Картина с Наполеоном I

-Вы уверены, что это подлинник?
Мелкий, рыжий и юркий, как хорек, мужчина, сглатывая накопившуюся во рту слюну,   всё повторял и повторял, отбегая от одной стены с картиной и, спотыкаясь, подбегая с прищуренными от удовольствия глазами к другой: «И это подлинник? Вы уверены?». А утомленная приключением малознакомая ему женщина устало отвечала: «Уверена. …Да, я уверена. …Определенно - подлинник».
-О! Это то, что я думаю, Мей? …Но откуда она здесь? …Откуда вам  известно про её подлинность,  - с издевкой, -  вы что, эксперт? Кто определял подлинность? - Далее, бормоча под нос. - Что такое? ...Это же …и тут?!  … Уверен, это копия. … Подлинник? ...Этого не может быть. …Хотя, да. Было, что-то такое было… - И снова  громче, чтобы слышала женщина. - Я слышал, эта картина была в розыске? …Нет? Да? …Но я полагал, она уже нашлась».
-Как видите. …Здесь - нашлась.
-Вы шутите, Мей.  Этого не может быть. Это не…
-Определенно - подлинник. И эта, и вот эта, и та - определенно. Здесь что-то с аукционов, что-то - куплено у грабителей музеев. Старшее поколение Лоренсов не боялось связей с криминалом.  – И далее, тихо бубня. -  За это платит тот, кто стал ПОСЛЕДНИМ.
-Что вы сказали?
-Так. Ворчу.
Укрывшись в утренней сумрачности комнаты, держась подальше от окон, отвечая на быстрые вопросы мужчины лениво, будто от усталости, высокая темноволосая женщина, обхватив себя руками, грустно оглядывала хмурость кинутого дома. И, судя по всему, она была не против, чтоб мужчина не сильно-то доверял всем этим её «определенно». Она небрежно указывала пальцем в сторону стен и, кивая головой, утверждала со знанием дела: «Подлинник. …И эта, и та». - этим она явно надсмехалась над тем, кто тянулся жадными глазами к чужому добру.
Мей остановилась напротив камина, вернее, напротив висевшей над ним картины, и развела руки в стороны. – Ничего не могу поделать, Мерфи. Это всё подлинники. Вот. Пожалуйста: сам Василий Верещагин. И он …подлинный. Документы на картину я видела лично. Они хранятся здесь в доме, …ну, или хранились.
-Ложь! Картина была украдена.  Откуда же документы на неё?
-Но я их видела. …Вот хоть зарежьте. - Мей грустно надсмехалась над надеждой в жадном взгляде тщедушного барыги. - Мерфи, мои рекомендации – излишни. Здесь всё  - подлинное злато-серебро дома Лоренсов. Так сказал мне ПОСЛЕДНИЙ Лоренс.
-Да, это возможно. Возможно, так и есть. Только где теперь сам «последний» Лоренс?
Однако Лоренс интересовал собирателя картин мало. - Кто подтвердит? Где документы на картину? Нет? …Тогда нужно делать экспертизу….
Женщина зябко передернула плечами и прошла к окну. – Пока …никто не может подтвердить, но…делайте. И вам скажут – ПОДЛИННО!
Окно  было зашторено, но по прибавившейся яркости света в щели между штор, было ясно, рассвет уже скоро.  - Всё здесь. И  всё пока ничейное. …Пока полиция хозяина не нашла, можете воспользоваться случаем и ...
- Не  верю. …Верещагин подлинный?!  Вот это подл…
Мей перебила с силой в голосе: «Лоренс,… он сам показывал документы. Мне лично! На каждую из этих картин. Подписи экспертов, списки картин самых известных галерей, печати известных галерей на каждой картине – всё на месте! – И немного тише, но по-прежнему упрямо. –  Вы считаете меня дурой, да? Дурой, ничего не смыслящей в картинах? …Да, я не эксперт. Но, простите, в подлинности документов купли-продажи я разбираюсь не хуже вашего.  Всё БЫЛО на месте: подписи сторон, с указанием номеров паспорта или водительского удостоверения свидетелей сделки. Имена высокие, это были только самые высококлассные эксперты. А на документах из салонов и галерей – номера лицензий, личные  печати и рукописные подписи.
Мейди оглянулась на неверующего в её правду. Закончила с обычной усталостью в голосе, свойственной всем … беременным женщинам: «Картины, вы же сами видите, Мерфи, они  - в доме. Я не солгала вам.  Кажется, все тут. Да, все здесь. То есть те, что он показывал мне,  - всё на месте».
- Он что, был гидом в собственном доме? – Усмешка. Недоверие.
Мей смерила долю жадности во взгляде коротышки. «А ведь надеется, что я не лгу». – И что?  Да, он показывал мне дом. Картины. Я так же, как и вы, не верила, что здесь есть что-то стоящее. Мне собственно было всё равно, но он принес папку. Он достал её из сейфа. Там были  документы на каждую из вещей в доме. Да, сегодня этой папки в сейфе нет. Возможно, раз он открыт, её кто-то забрал. Но…она была. Документы были! Тед рассказывал, … он рассказывал истории картин …и вообще всего тут.
-Какие истории?
В полутьме различить, что видишь, трудно. Мерфи лишь подозревал, что в доме может оказаться подлинник какой-нибудь из картин. Но чтобы всё было подлинным – в это ему верилось с трудом. – Какие истории, Мей?
Ей не верили, но хотели бы поверить. Она это чувствовала.  Кто стоял перед ней? Коллекционер. Собиратель картин. «Я думала, он сразу начнет грабить. Так может он честный? …Нет, порядочных среди собирателей ценностей не бывает. Случаются трусливые».
- Разные! Например, как и при каких обстоятельствах,  эти картины оказались здесь, в этом доме. Довольно любопытные истории. …Думаю, он не врал мне. Зачем? Кто я, чтоб передо мной рисоваться наследнику дома Лоренсов? – Вообще-то, последней фразой Мей ничуть себя не умаляла. Типа: да, он был при мне гидом, показывал семейный архив, документы на картины …и что,  - всё в  порядке вещей.
Мерфи пожал узкими плечами. Мол, бывает всякое.
Женщина одарила неверующего мужлана взглядом убийственно настойчивой официантки. –  А я вам говорю: он не врал мне!!
Гордо вскинув голову, она двинулась кружить по комнате. Всё – возле стен. Взгляд её медленно переходил с одного предмета интерьера на другой, выхватывая из памяти всё, что было с ним связано.  (Про себя) «Вот - ваза. Китай эпохи Мин. Я сказала ему: «Смешное название - Мин. У меня в официантах есть китаец. Им Чин. Он немой. Мы зовем его Мим Чин». Тед сказал, что «чин» – это «добрый иероглиф». Мей осторожно погладила бочок изящной напольной вазы. «Мы чуть не разбили её, в горячке. Кувыркались по комнате, будто кошки. …А розы, что были в ней, рассыпались.  Жаль. Как грустно. А стебли так и стоят. … Сухие колючки. Вот, стоят».
В самом дальнем углу она замечает ещё один запомнившийся ей ТОГДА предмет.
Это часы. Узкий столбик напольных часов с головой древнего божества. Тед, рассказывая  историю часов, любовно поглаживал округлый корпус, сделанный из единого дерева. «Восемнадцатый век. Тончайший механизм. Представь, каждая деталь из дерева. Это африканское эбеновое дерево. Из черной его породы сделали этот округлый корпус, а из красной породы – механизм и голова божка». Мей тогда хохотнула: «А я думала, они в ту пору по тени от палки часы угадывали».
Мей приблизилась к часам. Провела рукой по отполированному столбику корпуса. Будто погладила, повторив жест Лоренса. И тут же она услышала слабое, но настойчивое тиканье. «Надо же, …идут.  Странно. А Тед говорил, что не помнит случая, чтоб они шли. Но, я же слышу, …они …идут».
Мей какое-то время следила за часами, но, как назло, темно-красная стрелка часов двигаться не спешила. – Странно. …Но они тикают.
-Что? Часы? – Мерфи замер перед часами буквально на минутку. - Идут и  что?
-Так. Просто… – слившиеся ножницами острые стрелки часового механизма излучали опасность… - странно.
-Нет, вы мне точно можете сказать, это то, о чем я думаю? Вон там, над камином. Это Верещагин? Василий Верещагин, подлинный?
Мей не слышала вопрос. Горечь вытянула её губы в тонкую линию, а потом скривила их в плачущий смайлик. (Продолжая думать про себя) «Картины на месте. Да, как будто все. Все на своих местах, а где же хозяин? Где тот, кто умел рассказать про жизнь каждой из них? Кто начинал с легенды об идее, зародившейся у её автора и развеселой судьбы его, до истории о том, как та картина очутилась здесь. Где же мой любимый рассказчик, где он сам?» (Вслух) «Всё подлинное, не сомневайтесь. …Или что, вас не переубедить, а, Мерфи? Ха-ха, …какой же вы, … ну и черт с вами! Не верьте. Да, правильно, не верьте мне!  Только мне плевать на ваши сомнения. – Резкий разворот на месте. – Я благодарна вам, Мерфи, что вы пришли сюда со мной. Не скрою, одна бы я струсила. Но мне плевать на ваши сомнения на счет картин. И вообще, - взмах рукой в сторону, - …это Месонье, узнаете? …Ну, ещё бы! Кстати, тоже подлинник».
Она утверждала, как истину от первого лица. Однако взглядом в сторону единственного своего провожатого и тоном, в коем звучала злая насмешка, Мей намеренно вынуждала последнего не верить ни одному её слову. – Тут куда ни плюнь, всюду подлинное. …- Она принялась делать руками круги, будто плывет. – Подлинное, …подлинное, …ха-ха-ха! - Мей рассмеялась. Немного жутковато. – ВСЮДУ – подлинное! И …НИЧЬЁ! Пока – ничьё, … ха-ха-ха!! Берите, Мерфи, …хватайте, пока хозяина ищут. …Крадите, …ха…ха, …что, страшно? Ха-ах…ах…
Мейди раскашлялась. Серьезно. Её будто выворачивало сухим хриплым кашлем. Брызнули слезы, потекло из носа…
Сухое длинное тело женщины со спутавшимися волосами вместо красивой вечерней прически приняло сломленные формы марионетки. Живот Мей чуть выпячивался округлым холмом. Упершись в стену одной рукой, другой схватившись за горло, Мей плакала, пытаясь избавиться и от кашля и от нахлынувших слез тоски по утраченному. По снова утраченному.- И не верьте! Только, только  …возьмите же хоть что-нибудь. Да берите же, берите, ведь всё это может быть загублено… кем-то ещё. Господи, кому теперь все это нужно? Мне - нет. Без него – всё это пыль.
-Это Месонье -то пыль? Мей, не раззадоривайте меня лучше…
-Берите его! Спасите хоть что-то. У вас же открытый доступ в музей.
-Да, но…тут есть палевые картины. Знаете ли, опасно.
-Тогда их заберут себе другие. И спрячут. В свои сейфы. …Тед не прятал. Вот, мы же с вами вошли. Вошли в дом, можем все посмотреть.
-Так-то оно так, деточка, но,…а вы? Почему я? Почему не заберете вы? Вы же сказали, вы были близки с Лоренсом …какое-то время.
-Я? Да. Но …зачем мне? Не повешу же я это в своем кафе. …К тому же у меня сын, …нет.
-Что сын? Вы не доверяете собственному сыну? …Нет, знаете, Мей, я, мне трудно понять, что здесь подлинное. Я не могу вот так, взять что-то и …уйти. К тому же…
Мей понимала, Мерфи боится довериться ей. Взять картину из чужого дома  - это обозначить то, что коллекция, собранная им, содержит и краденые картины. Он всего лишь приятель знакомой её подруги, он и не должен слишком ей доверять.  Мей это понимала.
Так и было. Мерфи не доверял Мейди из опасения подставы. Коллекционер опасался попасться на воровстве чего-нибудь из дома её любовника. Его поймают на воровстве какой-нибудь пустяковины, а после подружка хозяина дома свалит на него пропажу настоящей картины. Какого-нибудь музейного подлинника. Мерфи был в сомнении. Он не желал, стать чей-то подставкой. То есть, ему действительно было страшно воспользоваться случаем. А не воспользоваться - ещё страшней. Ведь в руки шло то, что можно было легко взять, а стоило это дичайшие миллионы. 
Френк колебался. Но больше – выбирал. Выбирал, с чем уйдет. «Вот, например, эта, …нет, лучше вернуться к картине  Месонье.  Или лучше…».
Кашель стих, Мей опять ходила по комнатам дома Лоренса спокойно, надолго цепляясь воспоминанием ко всякой попадающейся на глаза мелочи. И не мелочи. «Как же называется этот меч? …Клинок? Нет, нет, я помню, я помню, …Тед говорил, па…пал…».
Всё в этом негостеприимном сегодня, пугающем её заброшенностью доме, напоминало Мей те дни, когда она и Тед были тут вместе. Вдвоем: она – побитая жизнью женщина и он - сероглазый парень – ровесник её сына, её непутевого Чарли. Тогда этот дом казался ей светящимся воздушным замком. Он казался ей волшебным кораблем, что  плывет прямиком в рай. В этом доме весьма неожиданно она вдруг снова почувствовала себя молодой. Молодой и, как ни странно, счастливой.
Длинный кинжал с эфесом в виде дуги. «Пак…пал…нет, я вспомню, Тед говорил о нём,  … …па…лаш. – Мей улыбнулась. - Да, палаш!…Хев…нет, сур…хев …сурский. А, вспомнила: хевсурский па-лаш! – Через минутку с изменившимся лицом. -  …Какое глупое, нет, нет, совершенно дурацкое название  для холодного оружия».
Мей вспомнила. Лоренс тогда снял этот кинжал со стены и дал ей его подержать. - Ну как?
Рукоять оружия на удивление оказалась удобной для её широкой ладони. Она ответила: «Ого! Тяжеленький. Но… удобный. Я могла бы  шинковать им … огурцы».
На латуни эфеса была сделана гравировка золотом. Тед рассказал ей и про первого хозяина палаша, и про мастера, что его ковал. И про надпись на рукояти – рассказал, и, как всегда, добавил к сказанному историю о себе.
Потому она так мало знает о нём, что мало чему верила из сказанного им тогда. Байки про похищения и пытки – она считала  их затейливой канвой юношеских выдумок. У неё такой сын – врун, каких поискать. Она всегда пропускала фантазии сына мимо ушей. И вот теперь, теперь-то она знает, те смешливо-горькие откровения Лоренса – это соль несуразности всей его короткой жизни.  «Он считал себя баловнем удачи. Ему всегда удавалось пройти по лезвию ножа и избежать смерти. Но судьба снова забирала у него свободу. А он снова не понимал, за что, снова искал выход из ситуации.
«Так кем же он был тот сероглазый парень? И кем он стал теперь? …Где он, среди неудачников? …По-прежнему среди удачливых?» Как же ей хотелось верить в последнее!
Мей приблизилась к оружию, висевшему на стене. Поднялась на цыпочки, потянулась всем телом, пригляделась к рукояти.
Позади послышались шаги. И частое дыхание.
 - Этот кинжал с Кавказа. Из Грузии. Здесь написано: «Моему сыну».
-Вы знаете грузинский, Мей?
-Нет. Но так сказал Тед.
-А, Тед. …Он так сказал. Ну и где же он теперь, я б тоже спросил его кое о чем.
 Мей промолчала на замечание. Она тронула палаш рукой. (Про себя) «Тед пошутил, сказав тогда: «Моему сыну», - и ткнул себя в грудь. Потом рассмеялся. – Шутка. У меня не будет сына. Ни мышонка, ни лягушки, ни какой другой зверушки. Во время первого похищения меня неудачно пытались кастрировать. Не округляй глаза,  я вполне  потенциален, но, … в общем, я - древо, не приносящее плодов.  Могу разрешить тебе нашинковать им капусту. Или…да, можно и огурец».
Мей осторожно провела по острию палаша пальцем. «Тед умел рассказать обо всем весело. Даже о своей жизни. …Палаш, …какое нелепое название, и какое  жестокое оружие.  Оно ранило в сероглазом мальчике мужчину и убило отца». (Вслух) - Он так сказал. Горько, правда? …Но как же легко он умел рассказать  и о таком.
-Мей, я не понял, вы о чём сейчас? …Ах, о Лоренсе. – Мерфи скривившись, скоренько оглядел висевшее на стене оружие.  - Нет, оружие меня не интересует.
 Он отбежал к камину. Там висело полотно руки Василия Верещагина. – Вы, значит, разговаривали? И что он сказал вам о Верещагине? Картина подлинная?
Мей не услышала часто задаваемого вопроса. Она думала о своем. «Умел?  …Почему я всё время думаю о нём в прошедшем времени?  Если Чарли отсутствует больше суток, первое, где я ищу его – это морги. Почему я не звоню его друзьям? …Ну да, разумеется,  у бывшего наркомана не бывает друзей. Но почему о Теде я думаю, как о своем прошлом, ...почему?»
 Продолжая думать о потерях, она вздохнула и отошла от стены, на которой висела картина Месонье. Веселый взгляд нарисованного удалого офицера с пышными усами под розовым носом её не заинтересовал.  «Я  превращаюсь в пессимистку. ...Грустно. …Где, где же он может быть? … У друзей? У подруги?»
И снова воспоминания. «Он говорил о своей девушке весело, будто это не любовь, а так, детская привязанность. «Её зовут Ло.  Это – для меня. А для всех остальных она  - Глория. Она обожает своё полное имя – Глория. И требует от всех, чтоб называли её именно Глорией. Я зову её Ло. Специально укорачиваю. Первое время она злилась, настаивала, говорила: «Тогда уже называй меня Лори». Ха! Она так мило злится. И  становится ещё занятнее. И привлекательнее. Она з…заикается, когда злится. Мило. Я начинаю подражать ей …м…машинально. Она же считает, что я подмазываюсь. Что завилял хвостом, и  мы …миримся. Но я продолжаю звать её Ло».
«Я спросила его тогда, как же зовет его она? «Когда как. – Ответил он. -  Если не бесится, то Тед. Если что не так, тогда немного иначе: «Знаешь что, Лоренс, …да ты, блин, надоел уже!» Последнее, кстати,  –  звучит чаще. Но это не мешает нам продолжать наши отношения». Я переспросила его: «Так ты её любишь?» Он легко ответил: «Конечно!», - как будто любить - это просто. …Любовь. …А мне  тогда казалось, я схожу с ума, увлекая себя и его в омут всепожирающей страсти. …И как она теперь без него? Мне - нелегко. …А может, они вместе? Вот бы узнать, кто такая эта девушка Ло?  ...Хотя, для чего мне это? …Господи, и зачем я вообще  сюда пришла? В чужой дом, …зачем привела этого? ...Дура!  Дура!! Чего  ищу здесь? Что пытаюсь вернуть? …И тогда это казалось мне чужим. Хотя… тогда я была  рада обмануться. Жизнь так сера. Мне захотелось её немного приукрасить,… развлечься. А тут …совсем мальчишка. … Нет, всё не так просто. Тогда  я была нужна ему. Это же ясно. Он выбрал именно меня, а не какую-то другую женщину. Он даже не выбрал тогда подружки, ну, если, конечно, они не поссорились.
И чуть позже, ещё покружив по пустому дому: «Что, на свете мало Глорий? …Не знаю до сих пор, пригодилась ли я ему тогда, …но вроде бы, он не сожалел. Хотя, может, и врал, что боится оставаться один. В этом доме. …Да, одной в нем было бы страшно. Это от всех этих пушек, кинжалов. Да, одному здесь – никак. А вдруг он не врал?…Тогда я лишь сделала вид, что поверила. …А! какая разница! Нам было хорошо. Нам БЫЛО ХОРОШО, нам было ВОВСЕ НЕ СТРАШНО,… а эти сволочи – они всё испортили. …И вот его нет. Дом  в пыли. …Замки сорваны. Не сегодня, так завтра сюда придут чужие. Воры. …Зачем, зачем я ищу его? Поверила в прочность воздушных замков? Глупая, глупая старая дура. (Улыбка, …улыбка мягче, добрее)…А вот, …а вот и нет, я не старая. И, надеюсь, не сильно глупа. Мне надо было прийти сюда. И я пришла. Я здесь. Я вовсе не дура. Но зачем, что меня сюда привело?».
- Мейди, не шутите так. Этого не может быть.
Проклятые слюни, они копились в его рту, укладываясь пеной между сухих губ. Мерфи вошел в раж.  - Этого не может быть! В принципе не может быть, Мей, чтобы Адам в пустом, пыльном, неохраняемом доме, … Адам!!
- И ещё Месонье. И вами обожаемый баталист Аверьянов.
-Послушайте, перестаньте! Боже, как темно. А нельзя ли …свет? А это, …только не говорите, что это Василий Верещагин.
- Я уже говорила. Он!
- Мей, вы что, хотите, чтоб я потерял рассудок? …Это не подлинник.
-Почему вы так решили?
-Это…это же ...«Наполеон I на Бородинском поле»?
-Угу. На поле и что?
- Вы хотите лишить меня невинности? Я сейчас с ума сойду. Я не верю!
(Про себя) «Посмотрите-ка, какой невинный коммерсант! …А рассудочности и правда, не достает».   (Вслух) - Ваше дело, Мерфи. Можете продолжать сомневаться. А Месонье и Жером существуют. Там, в комнатах – они тоже есть. В виде эскизов к батальным картинам. Только, если хотите с невинностью, то есть, с целой мошонкой остаться, свет, советую не включать. – Женщина осторожно выглянула в зашторенное окно.  - Повторяю, за нами могут следить. Вы же понимаете, не одна я могла знать об этом убежище Лоренса. О картинах, …и прочем.  – Мей нахмурилась, заметив за окном постороннего. - Одну минуту, Мерфи…
Возле машины, на которой она и Мерфи прибыли в запустелый дом, какой-то парень устроился помочиться. Сделав дело, он застегнул гульфик, наклонился и, кинув поднятый камень в дверь чужой машины, услышав вой сирены, моментально двинулся к своей, влез в неё и покатил дальше. За окнами этой машины была ещё и женщина. Блондинка. Возможно, блондинка.
Мей воспользовалась пультом от своей машины, вой сирены прекратился.
Она наигранно закатила глаза, оглядываясь к Мерфи. – О, господи, …как же этот зассанец напугал меня.
-Кто, вы о чем, Мей? …Надеюсь, это не…
-Не-не. Кажется, …нет. Это только идиот. Всего лишь. Расслабьтесь, Мерфи. Расслабьтесь и …продолжайте впечатляться. Я так понимаю, вы не решаетесь забрать что-нибудь с собой. …Ну хотя бы одну, а, Мерфи? …Нет?  …Эй, где вы Мерфи? …Мерфи? …Френк? – В сторону: «Ну и черт с тобой! Трус!» - Громче. -  Я думала, хоть что-то останется…для потомков. Для ваших потомков, Мерфи…. У меня рука не поднимется. Я думала вы, …Френк? Эй, чего вы примолкли?
Мужчина сидел в кресле, стоявшим напротив камина, над которым висела картина художника Верещагина. Голова Мерфи была задрана кверху.
Он был в шоке. Заметив, сначала на полотне Верещагина, а после на стене медленно двигающуюся точку лазерного прицела, Мерфи замер. – Мей, …я здесь. Я в кресле. …Мей, вы уверены,  что мы  тут одни?
-Разумеется, нет. А что?
- Какой ужас. Взгляните сюда. Да на стену же! …Это то, что я думаю?
Точка пропала так же неожиданно, как и появилась. Мейди её не заметила. Она решила, что Мерфи очарован картиной. - Ну да. Это Василий Верещагин.   ...«Наполеон I на Бородинском поле». Давайте, забирайте её и, …правда, давайте уже покончим с выбором и уйдем. Я ни в чем не уверенна, Мерфи. То есть, насчет чьего-то присутствия, - нет, а насчет картин…
-Мей, я не хочу уходить отсюда, не увидев всего. Но я …боюсь, что не успею, увидеть  «всего».
- А, ну да, да. Ну, смотрите, ладно. Этот человек уехал. Угрозы больше нет, Мерфи. Успокойтесь. Мужчина и его женщина  уехали. Сели в свою машину и …он просто помочился возле вашей машины. Прекратите дрожать, Мерфи!
-Моей?! Моей машины?!
-Э…мы же приехали сюда не на вашей машине, разве нет?
-Я что, идиот, ехать на своей личной машине в чужой дом? Нет, конечно. Эта машина Эвелин. Моей знакомой. Ну да, она и вам знакома, да, я помню. …Она сейчас отдыхает на Кипре, уехала на пару недель.
Мей осторожно выглянула в окно. По дороге, что проходила не так далеко от дома, ехали машины. Их было немного, но они были. И пока проезжали мимо. - Мерфи, мне это не интересно. Я увидела, что хотела, вы - выбирайте уже скорее картину, и едем.
-Да, вы правы. Но…мне бы хотелось, посмотреть остальное.
-Ладно. Пока нас никто не торопит.
-А это? …Вы видели точку? …Что, по-вашему, это было? Мей, нас тут не подстрелят? Мы же ничего не взяли. Мы только зашли посмотреть, …ведь так?
-Так. - Мей не поняла, в чем суть испуга и ответила неопределенно. - Вам показалось, Мерфи. Считайте, что всё это вам показалось. Смотрите, смотрите всё: картины, оружие. Здесь есть коллекция бронзы, гравюры, расписанные на тему обмундирования солдат Наполеона I.
-Боже, Мей, какая бронза?! Я посмотрю картины, …э…возможно, что-то и выберу. …Какие гравюры, тут бы ноги унести... свои собственные. 
-Думаю, мы успеем увидеть здесь всё.  - Мей вздохнула и пошла в другую комнату. (Про себя) «Да, похоже, всё это сон. …Неужели я была здесь когда-то счастливой? Куда всё делось? …Ушло с ним? Светлыми днями, в доброй памяти мы были счастливы и вот, …неужели всё, …впрочем, я и не надеялась на вечность».
Из темноты оставленной ею комнаты с камином донеслось: «Мей, не отходите далеко. Пожалуйста, давайте, ходить вместе. Если честно, мне что-то не по себе. …И эти картины, они не могут быть подлинными.
-Они подлинные.
-Черт, …как же я в такой темноте определю, говорите вы правду или нет?
Приблизившийся огонек лазерного прицела она приняла за результат издерганности своих нервов. – Всё сон.
Мейди завернула за угол соседней комнаты и скрылась с глаз Мерфи.  - Успокойтесь, Мерфи, я рядом. И в моей руке …палаш. Всё нормально. Любуйтесь. Перед вами подлинный Верещагин. Не каждому так везет.
Мерфи оглянулся на стену, где висел палаш. Тот был на месте. «Она врёт! Всё враньё! Черт, …а как же Верещагин, как же похоже, что это она - та самая, похищенная в России картина. Черт, …черт, Мей, не отходите далеко, слышите меня?!»
-Хорошо, хорошо. 
***
(Из былого, навеянное предметами и аурой дома)
« …-Я бы хотел, чтобы мы поехали в моей машине. Пожалуйста, Мейди, …в мою.
-Как тебя зовут? – Мей огляделась, прежде чем спросить имя парня, которого сама же пригласила на свидание.
-Меня зовут Тед. Фамилию тоже называть? (Тут же, будто заранее отказывая ей в ответе) Нет? Достаточно? Тогда, садись в машину.
-Достаточно? … Не знаю. – Мей улыбнулась, игриво поведя спешно подкрашенными глазами.
Молодой мужчина настаивал, не улыбаясь. – Давай, в машине  поговорим, хорошо? …Садись. Мей, пожалуйста.
-Мы спешим куда-то?
-Нет, но… садись. Пожалуйста, Мей.
Мей поняла, её поторапливают.
Мейджун Брукс – особа сорока лет, обожженная жизнью женщина-мать, дамочка в принципе не теряющая надежд на новые радости.
Мей всегда пугалась слова «счастье». Она не доверяла ему. Слишком оно было быстротечным. А в её жизни – так как-то особенно быстротечным. А вот радости – те случались и часто. Их она находила себе сама. Натрудит спину за день, потом подкрасит губы, подведет глаза, взбрызнется чем-нибудь нежным; нарядит тело в гладкие ткани и – ай-да, за радостью, пряча свои огрубевшие руки за спиной какого-нибудь приблудшего мужичка!
Повидала она их немало. Знавала разных. Была бита грубыми, сама часто трепала тюфяков, и торопливые тоже случались. Последних она называла «кроликами». Такие  - тоже были. Они «любили» её в подсобках кафе или прямо на разделочных столах кухни. Однако женщине, уже знающей, что впопыхах  Луны с неба не достать, «торопливые» не нравились. Мей считала их «наихудшим вариантом». Но вот кого эта дамочка вовсе терпеть не могла, так это мужчин, прикидывающихся бедными и, разумеется, трусливых. 
Нагнувшись ниже, к салону машины, Мей взглянула в лицо молодого мужчины. – Мне кажется, или ты торопишься?
Справляя нужный ей интерес, Мей обратила внимание на один факт: парень приехал к ней, не переодевшись. Не прилизался, не сбрызнулся ради свидания парфюмом, а как был, ужиная в семь за столиком в её кафе, так к одиннадцати туда же и подъехал. А ведь как бы прибыл по приглашению женщины, не скрывающей своих намерений.
-Мей, садись в машину. – Тед улыбнулся, но как-то без радости. Будто не приглашал, а настаивал.
В глазах его – полное понимание того, что она уже согласна ехать с ним. Хоть за край, но ей хочется слегка поднять свою самооценку.
В его действиях и на словах - ни хамства, ни развязности. Женщину это устраивает.
Но тут случилось кое-что. К ним подъехала машина. Она резко притормозила у двери кафе, и новый знакомый Мей весьма быстро среагировал на это.
Он  моментально захлопнул дверь, а руки его дернулись к ключу и рулю. И Мей поняла: мужчина, представившийся ей Тедом, живет НЕ БЕЗ ПРОБЛЕМ.
Она не дура – сразу догадалась, её новый бой-френд кого-то серьезно боится.
Подъехавшей была машина её сына. Парень в рост Теду, может, чуть младше возрастом, но с усталостью в глазах и нервозной подвижностью в теле. В салоне его машины, на заднем сиденье спала полуголая девушка в косах.
Парень приспустил окно. То есть, сын даже не взглянул на знакомого матери, сразу обратился к последней с требованием: «Мать, дай стольник! Я верну. Позже. Едем поиграть к Тони. Обещаю, больше не ставить».
Мей нахмурилась. Её лицо дернулось и, будто сменило маску бывалой любовницы, на  ту, что  до конца жизни носят матери наркоманов. – Чарли, ты же обещал…
-Хотя бы двадцатку, мам, …это ж немного. Говорю, больше не поставлю. Так, для участия в игре.
Мей смотрела на сына, переводила взгляд на спящую пьяную девушку. Вздыхала. – Чарли, правда, …у меня совсем нет…
-Мать, дай! Я же не миллион прошу. Спроси, Мэри, мы едем к Тони на игру.
Чарли грубо растолкал подружку. – Эй! Чё, уснула? …Эй, проснись! Скажи матери, мы едем играть в настольную игру к Тони. Скажи, ну!
-А где она? – Девушка вытаращила глаза, двинувшись к окну, но она явно не проснулась окончательно.
-Да не твоя мать, а моя! Ну же, скажи: мы едем к Тони.
-К Тони. Да, едем. …Эй, но мы стоим.
-Да пошла ты! – К матери. – Мам, сотня меня устроит. Я поставлю двадцатку, а остальное – на пиво. Ты же знаешь, к Тони дешевле ехать со своим. Я отработаю, мам. Завтра с утра тут буду. Я отработаю!
Это она когда-то сказала ему: «Лучше б ты пил». Теперь сын давит на это, требует денег не на дозу, а на пиво. Тех денег, что включает в себя его пособие по безработице, никак не хватает на встречу с друзьями. Кстати, о друзьях, – это тоже ЕЁ бзик. Она говорила сыну: «Эх, был бы у тебя постоянный друг или подружка, не тянуло бы тебя к игле», - вот – спившаяся Мэри Джонс и друг Тони – содержатель карточного притона – это теперь у её сына навсегда. Друзья – подруги.
Мейди, что касается её сына, во многом чувствовала собственную вину. Но как вернуть того маленького, голубоглазого мальчика Чарли, чтоб заново и уж теперь только правильно воспитать в нем порядочного, достойного американского парня?
Ничего обратно не вернется. И мальчик Чарли, – увы.
Мей не повернула головы к тому, кто внимательно отслеживал её проблему, слегка углубившись в салон своей машины (то есть, скрыв лицо от накатившего на неё сыночка). Она сунула руку в свою сумочку, достала одну купюру, нервозно сунула её назад, заметив, что та слишком крупна для ставки в вист. Достала парочку других, и сунула их в руку сына. И грустно повторила то, что говорит всегда: «Чарли, пожалуйста, под утро окажись рядом».
-Да!
-И не ставь больше двадцати, ты же снова попадешь к нему в кабалу.
-Что ты болтаешь?!
-Чарли, ты обещал…
-Сказал же! – крикнул сын, а его подружка спросила: «А кто это был?»
Машина парочки быстро отъехала, исчезла в темноте начинающейся ночи.
Мей, явно смутившись, защелкнула замок сумки. Постояла так, будто давая сгореть остаткам вспыхнувшего дурного настроения, потом выдохнула дух боли, выпрямилась и, гордо развернув шею, посмотрела на машину …у её ног.
Вернее, на машину того, кто НЕ ОТКАЗАЛСЯ встретиться с ней и даже торопил со свиданием.
Машина Теда  выглядела новенькой, чистенькой, но из «местных». Это был синий форд мондэо. Лица его хозяина с высоты задетой женской гордости видно не было. Мей усмехнулась про себя: «Скрывается? Или что-то скрывает».
Женщина решила, что Тед или знаком с её сыном или  не желает светиться в её обществе. И она задумалась. Как поступить, если вдруг её предположения верны? Как поступить ей, одинокой, готовой развеяться от забот, женщине, но в то же время, не желающей оказаться в дурах; как поступить, если парень, что зовет её покататься в своей новенькой машине, трус? Вот уж кого эта женщина терпеть не могла, так это «ссущих в штаны кавалеров».
Но Мей никогда не спешила соваться  в ситуации, ведущие к самобичеванию. Потому всё же решилась с парнем пообщаться.
Она чуть-чуть пригнулась. – Эй, а почему в твоей машине? У меня марка поинтересней твоей будет.
Тому, кого «высвистнули» на «эй», потянулся и открыл дверцу. – Мей, присядь, поговорим в моей машине.   
Мей нагнулась, преломившись в поясе. – А что случилось?
Тед потянулся и взял её за руку. - Мейди, всё в порядке. Ничего не случилось. Но…мне не нравится это место.
-А вот тут полегче, миленький. Это моё кафе и это вполне себе место.
-Мей, я объясню.
Мей выпрямилась. – Что объяснять, миленький, если ты чего боишься, тогда…- женщина оттолкнула руку мужчины и сама захлопнула дверцу.
Но от машины она НЕ отошла. Просто огляделась по сторонам. Была в ожидании.
Тед снова открыл дверь, снова протянул ей руку. – Я всё объясню, только давай, отъедем. Пожалуйста. Дело не в твоем  кафе. И не в тебе, честное слово. – Парень настаивал, прося. - Мей, правда, …это из-за меня. Я объясню про свои фобии, но нужно отъехать. Пожалуйста, …МИЛЕНЬКАЯ.
Тед взял её за руку. – А может, ТЫ чего-то боишься, а, МИЛЕНЬКАЯ? Или передумала?
Он не выпускал её руки из своей. Наклонившись, он смотрел на неё снизу вверх. Но как-то нервозно.
Чутким женским чутьем Мей поняла, что он уже готов это сделать - кинуть упрашивать её. Особенно она почувствовала это, когда он дважды повторил ЕЁ словечко – «миленькая».
А тут дело усугубило ещё одно обстоятельство.
Как назло, на кухне зажегся свет и тут же осветил картину рядом с фордом.
Мать и дочь – уборщицы – взялись за еженедельную генеральную ночную уборку кафе. А тут заметили хозяйку и решили, открыв дверь, поздороваться.
Мей махнула им.  – Привет! Да, …хорошо, но…я занята. - Она отвернулась от двери, устало оставив заботы за спиной.
Низко наклоняясь к салону машины, она снова заглянула в глаза парню. – Послушай…
Из кухни: «Может, что ОСОБЕННО помыть, а, мисс Брукс? Мы готовы.
-После! – хозяйка отмахнулась от усердия, противнее ей теперь самих мух. – Да ну вас, нашли время. После! - Она чуть ли не наполовину всунулась в салон форда. – Тед, что не так? Можешь сразу сказать?
