ЧП в пионерском лагере

Виктор Берестюк
                Рассказ


     Шестой отряд составляли мальчики двенадцати-тринадцати лет. Пионервожатая этого отряда, Оля Кедрова, девятнадцатилетняя студентка-второкурсница педагогического института, не понимала сути строгого соблюдения правил внутреннего распорядка в лагере и частенько поднимала вопрос о демократизации, как она его понимала, то есть, отмены посещения столовой и различных массовых мероприятий, строем, с обязательным исполнением речёвок и песен. Каждый раз ей объясняли и директор лагеря, и старший вожатый, что это не чья-то прихоть, а необходимость, продиктованная жизнью и зафиксированная в соответствующих инструкциях. Но ни разу никто из старших не догадался разъяснить ей содержание этого жизненного «диктанта». И она всякий раз искренне, резко, возражала, оставаясь не переубеждённой. В конце разговора гневно восклицала: «Просто ретроградство какое-то!»

    Жизнь предоставила ей единственный шанс воплотить «демократию» в жизнь, но потребовала за это слишком большую цену. Это произошло, когда директор лагеря, Пётр Лазаревич, уехал на областное совещание работников культуры и образования, на три дня. За него на эти дни остался физрук, Геннадий Ильич Зальцбургер. И Оля, наконец, сделала по-своему: разрешила ребятам своего отряда ходить в столовую и обратно демократично, гурьбой, без песен, а просто задушевно беседуя. Возражения воспитательницы, Нины Ивановны, по поводу нарушения инструкции, она бесцеремонно игнорировала, не удосуживаясь даже вдаваться с ней в полемику, хотя их личные взаимоотношения были вполне доброжелательные. Может быть, эти-то взаимоотношения и не позволяли тактичной воспитательнице облечь свои возражения в более жёсткую, убедительную форму.

      Чрезвычайное происшествие случилось перед обедом на третий день отсутствия директора лагеря.
 
      За полчаса до обеда Нина Ивановна с двумя мальчиками пошла в столовую накрывать стол для своего отряда.
 
      До запуска в столовую оставалось пять минут, когда Оля подала команду – идти на обед. Все подопечные  скучковались вокруг неё.

     - Мальчишки, все в сборе? – крикнула Оля. – Не нужно пересчитывать?
Прозвучало дружное: «Все!» и не дружное уточнение вдогонку: «Есть все хотят».

     - Тогда, айда! – и помахав рукой в сторону своего пустого барака негромко пропела: «Не вспоминайте меня, цыгане, прощай мой табор, пою в последний раз». На фоне несущихся с разных точек территории лагеря песен: «Варяг», «Взвейтесь кострами», «Ермак», «Орлёнок», «Каховка», «Катюша», «Каким ты был» - последние две были в чести у девичьих отрядов старшего возраста, - пропетый Ольгой кусочек романса был, как говорится, «ни к селу, ни к городу».

Только усевшись за стол, обнаружили отсутствие трёх человек.

     - Ребята, кого нет? Не вижу Манукяна Гарика. Ещё кого нет?

     - Савоськина Пашки нет.

     - И Мацкевича нет, Мацкевича Радьки нет.

     - Кто знает, где они могут быть?

     - Они разговаривали на речку сходить. Может ушли?

     - Нина Ивановна, я побежала на речку этих шалопаев искать.

Оля действительно побежала и скрылась на дорожке, ведущей к реке. Но тут же появилась в компании с двумя из пропавшей троицы. Все трое бежали к столовой. Физрук, Геннадий Ильич, всегда дежурящий в столовой во время пика, стоял на крыльце. В группе бегущих он почувствовал надвигающуюся беду и не сводил с них глаз.

    - Геннадий Ильич, беда! Беда, Геннадий Ильич! – панически выкрикивала Оля.

    - Беда! Эта новость, конечно, неприятная, но давай конкретней, - нарочито спокойно спросил исполняющий обязанности директора.

    - Савоськин из моего отряда утонул.

