-Я до сих пор не понимаю, как я оказалась у нее в кровати! Даниель, она сумасшедшая! Когда она стала брать меня за руку, я напряглась. А еще она целовала меня в лоб. И ты был прав. Она постоянно страдает, страдает и еще раз страдает. Ее подружка уезжает в Израиль. Кажется, навсегда. Она умирает от безысходности. Я застала ее разбитой и слабой.
Фелиция поспешно затянулась сигаретой, выпустила дым и продолжила:
-По приезду она упрекнула меня в том, что я шумная и громко говорю. Мы говорили шепотом. При встрече она спросила "Почему ты такая радостная?" Она сказала, что я не должна быть веселой, потому что это вульгарно! – От возмущения Фелиция взмахнула руками. - Она полна странностей, а из-за ее крупного асимметричного лица и больших безумных глаз она похожа на печальную рыбу. Она ненавидит людей, и я очень удивилась, когда мне удалось ее рассмешить. Сам факт того, что это угрюмое создание умеет улыбаться, невероятен! Она так бережно укутывала мои ледяные ноги и прижималась. Не веря в происходящее, я осторожно гладила ее влажные волосы на своей груди. После ее высокомерного и стервозного поведения мне было трудно понять, чем я заслужила такое снисхождение и нежные чувства.
Даниэль молча слушал. С Фелицией он знаком уже очень давно. Друзья детства, которых судьба раскидала в разные страны. Несколько раз в год она приезжала к нему в Бельгию, в замечательный город Льеж. Сегодня они сидели в ресторане «Les Roches Grises»* и ели не знаменитые вафли, а оладьи «bouquetes»**. Даниэль поправил очки, давая понять, что прерывать он не собирается. Напротив, ему нравилось, что она говорит быстро и много. И пусть даже о гомосексуальной поэтессе.
-Я до сих пор не могу прийти в себя! Ведь я ехала просто посмотреть на нее, обнять и успокоить. Заходить к ней домой и в планах не было. Я думала, поговорим недолго и обратно в другой конец города. А потом, слушая ее тяжелое дыхание и разглядывая в темноте ее беспорядок, книги Ницше и Шопенгауэра, аквариум, я диву давалась, что она теребит мои пальцы. Мы жаловались друг другу на жизнь. Я плакала, она меня жалела и целовала, приговаривая, какая я сказочная, а я не знала, как утешить ее. Она говорила, что я похожа на ее подружку. И, видимо, она искала во мне ее черты, пытаясь хоть как-то восполнить ее утрату.
Фелиция примолкла. Сигарета в ее руке давно истлела, и она откинулась на спинку кресла. Где-то вдали зазвучал дуэт фортепьяно и скрипки, и Фелиция прикрыла веки, чтобы лучше расслышать. Звуки неясной тоски по непонятному. Узнала. «В мечты». Она обожала музыку Сарасате***. Фелиция довольно улыбнулась, но глаза не открыла.
Даниэль жадно разглядывал ее платье и декольте, потому что до этого не позволял себе смотреть на Фелицию ниже ее лица. Он был без ума от нее. Так бы сидел часами и любовался ее длинными каштановыми волосами, бледной кожей и родинкой на щеке. Ради этого он был готов слушать ее рассказ даже о лесбийской авантюре. Его не особо интересовал конец истории, но желание слушать ее голос было сильнее:
-Так чем все закончилось? - спросил Даниэль, улыбнувшись, и глаза шатенки, сидящей напротив, снова вспыхнули.
-Я собиралась уехать до рассвета, чтобы не дай Бог не застать ее бодрствующую мать, а в итоге заснула в обнимку с ней. С утра я неповоротливо стала собираться, а она не отпускала меня. К своему удивлению, я сама не хотела уезжать. Мне было жаль ее.
Даниэль отпил из бокала и довольным голосом заявил:
-Когда лошадь страдает, ее пристреливают, чтобы она не мучилась. У нее лошадиное личико, так что все сходится, - и Фелиция громко, заливисто расхохоталась.
*Les Roches Grises (с фр.) – Серые Скалы.
**«bouquetes» - оладьи, которые готовят с добавлением изюма и сахарной пудры, один из популярных национальных десертов.
***Pablo de Sarasate – испанский скрипач и композитор эпохи романтизма (1844-1908).