Мужчина успокоился. Он будто уже никуда не спешил. Он пережидал её колебания с холодным равнодушием в лице. Глядел вперед. Но когда она коснулась его лба, и провела рукой по волосам (истинно материнский жест), он тут же повернулся к ней и повторил свою просьбу: «Давай, уедем отсюда. Где-нибудь посидим, поговорим. Если ты всё ещё этого хочешь.
Она устала воевать. – Где-нибудь, это где? Где упаду, что ли? Знаешь, я НЕ ТАКАЯ!
Женщина переигрывала. Тед вздохнул (терял терпение). Он снова посмотрел вперед, на дорогу.
А тут две усердные дуры снова высунулись из-за двери, видимо, желая взглянуть на «новенького в липких лапках хозяйки». – Мисс Брукс, а можно мы…
Тед взял Мей за руку. Женщина, молча, лягнула ногой в сторону дур, сама же так и осталась в неудобной позе, наполовину всунувшейся в салон форда. – Тед…
-Мей… - он взял её руку обеими руками, и сильно сжал, чтоб поняла, что он …теряет терпение. (Вот, действительно: сама же напросилась, теперь забавляется, мучает его ожиданием в какой-то подворотне!)
Мей почувствовала тепло и силу мужских рук. Волной - смесью радости и удовольствия  заставило её сердце забиться чаще. – Тед, ну…хорошо, в твоей.  Но…
Самка, вечно безумствующая в ней, господствующая над её разумом, заставила её потянуться всем телом и, рискуя потерять равновесие, удерживая болтающуюся сумочку на локте, она протянула руку и коснулась ею щеки Теда. – Но куда ты зовешь меня, куда мы поедем, …Тедди - мальчик?
А руки «мальчика» оказались весьма сильными и шероховатыми. Это было неожиданностью для Мей.
Тед появился в её кафе с неделю назад. Сидел за столиком, обычно спокойно дожидаясь исполнения заказа. Она заметила его пристальный взгляд в свою сторону и решила обслужить сама. Тормознула немого китайца: «Минуту, Мим, этот – мой», - и сама принесла парню ужин.
Обслуживая, Мей как раз обратила внимание на  красивые руки парня. На его длинные ровные пальцы с ухоженными ногтями. «Пианист», - подумала она о посетителе, приняв  его за «лоботряса музыканта». Теперь, когда он силой удерживал её, она бы сказала о нём иначе. Перед ней был мужчина, который не гнушается  грубой ручной работой. Теперь, она решила, что «он может быть даже  краснодеревщик». «И глаза не вороватые. …Так чего же я медлю?». 
Тот, кого вывели из сорта «вороватых» из-за обветренных рук, тоже кое-что определил для себя. Настроение женщины изменилось в его пользу.  – Куда хочешь. Можно к тебе, ко мне, в баре Хоппера есть отдельные кабинки, там можно спокойно…
Мей перебила: «А к тебе, это …куда?»
-Едем в Пасадену. Сейчас. Я готов.  - И тут же он тянет её снова. Снова заспешил. -  Садись, едем!
-Что-о?! – Мей тихо рассмеялась и осторожно высвободила руку и высунулась из салона машины.
Её кафе располагалось в северном районе Лос-Анджелеса. Отсюда до Пасадены как до Луны.  – Вот уж! Не ближний свет предложил, в Пасадену…- Мей оглянулась на кафе. Там явно подслушивали их разговор.
Но парень ей нравился. Она была согласна ехать с ним.
Ещё немного она поборолась с собой (в дуры ей никак не хотелось), а потом …все же присела в салон. – Ну ладно, …уговорил.
Тед стиснул зубы, чтоб не хохотнуть. Он даже отвернул лицо от женщины, красное драпированное платье которой впитало в себя запах жареного лука и духов от шалуньи  Шанель.
Однако он действительно был рад тому, что уговоры закончились. Улыбнулся, вздохнул и тут же завел мотор. – Значит  - ко мне.
Мей усмехнулась. Взялась рукой за руль. – Не-не. Никаких. Давай к Джону. Вчера там инспекторы были. Так что сегодня у него чисто. Он мастер по мясу, остальное - так, средний класс. Но его бармен делает неплохие коктейли на водке.
- Ах, так…
По тону Мей поняла,  Теда вовсе не интересуется водкой.
Но он был откровенно рад, что та  заинтересовала женщину. – На водке? Славно! Едем к Джону!
- Да, у него запасы русской водки. - Женщина закурила. – Кивнула. Потом, зажав сигарету в губах, вскинула руки и элегантным жестом взбила на голове волосы. – Он вообще-то не Джон, ты знаешь об этом? Он  Иван Хопров. Ну, за пять лет, что живет здесь,  стал уже Джо Хоппером.  - Выдув дым носом, зажав сигарету в тонких цепких пальцах,  Мей, заговорив о близком ей, улыбнулась более раскованно и даже как бы нежно. – Там посидим. А потом – посмотрим.
Свободной от сигареты рукой она тронула волосы на голове парня. Просто коснулась пальцами.
Ей понравилось. Темные волосы были жесткими, непослушными.  Она потянулась сделать это ещё раз. Но Тед мотнул головой, дав понять, что такие нежности  - это его не устраивает.
Мей решила, что он не хочет, чтоб его отвлекали в дороге. Она не обиделась. Выпрямилась и затянулась сигаретой.  -  Я знаю, парни из Пасадены любят у меня ужинать. А что они любят ещё - я не знаю.
-И многих знала?
Мей сделала затяжку ещё разок и, заметив, что Тед закурить не торопится, выкинула сигарету за окно. Махнула рукой, будто выгоняет дым. – Кого знала – того забыла. Теперь ты скажи, …Тед – это имя, которым тебя подружки называют, а вообще ты кто?
В ответ  - пожатие крепких плеч. 
Тед хмыкнул. – Ну, а как ты считаешь, кто я? …Нет, давай начнем с тебя, кто ты?
Она кокетничала. - Типа: по старшинству? Ах ты, проказник! Ладно, прощаю. Ну, я…
Мей – женщина без комплексов. Из тех, кто родился в грязи, и на закате, -  уж точно, её не завернут в розовое. Она - хорошо прожаренный кусочек. Не даст себя съесть запросто. Ей всего лишь сорок. И хотя подчас она чувствует себя совершенно разбитой бестолочью, старой и глупой кошкой, не желающей скрыть свои желания, она никогда не признается в этом. В существовании таких минуток в её жизни – она не раскроется никогда. Никому! Вот и теперь, она спрямила спину, широко улыбнулась, и, чуть щуря глаза, муркнула: «Я… - женщина!»
-Вот так сюрприз. …Ну, тогда я – мужчина. – Тед осторожно хохотнул. - Что, теперь всё устраивает?
Такое разрешение вопроса его явно развеселило.
И Мей, как будто тоже. - Да! Меня …вот сейчас - вполне!
Фамилия парня, которому Мей на вид дала бы не более тридцати, была Лоренс.
Она заметила на заднем сиденье раскрытую барсетку, из которой торчал пластиковый уголок водительских прав. Ничуть не смущаясь, она потянулась и вытащила документ. – О, Лоренс!  Красивая фамилия. Где-то я её слышала, …а! точно, так звали одного из наших сенаторов. …Родня? (Молчание и немного осуждающий взгляд через зеркальце над лобовым стеклом) …Нет? Ладно, и так пригодишься. Ха-ха-ха! …Хотя жаль, не скрою, люблю богатеньких. …Ха-ха-ха, но! богатых - побаиваюсь. Первые - щедрее душой, вторые – наглостью. Вторые  - не мои! Ха-ха-ха…
Она вообще часто смеялась. Её красиво звучащее «ха-ха», по-видимому, очень нравились Лоренсу. В такие моменты он всегда поворачивал к ней лицо и улыбался. Чему-то своему.
Мей сунула права назад. Никакой беспардонной дикаркой она себя не чувствовала. Даже напротив, узнав фамилию, возраст «новенького» и штат проживания, ей стало СПОКОЙНЕЕ.
Много их Лоренсов в Калифорнии и на свете вообще. Откуда ей было знать, что она навязывает себя именно ТОМУ Лоренсу, который прославился нелепостью ситуации: миллиарды по банкам, а взять нельзя? Откуда ей было знать, что она улыбается и дарит нежности тому, кого много лет в виду безропотности держали за сиделку и опекал застреленный несколько лет назад сенатор. Кого, в виду неудачной кастрации, и мужчиной-то можно было назвать теперь только с натяжкой, - откуда тогда ей было всё это знать, ей - Мейди Брукс, дальше своего кафе носа не сующей. Она и понятия не имела, с кем едет пивнуть водочки у Джона - Ивана и в какой дом её повезет расслабиться этот подросший и поздоровевший мальчик-неудачник.
И о том, что ехать туда и ему, и ей придется, таясь,  - этого по смазливому лицу парня, по лучикам, идущим из светлых его глаз, умно  и пытливо ощупывающих откровенное декольте её красного платья, - она, прожившая сорок лет на «своём» свету, никак не могла знать. Её глаза видели одно -  намеренье юноши  оттянуться с ней этим вечером. И только!
А с чего начался его интерес к ней? Ей – это  бы точно в голову не пришло!
Оказалось, всё дело в утерянном ею когда-то документе.
Лоренс свернул в сторону прибрежного кафе, решил поужинать. И заметил там ЛИЦО с документа, уже полгода валявшегося в бардачке его машины. А потом ещё: ему понравился её замечательный смех.
Эти её чуть хриплые, отрывистые, но вместе с тем очаровательные, женственные ха-ха-ха – кое-кого ему напомнили. И только-то! Но, увидев женщину при луне, приглядевшись к её тоскующему взгляду,  парень решил, …а почему бы нет?
Он разгадал смысл преображений женщины в кошку. Женщины, затюканной ежедневной рутинной работой, но ещё не растерявшей привлекательности - ей захотелось ласковой встречи. Знакомства, так сказать «поближе». Он поразмыслил немного и понял, что ничего не теряет, а даже наоборот, облегчает себе жизнь, заполучив в подруги сильную, самостоятельную женщину. И он решил – берём, само в руки идет!
Положительное сальдо всё и решило. Лоренс не стал сразу возвращать найденный им документ женщине – растеряше, а… согласился на свидание, предложенное ею. И даже стал НАСТАИВАТЬ на нём.
- А вот и оно!
В кафе Хоппера все столы были заняты. Лоренс снял отдельную кабинку со столиком и диванчиком. То есть, СНИМАЛА кабинку Мей – знакомая хозяина кафе, но предполагалось, что платить за диванчик будет её новый друг.
Тот угостил свою женщину дорогим коктейлем. Себе взял чистую водку, но почти не пил. Он выжидал, когда хохочущая подружка напьется и  согласится ехать с ним … «хоть на край света, хоть в чертову Пасадену».
Взгляд Лоренса оставался трезвым, немного вкрадчивым. Тед был в превосходном настроении. Тоже много смеялся над шутками дискача -  конферансье. Веселила его и быстро пьянеющая Мей.
И вдруг, то есть, для Мей весьма неожиданно, он задал вопрос, на который не приходится отвечать шуткой.  – Так у тебя есть дети?
-Да. Двое. Ты удивлен? – Женщина поелозила на его коленях. - Хочешь сказать, что ты решил, что мне семнадцать? … У меня двое детей: сын и дочь. Сына ты видел. …Ты удивлен?
Он осторожно рассмеялся. – Да нет. Я…знал.
И Мей рассмеялась. – Ха-ха-ха, так я пью «трюффле - матрини» за одним столом с медиумом!
-Ну да. Тебе со мной явно подфартило. – Лоренс посмотрел на стакан с водкой и, повертев его в руке, поставил на стол. – Тебе не нужно рассказывать о детях от незаконных связей, врать о не семнадцатилетнем возрасте, я действительно ВСЁ о тебе знаю.
Мей, выпрямившись, оправив вырез платья, совершенно серьезно продолжила начатую им фразу: «…Всё? Это ты про мои невыплаченные кредиты? Ха? А у меня есть ещё чем тебя удивить?»
- Судя по месту, где ты прописана, хвастаться тебе нечем. 
Мей глубоко кивнула. Вдохнула воздуха, допила свой коктейль и … крепко, тесно обняла своего «миленького». -  ...А я сразу поняла, что что-то не так. …Да, сразу. Это останавливало меня, не хотелось садиться в твой дешевенький фордик. -Улыбка. Грустная, чисто бабья.  - Раньше со мной такого не было. Марка машины – тут не причем. Я обычно не ломаюсь. Но ты, нет, правда, что-то мне подсказывало, что не зря ты так настаивал, так ты из НАЛОГОВОЙ?…
-Я? Нет.  Хотя…
Мей скривила губы. – А ну, давай… - она отвернула лицо, пряча разочарование, резко сузившее её зрачки, -  давай, выкладывай, откуда информация?
Мей взяла тедов стакан с водкой и …выпила её всю, хрустнув в зубах кусочком льда. 
Он выждал паузу. Потом, вполне миролюбиво предложил: «Хочешь, я закажу ещё? Тебе как будто понравилось».
Она улыбнулась. - Нет. Мне хочется другого. – В глаза ему. - Желаю знать, кто ты, мужчина по имени Тед Лоренс, двадцати девяти лет, проживающий в штате Калифорния? …С кем ты говорил обо мне?
-Допустим, …со звездами.
Он говорил с ней тихо, явно осторожничая, будто желая не вспугнуть.  В его глазах она читала обожание, его руки были насколько можно… аккуратны и нежны. И осторожны.
Другие мужчины в  первые же минуты знакомства сразу ставили точку над «i». Они лезли ей под юбку, лапали лиф, поглаживали её по коленям и спине. Этот – кончиками своих шершавых пальцев едва касался её щеки, мочек её ушей. Он явно чего-то не договаривал. «Или хитрит», -  решила Мей. -  Нет, нет, давай, договаривай, раз начал.
-Успокойся. С людьми я о тебе не говорил. – Тед хмыкнул и задрал голову. – Не уверен,  найдутся ли у нас общие знакомые. 
Наверное, он только что заметил крутящийся под потолком блестящий шар. Потому повторил: «О тебе - только со звездами. – Улыбнулся и добавил. - И ещё …вот это. Находка случайного прохожего. …Честно, мне это не было нужно. Увидел фотографию и …зачем-то забрал с собой.
Лоренс достал из кармана утерянный ею полгода назад паспорт. Мей узнала бисерную обложку, купленную у соседки индианки. Она даже помнила, где она потеряла документ – на вокзале в Сан-Франциско. Забыла на столике в кафе. В косметичке.
Мей потянулась к паспорту. Но в руки взяла не сразу. Она медлила.
Какое-то странное чувство охватило её, когда она увидела свою старую фотографию.
Взять в руки утерянную вещь, когда-то важную, теперь – не имеющую значения, но остающуюся личной – это немного грустно. Мей забрала паспорт.  – И где же тут написано, что я неудачница? Ты сказал, что «мне нечем похвастаться».
Вещь явно была лишней в её руках. Она огляделась, будто в поисках …урны, в которую бы желала её выбросить. Кинула документ обратно на стол. Отшвырнув подальше от себя.
Лоренс украдкой следил за сменой её настроения. Он решил, что смутил её ЧЕМ-ТО.
Он накрутил на палец  длинный локон её волос и понюхал его. – У тебя синие глаза и темно-каштановые волосы. Ты любишь крепкое и терпкое. Ты не могла родиться летом. Не могла родиться при свете. – Он приблизил к её лицу своё лицо и осторожно поцеловал в губы. - Мама родила свою дочку двадцать первого ноября ближе к полуночи, так? – Он закинул голову, посмотрел на блестящий вертящийся шар под потолком зала и закончил отгадывание. – А ещё ты солгала, что любишь богатеньких. Ты просто сексуально зависима. Хотя …это не просто. Я понимаю.
-Что ты понимаешь, …мальчик... – Она кисло улыбнулась, продолжая сидеть у него на коленях.  Хотя уже несколько минут чувствовала себя не в своей тарелке.
Он поочередно поцеловал её губы, руки, щеки, лоб, нос, потом снова -  губы. И ответил, глядя  в глаза. – Мей, …я тоже страдаю этим. И мне тоже все равно молодая – немолодая, богатая или нет, …я, как и ты, обхожу агрессивных. И выбираю сильных. И чистых. - Он улыбнулся. - Ну что, едем?
- Что-о? – Мей рассмеялась. Натужено и хрипло. – Ты,…ты…(неудачная попытка рассмеяться вызвала кашель)… ты вот что, так ты, …ты, …хорошо! Сначала, да? Ну тогда, давай, ещё коктейль.
Он заказал. – …И сразу счет, пожалуйста.
Мей пересела с его колен на край дивана. И, подняв руки, будто хочет схватить шар над своей головой, принялась поправлять прическу. (По-видимому, она любила, успокоить себя поглаживанием по волосам).
- Что ещё? - Лоренс прикурил для своей женщины сигарету. Протянул ей.
Мей что-то промуркала, затягиваясь дымом.
Он повторил: «Едем ко мне. Дела в кафе могут подождать. …Могут? - и тут же, - Могут! У тебя есть дочь». - Тед заглянул в счет, посопел, кинул на стол купюры, внимательно пересчитав их. Потом, совершенно не обращая внимания на оценку в глазах женщины, ещё раз посмотрел в счет (прикинул размер чаевых), пошарил по карманам куртки, нашел мелочь, пересчитал дважды и высыпал её на стол. – Так: кафе – подождет, а я – не могу. – Улыбка к Мей. - Мы оба – не можем. Так что идём, нам пора».
…..
Она до сих пор не знает, почему она тогда пошла за ним.
Её старый паспорт, нетронутый ею стодолларовый коктейль и дымящаяся сигарета, зажженная им для неё, -   всё так и осталось на столике рядом с его платой за её приглашение провести «вечер на пару».
***               
Мей вздохнула. То, о чем она думала, - всё было позади. И как оказалось, это вовсе не было страшным. Напротив, тогда ей было весело. Бесшабашно.
Чуть успокоив себя, она обернулась к Мерфи. Тот стоял рядом. От него воняло сыростью. «Он лазил в фонтан? Что ж, значит, увидел всё».  – Я так понимаю, вы решили прекратить осмотр дома?
Мерфи дернул плечами. – А стоит ли? Если это те, которые были в красном кадиллаке, тогда, думаю, нам лучше убраться.
-Вы взяли что-нибудь?
-Я не…
-Ну хотя бы Верещагина? Рама пусть висит, а вы срежьте полотно.
Мерфи быстро покрутил головой – нет-нет. – Как можно?!
 Мей вернулась в комнату с камином. Туда, где висела картина с задумавшимся Наполеоном.  – Уверяю вас, он подлинный. Он краденный, но…подлинный.
Она сама не понимала, почему она кружит именно вокруг каминной комнаты (получалось, что возле картины Верещагина). Её будто магнитом тянет к камину. Тихий, без жизненного огня, он пугал её почерневшим зевом. Мей отметила, что исчезли щипцы для углей. Пара. Старинной работы. Черненая сталь с амурчиками на ручках. «Украли».
Мей задрала голову. Посмотрела на картину и повторила: «Верещагин краденный. Но подлинный».
-Верещагин  - пусть себе. Пусть он подождет любителей баталий. Я не гожусь для приключений. Думаю, вы уже поняли, что зря выбрали меня для этой  поездки, Мей.
Она никого не выбирала. Из кого ей выбирать? Поехала с тем, кто решился нарушить закон и посетить подозрительный дом с кучей ценных вещей; в дом,  находящийся под надзором и полиции и алчных спекулянтов. А ещё тех, кто сегодня ночью стрелял в них с Мерфи из проезжающей мимо машины. Красный кадиллак. Мей, жутко перепугавшись, тем не менее, запомнила номер машины. (Но тут же, как только кадиллак промчался мимо них, съехавших в обочину, она успокоила себя, что даже если б не запомнила – не страшно, номера наверняка были фальшивыми).
Мейди заглянула в глаза человеку явно слабому, явно трусливому, но на редкость честному собирателю картин. – Мерфи, если дело во мне, то вы ничем не рискуете. Уверяю вас, я умею хранить тайны. Возьмите то, что вам понравилось. Вы же влюбились в эту картину. Я же вижу, вы готовы царапать её и лизать…– Она стояла напротив картины Верещагина. – Взгляните на Наполеона. Он раздумывает, как лучше напасть. Он берет Москву. Это ж всем только снилось, а он, он  маленький, но очень смелый воин. Он Москву взял.
-Вы провоцируете меня. Но…напрасно, Мейди. Я - не воин. И не вор.
(Будто её и не прерывали). - …Он  - МУЖЧИНА! …А вы?- Мей оглянулась на человечка притихшего за её плечом. Не оборачиваясь, погрозила пальцем.– После вам будет стыдно за вашу честность. Если вы уйдете из этого дома, не взяв ничего,  я …перестану вас уважать, Френк.
Это прозвучало как абсолютная провокация.
-Мей, а почему бы вам самой НЕ СРЕЗАТЬ Верещагина? Вы прямо-таки вьетесь вокруг неё.
Та, которой был задан вопрос, вздохнула. Задрала голову выше и стала смотреть на Наполеона. Тот раздумывал: что даст ему взятие палёной столицы? – Я не могу. …Нет, я могла бы, но,…нет. Мне мешает, …мне мешает знакомство с владельцем картины. Для вас же он – чужой человек. Человек, пользующийся краденым. Вы, давайте, смелее, я -  не могу.  – Мей улыбнулась. Она разглядывала фигуры генералов, перешептывающихся за спиной Бонапарта. – С некоторых пор я верю в импульс своего подсознания.
-Бросьте! Вы просто боитесь. Ведь хозяин сего может объявиться…сегодня, завтра, …через год. – Мерфи оглянулся на окно.
(Будто её и не прерывали) -…Моему шестому чувству я доверяю. Что-то смущает меня, …что-то останавливает. Что-то запрещает касаться всего этого. Господи, знать бы, что?
- Шестое чувство – это ерунда, Мей! Если что, вы всегда можете сказать, что Лоренс подарил вам эту вещицу. Да, подарил. Но… без дарственной. На время. И  вам не смогут предъявить обвинение. По крайней мере, пока Лоренс отсутствует, вы можете владеть этой вещью, любоваться ею, разгадывать её тайны...
Мей вздрогнула. Будто Мерфи дал ей подсказку. – Что?  Что вы сказали, тайну? А …вы правы, я возьму…что-нибудь. Что-нибудь другое.  …Другое, не картину. – Она повертела головой, не присматриваясь к деталям интерьера. – Что-нибудь. …Вот там, в углу …лошадь. - Она махнула рукой в сторону семисоткилограммовой статуи лошади, -  или …палаш. Он мог бы …пригодиться.
-Палаш? Вам?!
-О! Это – да, это очень полезная вещь. Мне говорил Тед. - Мейди снова уставилась на картину Верещагина. – Мерфи, не скрою, я люблю военных. Такие статные. …А вы, вы уже выбрали что-нибудь?
Мерфи скромно улыбнулся. – Вот. Вот и я. …Да, я не смелый человек, я не воин. Но я собираю картины. Я их защищаю от порчи и воровства. …Я устраиваю их в приличные дома, как своих дочерей. …Мей, не провоцируйте меня. Пожалуйста, не надо. Мне очень трудно сопротивляться такому высокопробному искусу. – Он тоже взглянул на картину Верещагина. – Хотя, …я надеюсь, что я… посмею. – Вздох. – Нет. …Нет, я …физически не способен навредить картине.
-А они, - женщина кивнула в сторону окна, - они – могут. Определенно. А вы, вы останетесь с носом.  – Она обошла Мерфи и села в кресло, стоявшее напротив камина и картины с раздумывающим Наполеоном.
В комнате стало тихо. Тихо, но не совсем. Что-то нервное магнитило взгляд и мысли Мей.
В дальнем углу каминной комнаты тикали часы, не шедшие никогда. Они  тикали, отсчитывая секунды, минуты, свой час. Мей не слышала звука ухом, но нервами – да.
Мерфи приблизился к камину. Задрал голову. - Вы точно знаете, что она подлинная?
-О, Мерфи!.. – Мей готова была расхохотаться от злости.
- Значит, картина была похищена. А может это всё же подделка? …Нет? Но тогда о похищении было бы объявлено русскими. Я бы слышал, я бы знал. …Их музей …
Женщина поняла, жадность коллекционера пересилила совесть. Она равнодушно дернула плечами и успокоилась. – Хотите, верьте, хотите – нет, только Лоренс сказал, что картина была вывезена из  музея самими музейщиками. В годы перестройки русским было не до картин с баталиями. Они продавали ворованные раритеты ради колбасы и водки. Дядя Лоренса купил это полотно на границе СССР с Китаем. За цистерну спирта сырца. Ту прицепили к составу, и … тот пошел, как Наполеон, …на Москву. А картина – поплыла через океан. Определенно. Да и вообще, здесь фальшивок нет!
-Вот оно что, …так это, это не копия?..  – Мерфи все пытался рассмотреть картину Верещагина в целом.
Данная картина не отражала момент баталии. Зато весомо, объемно показывала величайшие сомнения гения баталий. ЕГО РАЗДУМЬЯ и терпение.
А Мерфи стало невтерпеж.   - Неужели, это так, Мей? И Адам настоящий?…И Месонье? Что, сам Эрнест Месонье?  …Да ответьте же!
Женщина устала отвечать на один и тот же вопрос. Она посмотрела на свои ногти. Обломанные в большинстве.
- Я, пожалуй, взгляну на Адама. Картина небольшая,… я взгляну.
Мерфи уже и забыл об осторожности. Он побежал в соседнюю комнату и там, по-видимому, упал, обо что-то споткнувшись. Мей услышала всплеск воды, но не удивилась этому.
Мерфи довольно быстро вылез из комнатного фонтана, на треть заполненного стоялой водой,  и тут же кинулся, разглядывать стены комнаты.  – Адам? Вы сказали,…Мей, так картина подлинная? …Боже, я нашел его…
Женщина не отвечала, она устала от вопросов в собственной голове,  потому не слушала Мерфи. Присмотревшись к проему, не заметив там своего компаньона, она достала из кармана зажигалку, щелкнула, выбив огонь, и поднялась с кресла.
Она подошла к камину и оглядела каминную полку. - Ничего. А где же …Девушка с веером? …Где же эта утяжеленная бетоном фарфоровая святость семьи?
***
(Из навеянного воспоминаниями)
« - Это твой дом?
Лоренс неопределенно кивнул. Он вышел из машины, помог выйти Мей. – Да, теперь считается, что мой.
-Последнее пристанище усталого художника?
Она понятия не имела до встречи с Лоренсом о наличии того самого шестого чувства у себя, совсем не зная, что за дом и что за Лоренс, она так и сказала: «пристанище художника».
- Ты, что-то сильно петляя к нему, ехал. От «хвоста» уходил?
Лоренс хмыкнул. - Пойдем. – Обняв женщину за плечи, он повел её в дом.
С виду тот был вполне обычным. Одноэтажный дом, с мансардой. Окна её изнутри сплошь были заставлены деревом, фанерой или досками.  Вот Мейди и решила, что там наверху  мастерская.
-Мастеришь? Гляжу, дерево там у тебя, …в окнах. Я сразу угадала в тебе краснодеревщика.
-Кого?! – Лоренс рассмеялся. – Хорошо,…мне нравится!
Обойдя комнаты дома быстро, без остановок (не хотелось оказаться дурой в капкане), Мей в одночасье влюбилась. В это «последнее пристанище». Она была восхищена домом. «Вот ведь! Это всё простор. Да, я всегда говорила: такую вот роскошь придает дому простор. Ну и красивые безделушки, конечно. Картинки там всякие. А, у тебя и скульптуры есть. Кони. Из чего это, гипс? …Гранит? …Итальянский мрамор?! …Красиво…».
В доме было комфортно. Тед кругом зажег свет. После включения отопления, в доме довольно быстро стало тепло. Разожженный камин придал таинственности стенам самой большой из комнат дома. Рядом, в соседней комнате забил фонтан. Всё казалось Мей «сказкой воплоти». В комнатах диваны, бары с выпивкой и сухими закусками. В  морозильнике подвала - копчености, мороженое и хлеб. - О, да ты тут всякий кризис переживешь, не похудеешь.
-Что, кризис? Да, это верное средство от полноты. Но мы с тобой переживем, да.
Лоренс, попав, наконец, за родные стены, стал бессовестно ласков. Мей просто дурела от нежности его и игры. Проходя за чем-нибудь в соседние комнаты, он непременно приближался к ней и бессовестно целовал, жадно хватая ртом её губы. Улыбался хитро, как шкода. «Ну же Мей, а вдруг это в последний раз». Она смеялась: «Ах, в последний?»
А каким удивительным рассказчиком он оказался, каким приятным, терпеливым собеседником. Мей балдела от его голоса, ещё больше от  его  терпения слушать её болтовню о кафе, о детях, о старой маме, о  болтающих невесть что соседях.
И ещё: Лоренс оказался редким любовником. Любовником без спеси, то есть, не требующим от неё «оригинальностей». И ещё необычайно беспечным хозяином. Скорее, владельцем дома, потому как от «хозяина» - в нём мало что было. Казалось и здесь, в своем доме он всего лишь ПРОЕЗДОМ.
Мей замечала его беспечность, но относила всё это на молодость своего нового любовника.
Дом оказался шкатулкой со всякими там разными штучками, которые Мей могла бы увидеть в музеях, если бы хоть раз туда заглянула.
– Тед, зачем тебе столько картин, эти статуи, а сколько посуды с картинками, - зачем? Они везде, даже в туалетных комнатах.
-Если бы я знал! А давай спалим всё к чертям. Ты случайно не мерзнешь?
Он снимает картину – портрет какого-то важного генерала и…как бы желает её порвать.  -  Мерзнешь? Так давай, мы  их быстро…того, в камин.
Мей испуганно таращится на картину. – Тед,…нет…
Он смеется. - Ха-ха-ха…- портрет вояки легко повисает на своем месте.
В доме не было обычных спален, гостиных, столовых и кабинетов. Это были пространства.  И они были важны человеку,  не столько  живущему в доме, сколько для тех, кто входил в дом (возможно и без участия первого), чтобы оглядеться в нём и многое увидеть собственными глазами.
Что ещё поразило Мей с первого же дня знакомства с Лоренсом, то, что он часто мылся.
Но где? В комнатном фонтане! То есть, он лез туда, мылся и, разумеется, приглашал свою гостью туда же, «заняться личной гигиеной». – Иди, эта вода из крана, её можно пить.
-Ты не разоришься на фонтанах?
-Нет. Он тут один. Не беспокойся о счетах.
-Ну, если так….А вообще, кто это всё оплачивает?
-Я живу в кредит.
-Вот как, ты серьезно?! Так это же петля!
-Не моя. То есть, … в общем, я про петлю для банка. – Тед вздохнул. – Ладно. Давай, не будем об обязательствах. Иди, потри мне спину.
Частое мытье. Потом он объяснил ей, откуда «навеяло».
Тед весело рассказывал ей историю про то, как «однажды его заперли в старом винном подвале полуразрушенного дома во французском шато». «Вина в подвале давно не было. Жаль, это скоротало бы мне время. Горы прелых бочек, плесень, крысы. Пол, изрытый лисами и насекомые. Насекомые, насекомые, …их там была тьма. Я был слегка связан, и эти козявки сновали по мне, как …феррари по Бродвею. Двое суток я был без глотка воды. Когда засыпал, мне всё казалось, я ныряю в воду и, плывя, хлебаю её широко открытым ртом. Но, просыпаясь, я рыгал утробной тиной и попавшими в меня этими тварями. Наелся ими на всю жизнь. С тех пор обожаю обилие воды, кубатонны воды вокруг и рядом. Пей, она чудо какая вкусная».
-Боже, Тед, как ты выжил?
-На третьи сутки пошел дождь. Крыша там была так себе, а дождь приличный. Сон в руку. Через пару дней я был сырым, как губка. Но хорошо, крысы разбежались. Меня нашла собака хозяина соседнего шале. Всё обошлось.
Вот так он заканчивал все свои истории: «Всё обошлось».
В каждой комнате дома было, где прилечь и  чем заняться. Прямо на полу валялись книги, можно было воспользоваться ноутбуком. Было много ярких журналов, все больше об искусстве. «Скульптура», «Живопись», «Антиквариат» - все до последнего месяца выпуска. На стенах  - картины. Это были акварельные или карандашные рисунки, эскизы, наброски к картинам. И написанные маслом полотна, и картины, нарисованные художественным углем. И все - про войну. О войне и военных. Мгновения чужих войн. Всё больше французов с кем-то.
Картины можно было рассматривать лежа, сидя, стоя. Лоренс умел рассказывать о них. И вообще, о любой мелочи в доме он говорил с большой теплотой. Мей казалось, что каждую эту  «домашнюю» мелочь он очень любил.
-Ты так говоришь о статуэтке, будто она твоя любимая игрушка.
-В общем, да.
-Можно? Можно, я подрежу её? … Это фарфор? Она, видно, очень старинная, краски поблекли.
Лоренс помедлил. Потом взял фарфоровую куклу с каминной полки и осторожно (очень бережно) приблизил её к груди Мей. – Обеими руками бери. Вещь не легкая.
Мей улыбнулась. – А мне казалось, китайские фарфоровые штучки должны быть легкими.
- Только не эта.
Мей взяла вещицу в руки. И еле удержала фарфоровую «куколку с веером» в руках. – Боже! Почему она такая тяжелая? …Тед, это специально так, это шутка? Ведь они же должны быть…
-И эта была легкой. Легче любой чайной чашки. Это Девушка с веером. Я обычно держу её тут,  на каминной полке.
Мей перевернула изящную с вида вещицу. И ей тут же всё стало ясно: вещь намеренно испортили. Вещице сделали дыру в основании  - между красивых сандалий. И залили внутрь … бетон. Оттого-то фарфор изменил цвет (вещица перестала светиться).
-Эту куклу я люблю больше всех. В нашей семье бытовала легенда, что я не был единственным ребенком у моего отца. Поговаривали, что ещё до его женитьбы на моей матери, у одной из его подруг родилась девочка. Она была очень хорошенькой, но умерла рано. От недогляда няньки получила травму и умерла от грязи, попавшей в рану. Ей было три года. У отца была старая фотография девочки в пышном платьице с малюсеньким веером в руках. Когда в коллекции его любовницы появилась эта вещь, она тут же попала на глаза отцу. И поразила его. Очень. Он выкупил у любовницы эту куклу. Я был маленьким и легко поверил в легенду об умершей от недогляда девочке. Отец говорил мне, что это… – Тед указал на вещицу в руках Мей, - что в этой Девушке с веером живет душа той девочки - моей сестренки. Я не знал ни сестренки, ни как может выглядеть душа маленькой девочки, но я поверил отцу. Я ПОВЕРИЛ. Мальчиком я верил, что в этом доме есть вещь, в которой возможно когда-то укроется и моя душа. …Моего отца все считали бессердечным сухарем, а он умел придумать сказку, которая западает в сердце и память. Он сказал, что девочка осталась на кладбище, а её душа – здесь, в доме, где она родилась. В этой самой китайской кукле, которая стоит на самом видном месте этой комнаты, на каминной полке.
Мей протрезвела. Она повертела вещицу в руках, прижала к груди и … отчетливо услышала биение сердца.  Разумеется, своего, но волосы на её голове зашевелились  от силы поверья.– А зачем же он залил её бетоном?
Тед махнул рукой. – Не он, - я. Случается, я надолго покидаю дом. Он охраняется, но бывает, что-то пропадает. Что-то – да. Но эта кукла – она всегда стоит на каминной полке. Серость на видном месте – самое незаметное для воров. 
Тед осторожно забрал куклу у Мей и поставил её на полку. Вздохнул. - Она помогает мне забыть о потерях, разбивающих сердце.
-Так значит, потери были?  …Близкие, …друзья?
- Ты же видишь, я один. – Тед улыбнулся. – Сегодня – нет. Я с тобой. А вообще, - он махнул рукой и пошел в соседнюю комнату, - есть ли на свете люди, которые ответили бы на вопрос о потерях  – «их нет»?
Мей задумалась. – Ты думаешь, таких людей нет? А я уверена, счастливчики на свете есть. Они называются «полная семья». Дом, где есть бабушка, дедушка, папа и мама с детишками. Всё, как у людей – это  хорошо. Это называется счастье. …Эти дома отпугивают утраты. Тед, правда! Уверена, мои дети не могут считать себя счастливыми людьми только потому, что не знают своих отцов. …А я, я  - счастливый человек. У меня  мать жива. С сестрой живет. Часто видимся. Всегда помогут, и я, помогу, когда нужно. А в радости – мы всегда вместе.  Сестра у меня горбунья, но лицом красавица. Ты б её видел! Ты бы видел её улыбку…
-Я вижу тебя. …Вполне. (Поцелуй, …один, второй, …десятый).