    - Быстрее: откуда эта новость и где это произошло? – физруку стало не до спокойствия.

    - Вот они могут рассказать, - сказала Оля, указывая на ребят.

    - А ты быстрее в медсанчасть и веди врача, с носилками, на место. – И обращаясь к пацанам: «Где это произошло?»

    - На пляже. Мы на бревне катались, оно провернулось и мы все упали в воду, - торопливо рассказывал Радик. Я пока Гарика спасал, а Пашка утонул. Мы его везде искали, но не нашли.

    - Понятно. Стойте здесь. Сейчас нас поведёте.

Геннадий Ильич быстро мобилизовал четырёх мужчин – вожатых и воспитателей и четырёх старших школьников, спортсменов-пловцов, и небольшой отряд бегом кинулся на пляж. По дороге мальчишки наперебой рассказали подробности случившегося.

    Оказалось, что эта троица поспорила: кто больше «испечёт блинов», кидая плоские камушки по поверхности воды. Во время, отведённое специально для плавания, это проверить невозможно. Поэтому решили сбегать туда перед обедом, когда контроль ослабевает.

    Но приступить к «выпечке блинов» они не успели - их внимание привлекло бревно, плывущее довольно близко к берегу. Глубина была, всего-навсего, по пояс. Они решили немного прокатиться, ну, и оседлали его. На бревне сохранился длинный сук, торчащий вверх. Паша и Радик уселись по концам бревна, а Гарик стоял на бревне и держался за сук, воображая себя капитаном за штурвалом.

    Ствол был очень скользкий и в какой-то момент капитан, Гарик, потеряв равновесие, стал падать и, держась за сук, провернул бревно. В итоге, все оказались в воде. Здесь глубина оказалась «с головкой». Гарик плавает плохо и начал барахтаться, и кричать «Тону!». Пока Радик помогал одному товарищу, второй, Паша, исчез. Побегали вдоль берега, кричали, но бесполезно. Пустое бревно уже было далеко. Побежали в лагерь и встретили Олю.

    - Место, где упали, запомнили?

    - Да, где пляж закончился и кустики начались.

Геннадий Ильич посмотрел на часы и удручённо промолвил:
    - С момента падения в воду прошло, как минимум, десять минут. Так что искать будем безнадёжный труп. Ой, что начнётся! Не сносить мне головы!

На месте Геннадий Ильич сразу же распорядился:
    - Спускаться будем нырком шеренгой на расстоянии двух метров друг от друга параллельно берегу и просматривая дно. Кто первый почувствует нехватку воздуха, сразу же выныривай. Следом без промедления, выныривают соседи и соседи соседей. Понятно? А вы, Галина Сергеевна (врач) и Оля, следите, чтобы вынырнули все. Чтобы не получилось так, что ища одного, потеряем ещё кого-нибудь.

     Первый заход метров на двести прошёл с «грехом пополам». Повторный прошёл уже слаженней. После третьего прохода, так же безрезультатного, Геннадий Ильич дал команду осматривать дно от берега вглубь. Обстановка очень гнетущая, всё происходило молча.

     Подошли ещё несколько взрослых и тоже подключились к поиску, но они действовали вразнобой, просто надеясь наудачу.

    Оля, до сих пор молча сидевшая рядом с врачом, медленно пошла к воде. Галина Сергеевна, внимательно следила за ныряющими искателями, и на уход Ольги не обратила внимания. А она, тем временем, разделась, вошла в воду и продолжила медленное погружение. Она не нырнула, не поплыла, а именно погружалась. Вот вода ей уж по грудь… по шею,… Вода скрыла рот, нос, глаза. Голова резко вскинулась, будто хотела выпрыгнуть из воды и скрылась…

     Со стороны тропы раздался зычный голос:
    - Отбой! Пропажа нашлась!

