. Ничего у Горицвета не болело. Но не хотелось шевелиться, даже кушать. А вот покурить бы не отказался….
– Пора готовить мотоцикл к поездке в сад. – Решил Шура, потянулся за аккумулятором на шкафу. Рука дрогнула, и электролит плеснул на халат жены, висящий на дверце. Он не обратил на это внимание.
Плюсик сидела на кровати, сжимая в руках то, что осталось от халата, и тихо плакала. Острая жалость резанула сердце Горицвета, понимал – дело не в цветной тряпке, захотелось обнять, приласкать жену, так давно он её не любил из-за «горбатой» перестройки, вместо этого нагрубил: – Куплю два таких, только не реви!
– У вас тоже деньги перестали платить! – Сильней всхлипнула супруга.
– В наших магазинах на Юрики» продают. – Обнадежил её Шура.
На агрегатном предприятии «в честь» имени генерального директора Юрия Ивановича, так назвали талоны, на них можно было отовариться в заводских магазинах. Преподносилось как ноу-хау новых русских капиталистов. На самом деле еще Горький в романе «Мать» описал этот метод дополнительного изъятия денег из зарплаты рабочих.
– Втридорога всё в ваших заводских магазинах! – Посетовала Плюсик, хлюпая носом.
***
Горицвет глянул на будильник – четыре часа утра. Самое время тихо повеситься. В зеркале – изможденная физиономия. Курит сигарету за другой.
– Быдло! Быдло! Все – быдло! – Повторял в слепой злобе, и урезонивал себя: «Когда виноваты все, виновных нет! Сам что-то не так делаешь!» Никакие умные доводы не помогали. Шура вспомнил старшего брата Виктора. Тот свел счеты с жизнью в один из майских дней, написав записку: «Вскипит фиалками весна. Кому-то будет не до сна. Бездонна смерти глубина. Я выпил жизнь сполна, до дна!». Брат сильно комплексовал из-за маленького роста. Когда делали гроб, мерку бывалые люди сняли, завязав узелок на бечевке. Александр померил бечевку рулеткой и изумился метр девяносто! Пытался уверить гробовщиков в их ошибке. Те не слушали. Гроб пришелся впору. Так сильно хотел жить организм Виктора, тянулся изо всех сил, пытаясь достать пол. А мозг-чудовище не снимал команду на самоуничтожение! «Я и повесится-то не сумею, малейшая боль причиняет мне неимоверные страдания» – мыслил Шура. Он глянул на люстру: должна выдержать – сам замуровывал. Из глаз от жалости к самому себе потекли обильные слезы. Внутри Горицвета жили два человека. Первый – Здравомыслящий уверен – Александр не совершит суицида. Второй – Действующий действовал напористо: постелил газету на стол. Первый никогда не вмешивался в поступки второго. Только подтрунивал над Действующим: «Ты боялся, что тебя распнут, а теперь сам лишаешь себя жизни на радость тем же недотепам! Где логика? Хочешь умереть как мужчина? Найди достойного врага….» Встав на носки, Горицвет на антресолях стенки заметил, припрятанную со времен сухого закона, бутылку водки и блок сигарет «Интер». Какое богатство! Оба человека внутри сошлись во мнениях: «Повеситься всегда успеешь»! Спиртное обожгло нутро, разлилось блаженным теплом по телу. Вышел на балкон. Вдали в тумане у реки неопытные соловьи пробовали голоса.
– Жизнь, кажется, налаживается! – Решил Шура, облокотясь о перила балкона и закуривая.
Горицвет заглянул в детскую. Оба сына мирно посапывали на двухъярусной кровати. На столе светилась красная лампочка на клавиатуре. Дети из имеющейся в наличии аппаратуры: кассетного магнитофона, черно-белого телевизора, еще чего-то собрали персональный компьютер. Запустили игры. Удав, который гонялся за своим хвостом. Ангелочек перепрыгивающий с тучки на тучку. Александр с удивлением взирал на их действия. В его детстве было модным собирать транзисторные приёмники. То, что делали его дети теперь казалось ему на порядок выше. Многого он не понимал. Шура ткнул пальцем самую большую клавишу на клавиатуре считая, что это кнопка «Стоп». На экране высветилась надпись: Игра «Дорога в небо» временно не доступна. Еще раз проверьте правильность своих действий!» Небеса нам подсказывают выход, но мы «смотрим и не видим; слышим, но не слушаем…"