Рассказывая о сыне, недавно вернувшимся с лечения от наркотиков, о дочери, порвавшей с несдержанным на руку мужем и вернувшейся к ней в кафе, о кредитах, которые ей приходится брать, чтоб не потерять бизнес, Мей настаивала на своём: раз потерь в её жизни не было, значит, она счастливый человек. - У меня, …у меня всё есть!
Лоренс кивал, он соглашался с той, которая, чтоб одолеть тоску, навязывает себя «сильным и чистым». Он кивал – «да, да, если так, то конечно, ты - счастливица».
-Тогда и я – счастливчик. Хотя да, однажды… повезло.
Он рассказывал, как в женском платье убегал с русского Кавказа, где его держали в землянке (и всё только ради выкупа). Рассказывал, как американские солдаты за три пачки сигарет выкупили его из иракского плена (где он чуть не ослеп, так сильно гноились его глаза от долгих месяцев отсидки в старом колодце).
И вдруг опять: «Я пойду, помоюсь, ты не хочешь?»
- Опять в фонтан?! Послушай, ты же портишь цистерну воды - не меньше.
-Иди сюда. Вода не может ПОРТИТЬ.
Мей соглашалась с истиной.
Совместное купание. Быстрый, легкий, будто бы даже не страстный секс. Затем -  переодевание в одежду каких-то монахов, …потом - холодная ветчина, красное вино и размороженный в печи хлеб.
-Вот так бы всю жизнь прожить…- заявляла посиневшая от холодной воды женщина.
-Да-а … бы…
-Но жизнь на дух эту частицу не переносит.
-Ха-ха! Да, бывает и так. Но это только история жизни, а как же мечты? А вера в завтра, которое непременно должно быть лучше? Этот день – это и есть жизнь, Мей. И она уже случилась. Давай, верить, что завтра мы проснемся и сможем снова купаться в фонтане, пить вино и листать красивые книги. Давай в это верить, Мей. – Он рассмеялся.
А она ему вторила, примеряя на себе огромных размеров черный халат: «Да, мы проснемся, мы будем пить вино, и болтать среди всей этой музейной мешанины. Ты обещал рассказать мне о легендах Греции. Я была там пару раз. На развалины водили, но как-то меня не очень впечатлило. Да и греки, …что-то, видно, не тот мне попался. …Тед, а что это за прикид такой у нас? Для монахов что ли?»
- Вообще-то это мои банные халаты. Люблю черное. Пошли, я покажу тебе одну вещь из Греции.
Она уснула возле его теплого бока, пока он читал ей книжку, тыча пальцев в вазу, на которой якобы нарисован Ясон.
-Я …сон, я…сон…
…..
Мей отчетливо помнит (или теперь ей так кажется), что той ночью она видела сон: плещутся волны, огромный корабль, он сражается с бурей. К мачте корабля привязан обнаженный Лоренс. Она – Сирена. И она,  как только может, заманивает его на скалы. Я…сон, я…сон…
***
Ваза с Ясоном стояла на месте. А вот куклы Лоренса – на каминной полке не было. Девушка с веером исчезла.
Мей долго приглядывалась к пыли на каминной полке. Будто толщина слоя – это последнее, что ей интересно в этом доме. «А ведь она здесь стояла. Вот след. И где она теперь? Унесли? Разбилась? А где осколки?»
Мей пригляделась. На полу и вокруг – никаких признаков разбитой куклы.
Явно недовольная чужими загадками, она вновь задрала голову. И посмотрела на картину. На фигуру Наполеона. Тот сидел на стуле, ссутулившись. Сидел и хмуро глядел вдаль. Разгадывал загадку чужого города, гордо пылающего пожаром.
(Про себя) «Ну что, Бонапарте, так был он здесь или нет? Кто-то ж куколку прибрал?» 
И тут – упс! Мей вдруг заметила кое-что.  - А это что за…заплатка?
Она сморгнула, потерла глаза. Затем приблизила горящую зажигалку к картине.
- А вот это уже кое-что. …Не ответ, конечно, но...
Наконец, Верещагиным заинтересовалась и она. По крайней мере, картина, что висела над камином, была серьезно ею обследована.
Мей несколько раз заглядывала в свой телефон. На его экране - та же картина, но сфотографированная для неё Лоренсом за неделю до исчезновения последнего.
Женщину поразило малюсенькое несоответствие. Несоответствие вовсе даже не сюжету известной картины, не духу её, а всего лишь…направлению мысли автора. Новая деталь в картине явно выпирала из канвы идеи автора.  - Эй, Мерфи, …Мерфи, где вы?..
Мей погасила зажигалку и помахала перед собой руками. Развеяла запах бензина.
Мерфи, перепуганный криком, явился тут же.
 -  Взгляните-ка сюда, Френк...
Мерфи засуетился.  – А…она все же не подлинна!
-Ничего подобного! Это подлинник. Но…испорченный. И теперь уж, видно, навсегда.
Мерфи огляделся. Дернул кончиком носа.  – Мей, мне показалось или я … вы, случайно, не принесли с собой зажигалку?
-Нет, нет, Френк, с подлинностью всё в порядке. Просто, …просто художественный анекдот.
Мерфи (с нажимом в голосе): «Мей, посветите мне, я хочу увидеть этот анекдот сам».
- Мне нечем. Идите, откройте шторы. За окном уже день. Будет светлее. Вы всё сами увидите. … Подлинник испорчен.
Интерес мужчины дошел до крайней точки. Страсть Мерфи к картинам совершенно овладела его разумом. Войдя без спроса в чужой дом, будто грубый взломщик, открыв окно с помощью старого садового ножа,  ему бы стать втрое осторожнее, но нет! Он сквозняком носится по чужому дому и возбужденно пищит: «Ой-ой, вот-вот…это же Месонье, украденный из Лувра! Сам Месонье  – Компания  во Франции 1814 года! А это, боже мой, это же Адам! Ой-ой, у меня не выдержит сердце, Мей, это что же, это подлинник? …Сам Адам, баталист Альбрехт Адам, ой-ой. Придворный художник пасынка Наполеона, я не вынесу этого, я не…. Картина была подменена и контрабандой вывезена в Америку. …Куда я, …куда мы попали, Мейди? Может, мы в раю?»
Та, что пригласила его в поездку, дернула кончиком носа: «Рай? С запахом издохшей в фонтане крысы, …фу…ой-ой».
Он ругал дедов семьи Лоренсов за разбой и корысть. Попадало и отцам, которые, по мнению Мерфи, были «лжецами и крохоборами». Однако к нынешнему владельцу картин, пусть и, как подозревал Мерфи, незаконному  в большинстве случаев, у него была лишь одна претензия. Малюсенькая претензия, состоявшая в том, что «несчастный не ведал, что творил». - Иначе бы он не развесил такую невозможную роскошь БЕЗ СИСТЕМЫ. …Без вкуса и, без сомнения, кому-то назло!
Эксперт ругал и Мей. Досталось и ей. Ведь это же она «зрелая женщина» не смогла наставить молодого Лоренса на путь, по-видимому, ему - Мерфи - вполне видимый.
А тут встревоженный голос Мей? «Мерфи?! Идите же сюда!»
- О чем вы говорили, Мей? Что вы заметили? Это подлинник?
- Заткнитесь! И…давайте, немедленно уходим отсюда.
-Как?! Вы же сказали – подлинник, только испорченный. Да любая порча в наше время…
-Мерфи, - Мей потянула человека за рукав, - уходим! Я чувствую, здесь что-то не так.
-Голубушка, да что же здесь так? Тут же никакой системы. Ни температура не выдержана, ни влажность.
-Мерфи, здесь опасно, уходим!
-Мей, да что с вами? …Как, как уходим? Вы же сказали…можно взять…
Мей замерла. – Что? Взять? А…да, возьмите. Вот – Василий Верещагин. Берите! Берите же Москву, скорей!!
Мерфи испугали вытаращенные глаза женщины. – Мей, так вы же сами сказали, картина испорчена. Мей, нет, я так не могу. Присядьте. Вон, там кресло. Вы слишком возбудились. В вашем-то положении, голубушка, остыньте. Подождите, я …принесу вам воды. Из фонтана.
-Там была крыса, Мерфи. – Мей устало покачала головой. Шатаясь, она подошла к креслу и села в него. И отдала Мерфи зажигалку.
Но тот сначала воспользовался её советом и распахнул шторы. На всех трех окнах округлой комнаты. 
-Что случилось, Мей? Вы будто увидели привидение.
Мей тихо бормотала, оглядывая комнату с камином при свете дня, ворвавшегося в окна дома: «Да, да, …приведение. Да, это что-то, вроде …следа. Намек на его НОВЫЙ адрес. …Ну и где же эта чертова кукла, эта Девушка с веером? Я должна её найти. Я загадала, Мерфи, я должна, …она укажет, я пойму, что тут …
-Что за кукла, Мей?
-Такая, …фарфоровая. Девушка с веером. Так, серая вещь. Вас бы она не заинтересовала.
-А вот же заинтересовала. Я её видел. В уборной. Сразу за дверью. Возле ершика в мраморном ведре.
-ЧТО? …В туалете? Где это?
-Туалетная комната? А там, справа от окна, в которое мы с вами влезли.
Мей ахнула, вскочила с кресла, оттолкнула мешающего ей человека и… кинулась к указанному выходу.
То есть, к входной двери дома.
Дома, который когда-то был   куплен отцом Теда Лоренса для своей любовницы, но после гибели дочери…усилиями адвокатов  возвращен в семью.
Мерфи остался возле картины Верещагина. Глядя на внезапную прыть женщины, недавно ходившей среди стен дома дремлющей сомнамбулой, он лишь пожал плечами. Статуэтки его действительно интересовали мало. «Может, она золотая?» …Губы его кривились. Он не желал своей напарнице такого везенья. «Чушь! Просто захотела в туалет - это - понятно».
Мерфи щелкнул зажигалкой, вгляделся в некую странность в картине Верещагина. В светлое, чем основной фон, пятно на ней.  - Нет, это точно анекдот. …Да никогда! Да чушь! …А ну-ка, ну-ка, - Мерфи пришла в голову идея, - он потянулся, пытаясь достать одно место в картине. Он желал это пятно…стереть. – Не может быть! Не мо…подождите, …подождите, …так ведь это же, …это же сам Лоренс! Ну да! По всем углам города  развешаны его фотографии: «Пропал человек».  А ведь и точно – анекдот, но…картина испорчена…
На картине справа один из офицеров Наполеона явно кем-то «перерисован». На подлиннике: из-под высокой шапки на зрителя смотрит спокойное лицо подтянутого гвардейца. Здесь же этот «наглец» набычился и пародирует Наполеона. Сунув руку за отворот расстегнутой куртки, он упрямо хмурится. Из-под шапки треуголки глядит на зрителя Наполеоном, НАШЕДШИМ РЕШЕНИЕ И ГОТОВЫМ К БОЮ.
Лицо «наглеца» - лицо пропавшего хозяина дома (говорят, похищенного уже в который раз) – оно сначала рассмешило, а потом рассердило коллекционера.  - Мей, черт возьми!! Мей, это же Лоренс! Надо же так испортить картину! Он что, рехнулся?
Мерфи всем телом тянулся к картине. Его голова едва возвышалась над нижней границей рамы.  Он ходил возле камина туда обратно, - всё, задрав голову. Он спотыкался. Он даже пытался подпрыгнуть до «проблемного места». - … И ради чего, чтоб только нацарапать на ней свой карикатурный фас. Безобразие!
Мерфи задыхался от возмущения. А ещё зуд любопытства затмил ему разум.
Чтоб дотянуться до чуждого места на картине, он решил подтянуть к камину тяжелое кожаное кресло. Но то оказалось слишком тяжелым. Ему не по плечу. – Мей? Мей, где вы? Помогите мне, …Мей?! – Он обвел комнату ищущим взглядом. И снова посмотрел на светлое пятно на картине.   - А может,  просто …салфеточкой? А если просто потереть салфеточкой, а, Мей? …Вот, у меня платок.  Вы бы дотянулись.  Мей, да где же вы, черт вас подери?! …- С тоской в голосе. - Я бы, …я мог бы платочком, …эх, тут бы и скипидар пригодился. – И далее, злясь, уже не только на свою запропастившуюся компаньонку, но и на весь остальной мир. - Надо же так всё испортить!  Взять бы, да истребить семейку этих негодяев до последнего росточка!
Кресло не двигалось. Мерфи пыхтел, даже пукнул с натуги, но для его задачи требовалось что-то иное. Он снова огляделся.  - Надо просто потереть, …Мей. Вы где? …Не мог же он вот так, взять и искалечить дорогостоящую картину. …Стул бы пригодился, …лестница…  - взгляд вдоль стены, -  …а вот, кстати,  часы. Они в виде бревна. …Должны быть легкими. Могут подойти. Нужно только опрокинуть, …подкатить, …как бревно. С него  я дотянусь…
Он прошел в дальний угол каминной комнаты, без сожаления толкнул столбик старинных часов на пол, …тончайший механизм остановился, и …произошел взрыв.
Последнее, что промелькнуло в голове несчастного, было: «А она?..»
***
Очередное похищение. Похищение ли?
Полиция искала факты, но медленно, очень медленно шло дело.
Заявила о пропаже Теда Лоренса некая Брукс. Владелица кафе «У Мей». Женщина уверяла, что её знакомого похитили. Однако после ряда вопросов, типа: «Вы ему родственница? ...Вы наследница? …А кто тогда? ...И почему вы решили, что его похитили?», - она поспешила взять свои слова назад. Но, оставив на столе полицейского маловразумительное заявление об исчезновении молодого двадцатидевятилетнего мужчины (её знакомого). И после перестала беспокоить полицию.
И судьба пасаденовского богатенького шалопая интересовать кого бы то ни было перестала. Ну, исчез из дома не то консультант по шедеврам начала девятнадцатого века, не то художник очень свободного плана – ну и как бы бог с ним.
Но время шло, В жизни Мей произошло событие, которое вновь заставило её пойти в полицию и пошевелить тамошних сержантов, чтоб те поскорее определялись с местонахождением  «пропавшего живого человека – её знакомого парня». И видно так сержантам досадила, что те мигом организовали ей встречу с адвокатами Лоренса. Первый же вопрос: «С какой целью вы интересуетесь должником нескольких крупных банков?» - серьезно испугал Мей. Мей поняла, (уж в который раз!), что лезет в дело, которое ей не по зубам. Она испугалась за детей, за дело своё, за себя.  «Ладно, уехал и уехал. Какое мне дело до этого сероглазого перекати поле?»
Но видно она все же пересекла черту. Потому что теперь заинтересовались ею. Её жизнью, благополучием её взрослых детей и их бизнесом.
Бизнес - дело для Мей чувствительное. Она снова испугалась. Но на это раз не запаниковала, а всё хорошо обдумала. «Что происходит? Меня хотят остановить? Почему? Кто? Я Лоренсу никто, ну, это в их понимании. Мне могли просто намять бока и через газеты объявить сошедшей с катушек зарвавшейся шлюшкой – да и только. А тут что-то нежненько обходятся: сам детектив сержант заглядывает, здоровьем интересуется. Адвокаты лоренса заглядывают, интересуются, есть ли у меня какие-то финансовые проблемы. Даже помощь предлагают. Кредит на выгодных условиях. Это с чего бы?»
И Мей решила, что пойдет в начатом деле до конца. То есть, теперешняя ситуация настолько меняла угол её отношений с Тедом, что она решила рискнуть. А чтоб не допустить контрудара, сама дала интервью парочке репортеров, прямо-таки настаивая на том, что они-де с Лоренсом «давние любовники и потому судьба его глубоко ей не безразлична».
Но на её выпад ответная сторона сделала свой ход. Полиция – это одно, а тут вдруг в кафе к Мейди заехали прилично одетые люди с сопровождением и со словами «мы желаем дать вам один хороший совет», потребовали вступить с ними в сделку: её кафе процветает и их дела – процветают. «А для этого, миссис Брукс, вам нужно стать чуточку как все: не лезть в чужие дела».
Даже фамилии Лоренс произнесено не было, но Мей поняла, откуда надуло. На испуг сына и дочери она назидательно, но с грустью  произнесла: «Один только раз ваша мать захотела хлебнуть счастья досыта, - хватило раза. …Но ничего, ребятки, ещё не вечер. Посмотрим, кто вперед свадебку сыграет».
Сын сказал: «Ты в ящик сыграешь, глупая дура!»; дочь: «Куда ты ещё влезла, мать, что за игры за нашей спиной?»
Ха! Вот на это у Мей всегда был ответ. Один единственный: «Вы - мои дети. Но вы уже взрослые дети. Тут каждый ответственен за себя и за всех нас. Уж я-то о вас в своих делах не забываю. Вам не в чем меня упрекнуть. Что касается моей личной  жизни – то ОНА МОЯ!»
Да, ситуация Мей не отпустила. Ведь случилось обычное женское дело: она забеременела. И её залихорадило. Женщина не знала точно, но буквально внушила себе – зёрнышко от Лоренса! И она решила, за это стоит бороться. 
Поиски Лоренса шли своим чередом. Время от времени мисс Брукс вызывал ведущий дело сержант и, поверхностно знакомя с новостями, задавал ей новые вопросы.  К опознанным по зубам останкам некого коллекционера по фамилии Мерфи – она отношения не имела. Мей так и написала в стребованном с неё в полиции объяснении: «В доме была лишь в присутствии Лоренса… для взаимного секса; посторонних там не встречала. Фамилия Мерфи знакома». Она написала: «Так зовут  одного голливудского актера, а ещё есть закон Мерфи. О бутерброде». Что именно так зовут любовника приятельницы её подруги – Мей скрыла. Решив, что если с этим прижмут, скажет в другой раз, что, возможно, похожего встречала, но с кем и когда – забыла. Забывчивость – ненаказуема.  О Френке Мерфи Мей решила забыть напрочь. Как о торопышках и скрягах в любовных делах.
Мей пыталась определиться с отцовством своего ещё не рожденного ребенка и…усиленно читала двадцати - тридцатилетней давности местные газеты, доступные в читальных залах городских библиотек. Всё силилась понять, что есть семья Лоренсов? Читала и газетки посвежее, пытаясь выяснить, что произошло в Пасадене в день, когда Тед должен был заехать за ней в кафе, чтоб вместе (уже во второй раз) съездить в дом его знакомого. Его знакомого художника. Тед в тот день не приехал. Именно тот день Мей считает днем похищения Лоренса.
Увы, про тот день газеты дали ей совсем мало информации: на съемки какого-то боевика приехала французская актриса; погода в Пасадене стаяла слишком жаркой, а в южном районе города группа лиц разбила витрины двух ювелирных магазинов (ничего не украдено). О Лоренсе – ни  полслова!
Мей была в сомнении: кинул её Тед или просто исчез? На её теперешнее положение это мало чем влияло, однако, если его исчезновение было не по причине охлаждения к ней, тогда искать Лоренса среди  живых  - ей становилось вдвое интереснее.
Мей признавалась себе, то есть, ни с какими подругами она про связь не говорила, ни полслова, но себе - признавалась: будь она уверенной, что ребенок от кого-то другого, так сомнений бы у неё не было, она б от проблемы избавилась. А так, … ей захотелось сделать «увечному» Лоренсу СЮРПРИЗ. Порадовать в нем мужчину. И бабья корысть, конечно, была: привязать «веревочкой» такого парня. Хотя про девушку Ло - она мысль в голове тоже держала. И искала её - тоже. Но Глорий в Калифорнии – как собак – тысячи тысяч. И из них добрая половина обожает свое полное имя и, возможно даже, заикается при напряжении. Но Мей не сдавалась. Она искала. И девушку Лоренса - тоже.
И, возможно даже, уже нашла. Возможно, кто-то из уже увиденных ею девушек, и была та самая Глория, только вот спросить их о Теде напрямую - Мей боялась. То есть, она вопросы-то задавала, но ответа, который бы её удовлетворил, не получала.  «Тут человек пропал. По фамилии Лоренс. Не слышали о таком? У вашего друга, случайно, не такая фамилия? А у друзей ваших подруг такая фамилия?» Молодые женщины смотрели на неё, как на бабу с Луны. Ну да, как на сумасшедшую. Или, уж во всяком случае, сующего нос в чужую жизнь. Но Мей всё равно не сдавалась. Она искала и Лоренса. Она ХОТЕЛА его найти. 
***
Лоренс исчез и, по-видимому, надолго. Срок беременности прибывал. Ребенок вот-вот задвигает ножками. Уже и скрыть выпирающий холм под грудью ей, даже намеренно худевшей, становилось затруднительно.
Мей рядилась в пышное. Обманывала многих. Но не дочь, так и не познавшую счастья материнства в развалившемся браке.
Та смотрела на мать, молча, искоса и с грустью, будто знала о какой-то её тайной и неизлечимой болезни.  Разговаривали они больше о делах, подругами не были никогда (ещё бы, мать – красавица, и  дочь всегда чувствовала в ней свою соперницу). Но однажды прорвало.
 - Мать, ты б не сидела на одном салате, а? Родишь малохольного и куда после с ним? Всё равно уже в кафе все догадались, что ты того, …чего ж прятать, родим.
Последнее  слово подкатило комом к горлу Мей. Она неловко обняла дочь, с которой не так часто удавалось поговорить по душам, (в виду  обиженности последней на весь свет) и заглянула в родные глаза. – А мне казалось, ты стесняешься меня.
-Почему? Рожать, говорят, даже полезно. – Джу отвернула лицо, а потом выбралась из материных рук.
-Джу, а…Чарли, он тоже знает?
-Он – дурак. Он нас обеих глупыми сучками считает. А от кого ребенок, …от НЕГО?
Мей удивленно окинула дочь взглядом. – То есть? Ты про кого это?
Дочь махнула на мать рукой и снова отвернулась. – Как хочешь! Можешь не говорить. Чарли вырезку из газеты в твоем бумажнике нашел. Твоё интервью про…ЭТОГО. И фотографию. Вашу с НИМ. Кто вас снимал – тот свидетель. Что ж ты про него газетчикам не рассказала. В вырезке ж написано, что «доказательств тесной связи нет». А фотография? Покажи ей ИМ.
-Плевать мне на газетчиков. Я-то знаю, что ЭТО было!
Мей взялась руками за перевернутый на столе стул (в кафе закончилась уборка). Поставила на пол два стула и на один из них села, второй  - придвинула к ногам Джудит. – Если по правде, дочь, так я сама до конца не уверена, от кого беременна. Сядь. Поговорим. Всё равно все уже ушли. Нам закрывать.
Джудит нервно дернулась и с недоверием посмотрела на мать. Потом присела на стул.– То есть, как это: не знаешь?
Мей виновато улыбнулась, неожиданно порозовела лицом и пожала плечами. – Понимаешь, всё так запуталось. А, сама не знаю! Виновата, конечно, я, но, …в общем, я не знаю.
-Что-о?
-Ну…- Мей снова дернула плечами и развела руки по сторонам, - что я с собой поделаю! …Мы были с НИМ …- Мей припоминала, - сначала две недели, потом он куда-то пропал, потом опять приехал. Потом опять его не было. Но он звонил, приветы слал. Потом через неделю он опять приехал. Ты помнишь, после меня здесь недели три не было. Так что …там месяца полтора, да тут - месяца полтора – это время мы были вместе. – Мей виновато улыбнулась, - да ты сама знаешь. Тебе ж здесь одной с бабками крутиться пришлось.  – Легкий свет в глазах и вздох.  – Но, понимаешь, до этого, то есть, до НЕГО, примерно за день-два до встречи с НИМ, я каталась на Колесе обозрения с водителем школьного автобуса.
Дочь скрислила лицо. А кому приятно, когда мать называют «сучкой». – Ну и…
Мей подняла голову и выпрямилась. Покосилась на дочь и хмыкнула. – Что ну? Вот, …теперь и гадаю…от кого. …Ай!
Как кошка, вылижется и – опять никем, кроме себя, не пахнет. Так бы и с Мей – обошлось. Но вот решила она, если ребенок от Теда  - то родит. И вот теперь ей впервые приходится отвечать на такие вопросы. И кому – родной дочери!
 -Но тут ещё одно. То есть, один.
Джу аж подбросило на стуле. -Что-о?!  Мама!
-Что мама? Я взрослая женщина! К тому же одинокая, живу в постоянном напряге.  – Мей нахмурилась, поджала губы, помолчала. Потом, заметив интерес в лице дочери, заговорила скоро, но тихо. – В общем, когда он первый раз пропал, он мне не звонил даже. Неделя всего, но это ж срок. В общем, я решила – он меня кинул. …А тут Джон! Он пригласил меня к себе в кафе. Ну, Джон, …ну тот, что Иван.  Он видел меня с НИМ. Мы были в его кафе. Вдвоем. Кабинку снимали. Ну, с Джоном мы поговорили …немного. Потом, - Мей тихо хохотнула, - сама не знаю, как получилось! – Смех оборвался. Она закончила серьезно. - В общем, теперь не понятно, кто из троих. И врач ничего не может подсказать. Вернее, он сказал, что может, но,- Мей поморщилась и, оглядевшись по сторонам, вытащила из-под передника свой старый бумажник. Порылась и достала оттуда бумажку. – Я прочту, тут слово есть непонятное. – Быстро посмотрела на дочь, увидела в её глазах грусть и …убрала бумажку назад, и спрятала бумажник. – В общем, док считает, что взять анализы для определения ДНК – это можно. Но каким бы способ безболезненным не был, на один- два процента он опасен для плода. А это знаешь, для залетевшей от шофера – пустяк, а мне никак рисковать нельзя. Потому – вот. Жду, на кого похож будет. – Мей весело хмыкнула. – Они ж все трое разные!
Смешок растворился во рту матери. Она снова увидела грусть зависти в глазах разведенки, мечтавшей «нормально зачать от любимого мужа». – Что? Да ладно тебе, Джуди!
-Мама, дети иногда походят не на родителей, а на дядей, тетей иногда даже на прабабушек. Тебе все равно придется рискнуть.
-Нет! Никакого риска! Там уже, …когда родится – там ваточкой анализ возьмут. Тогда – без вреда будет. А сейчас, - она погладила свой неспокойный живот, - сейчас я этого делать не буду. – Мей категорично покрутила головой,  - вредить не хочу.
Потом неожиданно, (Джудит лишь раз в жизни видела, как плачет мать) Мей расплакалась. – И что?! …И пусть! Мне главное, - чтоб полиция, да эти – адвокаты его  чтоб не вмешивались. А… родить, что, … что я, третьего не подниму что ли?! ...РОДИМ, дело нехитрое!
И она рассказала Джу, как она искала ЕГО. - Сначала я решила, он меня кинул. Потом, думаю, поторопилась я, посчитав его парнем на вечерок. Думаю, раз уже так повелось в его жизни, уж сколько раз, он мне сам рассказывал, …так может, его опять похитили. А  он, знаешь, везунчик. Исчезнет, потом – вернется. … Да что-то на этот раз больно долгий срок. И хоть бы СМС-осчку одну скинул. А то ведь тишина. …А вдруг этот ребенок его. – Вздох.
-А может, он у своей пассии? Улетели на острова. Куда-нибудь. С его-то деньгами. Почему ты сразу на  похищение подумала? Ты что-то знаешь?
-Есть у него одна.
-Ну так у неё узнай, если не терпится.
-Никто не заявлял об его исчезновении, только я. Да и вообще, кто она такая, эта Глория? Я знаю - его похитили! - Мей отвернулась. В лице горечь и женская обиженность.
- Да, мало ли что газеты напишут, мам. А откуда тебе известно её имя? Он сказал? …Да ну?! И ты ему позволила при себе о другой говорить? …Мам, у тебя ни капли гордости!
- Да и черт с ней! Я рассказала в полиции о ней. Сказала, что Тед говорил, что она здешняя. Что она картавит, когда волнуется. …Или заикается, я забыла. …А, ну их! Там, в полиции, одни улитки работают. Вот честное слово! Они мне ответили: «Полиция не владеет информацией, у кого есть картавая подруга по имени Глория, а у кого нет». – Мей пожала плечами. – Так ответили. А я, что я могу? Я тоже её искала, но… без фамилии трудно.  – В глаза дочери. - Нет, милая, другая женщина мне тут не поможет. Да и вообще, похищение людей - это чисто мужские игры.   
- Во что ты влипла, ма. …Человека похитили. Ты ввязалась в поиски. Растрезвонила об этом. Это ж опасно. …Мам, ну ты и, правда, глупости творишь. Твои прогулки по ночам, - кивок на вздернутый живот матери, – вот, ни тебя и довели. И в кафе какие-то людишки заходят, интересуются, где ты, как ты, не разродилась ли? Мам, я боюсь за тебя.
Мей испугалась реакции дочери. Начала успокаивать, но опять же путано. Полуправда – вещь вообще не очевидная. – Да ладно тебе. – Мей посмотрела на свой живот. – Можешь, в другой раз сказать, что от шофера.
-Да я-то тут причем?!
Мей быстро закивала головой. – Вот и я об этом. Я о том же. Тоже молчу. Шофер-то женатым оказался.
Мать задумалась. Дочь – в раздумьях.
Мей сокрушенно всплеснула руками. – Боже мой! А может правда, а я ношусь тут, как с золотым яичком!…
Джу скривила губы. Уже ни в правду, ни в кривду - не верила. «Вскрытие покажет». Она кривила губы, смотрела на мать снисходительно, мол, вот, опять ЗАПУТАЛАСЬ в мужиках.
А Мей, чтоб ни говорила вслух, была верна своему предположению – семя Лоренса!
Разговор женщин прервали. В кафе вошли трое мужчин. Оглядев зал, они выбрали столик и расселись. Стали лениво поджидать, когда их обслужат.
Женщины выждали, потом предупредили: «Эй, мистеры, мы закрылись. Кафе до одиннадцати».
Один из мужчин улыбнулся. – Мы только пивка. Девушки, пожалуйста, в горле пересохло. Мы из Вегаса. Проигрались.
Мей покачала головой – нет-нет, но потом улыбнулась. Сделала знак дочери.  – Ладно, по бутылочке и - на выход.
Мужчины кивнули. Джу их обслужила.
С расстояния определив, что ситуация неспешная, женщины тут же отвернулись от посетителей и продолжали тихо беседовать о своем.
-Мать, а как же узнать точнее, куда мог деться твой герой?
Мей вспылила: «Да никакой он не мой! – Потом коснулась упругости своего живота. Плод тихо шевельнулся под её рукой. Женщина прислушалась к его настроению. Погладила теплую округлость сбоку, полагая, что это голова малютки. – Ну, если только ЭТОТ. – Улыбка животу. – Этот – ладно, мой».
Мей  вздохнула. Когда тот, кто всецело принадлежал ей, снова притих, улыбнулась.
Она помолчала, потом принялась разглаживать на себе кружевной передник.
Дочь, оглядев выпуклый живот матери, нервно дернула носом, посопела, глядя в сторону, потом покосилась на мирно пьющих мужчин.
Мать, заметив гримасу на лице дочери, убрала руки с живота. – А ТОТ – нет, тот - не мой. Молод, красив. Богат. Откуда мой? Конечно, нет.
Дочь уставилась на неё. – А ЭТО, значит, только ТВОЁ?
Мей пожала плечами. Выходило, что – да.
Джу заговорила громким шепотом: «Мать!.. Ну, ты думаешь когда-нибудь?! О нас с Чарли, ты думаешь когда-нибудь, а?! Люди шикают: «Где в кафе взяться гигиене, если здесь грязь под подол собирают».  Мам, про кого это они, а мам?!»
Мей легонько взмахнула руками, БУДТО оправдываясь. – Да тише ты. Думаю я,…думаю.
Ей трудно давались откровенные разговоры с дочерью. Та судила её за грехи судом святого деспота: «Виновата – винись и кайся!»  Хотя, рассказывая о причине неудачи в своей личной жизни, Джудит тоже путалась в ответах. Уж три месяца прошло после её возвращения к матери, а толкового разговора так и не получилось. Так, бабьи всхлипы по предстоящему судебному разбирательству, где начнется оскорбительный дележ, допросы, вызов свидетелей. БОльшая боль и причина настоящей обиды Джу - это её непогасшая любовь к мужу. Джу утаивала это, браня вслух всех…кроме себя и его. Стыдно молодой, здоровой женщине рассказывать о том, что она убежала из дома мужа только потому, что не выдержала  сексуальных игр, устраиваемых милым  мужем извращенцем. Она боялась открытого суда. Стыдилась ответить на вопрос матери: «А что там было не так, в его играх, дочка?» 
Джу молчала. И тосковала о недораскрывшейся любви. Чем ещё больше запутывала мать. Той трудно было судить о ситуации в доме дочери. Ей зять всем подходил: молод, красив, не беден. Но когда дочь снова появилась на пороге родного дома, зло и резко предупредив: «Я вернулась. Вот только без вопросов, ВСЕ, ладно!», - Мей прикусила губу. Только и сказала мать: «Ты пришла в родной дом, доча. Ты родилась тут. Какое нам дело, ЖИВИ! А в кафе работы по-прежнему хватит». 
Особенно теперь, при случившемся, так это же даже счастье, что дочь рядом! Теперь только бы отстали те, кто шикает на стороне, кто лезет с вопросами в душу. 
Мей сама слышала, как приставали к Джу. «Твоя мамаша опять беременная ходит. От кого на этот раз? Вот только не смеши, что от миллиардера!»
Джу хотелось сверлить и сверлить мать вопросами. Ей необходимо было понять, чьей правоты в создавшейся ситуации держаться: материной или брата? При брате она была горой за его идею, за план раздела бизнеса матери на равные доли. Чтоб «не прогореть до нуля с неразумною, которую пора сводить к психотерапевту» (предлагал Чарли).  Но теперь, когда она выслушала мать, когда она заметила, что у той в глазах и мыслях не только голый расчет, а как бы даже серьезная привязанность, граничащая с обязательствами, теперь Джу показалось, что паниковать рано. Что у матери и эта ситуация под контролем. «К тому же, Джон Хоппер пока холост. Может, мать права, что не торопится с анализом, подтверждающим отцовство. И свадьба будет сыграна ЕЮ при любом раскладе».
И Джу притушила прыть в упреках, и брата решила осадить.
Мей от сына действительно доставалось. Он был категоричен и хамил: «Ты ссучилась, мать. Пора вызывать доктора. Так ты и кафе просвистишь, не заметишь». А та отвечала: «Это мой бизнес! Делите, что хотите. Игрушек у вас полно. Кафе – моё!»
-А пузо чьё?
Отвечать на этот вопрос сына Мейджун не спешила.
Но время пришло. Ситуацию уже не скроешь. И сейчас она спешила перетянуть дочь на свою сторону. Она стала раскрывать ей свои тайны. По одной. - Я так привязалась к нему. Так затосковала, что…пошла и влезла в окно его дома. Думала, там какую зацепку найду. Может, адресок.  – Мей вздохнула. – А дом возьми да и взорвись.
Джу прикрыла руками раскрывшийся рот. Потом снова грозно зашипела на мать: «Ма, …мам, …ну ты хоть иногда …думаешь о нас с Чарли?! …О бабушке, о тёте Лукреции? Ма, как мы без тебя, …как это «взорвался», мама? …- Джу прямо посмотрела на живот матери – упрек и за того, кто ещё не умеет за себя постоять. – С пузом полезла в окно чужого дома. …Мама, а ведь  Чарли прав, тебя пора связать, да  к врачу. На излечение от глупости!»
Мейди смутилась. Разговоры об её эгоизме всегда заканчивались ничем. Ничем или взаимными упреками трех здоровых эгоистов, живущих под одной крышей исключительно своими интересами. Единственное, что сплачивало мать и детей всегда – это бизнес. ЕЁ кафе. Но про него, закружившись в страсти с Лоренсом, Мей действительно забывала. Вот ведь со всеми другими – она всегда помнила о кафе, а закружившись с Тедом – как-то вдруг теряла голову. И вешала ответственность на дочь и сына.
Она действительно слишком положилась на практичность дочери и животную тягу к жизни  сына. Она слишком доверилась. А ведь самые близкие предают больнее.
Над последними словами дочери Мей задумалась. И ощетинилась.  – Я вас самих – к врачам отправлю, только посмейте объявить меня недееспособной.
Тед был прав, в её отсутствие за делом присматривали дети. Если б не желание их поделить бизнес, Мей вполне могла бы доверять им и дальше. Но с учетом их нынешних претензий, даже скажем, притязаний, она решила, что  берется за разделение союза двух зарвавшихся детей. С одним – двум бороться легче. Век эгоизма жесток. Война - и та людей сплачивает, а в бизнесе – и беда не мирит.