Кто мог услышать, невольно дёрнулись, повернув голову в сторону голоса: на пляж ступал воспитатель первого отряда, Гоша, держа за руку Савоськина, живого и невредимого. Как утки убегают от плывущей за ними собаки, так все, кто находился в воде, ринулись на берег.

     Огорчение, злость и радость одновременно обуяли всех участников поиска.

Что произошло, объяснил воспитатель, а Савоськин стоял, потупя виновато голову. Похоже, что с ним уже разобрались, и, судя по тому, что он, не поднимал даже глаз, разборка выявила неблаговидность его поступка, Вот это интересовало всех больше всего.
 
     Оказалось, когда все трое очутились в воде, Савоськин, хорошо плавающий, долго не выныривал, а вынырнув, прильнул к бревну со стороны, противоположной берегу. Когда бревно оказалось за кустами, он вышел на берег и затаился. Видел, как паниковали его друзья, выкрикивали его имя, но молчал. Решил, как подарок, явиться перед очами отряда. Он, видите ли, так пошутил.

    - А ты не подумал, как твоя глупость отразится на вожатой, воспитателе, на мне? Так и поседеть можно! А ну, посмотрим на Олю, – Геннадий Ильич поискал глазами вожатую. – Странно, где она может сейчас быть? Товарищи, кто её видел последним?

    - Я видел, как она заходила в воду. Она не поплыла, а шла, шла и ушла под воду. Больше я не видел, - сказал Гарик.

    - Так чего же ты молчал до сих пор! – закричал отчаянно, во весь голос, физрук.

    - Я подумал, что она ногами ищет, - подавленно, глухим голосом произнёс пацан.

    - А ну, парни, снова ищем. Также. Где она заходила в воду?

    - Она вон там разделась, - указал рукой Гарик. – Вооон, её одежда лежит.

    - Господи, действительно её одежда. Как раньше не обратили внимания на это? – с отчаянием почти простонал физрук.

Отработанным методом восьмёрка начала поиск. Не проплыв и половины отмеченного маршрута, один из мальчишек-спортсменов выскочил из воды и крикнул: «Она здесь!»

Геннадий Ильич с помощником почти бегом вынесли девушку на берег. Пока врач, Галина Сергеевна, торопилась к месту, физрук положил Олю грудью на своё колено и делал попытки вылить воду. При этом, как заведённый, повторял; «Доченька, открой глазки, доченька, не уходи, открой глазки, доченька!...».  Гоша, прекрасно осведомлённый, что человек, пробывший в состоянии утопленника больше пяти минут, уже не воскреснет, попытался напомнить физруку эту истину, но получил в бок ощутимый толчок от другого воспитателя, Саши.

   - А что ты меня толкаешь? Ведь это общеизвестно. И Ильич должен об этом знать. Конец девоньке, как ни прискорбно! – объяснил Гоша ситуацию.

   - Да и Ильич всё это знает, но он сейчас невменяем: ведь Оля – его дочь! – пояснил Саша.

   - Да иди ты! – страшным шёпотом выдохнул Гоша и обхватив голову руками, развернулся на месте и присел на корточки. - А как насчёт фамилий? Они не родные, что ли?

   - Как мне говорил сам Геннадия Ильич, они-то родные, но у него фамилия трудная, непонятная и потому записали девочку на фамилию матери.

    Галина Сергеевна, тоже прекрасно понимала тщетность попыток оживить девушку, но всё же делала всё, что положено делать в таких случаях. Этим она поддерживала, как можно дольше, ещё теплящуюся надежду у Геннадия Ильича.

При виде розоватой пены, пошедшей изо рта Оли, Геннадий Ильич, наконец, очнулся и понял, что он потерял дочь.
Посидел в оцепенении минуту. Потом скомандовал:
    - Всё, Галина Сергеевна, отбой! Вы сделали всё, что могли. Теперь мне предстоит всю оставшуюся жизнь нести крест за своё малодушие, за то, что позволил доченьке сделать, как она хотела. Не смог ей отказать. Это ещё одно подтверждение, что все инструкции пишутся «кровью».