Глава 2
Борисик был вторым, младшим сыном у Веры Павловны, школьной буфетчицы. Правда работала она буфетчицей в другой школе, которая располагалась в противоположном конце города. Добираться до работы ей нужно было почти сорок минут пешком или двадцать на автобусе, остановка которого была далековато, да и ехал он "в окружки". Она уже отправляла два заявления в РОНО, да и сама ходила на приём, чтобы перевели её в школу, которая рядом. Ей неизменно отвечали, что в той школе вакансий нет, все места заняты. Да она и сама об этом знала, просто «мало ли чего, а вдруг?».
В прошлом году супруг Веры Павловны утонул вместе со старшим сыном на рыбалке на озере Имандра. Младший тоже был с ними. Но, по странному стечению обстоятельств, именно он, слабенький и худой спасся, вцепившись ручонками в перевёрнутую лодку. Отец в первую минуту помог, а потом ему сделалось плохо с сердцем, и он, уже умерший, пошел ко дну. Старшего брата Мишку сразу лодкой накрыло, в ледяной воде выбраться он не смог, свело судорогой, наверное.
Сашок вспомнил, как выносили из подъезда два гроба, обитых красной материей, ставили на табуретки. Попрощаться пришли почти все жильцы пятиэтажки, да и из соседних домов. Было много венков, странно пахло хвоёй. Дядя Петя и Мишка лежали под белыми покрывальцами с почти неузнаваемыми голубоватыми лицами. Выражения их были строги и укоризненны: «Что же, вот так, не берегли вы нас? Сами-то жить остались…». Сашок остро почувствовал тогда какую-то необъяснимую вину и горечь. От бессилия, несправедливости и обиды, сжал кулачки и заплакал.
- Поплачь, поплачь, дитё, - обнимала его за плечо и прижимала к своей широкой юбке Банюра, сама всхлипывающая и громко сморкающаяся в старый носовой платок.
Красавица всего двора, Вера Павловна в один миг превратилась в обыкновенную женщину с тёмными кругами под глазами. Она не плакала, просто молча сидела на стуле около гробов и покачивалась из стороны в сторону. Приведённый откуда-то Борисик сидел рядом. Стесняясь всеобщего внимания, вцепился руками в боковины стула под собой и непрерывно смотрел куда-то вниз и в сторону.
Люди молча подходили, несколько секунд стояли у гробов, клали покойным в ноги деньги, кто сколько мог, и также молча отходили в сторонку. Потом подъехала бортовая машина, устеленная еловыми ветками со скамейками по бокам. Туда погрузили оба гроба с крышками. Родня и друзья сели на скамейки, а для остальных, пожелавших ехать на кладбище, был подан автобус. В толпе говорили, что так расстаралась администрация рудника, где отец Борисика работал техником-геологом. Банюра тоже захотела ехать, и, не спросив Сашка, заняла вместе с ним места в автобусе за водительской кабиной.
Кладбище находилось от города километрах в трёх. Но ехали медленно, потому что машина с гробами ехать быстро не могла. На кладбище гробы снова разгрузили и поставили на козлы рядом со свежевырытыми могилами.
Гроб с Мишкой поставили неловко, он поехал вбок. Остановить это падение опоздали, и Мишка вывалился прямо на могильный песок лицом вниз. Народ ахнул, а Вера Павловна лишилась чувств. Ничего страшнее этого Сашку видеть не приходилось. Гроб был поспешно водружён на место, Мишку перевернули, чтобы удобнее ухватить под руки и за ноги. При этом переворачивании, руки Мишки неестественно загнулись, что было ещё ужаснее. Сашку казалось, что всё это происходит не наяву, что это – просто какой-то ужасный сон. Он зажмурился, чтобы хоть как-то отгородить себя от этого кошмара.
Когда Сашок открыл глаза, Мишка, как ни в чём не бывало, лежал в гробу. Кто-то заканчивал собирать с земли в небольшую картонную коробку высыпавшиеся из домовины деньги. Незнакомый мужчина уже говорил речь о том, какой отец Борисика был прекрасным работником, честным человеком и замечательным мужем и отцом. Все согласно кивали, а Сашок не знал, что и думать, потому что «замечательный муж и отец» каждую субботу был пьян и бил свою красавицу Веру Павловну смертным боем, стараясь не оставлять следов на лице. Один раз его забирали за это в милицию, но Вера Павловна написала какое-то там заявление, что не обижается на него. В этот же день она снова была нАхорошо избита, наверное, за то, что её супруг побывал в милиции.
Потом, пришедшая в себя, Вера Павловна начала страшно выть, потому что мужики стали приколачивать крышки к гробам. Как опускали в могилу, Сашок из-за людей не видел, да и видеть не хотел. Он пытался протиснуться к Борисику, которого за руку держала какая-то незнакомая женщина, приговаривавшая: «Ну, ничего, ничего…».
Сашок оторвал Борисика от этой чужой женщины, обнял, и они оба подняли рёв в тон воющей Вере Павловне. Весь ужас, страх и полную нелепость происходящего вложили они в этот рёв, стараясь хоть таким способом избавиться от непереносимой тоски, холодящей их детские сердечки.
- Глянь, как пацанята убиваются, - сказал, уже знакомый Сашку, равнодушный мужской голос. И следом за ним женский, суетливый и тонкий проголосил: «Ой, убиваются, убиваются… Кто из них сынок-то?».
- Да, вот тот, чернявенький – ответил равнодушный.
- А-а-а… Копия - батька.
- Да, какая ж копия? Тот шатен был. Верка - вообще белобрысая. Видать нагуляла.
Вслед за этой фразой раздался глухой удар и завязалась драка. Кто-то из мужиков, видно, вступился за Веру Павловну, и, не вступая в спор, просто заехал кулаком в лицо тому, равнодушному. Тот, в свою очередь, не остался в долгу, и на кладбище завязалась самая настоящая молчаливая драка. Никто не орал и не ругался матом, видимо, из уважения к покойным и к месту. Драка окончилась быстро. Равнодушного суетливая тётка сопровождала к автобусу, помогая утирать кровь с лица: «Глянь-ко, изверги, зуб вышибли, нос разбили. Уже и правду сказать нельзя!».
Сашок, тем временем, увёл Борисика подальше, за могилы. Там они присели на лавочку, и молчали, читая про себя надпись на памятнике: «Дорогой, незабвенной супруге от скорбящего мужа». С фотографии на них смотрела весёлым, добрым взглядом молодая женщина с косой, и смотрела так, что представить то, что она умерла, не было никакой возможности.
Тем временем, на кладбище поднялся переполох, народ пошёл к автобусу, а Банюра обнаружила, что нет её любимого внучка; сразу же за этим оказалось, что и Борисик куда-то пропал. Поднялся крик: «Саша! Боря!». Ребятам пришлось расстаться с этой доброй и весёлой женщиной на фото, и, нехотя, отправиться к автобусу. Сашок немедленно получил от Банюры ласковый подзатыльник.
В автобусе она усадила его рядом с Борисиком, сама пересев куда-то назад. Всю дорогу до школьной столовой, где были накрыты поминальные столы, ребята молчали. И только перед тем, как выйти, Сашка тихо сказал: «Я тебя никогда не оставлю. Всегда друзья. Понял?».
- Понял, - ответил Борисик и крепко сжал руку Сашка.
(Продолжение следует)