Мей хотела союза с дочерью. НО! Был еще один выход. Всех могла успокоить ситуация – если бы ребенок был от миллиардера.
Да, страх Мей в поисках Лоренса испытывала не шуточный. Она искала его в доме, куда не имела права заходить. Человек, который ходил туда вместе с ней, погиб. И она - свидетель, как он был убит. Мей думала, что НИКОГДА, никому об этом не расскажет. Ни полиции, ни детям, …ну вот, дочь узнала. И, конечно, возмущена. Тоже «о лечении» матери заговорила.
Чтоб отвлечься от грустных мыслей, Мей …полезла в свой толстый бумажник.  - Он как-то нарисовал меня. – Она быстро обернулась на мужчин, тихо беседовавших за столиком, потом быстро вытащила из бумажника пару листков, разгладила их ладонью и подвинула к рукам дочери. - Он водил меня к одному из своих приятелей. Тот художник. Вроде художник. Я позировала. Они оба меня рисовали. У НЕГО получилось лучше. …Как считаешь? – Мей ткнула в первый из рисунков пальцем.  – Вот! Он сказал, что это в стиле Амедео Модильяни.  Помнишь, мы фильм про этого художника смотрели, плакали обе.            
На рисунке, на который указала Мей, заспешив к столику с мужчинами, чтобы выпроводить их из кафе, Джу действительно узнала мать.
На картинке хозяйка кафе была вполне узнаваема. Именно такой взгляд, такие нежно-ленивые жесты присущи матери Джу, когда она начинает сеанс охмурения очередной жертвы своей неуемной страсти.  В такие моменты она походит на кошку, которой хоть и живется не сытно, зато вольно. А второй рисунок походил на копию порно карточки с видом хитрой стареющей сучки, развалившейся на огромном мяче.
«Какая грязь, - произнесла молодая женщина и перевела взгляд на первую картинку. – А этот  - ничего. Я видела картины Модильяни. И в кино и в журнале одном. Да, что-то напоминает. Но ты тут более современно выглядишь. – Джу усмехнулась, но произнесла, гордясь. - С современным взглядом на развлечения мужчин. Типа: «Это вы считаете, что дурите меня, а вот, нет же – я вас!» Ну, типа того. Никакой определенности. Нежность. И…красота. И мяч изображать ему было не нужно».
Джу перевела взгляд на другую картинку. Молча, разглядывала её.  «А здесь, на мяче, она как шлюха. Рисовал тот, кто её презирает».
И снова она перевела взгляд на рисунок Лоренса. «А этот, …этот ничего, да, ничего. Может, у него к матери действительно было какое-то чувство. Может, ему недоставало материнского участия. Ласки. … Да, Чарли тоже любит, когда ему мать спинку наглаживает. …И как это она делает? Не чешет, а, …не знаю. …И курит при этом – фу!»
Рисунок интересует Джу. Она и забыла, что в кафе есть посторонние. Она заговорила в слух, думая, что мать рядом: «У ЛОРЕНСА лучше. Это не Модильяни. Пусть подпишет при встрече. «Лоренс». …А, мам? Вот этот, пусть он тебе его…». - Джу ткнула в рисунок пальцем и обернулась на мать.
И вот только в это мгновение поняла, что та её не слушает.
Резкая смена музыки жизни: тишина и мир сменяются беспросветным хаосом.
Один из посетителей, сидевших за столиком, вот только что спокойно пивший пиво вместе со своими приятелями, вдруг резко хватает Мей за руку, выворачивает её, разворачивая телом в сторону дочери. И жестко требует ответа: «Эта - твоя дочь?»
Джудит замерла. Пальцы её разжались, и листки с картинками полетели на пол. 
Крик матери. – Беги, Джуди!! Беги!!!
Время ускоряется. Джу дернулась в сторону кухни. Рукой нащупала в кармане телефон и тут же, быстрым вызовом, набрала номер Чарли. И крикнула, погромче: «Чарли! Чарли!!Тут мать, …её убивать пришли. Слышишь, Чарли?!»
Номер ответил быстро: «Алло, сестренка? …Что за шум, Джу? …Эй, что там такое? Что за..»
Второй посетитель, продолжая сидеть за столом, достал пистолет, и, не прицеливаясь даже, выстрелил в убегающую, жалкую на вид  цель.
Убил Джу. С первого же выстрела. Наповал.
Третий – сказал ЗАМОЛКНУВШЕЙ в ужасе женщине: «Ваша, ваша, Мей. …Узнаете меня?  …Узнаете. …Затрите грязь. У вас здесь приличное место. Уютно. Чистенькое. Затрите грязь».
Мей взорвалась криком: «Сам ты грязь, подонок!! Убийца!! За что, девчонку, ЗА ЧТО?!»
-А ты подумай сама.
Её отпустили. Она тут же побежала к дочери.
Третий, проследив за прытью беременной, ничуть не надсмехаясь, а весьма предупредительно СНОВА посоветовал ей: «Послушайте, …прекратите кричать. ВАМ ЛИЧНО пока беспокоиться не о чем».
Мать расслышала слово «ЛИЧНО». И поперхнулась в вое. Наглый убийца – он считает, что не задел её ЛИЧНО.
Женщина стиснула мертвую дочь в руках и зло, волчицей ощеряясь, процедила, обернувшись на сволочь. – Тебя…ЛИЧНО, НАВЕКИ запомню. 
Третий, пожав плечами, приказал расплатиться за пиво и троица, не торопясь, спокойно, тихо, как и появилась здесь, покинула кафе.
И завыла от бессилия познавшая потерю женщина.
***
Чарли чуть-чуть опередил полицию.
Как же он орал на ту несчастную, которая молча, глядя куда-то вдаль, беззвучно баюкала мертвую дочь, …как  же он орал на родную мать...
Он обзывал её самыми грязными словами, обвинял её и в своих, и в сестриных  - во всех  несчастьях жизни. Брызгал слюной. Кривя губы, дергался, махал руками. Он даже пнул мать раз, завизжав при этом: «…Из-за таких, как ты, сука, всё летит к чертям!! Всё! Ты слышишь, из-за тебя всё, ВСЁ из-за тебя!! ТЫ ВИНОВАТА, ТЫ!»
Обвиняй, толкай, пинай – она ничего не слышала, ничего не чувствовала. 
И даже сержанта  - женщину, помогавшую ей подняться с колен – не слышала.
Молча, Мейди отцепилась от трупа и, дав руку женщине в сером деловом костюме, покорно пошла за ней. Покорно, будто, в конце концов, признала накатившую на неё вину.
Чарли, растрясся пелену с глаз, тут же заметил несвойственную матери покорность. И заткнулся. Но лишь на минутку.
Мать его овцой с роду не мыслит, ни глядит. Да хоть сам президент перед ней (ну, если он мужчина), а тут…ТАКАЯ ПОКОРНОСТЬ! И сын решил: крыша поехала, свихнулась мать от горя.
- Эй, мам, ты чё? Мать, ты…заболела что ли, мам?
Мать его была похожа на растоптанную грушу. 
И снова он закричал, завизжал, но уже  на полицейских: «Эй! что вы делаете, куда вы её повели? Вы что, в психушку её забираете? Эй, какого хрена творите, мать вашу? Я её сын, она просто в шоке. Никуда её везти не надо. Эй, мать вашу, …где полиция? Это что за баба тут рапоряжается? Сержант? Да срал я на ваших сержантов, мать вашу, скажите ей, пусть она отстанет. Это моя мать, эй? Я РЕШАЮ, когда и куда её везти! Эй, ты, сука в нашивках, …да я плевать хотел, мать твою! Свою вези, куда те надо, эй?»
Его осадили. - Спокойнее парень! Её просто допросят. Формальность. И отпустят. Успокойся.
-Что? Кто тут неспокоен?!  Эй, подождите, подождите, как это ДОПРОСЯТ? Она ж не в себе, …где врач?  Где адвокат? - И громко, играя на публику из зевак у кафе,  - у моей матери шок, а эта волкотня…
-Спокойно, я сказал! А ну, спокойнее!
Чарльз одернул руку, избавив себя от касания полицейского. – Только посмей! Вот только… я придавлю тебя статьей за домогательство при исполнении, понял? – и снова к женщине - сержанту. -  Эй, …она же в шоке. Моя мать, она в шоке. Где эта ваша хваленая  «психологическая помощь»? Всё только в кино, да? Только в кино, я спрашиваю?!»
Полицейский, уже не касаясь взъерошенного парня, спокойно, без нажима сообщил, что мисс Брукс уже помогли. Что ей поставлен укол.
-Укол?! А кто меня, как родственника спросил, разрешаю ли я ставить какой-то там укол моей матери, а, мать вашу?!! Вы ответите, вы ответите за всё, что здесь происходит. Слышите? Я  до сенатора дойду. Я его выбрал, я его и задвину, мать вашу. Всех вас, …вы все…вы…всё…
Чарли обернулся, выхватывая испуганным взглядом всё более увеличивающееся в зале кафе количество полицейских. – Нас,…нас преследуют. Нас травят. По одному …нас убивают, …слышите, …ЛЮДИ?..  Люди, …нам втыкают иглы без спроса. Нас, типа, скотом считают? Творят, что хотят. Где законы, …сенаторы…СКОТЫ-ы-ы!!
И вот он - плачь сына. Стыдный, сопливый, но искренний – однозначно. - Мама, …куда вы её, МАМА?! …Это я - твой сын, …дурак. … Чарли, мам, …я с тобой!! Эй вы, я с ней, нас обоих,  ОБОИХ заберите, слышите – Это кричал ужас в нём. В шкоде кричал страх. …Чарли запаниковал.
Мей сказали о присутствии её сына. Она обернулась к нему, …улыбнулась. – Чарли…-И тут же отвернулась. Покорно пересела из салона кареты «скорой» в салон полицейской машины.
К детективу сержанту, стоявшему с Чарли рядом, подошел полицейский, по-видимому, для охраны первого. Сержант тут же  принялся заверять, что о женщине позаботятся.
- Теперь вы расскажите, что тут произошло?
-А что, она разве уже что-то рассказала? Что? Моя мать, разве она… - Чарли сделал шаг в сторону от полицейских. – Я? А что я? Меня здесь не было. Вон, у матери спросите. Я вот только что, …мне сестра позвонила. Вот, - он вытянул вперед руку с телефоном. Показал им на лежавшую в центре зала на полу сестру.  – Вот! Проверьте телефон.  Она мне звонила! Вот, проверьте!!
Но тут же, испугавшись, что полиция узнает и о других звонках с его телефона, Чарли спрятал его в карман. – Сестра позвонила. Я… приехал. А тут уже. То есть, я слышал, я был недалеко тут. На машине. Я быстро приехал. По телефону я слышал, … по телефону, как она свалилась, как все загрохотало тут…стулья и вообще.  Я тут не причем. – И снова он к матери испуганным криком. – Оставьте её в покое!  Она в порядке! Только в шоке, …не отвечай им, мать! Ничего не говори, слышишь? Ты уже…о, господи, да оставьте же вы её….
Один из полицейских записывал показания. - В котором часу, вы сказали, вам позвонила сестра?
Чарли взвизгнул: «Да я же сказал, ТОЛЬКО ЧТО!!»
Сержант предупредил ещё раз: «Брукс, вы спокойнее. Мы тут не на танцполе. Мы при исполнении. Пытаемся понять причины гибели вашей сестры. Так что, давайте, пройдем в кафе, сядем за стол, и вы всё спокойно подробно расскажите А лучше  - напишите: кто звонил, когда и зачем.
Последнее слово-вопрос больнее всего задело Чарли. – Зачем?!! Ты, мать твою, ослиная моча…их убивали, как это ЗАЧЕМ?!
К Чарли подошел ещё один полицейский. И вот так, облепив, как мухи, тощего издерганного дистрофика, они эскортировали его в зал кафе.
Сержант, не касаясь его: «Послушайте, мы всё понимаем, но давайте, без оскорблений. Иначе вас тоже привлекут, и будет причина».
Что имел в виду сержант – не понятно, может, просто слово вылетело, да только Чарли его догнал. – ТОЖЕ?! Кого тут уже привлекли? Вы про мать мою?!
Он рванулся от полицейских прочь. Он вытащил мать из салона машины. – Ты никуда не едешь, ты поняла! Ты меня слышишь?!  Ничего им не говори! Молчи, слышишь?! Мать, молчи, ДУРА!! … Ма…МОЛЧИ!
На истерика надели наручники. Уже имели право коснуться. Мей снова усадили в машину и продолжили допрос. Она видела Чарли. Она не потеряла контроля над ситуацией. Но… держалась так, будто всё это ей только сниться. Дурной сон.
Парень визжал: «Отойдите! Снимите ваши наручники! У вас нет права прикасаться ко мне. Моё тело – это моя личная собственность, я на вас в суд подам!!»,  а Мей, невпопад отвечая на вопросы полиции, старалась сосредоточиться на чем-то ином. Вовсе с происходящим не связанным. «Главное –  не сойти с ума. …Иначе, у них всё получится. …У них – всё, у меня - нет.  - К сержанту по фамилии Адамс. - Скажите, мою дочь уже увезли в больницу? …Как она, ей лучше? ...Нет? …Почему её не лечат?
И снова мысль: «Только не о том, что случилось, нет, нет, только не об этом!»
И о чем же стала думать – вспоминать эта женщина? За что же спрятала она свой разум, чтоб уберечь его от глубокого горя – трещины в её семье, в её личной, самой личной жизни?
«Я сделала выбор. Он прав, мой сын, мой Чарли, …мой умница, мой славный,  мой …(в слух в глубокой скорбью в голосе) – Чарли! О, боже, боже, …дайте мне сына, ….сына….о, Чарли, о, мой мальчик, как же ты был прав, во всем. Во всех ошибках твоих, и нашей славной Джудит…только Я, только моя вина. Простите меня, ПРОСТИТЕ…
-Мисс Брукс. Пожалуйста, сосредоточьтесь. Так вы сказали, их было трое. Трое, так? 
- Простите, нет. Мне нужно. Там остались мои личные вещи. Рисунки, это важно…
Женщина сержант рукой придержала свою подопечную. – Я понимаю, это же ваше кафе.
-Кафе? – Вообще-то в эти минуты Мей о кафе не вспомнила. Зато она попросила принести ей листки, валяющиеся на полу…там.
Сержант Адамс принесла ей рисунки. Показала. – Эти?
-Да! – Мей протянула к бумажкам руки. Но сержант ловким движением рук, приложила их к делу, упаковав в пластиковый пакет с номером. – Разумеется, они будут вам возвращены. – Улыбка. – Чуть позже. Это же улики. Очень сожалею. Так положено.
(Мей, молча) «Положено кем?»  Она грустно глядела сквозь пластик пакета. «Ни власти, ни сил нет, отнять у хаоса своё. Вернуть своё родное. Бог дал, бог – взял. Не вам, - НЕ ВАШЕ».
Мей пробовала выхватить пластик, но Адамс только улыбнулась. «Мисс Брукс, если бы их уже не внесли в дело. Их нашел детектив Хогарт, если бы вы немного раньше… - сержант виновато улыбнулась. – Но они уже считаются уликами. Простите».
-А нельзя ли спросить у этого, как вы сказали…
Вообще-то Мей уже и о картинках забыла. Так, спросила ещё разок, но, скорее, по инерции. Мысли о несправедливости вообще, о краткости пути дочери, о неисповедимости судьбы сына и о суровости, с которой судьба отнеслась к её собственным грехам – это отвлекло Мей от суеты перед её слезно – бессмысленным взором.
***
(Навеянные воспоминания)
«-Где ты пропадал? Где?! Неделю молчал. Тэ, …милый, солнечный зайчик мой, где же? …Я решила - всё, ты меня забыл. Не забыл, … ты не забыл свою киску Мей, так, миленький…
Она кокетничала с ним и нисколько не скрывала радости от их новой встречи. 
Он позвонил ей, по-видимому, не вполне ожидая от неё согласия встретиться. Он был даже как будто удивлен тому, что она пулей выскочила из двери кафе, села к нему в машину и приказала: «Давай, в гараж! Он пустой. Там постоим».
«Постоим» - не совсем получилось. Мей тут же стала ласкать пропащего любовника. И Теду скоренько пришлось разложить сиденья для удобства.
-О, Мей, честное слово, никак ни ожидал, что ты так скоро …привяжешься ко мне.
Она резко махнула рукой с зажатым кулаком перед его носом. – Привяжусь?! - …И нежно коснулась им голого плеча Теда. – Да, привязалась, да! – И, будто растеряв всю силу злости на любовника, заставившего её поволноваться, дальше она замуркала нежно, как истинная любовница. – О, вовсе нет! Разве я липучка? Но тебя так долго не было, так долго, милый. …И ты заставил меня совершить одну ошибку. Да, ты…О которой, …возможно, я буду после сожалеть. И ты…
-Влюбилась?
Мей была ошарашена. Потом хохотнула, и, прямо глядя в глаза Лоренса, сначала резко кивнула, а после, тут же начала крутить головой - нет-нет. – Ой, да нет же, другое! Я,…а,  забудь!
Её улыбка и руки творили нежность. Во время её ответа он смотрел ей в глаза. Но не судил. Даже шутя. Напротив, он будто был разочарован. - Ну вот. А я-то мечтал, устроить сцену. Найти, так сказать, повод. И …кинуть тебя, в самом деле. …А ты… вся в делах, НА КУХНЕ…ха-ха-ха! – Он смеялся и целовал, подминая под себя податливое тело женщины. – Придется поцеловать несравненную Пенелопу. За верность, за упреки, за…Я УДИВЛЁН!
Мей и забыла уже про то, что случилось у Хоппера в кафе. - Да, я Пенелопа. Я дура, миленький. Я страстная дурочка Пенелопа. Ешё, …ещё…ещё…
В тот день стояла страшная жара. Где-то ручьями текли дожди с неба, а здесь, в Лос-Анджелесе снова наступал душный полдень.
Секс в салоне машины, в душном гараже – это было жаркое, безобразное зрелище.
Это было веселым воспоминанием для Мей. Откуда-то, с давней юности. А у Лоренса такое было впервые.
Он всё время контролировал её самочувствие. Мей прерывисто дышала. Сорокалетняя женщина …Он всё спрашивал у своей партнерши: «Ты в порядке? Может, выйдем на воздух?» Она отвечала: «Нет, нет, О! Да, да…да!! - Потом снова – нет». 
Она вновь чувствовала себя глупой девчонкой, удравшей из дома к возлюбленному преподавателю. Наконец, Тед не выдержал. – Мей, прости я…больше, … …я не в силах. Прости. Мне нужно на воздух.   – Но тут же, только застегнул на себе джинсы. - Ты сможешь уйти с работы? – Он кивнул в сторону двери кафе. – Можешь?
Мей оглянулась на дверь в подсобку.
Она не могла видеть сейчас хмурость на лице дочери. Но что она должна будет это увидеть – знала. Она ответила любовнику: «Это…нет. Нет, Тед. Не сегодня. Нет, милый, не сейчас. Пожалуйста, никак не могу, нет, нет…
Но как она это произнесла … Примерно так: «Что за вопрос, милый? Да, всё пустяки. Всё, кроме нас с тобой. Сейчас же …на край света – с тобой – да, да!»
Заиграла тихая музыка. Это была классика. Что-то спокойное, но убеждающее и настойчивое. Тут же щелкнули дверные замки. – Пристегнись, милая. И…прикрой себя чем-нибудь. Мы …выезжаем.
Его форд резко выехал из открытых дверей гаража. Машина развернулась на узкой площадке перед кафе. Со свистом. Лихо! Разумеется, привлекая внимание тех, кто видел машину из зала кафе.
– Вот и замечательно! Едем!
А у него дома …снова ленивый отдых, достойный великих трудов и долгого терпеливого ожидания первого. Снова натруженные руки Золушки - Мей пахнут каким-то дивным мылом. Ласкают упругое мускулистое тело, едва прикрытое прохладным черным шелком халата. Снова она улыбается и счастлива от того, что всё здесь ей позволено. Что всё здесь  ей нравится. Что она чувствует себя в этом доме желанной и вполне к нему прилагающейся. Прекрасной гостьей-королевой. – И всё же, где ты пропадал всё это время? Ты же говорил в прошлый раз, что дел у тебя в Калифорнии нет.
-Нет и теперь. – Тед кинул ей щетку и подставил голову с ещё влажными волосами.
Она стала причесывать его. В ожидании ответа, думала: «Соврет и ладно. Пусть. Мы ж и правда, ничем не привязаны. Я…ждала его. Я …привязалась. А он…».
-Я был на фестивале музыки Вагнера.
Её руки замерли. Она ожидала какого угодно вранья, но тут. …Оказалось что-то из ряда вон. В музыке Вагнера она мало что понимала. Мей  смутилась и серьезно. Будто услышала вместо правды откровенную правду. Посмотрела на щетку, - там ни волоска. Тупой взгляд на голову, лежащую на её коленях.
До неё ещё в первую встречу дошло, что её молодой любовник – это человек, который ею никогда до конца раскрыт не будет. Не в силах она до конца понять его заоблачный стиль жизни, привычки, сервис в кредит. Ей – женщине простой, ежедневной – всё до конца не понималось. Он не похож на тех мужчин, которых она знала. В тех «открытия»  тоже следовали одно за другим. Но всё было мелко, обыденно в сравнении с тем, что она испытывала в обществе Теда. Тут что ни новость – всё не как у нормальных. У всех жизнь – суета сует, а этот… где летает, чего себе на совесть наматывает - она не знала. И дело было не в картинах Верещагина и Месонье, среди которых он рос и становился человеком; не в том, что все купались в ванных, а Лоренс - в фонтане. Вся его жизнь, - череда каких-то странных событий.  Между тем, Мей уже осознала, что он не собирается выходить из этого круга. Что он скорее погибнет, раздавленный жерновами судьбы, но опуститься до НОРМИАЛЬНОСТИ ей привычной – не пожелает.
После долгой паузы: «Это…не поняла».
-Это в Германии. Точнее - в Баварии. – Тед отпил вина и подал бокал любовнице. – Пей. …Не нравится? …Заменить?
-И что в нём хорошего в этом Вагнере?
Тед дернул плечами, - как хочешь. Поставил бокал на пол. – Что хорошего в Вагнере? ...Хм…мне трудно судить. - Он посмотрел на Мей и улыбнулся. – Это лучше у земляков его  спросить. У баварцев. Что касается фестиваля, …да как бы всё: погода удалась; дух традиций сохранен. Народ доволен, музыка прекрасна. Я  - в восторге.
Он перевернулся. Лег с Мей валетом, развернув лицо к её коленям.
Та, оправив халат на себе, попыталась уяснить то, чего не понимала никогда: почему люди ездят  куда-то, за тридевять земель, платят деньги и не малые, чтобы неподвижно сидеть, стесненными правильными одеждами и часами слушать, слушать и слушать написанную кем-то когда-то музыку?   - Зачем тебе Бавария? Зачем Вагнер? Разве тут нет хорошей музыки? Да к нам каких только вагнеров не залетает.
Лоренс хмыкнул и, погладив ногу Мей, сжал в руке её лодыжку. Будто удивляясь, до чего ж она узка. – Хм…конечно, миленькая.
-Тогда что, зачем лететь через океан за музыкой? – Мей осторожно освободила свою ногу из руки Теда. - У нас и тут фестивалей хватает. Вон,  японский пианист прилетал. …Фамилию забыла. С концертом. Я не слышала, правда, но афиш много было.
Тед чуть передвинулся. Лежал, улыбался, глядя на узкие маленькие ступни Мей. Осторожно пощекотал одну. – О…да…японский пианист…
-Что?!.. – Она снова не понимала его.  И хорохорилась. Дернула ногой, будто хотела лягнуть.  – Да, японец! Чем он хуже баварца? …А по радио…Я тут недавно оркестр осетина одного слушала. Чайковского играли. «Щелкунчик», слышал? (напела нечто похожее на Вальс цветов) Па-па-па-па… В Нью-Йорке сначала дирижировал. Потом в Лос-Анджелесе. Билетов – не достать! По радио слушала. Есть такое: Радио Концерт называется. Часами музыка играет. Слушай, …если делать нечего.
Услышав тихий хохот, Мей не на шутку начала злиться. – Тед, что?! …Ой, ладно! У нас и своей классики – в каждом районе по дирижеру! …Что?!
Она усиленно припоминала фамилию ещё одного музыканта (пианиста, а быть может,  композитора,  или дирижера – она забыла). Вспомнив, Мей толкнула любовника в бок и гордо произнесла: «А этот …наш …Леонард Бернстайн?  …Ага! Никуда летать не надо. Сиди и слушай человека. На родном языке поговорить можно.
-Он умер, Мей.  Хотя, ладно. Согласен, да. Карлос Клейбер,  Леонард Бернстайн. Да, можно и нужно посидеть и послушать их. Лучших. Но я не об исполнителях Мей. Я о верности традиции и МУЗЫКЕ.
-Они чужие!
-Но не чуждые, милая. И…перестань толкаться, мы же не на ринге. 
Хозяина дома-музея Мей снова не понимала. Картины, гравюры, этюда, наброски,  воспевающие чужих наполеонов, – те уже стали ей привычными. Хорошо, любит парень посмотреть на мужественность, привык нарисованным подвигом полюбоваться – это ей понятно… теперь. Но чем же его привлекла ЧУЖАЯ музыка, чтоб летать за ней через океан, тратить на неё деньги, время?
 В понятии владелицы кафе «У Мей» музыка отражает состояние души. А собственная душа должна наполняться собственной музыкой. В её душе звучит музыка, которую она впитала в себя с молоком матери, баюкавшей дитя, увешенное бисерными амулетами, под тягучий блюз.
Послушать можно всякую музыку, считала Мей, вреда не будет. Но отстаивать можно только ту музыку, которая умеет запасть душу, живет там и не сгинет и после твоей смерти.
Так она считала и никакими пряниками её на другие берега не перетянуть. - Наша музыка выше трагедий. В ней даже скорбь имеет счастливые нотки. Ты предпочитаешь торжество фанфар?
-Ты любишь песни черных.
Вообще-то, Тед не спрашивал. Но она поняла это как вопрос с иронией. Потому что он продолжал улыбаться, дразня её щекоткой ступней. 
– Да. Люблю. И считаю их музыку ярким колером НАШЕЙ классики. 
Он обдумывал её ответ. Улыбаясь, косил в её сторону. Потом задирал голову, посмотрел на картину Месонье «Подвиг офицера».  - У темнокожих и индейцев сразу были иные представления о жизни и ценностях. Они до сих пор иначе представляют себе любовь, верность долгу. Им свойственна воинская доблесть, но христианский долг – это совсем иное, Мей. Я любовался гордостью от исполнения долга ВЕРЕ. Это было отражено в музыке.
- Вагнера?
-Да.
-«Иное» - это какое же? О чем опера, о долгах? «Доблесть» - это про кого? Про рыцарей что ли? …Смешно! Наши люди хоть и босыми и не по долгу сюда прибыли, но прекрасно зная, что в жизни ценно.
-Да? И что же знали эти босяки?
-Что важны свобода и родство крови. И ещё терпимость. И любовь, конечно. И всё это есть в нашей музыке. 
Лоренс покачал головой. Он будто сомневался.  – Значит, сначала свобода потом - общность – ладно. Стадность - понятно. Тогда откуда возьмется свобода, если живешь стадом? …Терпимость? Хотя, ладно, понял. Это о том же: мир тесен, людей – много, и все мы разные. Толерантность. …Синоним ли это терпению?  …Любовь.  …Тут не знаю. Но долг опытнейшего – научить любимого труду, иначе он повиснет на шее. … Ладно! К черту споры. Давай, я о себе скажу. Я никогда не научусь любви. Потому что это ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ трудно – любить. Не висеть на шее, любить всегда, за всё и безвозмездно… - не умею.
-Тед?! Ты лукавишь.
Заметив, что Мей внимает, но злится, он продолжил уже серьезно. И, перестав играть с её ногами.  – Да понял я, понял. Не злись, миленькая. Я ничуть тебя не агитирую. Да и глупо «агитировать» за хорошую музыку. И я люблю нашу музыку. И блюз. И кул–джаз Лестера Янга. Но тут другое Мей. Я почувствовал на фестивале то, что совпадает с моим восприятием мира. У нас, как оказалась, общая цель. И ценим мы ОДНО. Дух фестиваля, …оказалось, мне там комфортно!
Тед сел. Теперь он в упор смотрел на героику картины Месонье.  - У человека кроме живота, сознания и жопы, ещё и совесть есть. Она, знаешь, выше, выше всего того, что ты назвала. И даже свободы выше. И любви. Совесть роднит человека с космосом. С макромиром. Нет её – и для Создателя ты не человек.
Мей вздохнула, вспомнив о своих «долгах». Потом весело объявила, как  о перемирии: «Да, ладно! Наши майя раньше космос узнали - факт!»
- Ещё вопрос, кто кого первым узнал. Для меня их жрецы - кровожадные дикари – не более того.
-Тед, …Тед, пожалуйста, так мы можем поссориться.
-Да ладно, патриотка, я закончил. – Он поднялся с пола, отряхнулся и пошел за книжкой. Какой, - видимо уже знал, потому что быстро отыскал её и вернулся с нею к Мей.
Книга называлась: «Рихард Вагнер. Фестиваль торжества Музыки».
-Прости, хорошей системы у меня нет, так что придется слушать с ноутбука. Музыка будет звучать, а мы полистаем книгу. 
Мей видит такое впервые. Яркое голубое небо, яркая зеленая трава. Скрипачи трудятся на сцене, некоторые даже в испарине, а зрители сидят под открытым небом. Некоторые держат над головой зонт. Большинство – просто сидят на траве. Красивая поза усердной виолончелистки. Красивый инструмент – арфа. Солистка - … точно - ФРАУ. «Цветных» на полянке не видно. Зрители перекусывают. Тут же, сидя на полянке. Кормят любимых собачек. Это называется «свидание с любимцами».– Это что, они так классическую музыку слушают? …А это у них там что? А, по-моему, они колбасу едят, нет? Да?! Ну, даёт Бавария! …Слышала, как сын говорил, что ОНА выбила  «Арсенал» из Лиги чемпионов. Вот  тут я верю. Выбивать – это они умеют. А чтоб под колбасу сочувствовать тому, что я сейчас слышу,  Тед, ты меня прости…
Она не понимала людей, которые тянуться к жизни на чужих берегах. Было в этом что-то тревожное лично для неё.
Но того, до которого она могла сейчас дотянуться руками, обнять и послушать сердце – она хотела понять целиком.   – А, ладно! Пусть себе едят, слушают музыку, …скажи, а что плохого, что я к тебе привязалась? Разве это плохо? Да, я скучала. Думала о тебе. Где ты, что поделываешь, …с кем? Я даже подумала, не похитили ли тебя снова.  - Глаза закатив.  –  Как хорошо, что нет. - Помолчав, заметив хитрый взгляд своего молодого друга. – То есть, конечно, сначала я решила, что ты меня кинул. Да, сначала. Но потом, - она вздохнула, улыбнулась и гордо (будто заслужила это), поцеловала в губы,  - потом я подумала, что тебя похитили. И молилась, чтоб тебе снова повезло.
-Спасибо. Твоими молитвами. – Он произнес это, искренне благодаря женщину.
Успокоенная музыкой, Мей вдруг встрепенулась. - Так тебя похитили?! Так это снова произошло, …да? И как ты?
Он пожал плечами, мол, да так. Потом взялся за бокал, долил в него вина и обернулся к картине. Поднял бокал и выпил до дна. Толи в знак признательности героизма наполеоновского офицера, толи за то, что сволочь - пуля пролетела и не задела лично его.
Потом, отставив бокал в сторону, Тед весело произнес: «Да всё в порядке, милая! Мы ж оба из числа счастливчиков. Нам везет!».
-Тед, это всё из-за скитаний. Это калечит твою жизнь. Живи здесь. Это твой дом. Сколько людей в мире мечтают хоть одним глазком увидеть Калифорнию… 
Он погладил ей плечо, поцеловал округлый суставчик.  - Ты смешная. Но мне нравится… твоя гражданская позиция.
- Тед, мы больше не говорим о чужих и наших. Я боюсь за тебя.
- А кто тебя просит? Я – это я, Мей. Бояться за другого – это как-то по-детски. …Ладно, ладно, не сердись. Бойся, сколько тебе будет не трудно. Я только о музыке Вагнера ещё пару слов скажу, хорошо. – Тед выключил ноутбук. Закрыл яркую книгу.  - Я был там не всё время. Как раз на то, чтобы посидеть под солнышком, выпить пива, покушать колбаски – времени у меня не было. Но я послушал оперу. И музыка восхитила меня. Легенда о доблести рыцаря. Об его целеустремленности. О героизме. О любви, надежде и вере в мудрость Бога, создавшего нас. Мне понравилось.
- «Бог», «вера», - да неужели ты настолько верующий?
Мей была удивлена серьезности в лице своего любовника. - Да ладно! Будто других дел нет, Тед.
-Ты же молилась. А при деле с утра до ночи.
-Ой, ладно! Это просто так говориться: молилась. Разумеется, я свечи не ставила, бога - не славила. Я ДУМАЛА о тебе.  Долго думала. И …жалела тебя.
-О, это уж вообще…  - Он заткнулся и не произнес: «лишнее».
Тед задумался. Задумался о смысле слов, которые задели бы его самолюбие, произнеси их кто-то другой. Но перед ним женщина, которая его явно …переоценивает. – Жалела? … Но почему?
Только любя, она смотрела ему в лицо. Тед, молча, следил за её глазами. «Она видит во мне сына? Любовника? …ЛЮБИМОГО?! Неожиданно. …Это пугает. – Мей, я не хочу. …Нет. Я не могу быть ответственным за тебя. Мы…просто, …мы просто ОТДЫХАЕМ, …да? Нам нравится отдыхать ВМЕСТЕ. …Да?
Она кивнула, но была не согласна. В её взгляде, вот именно в этот момент была ЛЮБОВЬ. Она хотела от него БОЛЬШЕГО. И ей казалось, она имеет шанс на это право.
-Мей, ты меня волнуешь. Нет, нет, это…ЛИШНЕЕ. Давай лучше продолжим. Я расскажу, о чем была опера.  …Я попытаюсь убедить тебя, что она была о ВЫСОКОМ. …Отдыхай.
Мей поняла, что испугала парня. Она отвела масляный взгляд в сторону  и тихо покашляла.  - Я про одного рыцаря кино видела. Про Дон Кихота. Тот ещё, рыцарь. Но он хотя бы не скрывал своих истинных целей. У него каждый чудо-подвиг во имя дамы. А что за цель у ТЕХ, в честь которых этот…баварец написал свою высокую музыку?
Тед прикрыл глаза. На губах улыбка. Сытая, великодушная. Это Мей подзадорило.
И куда делась нежность…
-Да знаю я, знаю, какая у них цель! – Она будто забыла, о чем ей только что признался Лоренс. -  Какая-то из их святынь, …так? Уж точно не дама сердца. Их цель - завладеть чем-то редкостным. И обладать этой целью лично. Притащат это в церковь и молятся. Святая! И собирают деньги, давая другим посмотреть на это чудо-святость. А по мне так лучше б грехи замаливали, которые успели наскрести, пока святыню свою добывали.
Лоренс, думая о чем-то,  осторожно усмехнулся. Глаз не открывал, будто дремал.
Мей посмотрела на него, решила  - спит и продолжила поглаживать волосы на его голове и рассуждать о своем, о задевшем её лично, но молча.
Но потом, припомнив, наконец, название святыни, за которой гоняются европейские рыцари, она постучала кончиком пальца по носу Лоренсу. – Вспомнила! Они  всё чашу Грааля ищут. …Вот чудики, а если найдут? И поймут, несчастные, что это просто плошка, а никакое не волшебство. …Что тогда? Ага, тогда другим делом займутся. Сначала всем миром её ценность определять будут, а после – об её  подлинности заспорят. …Люди…Лучше б любовью занимались!
-Да, - Тед открыл глаза и кивнул. - В опере про это сказано. Я про цель. Чаша - это символ цели.
-Вот! А кто её видел? Чашку эту? Она, может, разбита давно. Спор о том, чего нет, - баварским рыцарям точно заняться нечем! …Но нам-то, слава богу, есть. Правда, солнышко?
Лоренс сонно улыбнулся. Он её выслушал. Вздохнул и начал свой рассказ: «Бог был един. Но родился Христос.  Сын Бога. И была у Бога Чаша из чудодейственного агата. Бог передал Чашу Спасителю. И кормила и поила Она и Его и учеников Его. Но распяли Христа. И была собрана кровь Его в Чашу Грааля. Кто становится счастливым обладателем таинственной Чаши, тот непобедим. Входит в огонь – и не сгорает; опускается на дно морское – и не тонет. – Тед прикрыл глаза.  - О святости не спорят, Мей. Веришь ты в бога или нет, святость уважают за почитание миллионами. Святым может быть и камень и вода в реке. И это признают, не споря. А Грааль, думаю, он существует. Нужно только знать, что искать. Каким он был в день Христа – кто теперь знает наверняка? …Ах, если б знать. – Лоренс произнес последнюю фразу, полный искреннейшего сожаления. – Я б её поискал.  Я бы … - Он задумался. Потом открыл глаза и вздохнул. Огляделся, будто вспомнил, кто рядом, и рассмеялся. – Забудь! Выпьем за отдых. Скитания, поиски Грааля – подождут. Нет ничего лучше, чем отдых в собственном доме, в тишине, … с хорошенькой женщиной.
Мей не клюнула на комплимент. - Тед, я не поняла. Ты что, опять пойдешь? Что за скитания, Тед?
Лоренс огляделся. С каждой стены, из каждого угла  на него смотрел ЧЕЙ-ТО ПОДВИГ. Он покачал головой – да.  - Ты можешь понять причину войн?
-Иногда они действительно из-за плошки и случаются. Так ты что-то ищешь или с кем-то воюешь?
Лоренс кивнул. – Угадала.
-Угадала что, причину? (Он молчит) А ты бы как ответил?
Он прикрыл глаза. - Я не знаю ответа.  – Помолчав. -  Но ты, возможно, уже называла его. Раньше. Ты сказала… «люди».
Мей подождала разъяснений. Их не было. Она пыталась настаивать – Тед явно задремал. Будить его – такую святость для себя в данный момент, для каких-то несущественных уточнений - она не решилась.
Но вдруг он очнулся. И будто вспомнил, о чем шла речь. - Мей, это символ. Конечно же, ЕЁ не существует. Не может существовать… ДО ПОРЫ. Как инопланетян.
-Тед, я думала, ты спишь.
-Сплю и удивлен, как не заснёшь ты. – Он рассмеялся и подмял женщину под себя.
Мей была счастлива. Инопланетяне, символы – это всё сказки для неё. Она хотела любить и быть любимой. Потому и была рада, что он не уснул, что помнит, что она рядом. Живое тепло мужчины, его сила – ей намного  нужнее, чем возвышенность музыки да хотя бы и Вагнера.
Но после секса случилось странное. Им вдруг захотелось разбежаться.
Они расселись подальше друг от друга. Сидели, молча, жуя бутерброды. Думали, будто бы каждый о своём. Но оказалось – об одном.
-Тед, мне наши черные понятнее и ближе, чем твой символический Создатель, которому вечно нет до меня дела. Вот хоть запросись! И какая разница ему, с совестью я ему достанусь или без. Душа, говорят, и у черта есть. Своя чертова.
-Ты лукавишь. Это от сытости. Когда прижимает, человек начинает припоминать какую-нибудь святость и молиться ей. Даже, если это всего лишь дерево в ленточках с узелками. …Вот на что ты молишься, когда страшно?
-Ни на что. У меня ни икон, ни креста. Я и молитв не знаю.
-Подожди, но даже не верующие на что-то молятся. …Во что же ты веришь? - В голосе Лоренса был и интерес и как бы даже испуг.
Мей это почувствовала и немного растерялась. Помолчала, обдумывая ответ. 
- В себя! И …в доброго человека. Ему и пожаловаться  можно. Он не предаст, может и заступиться. А до космоса пока дойдет, пока оттуда придет.
Заговорив о космосе, ей стало стыдна её нагота. Она засуетилась, пошла, искать свою одежду. - А молилась я на фотографию. Помнишь, я уговорила тебя, чтобы мы вместе  сфотографировались на поляроид? …Забыл? Я так и подумала. …Стой, я покажу…».
Она достала свою «святость» из бумажника. Маленькая фотография. Двое явно счастливых людей.
Тед был удивлен столь долгой жизни маленькой картонки. Покачал головой. - Вот как… – Он передал фото Мей. Та этим клочком явно дорожила. - А мне как раз наоборот, …именно люди кажутся существами сомнительными.
Мей оделась. Надела всё: белье, платье. Уложила волосы. Достала сигареты и закурила.  – Тогда, где ж твои иконы? Кресты? Я вижу, здесь они лишь на грудях генералов. – Мей принесла халат, протянула Теду.
Он оглядывал человека, стоявшего перед ним. Будто определял: «добрый» она или  как все – просто человек?  - А в черте души нет, Мей. – Он взял халат и накинул его на себя.  - Зачем она ему, он же бессмертен. Бездушный символ ада. Он губит души. Ищет неискушенность и помогает Дьяволу заполнить ими бездну его бездуховности.
Тед прерывисто и глубоко вздохнул. Будто сожалел, что женщина рядом - это просто человек. Он ей тоже не доверял. -  Я в людей не верю. По мне так лучше символ. И общая цель.
-Ты про деньги? Это они – Грааль?
-Нет. Нет, конечно. – Он потянул её за руку, заставив сесть. - Сядь, договорим. - Деньги – мерило. И не по своей воле. Ну не будет бумаги, будет электронный бонус на топливо.  – Тед встал, подошел, налил себе вина. Сел рядом с Мей. – Посмотри на картину Верещагина. – Он кивнул в сторону камина.  - Генералиссимус …- он раздумывает: начинать ли ему бой, идти ли ему на горящую Москву? Он долго думал. Ему долго помогали советами его генералы и фельдмаршалы. А всё равно  - ошиблись. Я не верю в человека. Какой бы он великий не был, рано или поздно, он ошибется. На воде, на земле, …на Луне, на Марсе – столько человеческих ошибок. Бог  - он один не ошибается. А то, что он глух к нашим молитвам – что ж, просим то, чего не заслуживаем. Хотя да, нам часто кажется, что последнее – это не так. Что мы достойны снисхождения.
Мей слушала и удивлялась, какая-то опера …сумела столько разворошить в душе человека!
Тед улыбнулся, почти угадав причину её удивления. – Что касается пресловутой Чаши, то все ищут её и будут искать. Стать неуязвимым как бог – кому ж не захочется.  Нет, Мей, я не идиот, чтоб считать, что камень одарит меняя бессмертием. Но ВЕРА …- она гонит меня правдой: «Ты ещё не нашел её, ты ещё не испил из неё, а уже в сомнениях». Логично, правда? Нет, я б пошел её искать. Пошёл БЫ…если б знал, что это вообще такое - чаша Христова.
-Божественная неуязвимость,  …Тед, это ж детская паранойя. Виртуальность.
-Ещё раз послушай, что говорит Вера.
-Да, да, поняла: сначала найди – после говори. Так ты ищешь бессмертия?
-Да. – Тед кивнул. – Ищу. Это помогает мне, бороться со слабостями в себе. Я слаб, я печально слаб, Мей. А когда я побеждаю СВОИ СЛАБОСТИ, мне удается победить того, кто считает, что у него слабых мест нет. И тогда я, …я как бы чувствую, что ИСПИЛ из Чаши. …Понимаешь? Это меня окрыляет.
-Боже, …так ты киллер?!
-Нет, нет! – Тед тихо хохотнул. – Ну надо же! Нет, лучше уж думай обо мне, как о краснодеревщике. – Он помолчал. Посерьезнел. Потом уточнил. - Но я тоже убиваю, Мей. НЕВЕЖЕСТВО И ДИКОСТЬ. Во имя бога.
-Не поняла.
Он вздохнул. – Да не убийца я… О, Мей,…какая же ты славная. …Я чудесно отдыхаю, просто чудесно.
Он смотрел на каминную полку. Улыбнулся.
Посмотрела туда и Мей.
Там Девушка изгибала свой стан, хвалясь своим веером.
-И я. И я,…Тед просто чудесно отдыхаю здесь, у тебя. И мне так хочется, мне очень хочется, Тед, …- Она посмотрела на его профиль,  - чтоб ты всегда, всегда был счастливчиком у своей Судьбы.
-Буду. Ведь я верю ЕЙ.
Он обнял и тесно прижал к себе свою сегодняшнюю пассию.  – А Вагнер, …Да, Мей, тебе стоит послушать эту оперу ещё раз. В другом настроении. Героика мифов – она позволяет человеку мыслить шире.
- Дашь книжку, я почитаю…»
***
(Возврат к реальности)
Сержант по фамилии Адамс обернулась и посмотрела  на окна кафе.
Детектив Хогарт смотрел из окна в их сторону. По его пристальному взгляду, можно было понять, что он хочет знать, как идут её дела со свидетельницей.
Но Адамс получила слишком мало ответов на свои вопросы. Она вяло, как бы без настойчивости, произнесла: «Простите, мисс Брукс, но детектив Хогарт, …пока все тщательно не изучит, он не выпустит из внимания ни одну, даже самую несущественную деталь дела. Погиб человек, ваша дочь. Нет, мисс Брукс, пока рисунки останутся у меня. Но я постараюсь, чтобы они вернулись к вам сразу же, как только с них снимут копии.
-Копию можно сделать в моем кабинете. Там есть сканер.
Служебная улыбка. - Мисс Брукс, …прошу вас, не настаивайте. Это улики. И они должны быть в деле.
-Но ведь это только рисунки. Это личное. Это не ВАШЕ ДЕЛО. – И тише. – Это не касается того, что здесь происходит. …Это просто рисунки. Отдайте их.
Адамс покачала головой – нет, но сама присмотрелась к бумажкам внимательнее. Она крутила файл, в котором лежали картинки, и рассматривала тот одну его сторону, то - другую. И Мей заметила её реакцию. Она кожей почувствовала отклик на увиденное.
Адамс испытывала естественное омерзение и была глубоко удивлена тому, что «убитая горем мамаша», пытается вернуть себе «эту скабрезность».
И уже сухо, уже более профессионально блюститель порядка и морали отрезала край конючанья  горе - мамаши: «Держите свои чувства в узде. Здесь, МЕЖДУ ПРОЧИМ, была убита ваша дочь».
Теперь Мей вовсе перестала реагировать на вопросы службистки, пытающейся, выяснить «кто пришел, возраст и одежда»? Мей было плевать на «такое участие».
«Между прочим», … да, убили и мою девочку, между прочими. Нет, ЭТА  - никогда не найдет убийц моей Джу. Её «участие» - это виток в маленькой карьере. Карьера  - деньги, чем больше убийств, тем больше ей дела. Круг замкнулся. Мы все цепляемся только за личное. Что мне те рисунки? Я могла бы ответить. Да, могла бы. Только не хочу. …Их в последнюю минуту жизни держала в руках моя дочь. Один из этих рисунков подарил мне отец моего будущего ребенка. Но и другой - я не выброшу. Ведь только сравнив их, и я и любой другой сможет понять, хоть сколько времени пройдет, КАК Лоренс относился ко мне. …Но я промолчу.  Я ничего не скажу».
Согревшись в салоне машины (после озноба, охватившего её после укола), Мейджун зевнула, повела взглядом в сторону Адамс и…УЛЫБНУЛАСЬ.
Она замкнулась. Она думала о СВОЁМ. Её грела её хорошая память, всегда цепляющая в жизни главное и важное для неё. «Он пригласил меня к приятелю. Сказал, что тот начинающий художник, потому можно запросто, без приглашений. …Каким странным оказался тот художник. Мне показалось, он и не художник вовсе …».
Взгляд Мей поплыл в сторону кафе. Там за одним из столиков сидел Чарльз. С ним разговаривали двое. Один - детектив Хогарт, другой – скользкий красавчик, как похоронщик, весь  в черном. По мнению  Мей, он тоже мог принадлежать к числу тех людей, чья жизнь не может не иметь потайного кармана с пистолетом внутри.  «Теперь они возьмутся за моего сына. Что знает Чарли? … Он фантазер. Но, думаю, он знает, откуда я вернулась тогда, с глазами по плошке, вся взмыленная и шныряющая по дому, в поисках укромного места. …Чарли… Его всегда можно подцепить и в картах, и в деньгах и… вообще, подцепить. Боже, …эй, слышишь ли ты меня,  ГОСПОДИН? …Почему же ты оставил мне именно моего несчастного мальчика? Ты, как всегда, мудр и выше всех похвал. Ты знаешь, что делаешь только правильное.   Ты оставил мне именно того, кого мне всегда приходилось от кого-то отбивать. Я защищала его болезненное Эго от мальчишек двора, потом – от нападок учителей в школе. Он говорил: «Мама, они меня не понимают. Мама, я и они – мы разные». Черт возьми, так ПОЧЕМУ же именно Чарли?! … Из колледжа его выгнали. И снова я ходила, просила, убеждала: «Он хороший. Мой сын необычайно талантлив, у него феноменальная память. Вы проверьте, вы спросите, он знает все созвездия на небе и сколько космических лет до каждого из них. Он знает, сколько лет пирамидам Египта и кто построил мост Золотые ворота, а ведь большинству из вас на это просто плевать. Возьмите его обратно. Простите его, поверьте ему. Он – лучше, чем вам кажется,…поверьте».
Ей – верили, а ему  - почему-то нет. Его снова задирали мальчишки, презирали учителя. «Сейчас эти возьмутся за моего мальчика. А ведь он – последнее, что у меня осталось»…
И вдруг в животе: тырк, тырк… «О, черт! Я и забыла. Я совсем забыла о ТЕБЕ. Но нет,  первый – Чарли. Потом  - ты. Пинайся, сколько хочешь. Но твой старший брат – он моя первейшая забота. Ты …я ещё не знаю, кто ты. А Чарльз, … почему так мало людей любит его? Почему не любят так, как люблю его я? …Почему, ведь у моего мальчика золотое сердце. Моя мать, вообще не верит, что он способен на плохое. А сестра ворчит: «Да он ни на что не способен! А уж на плохое - вообще кишка тонка!».
Мей поглаживала свой округлый живот, а взгляд её поплыл в сторону улицы.
Зеваки множились. Множились и суетливо перешептывались. Заметив, что она глядит в их сторону, кто-то даже решил выставиться вперед. Приблизиться к  машине.
-Мейди, привет! Что случилось? Говорят, тут стреляли. Что, опять Чарли подговнил?
«Да пошл ты. …Зачем ты тут? Кому ты тут полезен?»  - Молча, выспрашивала она у зеваки.
 К нему подошли репортеры. И …он оказался полезным. Пошел рассказывать про чудачества Чарли.
«Сам ты говнюк».  – Мей перевела взгляд на приближающуюся машину.
Она подъехала. Развернулась. Остановилась так, чтоб удобнее было открывать дверцу свободного салона.  Оттуда выпрыгнули двое. Они тащили носилки.
Мей качала головой – нет, нет…. Слезы из глаз её закапали снова. Гроздями-каплями. Она поджала губы и отвернулась. «Тед, Тед, зачем ты внушил мне это? Люди, они разные. Эти - просто спятили от вида чужой беды. Что им за дело? Пришли, выпили пива. Закусили. А кто с них завтра возьмет за это деньги, кто будет сидеть за кассой – им все равно. Зачем вопросы? Мои ответы на них они забудут, когда наступит завтра. …Девочка моя, а ведь я и половины не рассказала тебе того, что ты должна была знать обо мне. Наступит завтра, и что я буду делать, кроме как вспоминать о тебе, как о чести моего прошлого? А ты, ты вообще осталась для меня загадкой. Что, что я скажу теперь твоему мужу? …Сдержусь ли, чтоб не плюнуть ему в лицо, за то, что мучил тебя своей любовью? Завтра, завтра. Что за день такой, завтра? Его сейчас со мной нет, зачем же он тянет за собой мои печали?».
Полицейский попросил людей, отойти за ограждающую ленту. – Здесь ведется расследование убийства.
Носилки вынесли. Они были легкими. Таких огромных санитаров для переноски тела Джудит Брукс вовсе не требовалось.
Мей выскочила из машины. – Девочка моя! Джуди!!…
Её вежливо вернули в машину. Сразу вернули, как только машина, сигналя голубым огнем, скрылась за поворотом.
«Где вы живете, Мей? Ваше кредо? Вы были замужем?» …С какой стати? Я не ответила ему ни на один вопрос. И вообще, он не показался мне художником. «Какое вам дело до моего кредо? Рисуйте себе, раз вы художник. А он опять: «Вы живете с Лоренсом? Нет? Тогда на что вы живете?» Я возмутилась. Сказала ему: «Эй, послушайте, а по мне так вы никакой не художник. Вы слишком болтливы для богемного.». …«Кто, я?» - Он рассмеялся. А Тед улыбался, слушая нашу перепалку. Он мне кивал. Мол, всё так, правильно. Сопротивляйся его любопытству. Не обращай внимания на его смех. Помни, он ИЗ НИХ, из тех, в ком я всегда буду сомневаться. Лоренс сказал тогда: «Я на его бесконечные вопросы тоже никогда не отвечаю. Ведь так, Эрик?».
Мей не отвечала на вопросы полицейских.  Она думала о своём. А «своё» - это не было одним горем, это была смесь из потерь. «Этот Эрик - он стал упрашивать меня «немножечко раздеться». Я рассмеялась. А потом устроила стриптиз. «О-ля, ля! А вы очень даже, …Тед, прими мои поздравления. Такая сексуальная женственность  - это сейчас так дорого стоит». …Нет,  что бы ни говорил Тед, ЭТОТ – точно не художник. Настоящий художник никогда бы не предложил деньги за свой рисунок. Этот  - посмотрел на меня, на художества свои и сказал: «Сколько вы хотите за то, чтоб я оставил это у себя? ...Сто, …двести? Я предлагаю американские доллары, миленькая. …Как, вы НЕ ХОТИТЕ денег?!». Я обратилась к Теду: «Ты сказал ему, что я проститутка?» Тот рассмеялся. Забирая рисунок у приятеля, он поцеловал меня в ухо. «Молчи. Я после скажу, в гостях у кого ты побывала». … Эрик? …Тогда мне было наплевать, кто был этот Эрик. …Тогда – да. А теперь я буду искать его до конца своих дней. Возмездие – не лекарство. Но не отмщение убийства ребенка – яд и муки. Я его найду. Я уже была в том доме, где мы были с Тедом. Там мне сказали, что «никакой художник здесь никогда не проживал». Ни Эрик, ни пол Эрика. Сказали: «Вы, наверное, ошиблись». …Разумеется, разумеется, я больше туда не сунулась. Нет, так нет. Но я туда снова пойду. …Ах, если бы рядом был Тед. …Где тот, кто ответил бы мне, что происходит вокруг меня? Почему начали убивать любимых моих? Моя доча, моя Джуди, вот уж кто меньше всего понимал, почему я связалась с Лоренсом, зачем мне этот сероглазый мальчик. …Что там такое с его домом? Почему его просто не разграбят до конца? …Почему до конца не взорвут? …Что за люди вьются вокруг него? ЧТО, что он хотел сказать МНЕ, изобразив себя героем чужой войны? Ах, ГОСПОДИН МОЙ, ГОСПОДИН, хоть бы ты подсказал: зачем ТЫ дал мне избежать смерти там, где я была так счастлива с НИМ?»
-…Сколько лет вашей дочери, мисс Брукс? …Кафе закрывалось в обычное время, почему вы задержались в этот раз?   
Мей улыбнулась. Она не отвечала на чужие и чуждые ей вопросы. Своих хватало.
Она думала о своём. «Мне всегда было уютно с ним. Тепло, спокойно. Забавно. (Мей зевнула) Он - мечта любой женщины. …Как-то мы поехали к Джо, выпить коктейль. Тед рассказывал мне, …он рассказывал мне о себе. Он думал, раз я веселюсь и валяюсь, значит, я пьяна. Да, он так думал, он сказал: «Кажется, МЫ сегодня немного перебрали. Пожалуй, не поедем ко мне. Далеко. Давай, я сниму номер здесь же, в кафе на втором этаже. Но я рассмеялась. Сказала, что «не желаю стать порно дивой для камер в кафе Ивана». Я закричала на всё кафе: «Хочу в отель! Хочу самый дорогой отель. Хочу его лучший номер. Президентский люкс. Самый – самый и сейчас же!» Тед рассмеялся. Сказал, что «лучший номер для нас – это одно койко-место».
(Мей сонно улыбалась, поглядывая на сухопарую Адамс).
«Ха! Я была уверена, что он возьмет люкс. Он взял меня за руку и провел так по всему залу кафе, как девчонку.  А потом свернул у выхода, …открыл кабинет Хоппера отмычкой, и … предложил лечь на его широкий дубовый стол.   …Ха-ха…как же у меня после болели мои бока. Но я помню, что он рассказал о себе. «Больше всего я боюсь ослепнуть. Не увидеть красоты природы, красивых людей. Человеку стать зависимым от собаки-поводыря – что может быть большим унижением?  Слепота - она пугает даже тогда, когда прямых угроз нет. Я не пью много. Боюсь, упасть и выколоть себе глаз. Или даже оба. …Ты полежи тут, милая, я пойду, отыщу душ у нашего гостеприимного русского хозяина. …Хочешь пойти со мной? …Нет, милая. Сначала я. Разведаю,…что там насчет полотенец». Ах уж эта его паническая боязнь грязи! …  Почему он боялся слепоты? Сказал, «лучше без ног, но чтоб видеть, куда едет твоя коляска, куда влекут тебя твои железные ноги». К чему это он тогда? …Не знаю и теперь. Ах, Тед! А ты ещё говорил, что бояться за другого «это кто-то по-детски»! И за Чарли боюсь, и что мать обезножит из-за диабета. Сестра горбата…да что б такое ещё припомнить, чтоб теперешняя боль стала не столь тяжелой?..»
 Оглядев полицейского, Мей пьяно ухмыльнулась. И смачно зевнула. Принялась массировать свой живот.
Адамс надоело молчание свидетеля. Снова заметив на себе не мигающий взгляд Хогарта,  она покинула машину и двинулась в сторону детектива. - Простите, сэр. Можно обратиться?
-Да. Как у вас дела со свидетельницей? Что она говорит, она знала кого-нибудь из нападавших?
-Детектив Хогарт, я думаю, …я думаю, - взгляд на ту, которая осталась в салоне машины,  - нам не стоит спешить с допросом Брукс. Ей требуется встреча с психиатром.
-А вы тогда кто?
-Я… - помощник сержанта Джонса. – Она кивнула на человека в черном. Мы из внутренней  разведки.
Тот кивнул, подтвердив её слова.
-Так вы не полицейский психолог?..- Хогарт, по-видимому, досадовал на отступление от протокола. К этому после могла придраться сторона защиты.
- Понимаете, так получилось, … психолог…она ногу подвернула перед выездом. А я как раз на курсы по психологии хожу. В общем, …мы с майором посоветовались и …
Хогарт понял, в разведке посчитали, чем меньше людей из Управления будет знать о деле – тем лучше. - Ладно! Давайте не будем об отсутствующем психологе, давайте по существу: что она вам уже рассказала? Это связано с Лоренсом?
-Простите? Не понимаю. А почему вы решили, что это дело…
Хогарт, заметив переглядки людей из «другой системы», раздражаясь, оборвал ответ: «Понятно»!
Адамс решила настоять на своей оценке состояния свидетеля. - Детектив Хогарт, я уверена, Брукс не готова к допросу. Требуется  отправить её в больницу? Она беременна и не совсем адекватно представляет себе случившееся. Вот, например, она униженно выпрашивала у меня вот эти скабрезные рисунки. Кто-то рисовал её голой.
- Зачем они ей?
-Не знаю. Она, она, …вы же сами видите, …она смеется.
-Что?!
-Она смеется. Посмотрите сами. Она зевает, улыбается. Вот-вот заснет. Вдруг начинает что-то бормотать, хихикать. Я не в курсе, но, думаю, для беременных с большим сроком и такое поведение – объяснимо. Однако ни на один вопрос адекватно она не ответила.
-А у меня - ответит! - Детектив, имевший достаточный стаж работы со свидетелями, быстро дошел до машины, в которой сидела Брукс, легко прогнул спину, и, глубоко заглянув в салон машины, начал стрелять в женщину своими прямыми вопросами. – Миссис Брукс, у меня к вам пара вопросов.  …Как вы себя чувствуете? Вы готовы сотрудничать с полицией?
Мей улыбнулась, толи своим грезам, толи мужчине в мятом, пахнущем потом костюме. Потом ответила: «Пару вы уже задали. И на будущее,  … мужчина, пожалуйста, обращайтесь ко мне …мисс  Брукс. Это моя девичья фамилия, но мне светит носить её до конца моих дней».
Полицейский машинально перевел взгляд на округлый живот мамочки с девичьей фамилией. – Э… простите. Да, конечно. …Мисс, мисс Брукс. Так мы можем с вами поговорить?
- А если я отвечу, нет?.. – Мей поправила на голове волосы, одернула на себе лиф платья. - Ладно. Заходите   ВСЕ. Сколько вас там… полицейские, репортеры, зеваки. А вон, вижу, мои с кухни приехали. Пусть и они заходят. Пригласите. Потеснее садитесь, пожалуйста. (Улыбка суки, видавшей и такие виды) Я готова…к общению.
И тут что-то явно живое вдруг как дернется под шелком платья женщины. Та болезненно нахмурилась и принялась поглаживать живот. И заговорила иначе. – Да ну вас к черту! Всех. Мы не хотим вас видеть, да, милый. …А пошли они все…
Детектив, рискуя удариться головой о крышу машины, резко выпрямился.
Постоял, подумал, потом обратился к сержанту Адамс: «Вы правы. Пусть пригласят психолога. Нашего. Из управления». -  И снова к «мисс свидетельнице». – Скажите, этих людей было трое? Только трое? На улице, вы обратили внимания, никто не оставался? В машине, например, никого не было? Это были только белые мужчины? Примерно, какого возраста? Вашего? …Простите. Тогда может быть, моего?
-Их было РОВНО ТРОЕ сволочей. (Улыбка беременной очаровашки) А кстати, сколько тебе лет, детектив? 
Она не давала показания. Она уже ответила этому господину на ДВА его вопроса.  А теперь у неё есть дело. – Они убили мою дочь. Но у меня есть сын.  Вы понимаете, о чем я? …Я хочу  видеть сына. В такой момент для меня важно быть с ним.  Отойдите, вы мне мешаете выйти. …Да что такое, что здесь так воняет?!
Хогарт был взбешен. – В таком случае после встречи с сыном  вам придется проехать с нами в Управление.
Адамс развела руки в стороны, а это значит, психолога всё ещё нет.
Мей выставила одну ногу из салона.
Хогарт посмотрел на задравшееся платье. На оголенное бедро. - Вы…в Управление.
 - Это, разумеется. Кто же вам откажет…
Хогарт чертыхнулся про себя и отошел от машины.
Мей обняла сына и …снова отключилась, провалившись в свои грезы. Через какое-то время она даже забормотала о чем-то. Чарльз разобрал лишь фразу: «…Разожгли камин под Верещагиным».
-Ма, ты чего?
Очнувшись, она вцепилась в сына и сильно вжалась ему лицом в плечо. – Чарли, верь: всё, всё будет хорошо. Всё будет хорошо, милый.
-Да уж! – Чарльз уже не злился. Запал прошел. Остался страх за мать, за себя. И за кафе. У него «попросили» телефон. Чтоб узнать точное время звонка сестры. И он боялся, что теперь откроются многие номера его приятелей по былой житухе.
– Большего дерьма и не могло случиться. Джу обещала мне отстегнуть с мужненного содержания на новую машину. Она думала, если он всё же решиться на развод, то даст ей откупные. Этот колбасник мог хорошо заплатить. А теперь… пропали и машина, …и телефон.
-А что с твоим телефоном?
-Говорю же забрали. Эти…вон.
Мей не поленилась разобраться. Подошла к Адамс. – У моего сына забрали телефон. Разве Чарльз под следствием? Покажите разрешение на изъятие телефона. …Время звонка вы можете отследить своими каналами. Верните телефон моему сыну, иначе у вас могут быть неприятности из-за процедуры изъятия улик.
Она вернулась к столу с телефоном.
Сын вздохнул. Не глядя на экран, сунул мобильник в карман и, придвинув матери стул, придвинулся к ней сам, обнял её и затих.
И было много печали в их лицах. Неожиданно на глазах всех вдруг обнаружилось их замечаемое сходство.
***
Их с Чарли выпустили из Управления только к утру. Смысла идти спать не было. Надо было возвращаться к работе. Поэтому Мей свернула к кафе.
Только в машине Мей заметила, что футболка на сыне совершенно сырая. «Ну что такое, опять мокрый.
-Я…боюсь.
Сначала она решила, это из-за общения с полицией – и только. Но как только они подъехали к кафе, Чарли засуетился. Сказал, что ему «некогда», что он должен быть «там-то». И именно «с рассветом!»  Он попросил, высадить его «чуть ближе, но не у кафе». И Мей поняла, она почувствовала, глядя в бегающие слезящиеся глаза сына, что он что-то скрывает.
«Он лжет мне. Он солгал всем».
Мей остановила машину и заблокировала двери. Взяла сына за обе руки.  – Чарли? Чарли, ты…
Её сын бывает таким бестолково наглым, пока над ним распушен чей-то зонтик. А как закапало, так сразу, как школьник: «Ма, я не …это не я. …Я не…».
Наконец, прозвучало такое: «Ма, знаешь, …ты не перегибай, ладно. Ты не…но, если вдруг заявится её муженек, слушай, сразу звони в полицию. Слышишь? Не разговаривай с ним. Только если при адвокате. …Мне не звони. Я буду весь день занят. Всё, давай! …Мать, мне нужно…Я В ТУАЛЕТ ХОЧУ, да выпусти же ты меня!!…».
-Я не поняла на счет Майлза.
-Что непонятного? А может это он киллера нанял.
-Ага. Троих. Для верности. …Не вали на сестру, Чарльз! Она мертва!! Во что ты опять вляпался, говори, ну?
-Ма…ма, я…не, …но почему ты опять на меня. ПОЧЕМУ ТЫ ВСЕ ВРЕМЯ на меня?!
Мать смотрела в глаза сына. Там злость и слезы. И нескрываемая ОБИДА.
Она закрыла глаза. Обругала себя. Обняла сына. Обняла, простив ЗА ВСЁ. Заранее простив. – Ладно, иди. Только…отзвонись к обеду. Или лучше заезжай, поужинаем вместе. ПОЖАЛУЙСТА, сын. Не могу оставаться одна.
Чарли хлюпал сырым носом. Поджал губы, крепился, не желая больше плакать.
Но он пообещал. Он кивнул. И как только замок щелкнул, выскочил из салона.
Он пешком дошел до площадки у кафе. Огляделся, оглядел машину. Сел в салон, поглядел на мать, завел мотор и тут же уехал от кафе.
***
Хогарт, которого уже предупредили, что убийство, произошедшее в кафе «У Мей»  - совсем не простое дело, понял, что его босс, как никогда, близок к истине. «Значит, убийство дочери Брукс связано с домом Лоренса. …Черт, я так и знал! Эти двое, из внутренней разведки – они все переглядывались. Они наверняка имеют какие-то факты. Надо бы настоять, чтоб поделились, ведь речь идет об убийстве».
Через сутки кое-какая информация у детектива появилась. Он смотрел на экран ноутбука и тер почерневший от поросли подбородок. «Центральной части дома как не бывало. Крыша в центре обвалилась. Большая часть экспонатов сгорела, часть, по-видимому, растащена теми, кто успел быть там раньше полиции. Вот удивительно, будто договоренность какая-то: дом стоял без присмотра – туда никто не лез, как только внутри бабахнуло – так коршуны и налетели».  Хогарт долго рассматривал снимок бронзового дула картечницы времен Наполеона Третьего. Потомм полюбовался мраморной статуей конника русской армии войны 1812 года. «Да, 8-ми миллиметровую пушку и полуторатонного коняку – не тронули. Это осталось. …Мраморный зев камина треснул, …а вот картина, что висела над ним, могла б остаться цела, но …нет. Она кем-то жестоко изуродована. Почему ж её не похитили, как многие другие? Почему её порезали в ленты? …Обида? Месть? …Или может: чтоб никому не досталась? …Ага! Рядом с камином нашли золотую пластинку с надписью. Что за надпись? О! Даже перевели. «Моему сыну». На грузинском. Не думаю, чтоб папаша Лоренса написал дарственную своему наследнику по-грузински. …Загадки брошенного дома. …А если он все же жив, этот, свободный художник, к чему он вернется? …К хорошей страховке, я думаю. Так может, папин дом он и взорвал?» Хогарт снова заглянул в файл с грифом «Для служебного пользования». … «Нет. Не сходится. Вот, разведка доложила: «Т. Лоренса с (дата) по (дата)  в Калифорнии не было». Но никто не утверждает, что его не было в стране. А значит, он МОГ находиться рядом с домом во время взрыва.   …Черт, вот бы узнать, когда была порезана картина. Если за тот час пока полиция добиралась до взорванного дома, тогда мы могли бы исключить неместных. …Эх, Лоренс, Лоренс, от твоего дома скоро пеньки останутся, трупы вокруг, как грибы растут, а ты, где шляешься ты?. …Хотя, что Лоренса-то винить, может, он сам уж полгода как труп. … Но тогда почему донимают Брукс?  Причем здесь убитая кассирша из кафе? По базе данных через три дня её ждал судебный бракоразводный процесс. Она не сегодня – завтра могла стать богатой невестой, разведясь с сыном тутошнего короля колбас.  Могла б озолотить маму, братца, тетку, бабку, …вроде бы все. Кроме этих, больше в этой семейке никого. …А, ну да, пока нет. … А если мы все ошибаемся, и дело в …колбасе, а не в Лоренсе? Если это два разных дела? Ведь несчастную мог убить киллер, посланный коварным колбасником, …а что, мог.  … Черт, если б просто ограбление - было бы легче, а так, …приходится клянчить новости у этой тощей Адамс, а её боссу позволять влезать в наши дела. Черт, лучше б их просто ограбили!»
Хогарт долго разглядывал фото участников дела, вывешенных на следственную доску. Задумчивый взгляд в сторону высокой поджарой фигуристой брюнетки с шикарной копной темных волос и неподражаемой, манящей улыбкой. «Дочь совершенно не похожа на неё. Жалкая пародия. Колбасник, наверное, мечтал, что она вырастет в такую вот бабенку, а тут …да, ни тут – ни там - её уже нет. Адвокат сказал, что ожидались откупные. Муж не захотел простить оскорбившую его уходом женщину. Так значит…колбасник. – Взгляд на фото страдающего от диабета старика Майлза – бывший свекор убитой, потом взгляд на молодого Майлза. – Что ж, румяный молодец, поздравляю, с деньгами остался. Теперь даже если и будут предъявлены обвинения в жестокости в отношении  супруги, сильно ты не обеднеешь. Никак не на те самые семь миллионов, которые затребовал адвокат жертвы домашнего насилия. Мать может рискнуть побороться за куш. И думаю, в свете её сильной публичности в последнее время, у неё может получиться».
Хогарт снова залюбовался фото Мейди Брукс.  «Ишь ты, какая. …Всех значит, богатеньких решила за пояс заткнуть: коллекционеров, колбасников, рестораторов». – Ещё фото.  Бородатый мужчина сорока лет. «Надо бы проверить её связь с этим русским. Может, разведка не зря рядом шьется. Джон (Иван) Хоппер (Хопров). Так…проверим… ».
Пока Хогарт всё это обдумывал, несчастная мать… расставляла стулья по местам у столиков. Надо работать. Пришли помочь все, но ей не хотелось разговаривать даже со старухой матерью, даже с родной сестрой. Мей молчала. Терла тряпкой столы, стелила яркие скатерти, расставляла привезенные цветочником цветы в вазочки. Проверяла кассу.
При деле ей было спокойнее. А вопросы: что да почему – ей только пригибали голову.
***
Она расплакалась. Вдруг. Парочка посетителей с любопытством поглядывала в её сторону, пока её поили какой-то успокоительной дрянью мать и сестра.
Взгляд Мей поплыл в сторону двери кафе. Вспышка. Кто-то с соседнего столика сорвал хороший снимок осоловелой горе - мамаши. «Вот, черт, забыла, в чем он сказал, разница между «элементарным реализмом» и «лубковым примитивизмом»?...Забыла. Жаль. Помню, он много смешного рассказывал. Почему же я не попросила его, рассказать об  Эрике? …Хорошо хоть у этой сволочи есть заметное отличие от других сволочей, ну, кроме того, что он убийца. Я найду этого альбиноса. Я его найду!». – И снова потекли слезы. 
Она заставила подумать себя о «чем-то хорошем». И вспомнила, как узнала о своей беременности.
Её визит к гинекологу был обычным делом, требовалась справка для работника кухни.
Врач, к которому, как обычно, заскочила Мей, сообщил ей – своей давней пациентке, что она … «может себя поздравить». – Вы беременны. Двенадцать недель.
-Что-о? Док, вы шутите, …нет? …Триндец!
Ей – шокированной новостью сорокалетней одинокой женщине с парочкой взрослых детей, врач осторожно предложил быстрый выход из ситуации – безболезненное прерывание беременности. На что женщина ответила вопросом: «А безболезненного способа выяснить, кто папаша ребенка, не предложите?»
Подсказок не было. Врач долго объяснял ей, что никто кроме неё «безболезненного способа не знает». – Риск невелик, один - два процента. Но он есть. Даже если сама процедура покажется для вас безболезненной, плод на неё может прореагировать отторжением.
-Вот черт! А как бы обойти те один-два, а, док? Я бы заплатила за безболезненность для малышки.
-А почему вы решили, что это девочка? …Впрочем, давайте, УЗИ доступно, узнаем пол.
-А номер папаши?
-То есть?..
Доктор настаивал, анализ ДНК опасен для плода.
Мей не стала делать и УЗИ. Стушевалась, и быстренько покинула кабинет с опрокинутым креслом.
Но время шло. И ей пришлось туда вернуться. Срок близился к подконтрольному.
Во время второй встречи доктор (весьма неожиданно для Мей) кардинально изменил своё мнение по поводу будущего ребенка мисс Брукс. Теперь он настоятельно рекомендовал ей… РОЖАТЬ. И быть «осторожной и внимательной к будущему малышу».  - Я могу порекомендовать вам отличную закрытую клинику. Там вы можете спокойно родить ребенка и после навсегда забыть, кто есть его родитель. Очереди на новорожденных огромны. …Вам хорошо заплатят за рождение здорового малыша.
Мей промолчала.
Вернее, она вспоминала кое-что в то время, пока доктор что-то там любезно бормотал, заглядывая ей в глаза.
Тед во время одной из встреч в доме, показывал ей альбом со столицами мира. И долго стуча пальцем по гладкому черно-белому листу с фото обезглавленной копенгагенской «визитки» - статуе Русалочки, в очередной раз изуродованной вандалами,  читал ей стихотворение Генриха  Гейне: «Не знаю, что стало со мною, Печалью душа смущена…»
Именно эти строки и произнесла Мей, глядя в сладюсенькую улыбчивость предприимчивого врача – сводника. – Прощайте, док. Как говорит моя сестра: ей, богу, и без вас хреново и с вами – не ново!
Но время шло. Его, как и беременность Мей, ничто не сдерживало.
Прошли  тридцать недель срока. Мей начала подбирать клинику, где б могла спокойно родить ребенка. – Чей бы ты ни был, прежде всего, ты мой. Да, так и будем считать – ты мой и ни кто не сумеет отнять тебя у меня.
***
И вот малыш уже вовсю готовится, начать новую жизнь, пинает мать изнутри, а та, та загрустила, не находя выхода из охватившей её тоски.
Чарли, сестра и старуха мать помогали ей управляться в кафе. Завсегдатаи – они, конечно, заходили в кафе по-прежнему, а туристы – те кафе обходили. Люди в возрасте боялись напороться на неприятности в виде разборок с бандитами, по слухам преследующими хозяйку кафе, а молодежь, вроде друзей Чарли, переживала за «гирлянды», развешенные по углам зала кафе усердными полицейскими. Молодежь боялась засветиться всей компанией.
Чарли винил в убытках мать. И в сердцах подговаривал тетку и старуху, чтоб «отстранить ЕЁ хотя б на время, пока ОНА пузатая».
Но сестра горбунья своих не сдавала. – Цыц, мелюзга сопливая! Я-те расскажу, подружка, кто тут кукловод, а кто Петрушка!», - и Чарли, злясь, отправлялся на помощь к посудомоечной машине. Число наемных работников пришлось серьезно сократить и ему часто теперь приходилось чистить котлы и кастрюли.
Но иногда выход из усложнившейся ситуации находится сам. И там, где не ждешь.
Накануне даты суда, на который теперь не может явиться дочь, в кафе появился бывший зять Мей – Семми Майлз. Привез, видно по привычке, гостинчиков со своего конвейера и …бумажку. Вернее копию одного документа.
-Мей, думаю, ты должна об этом знать. Вот, прочти.
Он подвинул бумагу ближе к Мей.
-У нас с тобой всегда были хорошие отношения. Вроде бы без претензий, и …мы с Чарли договорились…
Мей отодвинула от себя иудину бумажку, лишь бегло пробежавшись по ней взглядом. – Ты правильно понял – я знаю об этом.
Мей блефовала. Но по её лицу Сем ни за чтоб не догадался, что она лжет. – Да? Ты…знала?
-Это же копия? …Ну так я видела такую. Чарли показывал.
Сем был удивлен. Он-то считал, что «сопляк» продался ему по личной инициативе, так сказать, решив обскакать мать, её возможную претензию к зятю во время судебного бракоразводного процесса, который так пока никто и не остановил в виду смерти одной из сторон.
-Так значит, что, … как бы всё? Претензий ко мне нет? Я могу сказать своему адвокату, что процесс можно остановить, дело свернуть. А? Мей, что молчишь?
Она сидела за столом, вдавившись губами в скрещенные над столом руки. Ей не хотелось закричать. Она хотела выслушать и понять, что задумал её родной сын – её Чарли.
Зять повторил свой вопрос. Он как бы настаивал на том, чтоб претензий действительно больше не было». Но у неё они были. Мей резко поднялась над столом и прямым ударом, сломала хрящ носа некогда любимому зятю. Тот вскочил, схватился за потекший нос, резво подбежавший адвокат начал было что-то там произносить, а Мей стояла и смотрела на все это, будто со стороны. Будто она такая же, просто зевака, как и те люди, что повыскакивали из-за соседних столиков и принялись, кто удирать, кто пялиться, кто фотографировать ситуацию.
Сэм зажал платком нос, задрал голову,…но он так и не покинул кафе, не получив ответа от стервозной тещи. Он поднял свободную руку кверху, как бы прекращая никому тут не важные причитания адвоката, и произнес, глядя прямо в глаза Мей: «Ну…теперь…всё? Теперь ты вполне удовлетворена?»
Адвокат заткнулся. Люди замерли, глядя на бесстрашие во взоре женщины.
Мей подумала. Резко выдохнула, будто на что-то решилась и села обратно  за столик.
Сэм кивнул адвокату. – Выгони этих, нам нужно поговорить.
Мей попросила посетителей чуточку повременить с поеданием ужина. – Одну минуту, господа. Одну минуту.
Что за минуту она успела сказать человеку, обязанному ей сохранением репутации «порядочного бизнесмена»? 
Она нашла, с чего начать сделку.
- Есть человек, когда-то он жил по Зеленой улице в доме номер пять. Теперь он там как будто не живет. Но несколько месяцев назад, я видела его там.  Мне сказали, что он художник. В его доме были картины, так… любительские портреты. Так что возможно, он и умеет рисовать, но вряд ли он профессиональный художник. Его звали Эрик. Но, возможно, это не имя. Может, прозвище, может, фамилия. Он альбинос. Человек с бесцветными пустыми глазами. Я бы хотела, …я бы очень хотела, чтобы до него дошла кое-какая информация. Хочу, чтоб он узнал, что ту самую картинку, которую он нарисовал. А после хотел купить у меня, я отдала полиции. На ней …кроме моих отпечатков и отпечатков пальцев Джудит есть ещё отпечатки похищенного более полугода назад миллиардера Лоренса. И, …разумеется, его отпечатки. Этого бесцветного мерзавца. Вот это  - он должен узнать.  Уверена, он надеялся, что я выброшу эту скабрезность. А я вот…сохранила. И теперь этот гад непременно попадется. Он попадется, Сэм. И ответит за убийство нашей с тобой, Джудит. И вот тогда – это будет ВСЁ.
Она поднялась и…пошла, обслуживать клиентов, вновь присевших за свои столики. А куда завсегдатаям деваться!
Джу решила: не Майлз, так подслушавшие их разговор люди могут так или иначе стать причиной, по которой убийце Джу придется надолго покинуть эти места, и уж во всяком случае, те места, где бывает она.
После этого визита, а точнее, после отказа Мей продолжать разборки с бывшей родней погибшей дочери, первой стало значительно легче. То есть, та самая тоска, что душила её – ушла.
Снова работа, посещение старой матери, перемирие с сыном, действительно получившим кое-какие наличные от Майлза по бумажке, где значилось, что он «убедит мать не предъявлять претензий к домашнему садисту, сделавшему невыносимой семейную жизнь её дочери», и снова жизнь. Жизнь в ожидании рождения ребенка и открытия тайны его отцовства.
А тут ещё кое-что случилось. И опять у кафе.
Через два дня после визита Майлза, сообщившего ей, что «некий человек лично рассказал о наличии в полиции рисунка с  Мей  на мяче некому Эрику – альбиносу»,  случилось ещё кое-что.
День был душным. Мей пригласила мойщика окон, чтоб избавил стекла от пыли и установил москитные сетки. Она сидела за кассой, подсчитывала выручку и поглядывала за ходом работы мойщика окон. И заметила машину на парковке - шестисотый мерседес – штучку в этом районе редкую.  Заметив в машине мужчину, не сводившего взгляда с окон кафе, Мей тут же прикрыла кассу и придвинула к себе мобильник.
Она решила, это «альбинос» прислал кого-то, успокоить её - разболтавшуюся бабенку.
Ей стало настолько не хватать воздуха, что она … плюнула на свой страх и, чтоб не напугать пару - тройку посетителей, накинув на плечи КРАСНУЮ шелковую шаль, вышла к машине сама.
Из приспущенного окна со стороны водителя на неё смотрел мужчина, респектабельного вида, примерно возраста Мей. Рядом с ним со стороны пассажирского кресла сидела девушка – блондинка. С расстояния пяти шагов девушка смотрела на неё с недоумением во взгляде, и явно нервничая. Она что-то сказала мужчине, наклонившись к его уху. Мужчина ответил кивком, и машина тут же уехала с площадки парковки.
Мей повернулась, чтоб идти назад, и тут же в дверях столкнулась с парочкой своих подчиненных. Молодые парни - повара, вытянув руки, снимали отъезжающую машину на свои мобильники. - Мей, мы  сейчас же выложим картинку с этим мерсом в сеть. Если тебя убьют, НАРОД уже будет знать, на чем ездят твои враги. Ты вообще в курсе, что страна отслеживает твоё дело?
-Ай, молодцы, …идите уже! Марш на кухню! Плевать я хотела на ваши видео! …То же мне, народ, … страна…
Но номерок мерседеса она всё же через знакомого Чарли по взломанной полицейской базе «пробила».
Теперь она знала, по крайней мере,  процентов на девяносто, как выглядит девушка Лоренса -  Глория Саммер.  Ну и … где живет её папа.
***
Последнее событие у стен кафе дошло до прессы  и до полиции.
И, разумеется, детектив Хогарт был тут как тут. И не дал хозяйке кафе покоя, пока та не согласилась поговорить с ним на счет всполошившего её покой мерседеса с представителями семейства Саммер.
Мей согласилась ПОГОВОРИТЬ, но только лишь после того, как детектив сержант озвучил при ней только что полученный им звонок коллеги из внутренней разведки – от Адамс.
- Адамс передает вам привет. Она сообщила, что человек-альбинос с теми самыми отпечатками пальцев,  арестован на границе с Мексикой. Теперь требуется пустяк – опознать его.
Он показал фото с экрана своего мобильного. Мей кивнула. – Да, это он. Это один из тех, кто был в кафе, когда убили Джу. Любитель чистых полов. – Мей оправила на себе лиф платья. - И гимнастических упражнений на надувном мяче.
Хогарт даже не понял, что его внимание было отвлечено. От главного. Пока он смотрел на холмики грудей на треть оголенных, женщина успела стереть с лица волнение.  Даже как бы страх.
- Мей, вам всё равно нужно будет заехать в Управление, чтобы подписать ваши показания. – Хогарт убрал мобильник в карман. Улыбнулся своей собеседнице. Подвижки в общении его радовали.  - Так, с приветом Адамс мы разобрались. Теперь вопрос второй: рисунок, где вы сидите на подоконнике распахнутого окна, как нам стало известно, принадлежит Лоренсу.
Мей не реагировала, но могла бы возразить, ведь по сути, рисунок, экспроприированный полицией, ПРИНАДЛЕЖАЛ ей.
-… Мей, Как так получилось, что вы стали позировать им обоим?
Молчание затянулось.
-Значит, участник убийства вашей дочери и Лоренс знакомы?
Мей опустила голову, снова оставив вопрос без ответа.
-Вы – детектив помедлил, - …вы были пьяны тогда, …так? … Мей, я жду ответ, вы были не в себе, когда оказались в обществе этих двоих, так? Где это произошло? В доме Лоренса? Значит, убийца вашей дочери и Лоренс…
Она перебила детектива. - Разве на рисунке Лоренса изображена пьяная?
-Нет, но …. – Теперь взгляд Хогарта сам поплыл в сторону открытого лифа женщины, - но на другом  - на рисунке Эрика Брауна - вы, …простите меня, Мей, вы НЕ выглядите адекватной. 
Мей хмыкнула, мол, ей плевать.
- Мей,  я только к тому, что…
- Посмотрели бы вы сейчас на себя. И нечего пялиться на мою грудь!  Тоже мне, физиономист!
Хогарт смутился. Пробормотал извинение и сосредоточился на записях в своем блокноте.
Решив, что не обязан напрягаться  в укреплении нравственности среди населения города, а в уменьшении количества «отстойных дел» на руках его отдела – тут как раз наоборот – обязан потрудиться, он тут же перешел от личности, что сидела перед ним, к той, что числилась пропавшей уже более полугода. Возможно, уже и неживой личности – к Теду Лоренсу.
-Мисс Брукс, дела, по которым долгое время нет никаких подвижек, мы называем «отстойными». Дело Лоренса - как раз из таких. Его похищают не впервые?
Прозвучало как вопрос. Но попытка втянуть Мей в диалог оказалась слабой.
Хогарт продолжил: «До сих пор не ясно, кто стоит за похищениями: коллекционеры антиквариата или любители большого выкупа. Ваша бумага, …вы же не забираете заявления, где говорите именно о похищении вашего бывшего любовника, …нет? – Хогарт пошел на провокацию. – Может, уже и дело пора закрывать, нет трупа, нет …заявления…
-Не хороните его. Он вернется. Тед счастливчик.
Хогарт улыбнулся.  – Мейди, я, собственно, первым был бы этому рад, но пока всё не так ажурно. Вот, например, взрыв в его доме… – пытливый взгляд на Мей. – В результате срабатывания взрывного устройства, погиб человек. Некто Мерфи. Вы указывали в ваших показаниях, что значит для вас фамилия Мерфи. Вам больше нечего добавить, мисс Брукс? …Вы знакомы с коллекционером Френком Мерфи?
Что-то подсказывало Мей, что теперь её акцент на законе бутерброда не прокатит. «Им что-то известно. Обо мне и о Мерфи – им что-то известно».
И Мей решила кое в чем признаться.  Но начала издали. Подальше от случая со взрывом в доме Лоренса. И как можно меньше касаясь того, о чем рассказывал ей Тед.
По сути, она пыталась увести детектива к газетным новостям, давно известным и Хогарту.
-… Его вывозили из страны, вы знали об этом? В контейнере с мебелью. На корабле. И вот… где он теперь, на каком корабле? – Мей пожала плечами. – Бог его знает. А рисунки были сделаны в другом месте. В доме Брауна. Мы были там с Тедом. Просто зашли к его знакомому. К художнику, как сказал Тед.
Хогарт кивнул.  – Понятно. Но…Эрик Браун вовсе не художник, Мей. То есть, его можно было бы назвать …художником, но, он работает в другой области. Это итальянец немецкого происхождения, живший здесь полгода по приглашению своей матери. Та вышла замуж за тутошнего художника. Но Браун не рисует картины, он участник подделок. Большой специалист по старению картин. Когда-то он работал в итальянской фирме, специализирующейся на копировании шедевров. Но не сошелся с боссом и стал промышлять самостоятельно. Чем он занимался здесь, пока гостил у мамочки – нам не известно. Но связь его с Лоренсом, ну, или наоборот, связь Лоренса с ним - весьма интересна нашей внутренней  разведке.
-Ой, только не говорите, что он шпион! – Мей натянуто усмехнулась.
-А я и не говорю. Речь идет о коллекции семьи Лоренсов.  Полиция уже в курсе, что часть экспонатов в ней – это похищенные из музеев раритеты. Известно так же, что Лоренс не раз самостоятельно пытался себе вернуть похищенное из его дома. Так что одно из двух: либо они работали вместе, либо …Лоренс пытался выяснить, есть ли в коллекции Брауна картины из его домашней коллекции. Иногда Тед выкупал у мошенников собственные вещи. – Хогарт вздохнул. - Ну, может, есть и третий вариант: похищение картин с целью копирования или перепродажи. Жить-то им надо на что-то.
Мей  напряглась. Сглотнула холодную слюну. – Вы же не подозреваете Теда в том, что он подделывал картины? – Она сама поспешила ответить. – В его доме только то, что является его наследством. Сколько я там бывала, не видела ничего нового. Всё только то, что он показывал мне в первый день знакомства. Он говорил: «это от дяди пришло в дом, а …это от отца и деда».
-Вы думаете, он бы признался вам, если бы вещь была украдена лично им?
У Мей  похолодело в груди. Она, конечно, не была уверена в святости Лоренса, но и представить его вором – ей было невыносимо. Глаза её забегали. Пытаясь найти крошки на чистой скатерти, она опустила голову, обдумывала ответ.   – А что, мы друзья. Если б было такое, он бы мог похвастаться. Но… - она вздохнула, и, пытаясь окончательно утвердиться в том, что неприятностей в её жизни итак хватает, посмотрела на Хогарта с вызовом, – ничего такого не было! 
- Может, он счел ваши отношения… слишком теплыми для таких откровений.
-С чего б ему меня стесняться?!
Детектив пожал плечами. Потом, поджав губы, быстро улыбнулся. Он вроде бы извинялся, произнося: «Некоторые мужчины предпочитают не вмешивать свою женщину в личные дела».
-Я делала ему минет! – Она будто рубанула по его сомнительному извинению. Помолчав чуть-чуть, разглядев смущение в глазах служебной собаки, пояснила: «Если вы не в курсе, то эта позиция предполагает положение чуть-чуть выше плинтуса. К тому же, - Мей махнула рукой и отвернулась, - ВСЕ ВЫ  - любители похвалиться подвигами. – В сторону. – Рыцари, бегающие за Граалем. – И снова мужчине в лицо. – Он бы рассказал мне. Он бы похвастался ДОБЫЧЕЙ. Но … что-то всё без того обходилось. 
У Хогарта брови вздернулись вверх. Его удивило слово в озвученной женской обиде. «Грааль? Причем здесь рыцари?»
Он понимал, что вопрос пустяшный, но все же не удержался и задал его: «Лоренс …искал чашу Христа?»
Мей снова дернулась в испуге. Она выдала тайну Лоренса, и ругала себя за «бабий язык».
Снова протяжно вздохнув, решив отвести мысли детектива от сказанного, она снова принялась цитировать местные газеты. Пересказывала их быстро, помнила прочитанное хорошо, но на подробностях не останавливалась.
Многое из сказанного ею Хогарт знал, но слушал внимательно. Ожидал «откровений». У него была хорошая память, не было надобности, записывать ключевые мысли, типа: «откровенность со случайной встречной(?)», «поиски чаши Грааля (?)», к которым он решил вернуть разболтавшуюся женщину чуть позднее.
-…Первую и вторую неприятность разрешили путем денег. Они  запрашивались похитителями в первое похищение у отца Теда, а во  второй раз – у дяди по линии отца. Тот был  опекуном Теда.
Хогарт знал, что большую часть прожитой жизни Лоренса окружало сиротское одиночество. Его ровесники гоняли на роликах, метали мячи, а ему приходилось сидеть второй сиделкой при больной матери. Его развлечением было заочное обучение в школе искусств (там парня не особо  хвалили, считали, что «желаний в нём больше, чем таланта»). А ещё он был внимателен к «занудным лекциям» антиквара, работавшего при отцовой коллекции «специалистом по климату». Это всё со слов работника дома бывшего сенатора. – Да, я в курсе тех событий. Знаю и то, что в последний раз дело приняло совсем плохой  оборот. Весьма грустный: наличных у наследника нефтепромышленника не было. Дядя умер.
Мей качала головой. – Да, да. Только не в «последний», а …предпоследний раз, учитывая ЭТО  - последнее похищение.
Хогарт улыбнулся, мол, пока ничего не могу сказать.
Мей продолжила: «Последние годы Тед только и делал, что жил в кредит. Наследнику двадцати миллиардов  его давали с охотой и многие. Даже европейские банки. Ему вполне комфортно жилось в доме первой любовницы Арчи Лоренса. В доме, в котором внезапно пропадало электричество, или не шла из крана вода, а ещё вместе с разовой прислугой пропадали мелкие вещи. Это его особо не беспокоило. Ему важен покой. Уверяю вас, проживая банковские кредиты, он жил там, в доме, никого не беспокоя. 
Хогарт кивнул. - Но этот покой закончился. Третье похищение - о нем много писали в газетах. Я тоже ознакомился. И в курсе, как быстро повзрослевшему на неприятностях парнишке удалось перехитрить матерых бандитов, сунувшихся к его банковским счетам.
Мей улыбнулась и кивнула. – Да. Да…
Чувствуя внутри себя шевеление ещё не родившегося наследника неприятностей своего папашки, она думала о своем.
 (Из воспоминаний Мей, о которых детектив знал лишь кое-что из газет)
«Тед чувствовал, что дом – это единственно безопасное для него место».
Он признался Мей, что не сразу понял, что кто-то серьезно заинтересовался содержимым его дома. «При этом, отметая других желающих поживиться. То есть, я иногда чувствовал, что меня кто-то от чего-то охраняет. Вода, внезапно исчезнувшая из труб, на другой день или через день неожиданно появлялась. Как и электричество в доме. Ну, вещи я возвращал сам. Как что пропадет, я не ленился делать заявление в полицию. Ну и сам,… сложив руки, не сидел, искал. Когда вещь всплывала, она неизменно возвращалась ко мне. Правда, кое-что исчезло. Надолго. Процентов тридцать из имевшегося в доме я так и не сумел вернуть назад. Но я верю, когда-нибудь, я встречусь и с этими тридцатью процентами. Особенно жаль луидоры с профилем Наполеона и кашемировую шаль Жозефины. Неподдельное сокровище, …жаль».
Мей с удовольствием слушала его рассказы о себе. В её жизни мало что было интересного.  Вот она и просила, чуть утомленного от её ласк любовника: «Расскажи о себе».
-Мей, я уже всё тебе рассказал. Давай ты, расскажи ты.
-Ай, Тед, ну что у меня: работа в кафе, дрязги с посетителями, …дети…сын, дочь.  Развлекаю себя слухами и романами однодневками. Что я, расскажи ты, Тед, ну пожалуйста, а я помогу тебе мыться. Ведь ты же хочешь мыться?
Он всегда хотел мыться. От чего он пытался отмыться – Мей понять не могла, вот и пытала: расскажи! 
-Мей, моя жизнь, …большая её часть, гораздо скучнее твоей, поверь мне. Рутина из рутин. Это в последние годы я немного…обнаглел что ли. Стал смел. Научился добровольно покидать насиженное место. …Эти стены,…вообще-то я серьезно к ним прикипел. Разрушь их время или люди, я вернусь. На руины. Но в душе, как оказалось,  я кочевой. Много от жизни не прошу. – Тед хохотнул, выдавая неискренность.  - Наелся и …в путь. – Он огляделся.  - Вот только жаль, если все это пропадет с моих глаз насовсем.
Он вздохнул. Протянул руку и погладил темное дерево старинных напольных часов. - Я ЖИЛ, ОСОЗНАВАЯ, ЧТО ВСЕМУ ЭТОМУ Я НЕ ХОЗЯИН. Но мне приятно осознавать, что я имею право хотя бы на часть, на малюсенькую часть этого МНОГОГО.
Он рассказывал ей о себе с улыбкой. Она не сходила с его лица. Будто в сказанном им была всякой величины ложь.
Она любила Теда и как мужчину и как сына. Она вполне осознавала это. И не стеснялась, называя его «мальчиком» отдавалась страсти всецело.  Она жалела Лоренса, ласкала его как женщина, знакомая с жизнью вполне. То есть, ожидая наперед и измену, и обман и предательство. И …перемены в своей жизни. 
Дядя Теда, облюбовавший дом своего брата, ПРОДАВАЛ роскошь семьи, чтобы вернуть мальчишку из плена здоровым.  Сенатор Лоренс не любил тратить по пустякам собственные деньги. А у его брата осталась, на его взгляд, куча разного хлама. Но! из дома «несчастливой» любовницы Арчи не было продано ни гвоздика. Сенатор обожал батальную живопись, коней в мраморе и барельефы из слоновой кости. И не дружил с фарфором супруги брата. Последней  - сорокалетней женщине, весьма докучавшей ему своими и мнимыми и истинными болезнями, сенатором была устроена тихая смерть. Во сне. Комнаты матери Теда были доверху заполнены любимым ею фарфором. Его-то сенатор и продал первым. От уникальной коллекции остался сущий пустяк – испорченная китайская статуэтка – Девушка с веером. 
Однако вернувшийся домой сынишка умершей женщины вдруг начал ссориться со своим спасителем. Стал задавать неудобные вопросы. И требовать власти над коллекцией, и, разумеется, деньгами семьи, которые он унаследовал от деда и отца.
И сенатор совершил ошибку. Он немного поторопился с поисками лица, которое бы избавило его от маленького «попрошайки». В спешке была его ошибка. Лицо стало настаивать на «хорошей оплате услуг по удалению ДЕТЕЙ с поля», и сенатор, разбушевавшийся, как слон в посудной лавке (речь опять же об уничтожении коллекции фарфора), был «сердобольным» киллером застрелен.
Получается, добро в доме бывшей любовницы папаши Теда пережило всех кроме последнего. Тед остался единственным хозяином всему. Сын МЯТЕЖНОГО Арчи Лоренса (Тед считал, что дед не умер своей смертью, считал, что к смерти «жадного маразматика» причастен его желавший свободы сын). 
Всё наследство семьи было вложено в разрозненные предприятия, инвестировано в развитие компаний, раскиданных по всему миру. Холдинги, банки, …но до срока молодой Лоренс не мог взять оттуда ни цента.
Злосчастный договор пытались оспорить несколько резвых адвокатов, нанятых нетерпеливым наследником. Увы, даже самый непредвзятый суд постановил: «Договор, составленный опекуном ПО ВОЛЕ отца истца, ДЕЙСТВИТЕЛЕН до сорокалетия последнего».
-…Говорю же, ничего нового, ничего интересного. Такие же дрязги. Как у всех. Мать только жаль. Она еще жива была, знала, как с ней поступят. Правда, ошиблась в исполнителе.
Мей замерла с губкой в руке. Спазмом ей перехватило дыхание.
Сверкающие пенные пузырьки тихо лопались, исчезая со спины мокрого баловня жизни.
Тед завернул за спину руку, похлопал ею по руке Мей. – Всё нормально. Продолжай. В таких домах, как наш, - это нормально. Продолжай, милая. Мне приятно, когда ты касаешься моей спины. – Чуть погодя. -  Господи, как же я мечтал о таком, полгода сидя в сырой вонючей расщелине! …Южный Иргыз. Пещера для скота. Дверь была сбита из горбылей. Я припадал к пахнущей смолой коре щекой, чтобы в малюсенькую щелку поглядеть на сверкание глади горного  озера. У местных оно называлось Глаз неба. Я после смотрел по карте, вообще-то озеро называется просто Голубым. Но в красоте его действительно есть колдовская синь. Глубина его, ты только представь,  одиннадцать километров. Вода чистая. Пахнет снегом. Оно не большое. Я думал, переплыву его, когда решился бежать. Увы, после нескольких минут в его воде, я сдался. От судорог меня потащило на глубину. Глаз неба стал непреступной  преградой к моей свободе. …Поделом. Это во второй раз подсказывала мне судьба, а я… Я вырос. И мне хотелось приключений, чего бы то мне и другим ни стоило.
«Его странная жалостливая улыбка, …он смотрел на меня, и будто утверждал: тебе этого не понять. Никогда не забуду эту его улыбку. …Он взял из моих рук губку и стал намыливать мне плечи. Смотрел на груди и намыливал плечи, руки…».
- Я никогда не брошу в дядю камень. Мне жаль было фарфоровых игрушек матери, она их любила. ЛЕЛЕЯЛА, обожала. Но свобода от плена - дороже. Дядя спас мне психику. А это даже больше, чем жизнь. К тому же мать так и не добыла забавы лучшей, чем та кукла, которую любил отец, и которая досталась ей от его любовницы. А после восхищался ЭТОЙ куклой и я. (Вздох) Лучшая и самая дорогая когда-то вещь в фарфоровой коллекции матери  - это Девушка, что стоит теперь на каминной полке и дразнит меня своим веером. … (Улыбка) Кажется, и тебе она тоже понравилась.  (Усмешка) Я её испортил. Специально». …
«Мне эта серая, налитая бетоном Девушка вовсе не нравилась.  Но меня трогало, как на неё смотрел Тед. Подолгу и с грустью. С какой нежностью он касался ажура веера в её тонких руках - веточках. …Я промолчала тогда. Я согласилась с его СТРАШНЫМ выбором»…

…
(Возвращаясь к тому, что происходило в кафе).
«Боже, неужели он ВОР? …Нет, нет-нет. Даже Мерфи не смог просто взять и унести картину из чужого дома. Вором нужно родиться. А Тед, …нет, Тед не мог. Нет!»
Хогарт пытался понять, о чем думает вдруг замолчавшая на полуслове женщина. И его мысли неожиданно совпали с тем, о чем думала Мей.
«Лоренса похитили снова. От него требовали перевода денег со счета на счет. Пусть и через одиннадцать лет.  Он подписал документ. И у похитителей (так им показалось) были развязаны руки. Зачем им жертва, если с неё всё взято? Лоренс сумел оттянуть срок смерти, соблазнив тех, кто КАК БЫ наследовал теперь его двадцать миллиардов … дополнительными двадцатью миллионами от продажи дома под Пасаденой. Дома, битком набитого большей частью наворованными произведениями искусства.  И тут случилось следующее: интересы тех, кого интересовало содержимое дома, пересеклось с теми, у кого жадность была свыше всяких мер. И во время разборок первых со вторыми парню удалось избежать смерти. А после …вернуть, опротестовав соглашение с похитителями, свои «припрятанные» дядей и папашей миллиарды. И дом остался цел, и его хозяин. И деньги на счете. Ну, если не брать в расчет взятых кредитов».
Мей ожила. Вздохнула. Очнулась от дум окончательно, продолжила цитировать газетные полосы: «И вот …Лоренс снова исчез. Поиски его идут ни шатко - ни валко. Ну, вы в курсе.  Явно дело затягивается. Пресса треплется, просеивая  жизнь живых и мертвых. Особенно всех будоражит «темная лошадка». Это обо мне. Ну и черт с ними!»
Интерес прессы и. по мнению Хогарта, был «исключительным». Заключался он в том, что когда-то, а точнее – после очередного своего счастливого освобождения из плена, наследник «заключенных миллиардов» пошутил, «пообещал», говорили газеты, что «женщина, которая родит от него ребенка – в тот же день станет его законной женой».
-…Сколько кипятка вылилось с тех пор на меня. А! Откуда вам знать! А вы ещё с каким-то Мерфи пристаете. – С вызовом. - Да не знаю я никакого Мерфи!  Понятия не имею, кто он, что он! 
- Мей, - Хогарт покачал головой, пытаясь успокоить пыл беременной женщины. – Мей, …может всё так и есть, но есть и другое. В Управлении внутренних дел есть записи с камер слежения, развешенных вокруг дома Лоренса враждующими бандами. Расхитители произведений искусства, по-видимому, злы на вас. Камеры были отключены, когда ими интересовалась полиция.  Но кто-то всё же сделал запись и подбросил флешку с видео на стол входного контроля Управления. Видео так себе. Но думаю, у суда могут возникнуть к вам вопросы серьезного плана. Камеры зафиксировали момент, когда вы и мужчина, похожий на Мерфи, покидаете машину. Та припаркована на обочине дороги. На фоне  - дом, похожий на дом  Лоренса. Есть запись, когда вы друг за другом с этим мужчиной влезаете в одно и то же окно в чей-то дом. Адамс сказала, что при тщательном исследовании был обнаружен фрагмент угла стены дома. Когда-то, когда ещё отец Теда бывал в этом доме, он сделал стелу на углу дома. Вот фрагмент её и заметен при рассмотрении минутного видео, подкинутого в Управление. Мей, вам трудно будет объяснить всё это, безусловно отпираясь от знакомства с коллекционером  картин Френком Мерфи.
Хогарт грустно скислил лицо и кивнул. Мол, ничего с этим не поделаешь, все видели, увидел ЭТО и я. – Так что же вас связывает с погибшим, Мей? Как случилось, что вы попали в дом в одно время, в одно окно, а…погиб только Мерфи? Вы же остались невредимы. И …даже вот, - Мей увидела снимок в руках детектива. На нем женщина со скривленным от страха лицом, прижимая к боку что-то невнятное с вида, бегом удаляется от фасада невнятного с вида дома, приближаясь к машине, судя по номерам (впрочем, тоже нечетким) вовсе ей не принадлежащей.
-Вы что-то взяли в доме Лоренса и поспешили к машине вашей приятельницы. Вот ещё фотография, сделанная с видео: вы уезжаете с места взрыва. Позади вас виден разрушившийся фасад дома. Вы бросили человека, Мей. Бросили его в беде. Мерфи – вы кинули его, даже не оглянувшись на дом, в который пришли вместе. А ведь вы не знали  тогда, ну, я так полагаю, немного познакомившись с вами, вы не знали, несколько смертельно ранен тот человек, который сопровождал вас в тот день в дом пропавшего Лоренса. Что вы взяли в его доме, Мей? Какую роль играл во всем этом несчастный коллекционер? Почему вы, такая отзывчивая женщина, почему вы так беспринципно кинули в беде знакомого вам человека? …Вы молчите, Мей. Но вам придется ответить на эти вопросы. И на эти и на другие.  Кстати, машину вашей с Мерфи общей знакомой – Эвелин Тур – мы нашли. Вы тщательно стерли отпечатки пальцев, но на коврике мы обнаружили осколки цветного стекла из разбитого витража входной двери дома Лоренса. Агент Адамс предположила, что они попали на автомобильный коврик с ваших туфель, мисс Брукс. Так что …ордер на обыск вашего кафе и дома, думаю,  уже в руках Адамс. Но…мы с ней в разных эшелонах. Я, …я пришел к вам как друг. У меня есть разрешение на задержание главного свидетеля – вас, Мей. Но я пораньше пришел.  Так что сделайте мне подарок, среди стен, которые вам всегда помогали оставаться трезвой, …за чашкой вполне дружеского …кофе, ответьте хотя бы на те вопросы, что я уже задал вам.
- А мне плевать, что «предположила» ваша Адамс. Фотографии – они тоже пшик. Я не бывала в доме без Теда. И Я УТВЕРЖДАЮ это ПРОТИВ всех «предположений» и ваших и чьих либо ещё – я не знаю никакого Мерфи! Вы хотите обыскивать мой дом и кафе, вы считаете меня воровкой? …Флаг в руки! Но вы мне не друг. Так что за кофе заплатите, как все.
Хогарт открыл рот, желая что-то добавить, но Мей закричала ему в лицо, что есть силы: «У меня на глазах застрелили МОЮ дочь!! Кто-то запугивает моего сына, угрожая взорвать кафе. Оставьте меня в покое хотя бы ради того, кто пытается выжить сейчас вместе со мной!!»
Хогарт крик выдержал. Но тут же вместе с Мей решительно поднялся со стула, не дав ей закончить разговор по-своему (по-женски). – Узнав причину, из-за которой вашу семью преследуют, мы сможем обеспечить вашу безопасность мисс Брукс. Но вы молчите. Вы не помогаете нам в раскрытии целой кучи дел, в каждом из которых УБИЙСТВО.
-Вы обвиняете меня в убийствах?! – Лицо женщины пылало гневом.
Хогарт перешел чуть ли не на шепот. – Мы пытаемся понять, какую роль во всем этом сыграли лично вы. Если бы вы не скрывали, не молчали и ответили хотя бы на те вопросы, что я задал вам сейчас, …(пауза, сделанная им  подсказала Мей, что дело не решенное) я, я… мог бы убедить своё начальство, не доводить дело до камеры. И другое: ответь вы мне правду,  возможно, мы бы уже знали, где искать Лоренса и за что убили вашу дочь. 
Мей заткнулась. Молча, смотрела в лицо детектива. Потом резко выдохнула носом и, обратно сев на стул,  …снова начала гнуть СВОЮ линию допроса: «Почему вы ищите здесь, почему не ищите Глорию Саммер? Почему вы не спросите её обо всем этом? Она же девушка Лоренса. Уж ей ли не бывать в доме того, кто считается её женихом».
- Вообще-то, - Хогарт тоже присел, - вы сами объявили всему миру, что вы и есть - …девушка Лоренса. Хорошо, давайте, начнем с того, кто такая Саммер.
С неподдельным интересом: «Вы знаете?! ...И кто же она?»
Детектив почувствовал интерес в тоне и ускорился. – Ну, она, … она просто девушка. Студентка университета. Без каких либо талантов, я бы сказал, - взгляд на бюст Мей, - …даже малопривлекательная. Но её отец, о, это очень интересная личность. Он был и политиком и меценатом. Он был широко популярен в кругах любителей АРТ - искусства. Продвигал многие проекты и имена на гору успеха. Потом …внезапная остановка в деятельности. Толи болезнь, толи… желание уйти в тень от суеты, в общем, теперь он просто дизайнер. Специалист по ландшафтам. Советует состоятельным людям, как украсить газон, обзавестись искусственным озером, водопадом.  Но мы о дочери его говорим. Так вот, одно время она и Тед Лоренс действительно были близкими друзьями. Была объявлена помолвка. Но … что-то пошло не так. Как мне рассказала подружка невесты, Глория вернула Лоренсу кольцо. Помолвка была расторгнута.
Мей сглотнула. Припала к столу, придвинувшись ближе к детективу. – Когда это произошло? То есть, когда, до папиной болезни или как? Когда произошла передача кольца? Вы знаете, …когда?
-Если точно, то…да, месяцев девять назад.
Мей сглотнула холодную слюну. - А что не так пошло? Кольцо не устроило?
Она изо всех сил пыталась не выразить интереса в вопросе, но сил не хватало. Ей самой хотелось поговорить с девушкой, добровольно отказавшейся от счастья. И когда, …тогда, когда СЧАСТЛИВОЙ была ОНА!
Хогарт темой не владел, поэтому ответил уклончиво: «Думаю, все дело в семье девушки. Саммер – семья считающаяся, по крайней мере, их знакомыми, их соседями, - людьми порядочными. Людьми, не терпящими рядом кого-то с непредсказуемым характером, с невнятным стилем жизни. А Лоренс, он же, как раз и был таким парнем. Думаю, они подумали и решили, что такой зять им не нужен.
Мей выпрямилась. Лицо разгладилось от сердечного покоя, вдруг снизошедшего на неё, не смотря на серьезность визита.   - Почему это «был»?
Хогарт хмыкнул. – Простите, но лица, пропавшие с поля зрения, более чем на полгода, уже не числятся среди живых.
- Это только у вас ТАМ, в Управлении ваших дел. Вы не знаете Лоренса. Он счастливчик.
-Я помню, я… вы уже говорили, да, помню. Я сам читал о его счастливых возвращениях из плена. Рассказы свидетелей. Но вам не кажется странным, что человек, пережив  страдания, унижения, едва вырвавшийся из плена, буквально месяц – два спустя, снова покидает родной штат и… даже страну. Как, это не показалось вам странным? И ещё я знаю доподлинно: везение не вечно. Даже у очень удачливых людей.
Мей боялась сглазить, потому настаивать на исключительности Лоренса не стала. - Вы были в доме этих, Саммеров? Вы с девушкой разговаривали?
-Нет. Собственно, пока в этом не было необходимости.
-Теперь есть! – Мей поднялась с места. – Я согласна. Идёмте!
У Хогарта дернулось лицо. – С чем? Куда, куда идём?- Он решил, что ему предлагают в половине десятого вечера отправиться в гости к бывшему помощнику сенатора Саммеру.
-В тюрьму!
Детектив поднялся со стула, опрокинув его. – Мей…
-Вы же сами сказали, разрешение о задержании свидетеля у вас уже есть. – Она смахнула шаль со спинки стула и накинула её на плечи.  - Так пошли!
Хогарт продолжал стоять у стола.
-Что? – Мей усмехнулась и снова села. – Я так и знала! Наврал про бумажку, да?
Хогарт полез в карман пиджака и …протянул разрешение главы Управления полицией на задержание под стражу Мейджун Брукс - свидетеля гибели Френка Мерфи, и привлечение её  к обстоятельному допросу.
После прочтения бумаги, Мей показалось, она потяжелела килограмм на сто. Но она нашла в себе силы и поднялась со стула. – Ну что же, … давайте, …давайте…поговорим в другом месте.
Хогарт повторил своё предложение: она делает признание здесь и тогда дело обходится без взятия под стражу. Но Мей имела на уме другое. - У меня условие. Можно?
Хогарт пожал плечами, валяйте.
Мей снова села за стол. Её ноги подкашивались. Она допила кофе. Махнула сестре, покажись и убери чашки.
Хогарт увидел горбунью -  юную копию Мейди Брукс – девушку с искривленной спиной, но с красивой улыбкой счастливицы ОТ ПРИРОДЫ.
-Э…здравствуйте, миссис Брукс.
- Привет, красавчик! Зови меня Просто Душка. Слышала, забираешь нашу роженицу. – Девушка, улыбаясь,  собрала чашки со стола. - А не боишься неприятностей с ней?
- Моя жена примерно на том же месяце. Так что, как себя вести с роженицами, на курсах подготовки молодых отцов, - меня уже научили. Думаю, справлюсь.
Хогарт соврал. Но у него получилось, избавиться от объекта, мешавшего разговору.
Лукреция Брукс собралась уходить, но как всегда последнее слово было за ней: «Знала я одного лиса, всю жизнь рыжий балбес хвалился перед курами, какой он смелый. А тут половодье. Прыгал лис с коряги на корягу, пока голова ещё варила, а как кругом пошла, так и захлебнулся в водовороте. Так что, не хвались, лис, что размерчиком поболе куры. Это - пока.  –  Всё было сказано с улыбкой к гостю. После  Лук обратилась к сестре. – Звони, если что надо будет. Найдем!»
Мей поставила условие: она должна присутствовать на допросе Глории Саммер. И отправилась в камеру.
И как! Видео, оправленное в Сеть поваром с её кухни, показало всем, как ТЯЖЕЛО женщина на сносях присаживалась в полицейское авто. И как смущен был «лис», которому так и не удалось, заставить несчастную, сознаться в том, что она знакома с взорванным в доме Лоренса Френком Мерфи.
***
Хогарт был недоволен собой. Обсудив с Адамс ситуацию, они решили надавить, насколько это возможно, на несговорчивую свидетельницу.
А Мей никогда не думала, что десятичасовое ничегонеделанье – ожидание допроса – окажется таким невыносимо тяжелым для неё.
И вот девять утра следующего дня. Наконец, с Саммером старшим было оговорено, когда он, его адвокат и его дочь смогут ПОСЕТИТЬ полицейское Управление.
-У вас полчаса. И прошу вас, не сильно огорчать мою дочь. У неё впереди трудный экзамен.
-Не беспокойтесь, права вашей дочери будут соблюдены, мистер Саммер.
С одной стороны стола сидят Саммеры и адвокат. С другой - Хогарт и Адамс.
Прошло полчаса разговора. Адвокат поднимается с места. – Встреча закончена.
Адамс кладет какую-то бумагу на стол. Адвокат, согласовав взглядом своё действие с Саммером,  присаживается снова. Читает напечатанное. Брови его вскидываются. – Я бы хотел это обсудить с моими клиентами.
Адамс - адвокату: «Не обязательно». Она передвигает лист ближе к Саммеру. – Прочтите.
Саммер надевает очки, переглядывается с адвокатом. Потом с дочерью. Всё молча.
Глория – девушка субтильной внешности, явная неженка, чуть испугано косит на лист бумаги в руках отца, и тоже молчит.
В это время дверь открывается, и Хогарт объявляет для записи: «В комнату для допросов входит Мейджун Брукс – предполагаемая свидетельница гибели Френка Мерфи в доме Теда Лоренса».
Мей тут же, присаживаясь, опровергает сказанное: «Ничего подобного! Я знать не знаю никакого Мерфи. А в доме Лоренса я была лишь в присутствии хозяина. Мы были любовниками. Теперь я жду от него ребенка».
Девушке, сидящей за столом, становится душно. Она начинает оглядываться, в поисках доступа свежего воздуха. Адвокат требует для неё воды и минуты на передышку в разговоре.
Минута молчания. Все разглядывают друг друга.
Потом общение было СПРОВАЦИРОВАНО известием Адамс. При этом она обращалась…к Мей Брукс. - Только что мистеру Саммеру было сообщено, что нам стал известен его телефонный разговор с дочерью, состоявшийся пару месяцев назад, то есть, когда все мы считали, что Тед Лоренс похищен. Запись разговора была предоставлена нам служащим дома мистера Саммера. Уже, правда, уволившегося и штата прислуги дома
-Ни черта подобного! Его и не было в штате! Мне кто-то его подсунул. Я дал ему испытательный срок и вот, …я уволил этого бездельника!  И я буду настаивать на том, что улика эта была добыта противозаконным образом. Этот негодяй ответит, и за прослушивание частных телефонных разговоров, тем более - запись!
-Значит, вы подтверждаете, что разговор такой с дочерью был?
Адвокат крутит головой. Саммер: «Ничего я не подтверждаю! Мы живет в демократической стра…».
Адамс резко перебивает.  – Не будем тратить НАШЕГО и вашего времени. Уже установлено, что участники телефонного разговора вы и ваша дочь!  - Кивает головой в сторону Мей. – задавайте ваши вопросы, мисс Брукс. Кому вы их хотели их задать мистеру Саммеру или его дочери? – И тут же добавила, переглянувшись с Хогартом. – Вам комфортно, мисс Брукс может, воды?
-Ей, …я хочу задать вопросы ей.– Кивок в сторону выпрямившейся в струнку девушки с глазами ящерки. – Вы вернули ему кольцо, это из-за меня? Он рассказал вам обо мне?
Лори нервно дернула головой. – Я, …я вас впервые вижу. То есть, я видела вас, …совсем недавно, издали, но… никогда ни с кем не обсуждала.
-С какой стати?! – Надменно произнес бывший политик и меценат. – Расторжение помолвки с Лоренсом касается только семьи.  …У вас всё?
Мей поперхнулась, ответив: «Нет».
Саммер старший вновь возмутился: «Послушайте, какое право ОНА имеет задавать здесь вопросы? Вы сказали, она соучастница преступления…».
-Никто так не говорил. Мы можем это доказать, проверив запись нашей беседы.
Адамс была и в словах и с виду непреклонна. Вообще-то её донимало, что дело затягивается. А тут ещё какие-то строители начали крутиться вокруг руин дома Лоренса. Прошел слух, что какой-то подрядчик взялся за восстановление дома. Адамс с коллегами просто ахнули, узнав, что за одну ночь из дома Лоренса было вывезено всё, что там ещё нашлось невредимым (даже части лестничного пролета) и всё было куда-то отправлено на шести грузовиках. И, напротив, на трех самосвалах привезли оборудование, материалы и …проектировщиков. И те, не просто объяснив полицейским, что работа оплачена и потому должна быть выполнена, а предъявили документы, подписанные главным архитектором города Пасадены и …НАЧАЛИ планировать восстановление гнездышка Арчи Лоренса на законном основании! «Вот что значит деньги!» - воскликнул Хогарт, скучая, в ожидании повышения по службе. Внутренней разведке удалось найти след денег. Эрик Браун оказался тем, кто ПЛАТИЛ за работу подрядчика. Но, маленький нюанс, до взятия под стражу, он делать этого, судя по всему, вовсе НЕ СОБИРАЛСЯ. Но, как только его выпустили под солидный залог (участия его в подделках картин так объективно и не доказали, и он никого не убивал; он, по его объяснениям, «свидетель, попавший в компанию плохих парней, беспричинно хватающихся за пистолет»), в тот же день он стал заниматься домом Лоренса. То есть, организовал переезд оставшихся вещей; побывал на месте, поговорил с проектировщиками и всё как бы не от чьего-то лица, а будто владеет полным правом, распоряжаться процессом.  Вопрос: «Откуда у вас деньги и права на реконструкцию чужого дома?» -  не застал его врасплох. Он предъявил документы, составленные в период, когда Лоренс был в Баварии, по которым он – Браун - владеет правом, данным ему владельцем дома, «в случае необходимости использовать капитал на поддержку и охрану дома Лоренсов». А Адамс-то надеялась, что рассадник бандитов, в виду отсутствия хозяина, уйдет под расширение дороги, а сохранившиеся произведения искусств, принадлежавших именно Лоренсам, уже классифицированных специалистами её службы, пойдут в хранилище и постепенно будут распределены по музеям города. Но,… оказалось, РУЛЬ ей в руки так и не попал! И она слегка была зла на ситуацию и людей, всё так запутавших. – Мей, пожалуйста, …продолжайте. Вы…имеете право. Вам его дали.
-Кто?! – Саммер гневно глядел на адвоката. Тот был занят обдумыванием ситуации с бумажкой, белевшей на черном столе.
Мей тоже сумела разглядеть, что написано в бумаге.
Был записан диалог. Первые буквы по тексту – имена Джо Саммера и его дочери Глории.
(Запись на листе)
«Г: Папа, ты не должен был вмешиваться в это!
Д С: Речь идет о нашей, о МОЕЙ репутации, дорогая.
Г: Но я всё равно люблю его!
Д С: Никто не заставляет тебя НЕ ЛЮБИТЬ кого-то, дорогая. Но Лоренс твой - вор. И это уже доказано. Ему за это отрубили руку.
Г: Как это случилось – ты не знаешь. Это всего лишь домыслы. ТВОИ ЗЛЫЕ домыслы!!
Д С: Нет, дорогая. Я сожалею, но нет, НЕ домыслы.
Г: Папа! Всё может оказаться лишь несчастным случаем. Там же идет война.
Д С: Так какого черта он туда полез?! …Ладно,  я скажу тебе, за каким чертом, Я ЗНАЮ: за очередной безделушкой для своего сарая!
Г: Отец!
Д С: Ты сама как-то назвала его дом «сараем в паутине».
Г: И все равно ты не имел права принимать другую сторону, папа! Я люблю Теда. Ты знаешь об этом. И я готова…
Д. С: Он не просто стал инвалидом, милая, ты понимаешь суть ситуации? Чего ты хочешь, Лори, ты хочешь неприятностей в нашем доме? Девочка моя, ты насочиняла о себе и о нем бог знает что. Теперь разыгрываешь из себя героиню романа: «пусть он без руки, но я…буду с ним!»
Г:Отец, прекрати, прошу тебя. Речь идет и обо мне – тоже! Где, Тед, скажи, где он? Иначе…
Д С: Ты глупая дурочка! Я сам, я лично слышал, как один араб обещал отрубить этому мародеру руку, если он ещё хоть раз пересечет границу аэропорта Дубая. 
Г: Что за араб, папа? Когда это было? …И какое ТЫ имеешь отношение к нелюдям, которые способны увечить человека?
Д С: Дорогая, хорошо, ладно. Ты слишком всё принимаешь к сердцу. И совсем не веришь в дурное в Лоренсе. Но он далеко не идеален, милая. Он вор. Я уже приводил тебе один факт. Помнишь, картина Верещагина «Наполеон I на Бородинском поле»? Ты говорила, что она висит в его доме. А я ДОКУМЕНТАЛЬНО ДОКАЗАЛ тебе, что она ворованная.  И вот тебе очередной случай. И он тоже никем не выдуман. Твоя тетя Салли опознала Лоренса в  «одноруком американце», который с позором был выдворен полицией  за границы штата  Кашмир за кражу окимоно. Это очень ценная статуэтка из нефрита.  Воин на коне. Салли сказала, что из дома вдовы мэра города её украл вор. А Лоренс украл у него. Вор у вора – это вообще не в какие рамки!
Г: Чушь!
Д С: Ты знаешь, Салли лишена фантазии. Она рассказала, что видела. От жары вор свалился у ступеней Пятничной мечети. Его принесли в здание, стали приводить в чувства. А Лоренс – однорукий американец - он вытащил из кармана этого негодяя ту самую статуэтку и положил её в свой карман. Но это заметили. И его арестовали. И выгнали из штата.  Что тут выдумывать?
Г? Папа это чей-то взгляд. Всё может быть совсем не так…
Д. С. Но твоя тетя Салли именно так всё и рассказала! Я ни слова не прибавил.
Г: Твоя лишенная фантазии сестра, папа, умеет поставить всё с ног на голову. Это у вас фамильное. А кашмирцы вполне могли свалить неприятности своего на американца, поднявшего что-то там с пола, валявшееся рядом с их земляком. У Теда нет теперь правой руки. Для них  - это уже повод, чтобы обозвать человека вором. Тетя Салли опять что-то слышала, но недопоняла. Она же не знает языка, папа! Многое ли можно понять из чужеземной жизни? …И ещё: если бы миллиардера Лоренса объявили вором, его бы из Кашмира с шумом выдворяли. Об этом бы написали. Но никто кроме тети Салли ничего об этом не слышал. И я не удивлюсь, если и не услышит. Перестать повторять сплетни, папа! И если ты знаешь, где Тед, скажи. Пожалуйста, скажи мне. Теду нужна помощь. …Он хотел стать художником…
Д С: Ага. А стал Одноруким  с международной репутацией вора. Присланная фотография Салли это доказывает. Ладно, после договорим. Возвращайся домой. Хватит разлеживаться в СПА, у тебя скоро экзамены начинаются».
Мей понурилась. Худая до болезненности, с выпирающим, как мяч, животом; бледная от испуга, хмурая (так как ей пришлось изменить оценку в отношении «папиной куклы»)  измученной десятью часами ожиданий она ЗАМЕТНО подрастеряла свою природную привлекательность, Мей ПОСТАРЕЛА.
Но вопросы к той, которую Тед, подразнивая, называл Ло, были. Но требовалась подготовка, чтобы задать их. Мей требовались силы. Зла на девушку она больше НЕ ДЕРЖАЛА. Просто НЕ МОГЛА.
- Я знала, что у Теда есть подружка. Она сам мне говорил об этом. Мы были друзьями. Он мне многое про себя рассказывал. И что у него есть ты, сказал. Сказал, что он зовет тебя Ло, хотя знает, что это тебя злит. Она опустила, что Тед добавил о том, что «злясь, девушка становится более привлекательной».
Выкрик отца Глории: «Вот подлец!» - она пропустила. Продолжила: «Так ты тоже бывала в его доме? Ну да, раз вы друзья. Так значит, он и тебе рассказывал о своих наполеонах, так?  А про часы, напольные часы – он рассказывал тебе о них? Ты не помнишь, такие, с острыми стрелками из черного дерева, … ОНИ ШЛИ, когда ты была там?»
Адамс напряглась.  Ей сначала вдруг стало жаль Брукс, рискнувшую репутацией нормальной деловой  женщины ради мимолетного романа с зарвавшимся мальчишкой. Она расслабилась. Просто готовилась слушать перепалку двух львиц, бьющихся из-за котенка. А тут напряглась. Самодельная бомба, судя по заключению экспертов, находилась именно в напольных часах. И НИКТО из присутствующих об этом знать не мог.
Девушка посмотрела на отца. Тот сделал острожный жест – молчи. – Моя дочь не обязана…
Мей сорвалась: «А ты, папаша, не качай головой, ладно! Я у тебя тоже кое о чем спрошу. Что за документы, по которым ты доказывал ей, что картина Верещагина у Лоренса ворованная, а?  - К Адамс. – Это важно ДЛЯ ДЕЛА, пусть ответит! – Потом, глядя на ГЛОРИЮ, точнее, прямо ей в глаза, чтоб быстрее разобралась: кто здесь кто.  -  Все документы по этой картине и всем остальным находились в одной папке. А та хранилась в сейфе в доме Лоренса. Сейф был взломан уже после того, как Теда объявили в поиске. – К Стаффорду. - Так это ты, значит, сейф вскрыл, а, папаша? – И, не дожидаясь ответа, тот её мало интересовал, снова к девушке. Но уже спокойно. – Мне важно знать о ТЕХ часах, потому что при мне они НЕ ШЛИ, ПОНИМАЕШЬ?
-Я… – Глория заставила себя не обернуться к отцу, - кажется, да, я вспомнила, о чем речь. Напольные часы…в углу каминной залы. Тед рассказывал о них. Говорил о каком-то дереве. Он сказал, что то бывает двух цветов. Но часы …нет, они были сломаны. То есть, они не шли. Часы из африканского дерева, так?
-Да, да, они!
Мей с трудом удалось улыбнуться. Она вовсе не хотела дарить улыбку этой  зеленоглазой блондинке. «Наверное, ровесница моей Джу», - думала она, разглядывая молодость  и ухоженность пассии своего любовника.
Нет, нет, – ещё раз повторила Лори, - Тед сказал, он не помнит, чтобы они когда-то шли. Он сказал, что, скорее всего, механизм сломан. Ведь и механизм часов был сделан из дерева. А им куча лет. Нет. Они не шли.
Мей грустно кивнула девушке, ей было немного обидно, что Тед ТАК ЧАСТО повторялся.  Поблагодарив кивком девушку, она посмотрела на Хогарта. Произнесла отрывисто и хрипло: «Мы с Тедди тоже так считали. А вот ПОСЛЕДНИЙ, пришедший в дом,  - ОН БЫ ТАК не сказал.
Сделав ПРИЗНАНИЕ, она тяжело развалилась на стуле и замолчала.
Сердце Мей колотилось так, что казалось, о её печали узнают все. Не то чтобы она отрекалась от Лоренса, она вдруг поняла, что ей не хватил сил на дальнейшую защиту себя и своей семьи. Она имела в виду и НЕРОДИВШЕЕСЯ дитя, если …ОНО ОТ НЕГО.
Адамс заметила, что Мей стало дурно. Она предложила ей уйти. Двадцать четыре часа истекли, свидетельница Брукс могла быть свободна. Но Мей хотела послушать ответ Стаффорда.
Ей отказали.
Но уставшая, голодная  она не ушла совсем. Сев на стул у стойки дежурного, она стала ждать Хогарта. Надеясь, что тот после допроса поделиться с ней информацией.
Разрешения на допрос отца бывшей невесты пропавшего Лоренса у Хогарта и Адамс не было. А добыть его нужно было срочно. Пока бывший АРТ  - любитель не согласовал свои ответы со своим бойким адвокатом. Хогарт переглянулся с Адамс. Той было сделать такой документ скорее.
Сержант внутренней разведки вышла из комнаты допросов. Хогарт объявил об этом для протокола. И начал задавать вопросы Глории.
-  Вы не могли бы вспомнить самую дату, когда видели Лоренса живым в последний раз?
Глория ответила, что видела видео на телефоне своего отца. –  Оно было сделано пару месяцев назад. В Кашмире. В Индии. Его прислала моя тетя. Она этнограф. Много путешествует.  – Девушка заметила недовольство отца. Тихо закончила ответ. – Теда сопровождали полицейские.  Это было снято в аэропорте Кашмира. – Она поглядела на листок, так и остававшийся на столе, сглотнула страх и снова подняла голову. Посмотрела на дверь, куда ушла беременная женщина.
Женщина показалась ей сильной, смелой. Ещё, там, у кафе Лори поняла, что отнять у такой  любимого –  не просто.
– Тед был в рубашке с короткими рукавами. У него не было правой кисти руки. Здесь, - она кивнула на свой локоть,  - было видно, что ему была сделана свежая перевязка локтя.  А так, …то есть лично, я видела его …месяцев восемь назад. Я вернула ему кольцо. Папа сказал, что Тед МИССИОНЕР. Я пыталась отговорить его от такого рода занятий. Сказала, что это слишком опасно и вовсе не обязательно для человека его положения. Но он только рассмеялся. Ответил, …сказал, …он сказал странность, что-то вроде: «миссионер – это так же прекрасно, как и краснодеревщик». Забрал кольцо и…ушел. И больше не приезжал ко мне. И не позвонил. Я пыталась искать его, но…без ответа.
Хогарт погнал дальше. – Он говорил, что собирается  куда-то уезжать?
-Нет.
-О чем вы говорили ещё?
-Больше не о чем. Он ушел.
Вопросы – ответы. Хогарт ждал Адамс. Но тут зашел его помощник и на ухо сказал, что «беременная не собирается уходить».
Хогарт попросил его поприсутствовать вместо себя, а сам вышел к Мей.
Она была в жутком состоянии. Но, увидев его, вскочила, как кошка. – И что? Что Стаффорд сказал про документы?
-Пока ничего. Но…у меня для вас хорошие новости. Два месяца назад Тед был ещё жив. Его лично видела родственница Стаффордов.
-Что за странность у вас хоронить всех? Он жив!
Хогарт засопел. – Мей, …шли бы вы домой. – И вдруг спросил. – Мей, а поточнее вы можете вспомнить, ну хотя бы в пределах недели, когда вы видели лично Лоренс в последний раз?
Она быстро ответила. Солгала. - Не помню. – теперь она боялась словом навредить Теду.
-Это было в его доме?
Мей помнила тот день. Она его часто припоминала, пытаясь понять, ПОЧЕМУ ОН УШЕЛ СНОВА?
-Нет, мы были в кафе. У Джо Хоппера.  Просто отдыхали.
-То есть, вы посидели там и…
-И Тед отвез меня домой.
-Это обычное дело? Я к тому, что …вы же были любовниками. Он что же, не предложил вам съездить к нему в дом?
-Нет. Не предложил. – Мей и сама думала об этом, о странности такого решения Теда.
В тот последний вечер Тед действительно даже НЕ ПРЕДЛОЖИЛ ей, поехать к нему в дом.
-Он знал, что вы беременны?
-Спросите у него, когда отыщется.
Хогарт стал оглядываться. Коридор был полон народа, но Адамс видно не было.
-Ладно. Если хотите, можно вернуться в комнату для допросов. Как вы себя чувствуете?
-КАК НИКОГДА.
Хогарт задавал вопросы Глории: как познакомились, чем занимались…
Мей отключилась от разговора.
Она вновь пыталась вспомнить детали их последней встречи. Их разговоры с Тедом в кафе. «Вот ведь как. Но почему?»
…
(Из навеянных воспоминаний)
« - Ты совсем не ревнив?
-О чем ты? В наше время ревность слишком дорогая эмоция. Дешевле просто избавится от предмета ревности.
-Ха, ха! Ты тоже пьян, милый. Болтаешь…
-Нет, я не ревнив.
На сцене кафе пела певичка. Она пела о том, что ей невыносимо жить без любимого.
-Значит, ты вовсе никакой не рыцарь. Те, должно быть, сильно ревновали свою даму. Готовы были сразиться с соперником даже из-за её носового платка.
- Поединки были, да, но дамы тут не при чем. Без войн мужчинам было скучно. Не проливая пот и кровь, мужчина начинает чудить от тоски. Знати нужны были развлечения. Охота на медведя, захват замка зарвавшегося соседа с износилыванием его супруги. Ну или хотя бы турнир. Дама только поздравляла победителя. Чаще она даже не была его призом. Так, дарила платок. Женщины любят платки. Я знаю. Наполеон I отовсюду привозил своей любовнице подарки. Были и платки, шали. Он привез их из Египетского похода. Жозефина их очень полюбила. Ввела в моду. Была у меня одна…
-Жозефина? Разве она - это не я для тебя? …Ха-ха-ха. Прости, я перебила тебя. Рассказывай дальше. Кажется, я перебрала с коктейлем. Прости. Я пойду, освежусь. Не забудь, ты должен рассказать мне про Наполеона и Жозефину. И что-то ещё.
«Выходя из туалетной комнаты, я увидела Теда, он разговаривал с кем-то по телефону. Он был чем-то или кем-то недоволен.
Когда я снова присела на диванчик, к столу, Тед заканчивал с кем-то разговор: «…Его денег уже нет. Нет. Нет, картина моя – ему не достанется. Да, так и передай». - Он сунул телефон в карман. На лице - ни тени недовольства разговором. Потом он вздохнул, улыбнулся своей …Жозефине и …продолжил рассказ. Он действительно продолжил говорить о платке любовницы Наполеона.  – У меня была одна шаль, привезенная  из того похода. Знаешь, я когда-нибудь всё-таки попробую вернуть её себе. Да! Я знаю, кто мог украсть её из моего дома. То есть, я знаю имя фаната таких вещиц. И я её найду. И подарю тебе.
- Договорились! –  Мей подняла бокал с коктейлем и салютнула им. – Я возьму её, ну, если она ещё не расползлась от времени.
-Кашемир ВЕЧЕН, милая. Даже краски не поблекли…».
….
(Возвращаясь в реальность)
Хогарт уже пожалел, что вернул Мей к разговору. Глядя на неё сейчас, он не понимал: ей плохо или она … просто медитирует?
Мей Брукс МЫЧАЛА. Все с интересом наблюдали за ней. Но Хогарт не просто наблюдал, он боялся за роженицу и сердился на неё. Как на свидетеля, который МАЛО что дает ему для дела, а хлопот - кучу.
Но Мей вспомнила имя человека, который «обожал пополнять коллекцию старинной дамской одежды редкими платками». – Его зовут Харли Солтон. Да! Вот, вспомнила. …Тед полагал, что именно у него теперь его шаль. То есть та, которую Наполеон привез Жозефине из Египта. Он показал мне снимок шали. Я-то решила, что она совсем ветхая. А там… платок, как платок. Пестренький такой, с бахромой. Тед сказал, что этот Солтон коллекционер – маньяк. Что он несколько раз предлагал ему кучу денег за эту шаль и страшно злился, что не получал конкретного ответа. Ни да, ни нет. Тед хотел подарить эту шаль мне. Не верите? …Да, конечно. – Мей усмехнулась в сторону Стаффорда. Потом посмотрела в «проснувшиеся» глаза Хогарта. - Он сказал, что обязательно поищет её э…э…на «зимней вилле Солтона, в подвальчике». Тед сказал, что в тот раз, ещё луидоры пропали. С профилем Наполеона I». 
Мей остановилась. Трое напротив, сидели с каменным выражением лица.
Хогарт был уже в курсе, что фамилия тети Глории – сестры Саммера  - Солтон. А Харли Солтон - это муж любительницы путешествовать.
Детектив посмотрел в сторону зеркальной стены комнаты для допросов. «Так, где же Адамс с нужной бумажкой?». Но решил, попробовать и без бумажки задать Саммеру болтающийся на языке вопрос: «Так как насчет документа на картину Верещагина, мистер Саммер? Откуда он у вас?
-Это никого не касается.
-Вы вообще-то в полиции. В комнате для допросов.
-Ну так и ведите себя как полицейский: сначала получите разрешение задавать вопросы, затем их задавайте.
Строгий взгляд на адвоката и тот тут же вскочил с места. – Всё! Достаточно вопросов. Миссис Саммер всё вам рассказала, мы уходим.
А тут Адамс! С листком – флагом  в руке. – Прошу ознакомиться…
***
Мей ехала домой в машине со всей своей семьей. Вел авто Чарли, рядом  - старуха. С Мей на заднем сиденье сидела сестра – хохотушка. – Ну что ты таешь, как свечка? Толстеть должна от радости, нас скоро станет больше!  …Ну, что там, семечко, всходит? – Горбунья погладила сестрин живот. – Даже пузом не назовешь. Эх, Мей, что ты… ешь, пей, дрыхни…
Сестра хмыкнула. - Угу. Других дел же нет.
Лукреция обняла отвернувшуюся от неё сестру. – Да ладно тебе! Ну, поспала там одна …двадцать четыре часа. Не все ж время с кем-то. Выше нос, Мейки, допрос – не спрос. Ну соврала маленько, с них не убудет.
Чарли с тревогой поглядывал на мать через зеркальце над лобовым стеклом.
Старушка – мать тихо бормотала под нос молитву. Радовалась, благодарила бога, что дочь выпустили живой и невредимой. Когда она вот так же встречала внука, тот был в худшем состоянии, чем его беременная мать сейчас. – И ещё благодарю Тебя, Светлая Пресвятая Богородица…
- Чего им было нужно, мать?
Чарли тревожился. И за себя - тоже. Звоночек ему был: человек предупредил, чтоб «приглядывал». Сказал, что кто-то «желает уронить старую куклу».– Что ты им сказала? Ты сказала, что была в том доме во время взрыва?
Мей качнула головой.
-Черт!! – Чарли ударил ладонями по рулю. – И черт тебя дернул лазать туда за этой кувалдой?
Мей испуганно посмотрела на сына. Потом, забыв, что машина продолжает движение, принялась трясти его за плечи. – Ты нашел?! Ты всё-таки нашел её?! Куда ты её дел? Куда ты дел статуэтку, Чарли, отвечай?!
Лук скрестила на груди руки. Ухмылялась горбунья. – Ну что его теперь трепать? Продал и продал. Что за кувалда, Чарли? Из металла хоть? Много денег выручил?
Чарли крутил шеей, пытался потереть царапину, нанесенную матерью. – Да ничего я не продавал! Перепрятал только. Подруге на хранение отдал. У неё вечно бардак в квартире, там сроду не найдут.
Мей выкрикнула: «Да ты совсем с ума сошел! Наркоте этой отдал, …на хранение… Ты идиот, Чарльз! Ты точно, …господи, за что ты меня так наказал…
А в животе её - тук, тук…волна будто пошла.
-Ещё ты?! Хватит уже распинать меня! Уж все навалились, разом… -  Мей заплакала.
Её никто не утешал. Пусть проплачется.
Чарли вернул ей статуэтку Девушки с веером тем же вечером. И…заставил извиниться перед своей девушкой. - Вот, извиняйся перед ней за «наркоту». …Мэри?! Мэри, …дура! Ты наушники-то сними. Иди сюда, сказал.  – Он подтолкнул подружку к матери. - На хрен никому не нужна эта твоя… – ехидно.- … Статуэтка, блин…КУВАЛДА!…
Мей вцепилась в статуэтку, как в спасательный канат. – Господи, …она! Цела?..
Извинения она пробормотала скоренько.
Девица, приехавшая с Чарли, вынув рукой жвачку изо рта, тягуче, манерно произнесла: «Да ладно, проехали». И сунула жвачку назад в красную пасть.
Чарли забрал у матери статуэтку. Подержал, взвешивая в руке. – Она с чем? Она золотая что ли? Чего ты с ней так? Это от НЕГО?  Из его дома сперла? Ой, мать, а меня идиотом назвала.
-Извини.
Девица расклеила рыбьи губы. – Пипец! Ну, Мей, УВАЖАЮ. …Чё, дорогая?
Мей быстренько забрала вещь назад. Завернула в бумагу, в старое свое платье и убрала в платяной шкаф. Она осознавала, что сын, в общем-то, спас вещицу. Признание она как бы сделала, но про Мерфи и себя - она всё-таки не проболталась. Пока знатную статуэтку не нашли – доказать перед судьями об присутствии Мей на тех снимках будет сложно. Какой-то дом, чья-то машина, мужчина, на кого-то похожий (найди, спроси его теперь), …стеклышки с чьих-то витражей и ботинки  –  слабО!  Ботинки те уж давно кто-то другой носит. Мей в тот же день вымыла их со щеткой и сунула в коробку для подачек у церкви.
И статуэтку не нашли. Амулет Лоренса с ней. Получается, что есть, куда его душе вернуться. К ней.
-Я … погорячилась. – Мей быстро обняла сына, поцеловала в лоб и оттолкнула. – Ладно, проваливайте. Вы ж в клуб собрались. Играть.
-Денег дашь, раз такая ласковая? Мы к Тони. Своя компания, чужих не будет.
Мей порылась за лифом. Брала собой в Управление – не пригодились. – На! Только…
Чарли скрипнул: «Да ладно!» - и скрылся вместе с подружкой за дверью дуплекса матери. Старуха мать, кряхтя, поцеловала, благословив дочь на сон в родных стенах, и поковыляла  в свою часть дома. Сестры же долго ещё шептались, погасив свет и задернув шторы.
- Может, помочь тебе родить раньше? Никто и не подумает, а ты раз и … укатишь уже с ребеночком. Да хоть бы и к мамкиной родне, в Канаду. А там, глядишь… Может, он вовсе не богач у тебя, а просто …шоферский ублюдок. А? Вот радость то будет. Что молчишь, Мей?
-Да ладно тебе с шуточками. Устала я уже от шуток, Лук. Лучше посоветуй, как мне в Кашмир попасть?
-А где это?
-Это в Индии как будто. Теда там  видели. Его, правда, вытурили оттуда. Но я его знаю, он снова туда поедет. Раз дело у него там есть. 
-А зачем ему туда лезть, Мей? К индусам?
- Не знаю. Есть внутри его какой-то бог. Служит он ему верно. Как будто по доброй воле. Миссию исполняет. Возвращает себе, в дом накопленное его семьей.
-Ужас!
-Не каркай! Он…Тед – он хороший человек. Вроде не злой. Со мной он злым не было.
-Денег взаймы не просил? Богатые  - они хитрые.
-Да ну тебя. Я скучаю по нему. Так тошно… одни проблемы, …потери пошли. А ведь я ему сказала, что я счастливая.
-Дак так и есть. Горб-то мне достался.
-Лук,…ему руку отрубили.
-Господи Иисусе! А это-то за что? За статуэтки эти?! Да их полно, вон, торгуют на каждом шагу. Чего ж людям руки калечить?
Мей сидела на кровати и качалась, как маятник.  – Не знаю, ничего не знаю. И не узнаю ничего, пока сама его не спрошу.
-Ну уж насчет Индии ты того –  хватила.
-Это конечно. Это так. – Мей мечтательно улыбнулась. – Ну, вот представь, захотелось…
-Это от беременности. Пройдет с пузатостью. 
Помолчали.
…
(из навеянных воспоминаний)
Они ездили с Тедом в лос-анджелесский музей искусств на бульваре Уилшир. Он показывал ей уникальные предметы доколумбовой эпохи. Рассказывал о картинах современных художников из Латинской Америки. Она слушала его, как всегда, в пол уха. До этого она и понятия не имела, кто такой Диего Ривера и кто такая  Фрида Калас. Картины Мей их видела, но что касается сложностей их судеб – дела ей до этого не было. Тед же умел выхватить из судеб художников моменты, схожие с тем, что творилось в её жизни. И рассказ, особенно про судьбу женщины - художницы Мей тронул.
Они долго сидели в одном из кафе музея. Пили херес и обсуждали одну из картин Фриды Калас – «Объятия вселенской любви, Земля, я, Диего и Коатль».
-Что такое Коатль? Это по-ихнему название Вселенной?
-Думаю, так звали собаку.
-Собаку?! Чью, Вселенной?
-Нет, Фриды и Диего.
-Ну да. Там была изображена двурукая Вселенная. -  Мей кивала, припоминая картину в целом.  - Да, да, помню. Вселенная с цветными руками. И ещё Земля с грудью, из которой капает молоко. …Собака?..
-Она спала на черной руке Вселенной. По-видимому, она умерла. Художница изобразила её спящей. Ну, я так полагаю, потому что другие не спали. 
-Ах, да! Вспомнила! И ещё был третий глаз у мужа – малыша.
-Да, был такой. Это, наверное, указание на его прозорливость. 
-Ну да, он же женился на талантливой и необычайно жизнерадостной женщине.
- За неделю до смерти Фрида написала картину «Да здравствует жизнь». Солнечный натюрморт. В нём всё её  отношение к жизни. И к смерти: «Я весело жду ухода и надеюсь никогда не возвращаться. Фрида».
-Какая же она счастливая! Я бы тоже так хотела сказать. Ну…потом. Попозже.
Покидая музей, Они смеялись. Больше над собой. Над своим пониманием некоторых картин современных художников. И ещё над сидевшим за соседним столиком стариком, который не смог прожевать кусок черствого пирога и стеснительно выплюнул его на тарелку.
Тед сказал: «Блюдо, вставная челюсть и не дожеванный кусок черствого пирога – чем не сюжет для арт -картинки?»
- А мне не черствый пирожок попался. Ха-хаха…
…
(Вернувшись в реальность)
-Я вспомнила! Я вспомнила ту собаку. …Коатль. Какая странная кличка. А может, это все же имя Вселенной?
-Ты о чем, сестра? – Лук коснулась лба Мей.
Та, стряхнув руку сестры, хохотнула. – А давай-ка узнаем, кто такая Коатль! Ну-ка, давай сюда ноутбук!
Лук принесла. – На! – Глядя, как сестра набрасывается на клавиши ноутбука, она съязвила, но не зло, а, как всегда, сквозь смех. -  Так и скажи, что собираешься найти там Кашмир. И какая собака тебя укусила?
-КОАТЛЬ!
Мей замерла на фразе из биографии художницы из Мексики: «Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего".
Бросив быстрый взгляд в зеркало, Мей тихо спросила: «Ты ещё здесь, Лук?»
Сестра зевнула. - Да. Жду, когда ты это заметишь. Может, торшер включить?
- Нет. …- Помедлив. - Я закончила.
-И что там с собакой?
Мей видела тень в зеркале платяного шкафа. Без деталей лицо. Как будто это и не её лицо. 
По телу побежали мурашки.
– Лук, а если он и вправду, предложит мне выйти за него?
-Кто? Иван – Будь Здоров или личный шофер у сопливых?
-Я про Теда.
-Не дури! В эти зеркала только Смерть смотрится.
Мей испугалась и зажмурила глаза.
И скрылась Тень.
Потом она захлопнула ноутбук и, положив его на стол, быстро легла, распластавшись на кровати. - Зря ты так о нём. Ты от горбатости зла к нему. Он добрый. Ты не знаешь, какой он добрый. НАМ бы только …дожить до его возвращения.
Проследив за взглядом сестры, Лук улыбнулась и снова зевнула. -  Вот и я о том же, подружка моя ПРЯМАЯ да упрямая: поживем-увидим.
***
Как обычно, подъем был в пять утра. Но Мей, видно, не спалось, она уже была умытой, причесанной, когда её сестра только-только начала спускать ноги с кровати.
Мей одевалась. Лук видела её проходящей по коридору с одеждой в руках.
- К матери я уже заходила. Можешь не заглядывать. Старая опять будет дремать в машине, пока будем ехать.
-Ладно! – Лук почесалась и, весело шаркая шлепанцами-мышами, пошла, принять душ.
Чарли уже ждал их в кафе. Не выспавшийся, взъерошенный, в общем, как всегда, когда не ночевал дома.
На кухне постепенно восстанавливались обычный порядок и вместе с тем суета. Готовились полуфабрикаты, дежурные блюда. Старшая Брукс, которой уже было далеко за семьдесят, спешила к своим печам. Не было лучше специалиста по кексам, чем эта Старая Пудреница. Так прозвал её внук за то, что бабка обожала обсыпать готовые пирожные своим «кулинарным секретом» - смесью из сахарной пудры, орехов и растертых в порошок карамелек – обычных конфет, купленных в магазинчике по пути в кафе. Старуха брала только те карамели, что пользовались неизменным успехом у местной детворы. И пирожные раскупались на «ура!».
В девять пришли первые посетители. Семья из трех человек где-то отдыхала. Дома, по-видимому, их ожидал пустой холодильник, вот и заглянули на завтрак. Мей вышла обслужить их. Чарли принял телефонный звонок на стационарный телефон кафе.
Мей поглядывала в его сторону, пока принимала заказ. Но, как оказалось, тревоги излишни. Какой-то местный парень решил отметить сегодняшним вечером свой день рождения. Делал заказ ещё и на «живую музыку». Просил Чарли пригласить «гитару с голосом».
Получив хороший заказ, Чарли тут же преобразился. Стал похож на бодрого и очень занятого бизнесмена. Принялся командовать на кухне, быстро проходя мимо матери, не забыл указать и ей: «Этой, …сестре своей скажи, пусть поболтает немного со своими дурочками. Сегодня у нас будет петь Бари Кум. Столики должны быть все заняты этим вечером».
Слышавшая всё это Лук, только хохотнула, подбоченившись: «Ах ты свисток сиплый! Я ещё не глухая, если ты не заметил».
Чарли махнул на тетку рукой и двинул мимо – на кухню. 
Он мог бы и почаще приглашать знакомого парня спеть тут, народ любил послушать музыку. Но дело это было не дешевым. Бари Кум – местная звезда – любил тряхнуть талантом  в более «приличных заведениях». Там платили больше. А тут за счет заказчика музыки можно было «облагодетельствовать» целый зал посетителей кафе. Вот Чарли и старался, привлечь к рекламе события всех, кого-то только можно.
В обязанности Лук входило «оповещение» местного люда тем, что в их кафе, где обычно развлекают себя разговором, сегодня событие: будет кто-то играть и петь. Лук умела передать известие и по телефону и так, просто вынося мусор с заднего двора: «У нас сегодня вечером Шуберт выступает. Желаешь послушать, заходи. …Ага! Белый рояль с Голливуда притащили. Пол зала занимает, корыто трехногое!»
Всё шло прекрасно. Зал кафе, как давно уже не бывало, снова был полон. Приходилось сбегать даже за дополнительными стульями для особо рвущихся, но опоздавших на «концерт».
А ночью случился пожар. Странный и неумелый поджог. Кто-то разбрызгал смазочное масло по всей кухне и, положив на плиту пачку газет, включил её.
Мей, вбежав в зал кафе, не знала, что и думать. Чарли, тушивший пламя чем попадется, получил ожег ступней. Масло облепило ему подошвы ботинок, а парень, в запале, не заметил, что взялись гореть его ботинки.
Он вовсе не спал эту ночь. После вечеринки в кафе он и его подружка завались спать прямо в кладовой, среди коробок  и банок с закусками. Их разбудила вода, с шипением вырвавшаяся из разбрызгивателей под потолком. – Твою мать!
Мать была в кафе через двадцать минут. За ней прибыли пожарные и полиция. Тушить было уже нечего. То есть, ничего уже не горело, кроме пяток Чарли. Кухня была черна от копоти.  Бессмысленно было открывать кафе, готовить еду пока было не на чем.
Мей была расстроена ужасно. От волнений ей стало дурно. Её стошнило. А тут ещё Хогарт принялся донимать её своими вопросами. А когда понял, что дело это гиблое, пообещав «найти поджигателя», уехал.  Но парочка его коллег ещё пару часов крутились на кухне, «мешая» пожарным экспертам делать  какие-то анализы.
Кафе «У Мей» не закрылось. Чарли встал за стойку бара, и кафе весь день работало как бар, предлагая посетителям выпивку и холодные закуски.
Мей с командой занималась чисткой кастрюль, когда зазвонил телефон кафе, и Чарли вызвал её с кухни. – Мать! Тебя к телефону!
Мей не особо любила, когда ей звонили на стационарный телефон кафе. Обычно это были какие-нибудь проверяющие органы. А тут женский голос. – Миссис Брукс? Это Глория. Глория Саммер. Помните, мы с вами как-то …
Мей осоловело смотрела на сына. Чарли навострил уши. Ему показалось, что матери, наконец, сообщают, что труп её любовника найден, и больше ей беспокоиться не о чем. Но Мей схмурила лоб и несколько агрессивно произнесла: «Нечего мне помнить! И ни каких «мы с вами!». Я вас не знаю, и не лезьте больше в мою личную жизнь!»
У Чарли подкосились ноги. Теперь ему показалось, что и матери кто-то угрожает. – Мам, что за баба?
Мей хотела, было, кинуть трубку, но что-то такое услышала в ней и задержала руку. – …Что? Где? Нет, только не в кафе! Хорошо. Тут есть парк неподалеку, я буду ждать на скамейке у входа.
Кладя трубку на базу, она посмотрела на сына. – Всё нормально. Подружка Лоренса. Забыла мне что-то сказать… там, в Управлении. Встречусь с ней. Пара минут. Не волнуйся. Я справлюсь.
Чарли итак был напуган самочувствием матери. Он видел её, когда она выходила из туалетной комнаты после, когда её стошнило. Теперь он боялся отпускать её в парк без присмотра. Он оставил вместо себя Лук, а сам, почти незаметно, пошел за матерью.
Небольшая зона отдыха на траве, называемая местными «парком», находилась в квартале от кафе. Чарли, как и мать, двинул туда пешком, чтоб не попасть в пробки.
***
На скамейке сидели две женщины. Совсем разные. Их никак нельзя было посчитать матерью с дочерью или парочкой сестер. Разговор велся тихо. Молодая и взбитая смотрела на ту, что была жутко худой и беременной. А вторая - сидела, скрестив на груди руки и смотрела себе в ноги.
Чарльзу очень хотелось слышать, о чем они говорили, но подобраться поближе он не мог. А засветиться – боялся.
Но Мей его уже заметила. И это ещё сильнее «закрыло» её от понимания того, о чем просила её Саммер.
- …После того, как я вернула ему кольцо, мы больше не виделись. Я пыталась ему звонить, но он не отвечает мне. Думаю, он решил оборвать наше знакомство. Совсем. А ведь мы так были дружны. Столько лет. …Шесть лет. Мне было девятнадцать, ему двадцать три, когда мы познакомились. Это случилось…
-Мне это не интересно! И звонить я тебе не собираюсь. Даже если что-то узнаю о нем.
-Мей, послушайте, мы же не враги с вами. Мы не соперницы, почему же…
-Вот именно! ПОЧЕМУ ЖЕ?
Глория осеклась. Прикусила губу. Помолчала, обдумывая дальнейшие слова. Потом начала просить снова. – Мей, он не позвонит мне, я его знаю. Если он решил порвать, то не позвонит, нет. Но ему сейчас нужна помощь. Я знаю, я чувствую это. Я могла бы ему помочь. Теперь у меня полное юридическое образование, я адвокат и приняла практику. В адвокатской конторе Фридмана. Вот… - Лори протянула Мей визитку.
Свеженькая карточка. Всего лишь четвертому человеку предложенная.
– Здесь есть мой номер. Пожалуйста, Мей. Позвоните, если что-то услышите о нем.
Мей взяла карточку. Но держала её в пальцах так, будто вот-вот выбросит за ненадобностью.   
Чарльз сидел за кустом у соседней лавки. Его яркая рубашка – хорошо узнаваемая ею, морочила, путала Мей мозги. – Я ничего не знаю о нем. Кто мне скажет? Полиция не знает, где он, откуда знать мне. Я по Индиям не разъезжаю. Вон, у тетки своей спросите.
И тут Мей замечает, что к входу в парк сворачивает полицейская машина. Останавливается. Из неё выходят Хогарт и полицейский - женщина. Они направляются к скамейке  Мей.
Глория продолжает просить. Ей, ищущей одобрения в глазах СИЛЬНОЙ женщины, полицейских не видно. – А если я что-то узнаю о нём, я сразу же позвоню вам, ПРАВДА!
Мей посмотрела на ту, что пытается внушить ей, что они не соперницы. - Врёшь! Ты никогда мне не скажешь. Врёшь! - И она снова отвернулась.
Лори смутилась. Огляделась вокруг. И увидела такую картину: Хогарт и полицейский … за руку вытаскивают из-под куста какого-то парня. Заворачивают ему руки и… надевают наручники.
Короткая беседа и Чарли сник. Он что-то бормочет, Хогарт наклоняется к его лицу, пытаясь что-то повнятнее расслышать. Потом кивает женщине полицейскому, и та разворачивает парня к машине.
Мей вскрикнула, желая вскочить со скамейки, но вместо этого навалилась на спинку и, прикрыв глаза, застонала. – Нет, нет-нет, только не кафе…только не он…
Мей решила, что это Чарли устроил поджог кафе. Решил «разбогатеть» на страховке.
Лори тут же включилась в «игру». – Это ваш знакомый? Я могу помочь. Я же адвокат. Вот уже три дня, как я работаю по  лицензии. – Лори прикоснулась к плечу Мей. – Послушайте, я не возьму с вас много. Это мое первое дело, и я готова…
Мей прерывисто вздохнула.
Хогарт, заметив Мей и Глорию, был очень удивлен. Он попросил полицейского «подождать» и направился к парочке дам, сидевших на скамейке рядом.
Глория, с трудом поднявшись, поспешила навстречу. Ответа от Мей она не дождалась, и пошла, выяснить, в чем дело у Хогарта.
А Саммер вовсю уже РАБОТАЛА! - Детектив, минуту! Я бы хотела знать…
-Простите. Добрый день, мисс Саммер. Я бы тоже хотел знать, …где сейчас находится ваш отец? Я отправил в ваш дом сотрудника, но мне сказали, что он в отъезде. Это так?
-Да, папа уехал в Пасадену. К приятелю. Его сейчас нет в городе.
-Да? А с делами он управляется здесь отлично. – Хогарт посмотрел на Мей и понял, мать догадалась о проделках сына.  – Мей, как вы?
Мей держалась за поясницу. – Так,… ну что у вас к нему? Чарли, …что… 
Она с какой-то особой тоской посмотрела на молодую женщину в деловом костюме и, скривив губы, как бы между прочим, произнесла: «Ну, …давайте…»
Молодой адвокат тут же решилась взяться за защиту. – Детектив, я представляю интересы мисс Брукс. О чем речь? Я хочу знать, в чем вы обвиняете моего клиента?
Хогарт удивленно покосился на Мей. Та тряхнула головой - ладно.
Но Хогарт, видно, был в некотором замешательстве. Помолчал, подумал. Посмотрел на сникшего парня.  - Да? И что бы вы хотели узнать, миссис Саммер? Кто заказчик поджога в кафе «У Мей»? Я отвечу. Сразу. Это уже доказано. Ваш отец. …Есть ещё вопросы? (Молчание) Тогда, с вашего позволения я отвлекусь на свои дела. – К Мей. – Вас, миссис Брукс, я бы снова хотел видеть в Управлении полиции. До встречи».
И детектив отрулил. Чарли усадили в машину, зачитав ему его права.
Женщины продолжали  стоять рядом. Молча. Обе удрученные своими проблемами.
Потом Глория предложила: «Вас подвезти? Я на машине».
Мей подумала, посмотрела, как отъезжает полицейская машина и кивнула. Согласилась. Она была просто оглушена.
Глядя, как молодая особа застегивает на себе ремень безопасности, она думала о её словах: «Мы с вами не соперницы».   «Ну да. Где тебе, дурочка, тягаться со мной. Мигом заткнулась о помощи, когда услышала что у собственного папаши рыльце в пушку. …А то до этого часа не знала об этом». (В слух) – Значит, экзамены все позади…
Лори быстро отвлеклась от суеты на дороге. – Да. Вам куда? В кафе или…
-Да. В Управление. Лучше сразу понять, С ЧЕМ жить дальше. –
Мей отвернулась.
Лори, молча, развернула машину на ближайшей стоянке и поехала в противоположную от кафе сторону.
Молча же, она двинулась вслед за Мей к воротам Управления. И представилась дежурному на входе как «адвокат Чарльза Брукса, арестованного по подозрению в поджоге кафе «У Мей».
Хогарт отстранил её от участия в деле. – Вы родственница организатора поджога. И не можете вести защиту в виду того, что тоже могли быть соучастницей преступления.
***
Прошло ещё две недели безвестия о Лоренсе.
Мей вдруг серьезно затосковала. И даже не по Теду, она вообще…впала в тоску.
Чарльза выпустили под залог, значительно меньший, чем у  Саммера. Глория не отошла от дела. Она представляла интересы обоих «поджигателей». Коллегия Адвокатов развязала ей руки официальной бумагой, где было сказано, что «ОНА поручается за честность и непредвзятость своего коллеги».
Чарли снова управлялся в кафе. Старуха – мать делала пирожные и десерты, Лук – следила за залом, а Мей… позвонила Джону Хопперу. – Хочу подышать свежим воздухом.
-Давно пора, милая. Ну сколько можно в трауре по призраку ходить?  Приезжай. Жду!
Секс с беременной можно считать несостоявшимся. Во время процесса у Мей отошли воды.
Хоппер был страшно встревожен. Всю дорогу он внушал Мей, что ей и «ЕГО малышу ничего не грозит».  – Папа рядом.
Мей улыбалась, но смеяться не хотелось. Она слышала от матери, что восьмимесячные новорожденные не живучи.
В клинике обычная суета. До Мей никому нет дела. Но Хоппер – мужик пробивной. Он всех привлек к процессу, потому что голос у него был командирский.  – Мне пятьдесят и у меня первенец, мать вашу!!! Живо мне врача сюда!
-Вы отец ребенка? Хотите присутствовать при родах? Тогда немедленно переодевайтесь. Вас пригласят. Ждите!
Предложение прозвучало, чуть ли не приказом. Хоппер даже не успел бы отказаться. Хотя трусил страшно. Вообще-то он хотел остаться ловеласом - бобылем. А вот как получилась.  «Командиром» распорядилась судьба  (по  ЕГО подсчетам, ребенок Мей мог быть и от него).
По определению врача - акушера «старушка справилась очень даже по-мужски».
Мей принесли девочку на кормление. Она тут же попросила Хоппера выйти из палаты. – Спасибо, Джон. Ты помог. Теперь я сама.
Хотел, было, ресторатор запротестовать, но увидел тройку резвых репортеров, обвешанных аппаратурой, и быстренько задами ретировался из клиники.
Мей родила дочь. И узнала, кто отец её сероглазой малышки.
Чарли требовал назвать девочку Джудит. В честь сестры. Лук хотела Элизабет. «Имя королев. Счастливое». Старушка-мать мечтала родить третью дочку и назвать её Мегги – Маргарет. «Не менее царское. В память о не родившимся младенце».
Мей, послушав их, кисло произнесла: «Всё б вам покойных увековечивать. Обойдемся». И мя девочке не дала.
***
Родственника Саммера обвинили  во взрыве дома Лоренса. В непредумышленном убийстве несчастного Френка Мерфи (тот, по словам Солтона, «не должен был находиться в доме»). Мей смыла опечатки пальцев с машины Эвелин, но ей и в голову не пришло, что нужно помыть ещё и колеса. А именно на одном из них были обнаружены следы мочи. Мужской мочи с признаками СПЕРМЫ, по которой и был найден Харли Солтон – завсегдатай БАНКА спермы. 
Джо Саммера обвинили в сбыте нескольких картин из дома Лоренса. К великому сожалению первого, оказавшимися не ворованными, а действительно собственностью дома Лоренсов. Папка с документами на коллекцию была найдена на вилле сестры Саммера. Там же, где была найдена шаль, как будто бы действительно эпохи Наполеона I.
В папке находился каталог. Там всё было ясно и понятно: что принадлежало дому Лоренсов, а что - музеям мира.  В доме любовницы Брауна отыскались картины  …Эрнеста Месонье, Адама, слегка опаленные гравюры – опять же со стен лоренсовского дома. Все эти вещи те самые пять грузовиков почему-то не довезли до общего хранилища. Холодное оружие, слегка оплавленные бронзовые статуэтки и бюст Наполеона III  приглянулись тете Салли. Она, не скрывая, демонстрировала их   … среди экспозиций музея этнографии.
Глории пришлось «окружить» защитой всю свою семью. И молодой адвокат в своем деле преуспела. И как-то сразу стала известной.
***
Девочке Мей исполнился месяц. Мать её так устала за день, что не заметила, как задремала за столом кафе. Чарли отвез её домой, где Лук устроила «грандиозный банкет» по поводу именин племянницы.
Мей увидела Теда, идущего к ней навстречу по открытой дороге. Высокий, худощавый. Но веселый. Он заметил её, улыбнулся. Хотел махнуть ей правой рукой, но тут же поднял левую. Неловко ею взмахнул и опустил. Мей кинулась навстречу. Платье её яркое, цветное развевалось на ветру. Подол задирался, мешая ей видеть Теда. И вдруг она увидела машину. Яркую желтую иномарку. «Откуда та взялась? Как я сразу не заметила её на открытой дороге?» Из машины вышла Глория. Мей не узнала её, но поняла, это она – Глория. У девушки были зеленые глаза, и она знакомым жестом застегивала ремень безопасности. Потом девушка обняла Теда, поцеловала, и он, не оглядываясь больше на Мей, уехал …куда, не известно.
Мей проснулась в холодном поту. Вскочила с постели, подбежала к малышке, а та горит. Плачет хрипло, вся розовая от высокой температуры. – Боже мой!!
Чарли, пока процесс по делу Лоренса ещё был не завершен, находился дома. Ему грозил условный срок за соучастие в поджоге собственного кафе. Саммер, выяснив у местного негодяя, кто за небольшие деньги сможет «тихо устроить неприятность в кафе «У Мей», выяснил: Чарли Брукс. «За деньги он и мать удавит. Хотя и боится её пуще смерти». Парень подсыпал подружке снотворного, а сам устроил поджог. И сам же после первым закричал: «Горим!! Пожар!!» Денег он от Саммера так и не взял. А тот давал! Уже во время следствия. Послал Глорию: «Отнеси этому идиоту  две тысячи. И отдай так, чтоб он взял. Это важно. Это долг. Я ему должен».
Разумеется, Лори деньги отнесла. Но спросила, за что платит её отец?
Парень уже согласился на сотрудничество с полицией. Потому без обид, признался.
Глория не знала, как быть с купюрами в руке. – Так ты берешь эти деньги?
Парень столкнулся с таким презрением в зеленых глазах, что покраснел сначала, потом побледнел, вспотел, испустил «пук» и, наконец, произнеся: «Нет», - сглотнул стыд и отошел в сторону.
Чарли приехал первым на зов матери. Он вызвал врача. К нему прибежала Лук, пытаясь найти защиту в лице племянника. – Я ведь ей только немножечко налила. С ложку, не больше. Только глоточек. Мать рассказывала, что я кагор в детстве стаканами пила, и ничего.
-Дура!!  Потому ты и горбата, мать твою!!
Благодаря врачам, жизнь отравившейся девочки БЕЗ ИМЕНИ была снова в безопасности. Мей и девочку отпустили домой. Прижимая малышку к груди, Мей вздыхала и, … в кои веки, шептала молитву, которую часто слышала от старухи матери. -…А ещё Светлая Пресвятая Богородица,  вразуми сына моего, аки своего… – Это уже добавление от себя – несчастной матери сына недоумка.
И тем же вечером Мей позвонил Тед.
***
- Я в Нью-Йорке. Разбираюсь с полицией. Меня что, ищут? Серьезно?! …И чего это тебе взбрело в голову? …И Глория,… понятно.  Дом взорвали? …Да, я в курсе. Но ведь делают уже. …Да, да, я знаю, делают. Но вот беда, остановиться негде теперь. …Что? …Да ну, что ты! Зачем тебе такой геморрой. …Мне б только до Пасадены добраться, а там я найду, где остановиться. Тут говорят, меня с эскортом будут в Лос-Анджелес  отправлять. Полицейский будет сопровождать. Да, наверно, из-за поисков. Нет, не сержусь. Ты, я в газетах прочел, замуж за меня собралась? Дочь мне родила. …Мей, я оглушен известиями. Подожди, приду в себя, соображу, как быть. За ребенка спасибо. Не думал, честно. Ты молодец. Вообще-то, в тебе я не сомневался.
Мей радовалась уже тому, что он не требовал подтверждений причастности к делу. Что сразу поверил тому, что написали газеты. А те цитировали Чарли: «Дочь миллиардера Лоренса. Вот пусть попробует отвертеться теперь, козел!».
Мей не давала интервью. После гибели Джу она отворачивалась от вопросов газетчиков.
-…Завтра. Или может, послезавтра. Но на днях, в общем. Буду там, у вас. Обнимаю тебя, РОДНАЯ. Ну да, мы ж породнились. А как ты дочку назвала? Как это, ты ж сказала ей уже месяц. Ах, так. Так давай я рискну, раз ты боишься именем судьбу испортить. Назови её Памелой. Я знал одну. Весёлая была, солнечная.
-И что с ней стало?
-Стало?  …Да нет, с ней всё в порядке. Просто давно не виделись. Вообще-то я только раз её и видел. Я попросил у неё автограф, а она узнала меня по фото в газете и, представь, предложила зайти в  гости.
-Я понимаю её.
- У Памелы обычная земная семья. Муж, дети. Она чудесная женщина. Уверен, назови дочь её именем, ты не промахнешься в судьбе.
Мей не знала, что ответить. У неё как-то была в подружках Памела, …стерва ещё та.
Тед нашел, что сказать. До него дошло, что Мей не поняла, о ком идет речь. – Мей, Памела Энн Мелрой. Космонавт. Слышала о такой? …Ну вот! Трижды летала в космос, была командиром в своей третьей экспедиции, став второй в истории женщиной - командиром космического корабля.
Мей не знала космонавта с таким именем. Зато она вспомнила другое имя.
Но Тед отреагировал на него не совсем «солнечно».  - Хорошо. Спасибо. До встречи. …Что? Нет, это лишнее. Когда захочется, я позвоню ей сам.
И Мей не позвонила Глории. А та, окунувшись в дела,  ничего о прибытии Лоренса не знала.
Семья Брукс, наконец, крестили ребенка. Мей дала ей имя.
Лук была рада. Довольны были и мать и сын. Вот только Мей немного грустила. «Памела, …да ладно! Лучше пусть будет космической стервой, чем тюней, как Чарли».
Тед позвонил снова. Через день. Сказал, что летит домой. Будет рад, если она встретит его в аэропорту Лос-Анджелеса.
Мей так была растревожена, что руки начали дрожать. И губы. «Как же я буду целовать его дрожащими губами?»
Встреча была нежной, трогательно нежной. И это не смотря на присутствие репортеров и полиции. Но долго им не дали разговаривать. Их даже вскорости разлучили. Теда караулил Хогарт, ему нужно был ехать в Управление. Там, наконец, разобрались с «арабом» - человеком, который отрубил Лоренсу руку, ИСПОРТИВШУЮ уже оплаченную им картину Василия Верещагина «Наполеон I на Бородинском поле».
А Мей возвращалась в кафе. Позвонил Чарли, сказал, что заказан ужин с музыкой. – Мать, у нас аврал, давай скорее в гнездо.
Мей и поторопилась.
«Откуда она взялась? На открытой дороге?..»
Яркая желтая машина, объехав тяжелый внедорожник, в лобовую столкнулась с машиной, которую вела Мей.
Машина последней долго вращалась, переворачиваясь игрушкой на открытой дороге. И, наконец, качнувшись, замерла, рассыпав по глади дороги бисер из стекла.
Мей была ещё в сознании, когда её везла карета «скорой» в ближайшую  клинику.
…
(Из навеянных воспоминаний)
« -Привет!
-Привет!
Они не виделись с Лоренсом уже пару недель. Мей уже решила, что он бросил её, и как-то незаметно увлеклась водителем школьного автобуса.
Пятидесятилетний шофер был завсегдатаем её кафе. Все время смотрел на хозяйку его с тоской. Вот та и  пригласила его в подсобку, «помочь, развесить окорока в холодильнике».
Холодильник оказался отключенным. Его только что помыли. Никаких окороков. Мей за руку затащила туда мужика, расстегнула ему штаны и, …в общем, она призналась Теду, что если «он  ещё хоть раз так НАДОЛГО её оставит, она может уехать на школьном автобусе в Тимбукту». 
-Валяй! Расскажешь потом, как было.
То, что Тед не любитель неприятностей в приключениях, но любитель последних – она уже поняла. Поэтому предложила в выходные, покататься по берегу  Калифорнийского залива.
Тед согласился. – Только, чур, я за рулем. Ты все время треплешь свою прическу и куришь. Я поведу. Едем!
Мей пришлось «отпроситься» у дочери на … пару недель.
Где они только не побывали тогда с Тедом...
Ужины при закатах, завтраки - на рассвете. Спали, где придется. Чаще в прицепе, возле плиты. С комарами «в обнимку». Но как же она была счастлива в той поездке, …хотя по природе она домоседка.
-Тед, а подарки ты любишь делать?
-Наверное, нет. Как-то не приучен. А что? Хочешь подарок?
Тед поглядел на подружку, оглядел даль дороги. – Ну, какой там ближайший магазин?
Мей посмотрела на карту. Она была в поездке за штурмана.  – А… э… она искала ювелирный, но первым магазином оказалась ЛАВКА старьевщика.
Лоренс хлопнул дверцей запылившейся машины и весело произнес, оглядывая ветхую вывеску лавки. - Ну вот! А ты говоришь, что до магазинов далеко. Это как раз то, что я люблю. Заходим, милая!
Мей пробормотала: «Но это как раз то, что не люблю я».
-Да ладно! Заходим.
В лавке, оглядывая захолустную серость: «Не стесняйся, милая, выбирай, что хочешь!»
Лоренс шутил. Он вполне понимал смущение и недовольство Мей, но забавлялся этим.
Мистер Жид – хозяин лавки, долго косил, улыбаясь узким ртом, на смущенную женщину, кутавшуюся в теплую, растянувшуюся от времени кофту. – Милейшая пани, кажется, у меня есть, что вам предложить.
И он повел парочку в какой-то темный подвал.
Теперь Лоренс был смущен и явно недоволен. – Нет, мы туда с тобой не пойдем. Эй, продавец, вы сами туда сходите и принесите, что хотели показать.
Тед придержал Мей рукой. – Нет! Не ходи за ним. Явно это эмигрант. Поляк, судя по всему. Нет, не ходи.
Но Мей пошла. Без отказавшегося идти Лоренса.
И она что-то принесла из пахнущего плесенью и пивом подвала.
Она весело посмотрела на Теда. – Ну, ты все ещё согласен сделать мне подарок?
Лоренс прикусил губу. – Мей, не думаю, чтоб тут принимались чеки швейцарского банка.
-Отчего же, пан… - картаво прозвучало за спиной Лоренса,  – вы дайте мне его, а там… я разберусь с банком сам.
Последним, что чувствовала умирающая женщина, это то, что с её пальца кто-то стягивает ЭТО КОЛЬЦО.
***
-Я…это, …я чтоб не украли в больнице. Я не… черт, да неужели ты думаешь, что я мог бы ограбить СОБСТВЕННУЮ МАТЬ?!
Чарли побитой собакой смотрел на поджарого молодого мужчину без правой кисти руки. Столько горя было в глазах Лоренса, что Чарльз готов был провалиться сквозь землю, ведь его поймали за самым грязным из его дел – он снимал кольцо с пальца умирающей матери.
-Тед, Тед я… честное слово, нет. Вот, на, забери! Я не… я только,  чтоб не украли…
-Она умерла, Чарли. Она… не узнает об этом.
Лоренс развернулся к парню спиной и вышел из палаты.
Вообще-то Тед хотел проститься с НЕЙ поцелуем но, став свидетелем такого дела, не смог. Ушел из палаты, так и не простившись с матерью своего ребенка.
А в коридоре он вдруг притормозил спешившую в палату горбунью.
Та, было, улыбнулась ясной улыбкой (сердце Теда защемило от потери), и тут же маленькая женщина опустила голову, желая прошмыгнуть мимо загорелого красавчика в белом костюме.
-Простите, вы…сестра Мей?
-Да. – Лук пришлось сильно задрать голову.
Тед принялся выворачивать свои карманы. Один, достал из него бумажку, в другом - нашел другую, в третьем – ещё одну. – Вот! – Протянул он веер женщине. - Это для Памелы.
Лук спешила, она мельком взглянула на взятые ею в руки бумажки. И тут же взгляд её упал на крупный шрифт на одной из бумажек. «Справка из Института крионики, из крио–хранилища для захоронения человеческих тел и частей тел». – Царица небесная! Нет! – пискнула женщина и сунула бумажки назад в руку Лоренса. – Не надо нам этого! Мы и без этого как-нибудь обойдемся. Прощайте! Прощайте, мой господин! Спасибо НЕ НУЖДАЕМСЯ!
-Чего вы испугались? - крикнул Тед вдогонку женщине. – Это всего лишь справка о том, где и кто хранит кисть моей правой руки. Это важно для банка, …отпечатки …для получения по счету, …эй?..
Лукреция уже не слышала его. За дверью палаты плакал её горе-племянник. Это она слышала.
Тед досадливо махнул рукой (веером из бумаг).
И тут он заметил пожилую женщину, шаркающей походной, что-то бубня про себя, она медленно шла по коридору клиники, слеповато щурясь на номера палат.
-Мэм, простите, вы не сто шестнадцатую палату ищите?
-Ну да…- Мать Мей никогда газет не читала. Кто перед ней – она понятия не имела. Но в красивых мужчинах – она толк знавала.  – А что такое, молодой человек? Не туда иду, что ли?
- Всё правильно, мэм, я только, я попросить вас хотел. Там, в палате женщина, …я хотел…– Тед сглотнул, глядя в глаза МАТЕРИ,  -  … вы просто возьмите это. Когда-нибудь, …когда-нибудь это может вам пригодиться.
-Мне? …А, ну ладно! Давай! – Старуха взяла из руки молодого красавчика листки и, пошла, тряся ими, в палату сто шестнадцать.
***
Хогарт был недоволен. Получается, дело встало. Главный свидетель снова В БЕГАХ!
Ни в городе, ни в штате, ни в стране!
Правильно сделал детектив, сунув в сердцах папку с делом Лоренса в самый дальний угол верхней полки с нераскрытыми делами. С Тедом Лоренсом он так больше и не встретился.

Пермь
Янв. 2012- апр. 2014