Не будите петуха

Валерий Брусков
                Петух  просыпается  рано, но  злодей  ещё  раньше.
                Козьма  Прутков

      Шестидесятитонный вездеход толчком подбросило, как хорошим пинком загоравшую на солнцепёке черепаху. Могучие гусеницы суматошно замолотили по воздуху широченными траками в поисках утраченной опоры, лишившийся рабочей нагрузки двигатель ошалело взвыл на предельных оборотах, тратя мощность впустую. Беспечного Кошкина скинуло с насиженного сиденья, к которому Костя поленился пристегнуться, и он сразу понял, что как бы ни была мягка внутренняя обивка бортов вездехода, но когда её испытываешь голой головой, твёрдость находящейся под ней титановой брони ощущается достаточно убедительно.
      Оправившийся от первого испуга, вездеход грузно осел на судорожно дёргающийся грунт, и угрожающе пополз под уклон, а Кошкина инерция тут же отправила на головные испытания другого борта. Внутренний свет, пугливо поморгав, погас совсем; лучи наружных прожекторов вязли в плотном облаке пыли, поднятой с планеты сильнейшими толчками. Грохот остервенелого железа о камни, пробивая мощные борта машины, просачивался даже под гарантированно « бесшумные » наушники и до краёв заполнял голову, вытесняя из неё оставшиеся после первоначальной встряски мозги. У Кошкина вдруг заныли совершенно исправные зубы, войдя в какой-то жуткий резонанс со всей этой безумной мешаниной негармонических звуков. Зажав рукой щёку и костеря почём зря проклятого « петушка », он полез через спинку переднего кресла к Гоге, не слыша собственной ругани, а потому не испытывая от неё никакого морального удовлетворения.
      Неожиданно вездеход резко тормознул и круто вильнул в сторону, огибая какую-то преграду. Кошкин, уже почти добравшийся до своей заветной цели, мешком упал на переднее сидение, и съехал с него на непрерывно прыгающие по педалям ноги Гоги. Он снизу вверх глянул  на бледное в отблесках прожекторов, искажённое неслышимым криком лицо водителя, и смело предположил, что Гоге его собственная ругань сейчас тоже вряд ли услаждает страждущую душу...
      Машина неслась вниз по склону, выставив навстречу возможным преследующим лавинам кормовой рассекатель. Её безжалостно бросало из стороны в сторону, как пластмассовую детскую игрушку; в бронированные борта точно лупили гигантской кувалдой, а по крыше отбивали барабанную дробь разнокалиберные камни.
      Кошкин с превеликим трудом засунул-таки себя в уютное лоно ложемента, и дал ремням безопасности режим наибольшей фиксации, позволив себе после всего этого облегчённый выдох.
      И вовремя! Вездеход вдруг со страшным скрежетом вляпался тупой мордой во въехавший откуда-то слева в пятно прожекторного света огромный валун, и резко наконец-то остановился. Опомнившаяся инерция хотела на десерт испытать о пульт управления прочность Костиной физиономии, но ремни безопасности, молниеносно перехлестнув его грудь крест-накрест, перехватили ценного специалиста на полпути к заждавшемуся пульту, и закинули обратно в ложемент. Кошкин лишь лязгнул зубами, обрадовавшись тому, что язык успел убраться восвояси.
      Двигатель наконец заглох, сразу стало странно тихо. Правда, относительно тихо, как нечто контрастное недавнему грохоту. Под съехавшие набекрень « затычки » в уши полезли другие, уже не так пугающие звуки: вокруг скрежетал расслабляющийся после катаклизма металл, где-то под ногами нервно журчала жидкость в трубах терморегуляторов, и вкрадчиво шуршал по мятой броне осыпающийся песок.Но камни больше не стучали ни по вездеходу, ни по мозгам его экипажа. Лавина, вызванная криком « петушка », иссякла, можно было ехать по прерванным делам.
      В вездеходе, опомнившись, загорелся свет. Воздух, « дышал », перенасыщенный пылью, вытряхнутой из всех щелей машины. Злое, перечёркнутое чёрными усами поперёк лицо Гоги было потным и, разумеется, грязным. Глядя на него, Кошкин попытался представить, как же сейчас выглядит его собственная  физиономия. Вряд ли она была чище и красивее – « петушок » остался бы доволен собственной работой.Кошкин содрал со своей  гудящей головы опостылевшие и бесполезные наушники.
- Вот это я понимаю - кукарекнул... – весело сказал он, на минуту закашлявшись от густой пыли. - Чуть душу насовсем не выкукарекал... И дух из нас - тоже...
      Гога яростно сверкнул чёрными глазами, но черты его свирепого лица уже слегка сбавили интенсивность отрицательных эмоций.
- Ещё раз так кукарекнет, - добавил Кошкин, - и нас не из чего будет собирать...
      Гога уже успел сменить свой гнев если не на милость, то на что-то промежуточное. Он вывернул шею и оглядел запылённую, захламлённую всем, что плохо лежало, кабину.
- Вродэ, нычего нэ раскокал... - сказал он не совсем уверенно. - Толко морды нам набыл...
      Костя привстал в кресле и посмотрел на расквашенный капот родного вездехода.
- Па–ра-зит! – раздельно произнёс он, вложив в свои слова все накопившиеся за последние минуты чувства. - Опять ребятам на два дна работы! Ну что у нас тут за жизнь! Никакого тебе трудового покоя! То один вырежет по морде, то другой пнёт под зад! Мы тут не столько работаем, сколько чинимся и амбулаторно лечимся!
      Он включил связь.
- Хэлло, компаньерос! Как там у вас?!
      На Базе кто-то долго прокашливался.
- Скрипим помаленьку... – без ожидаемого энтузиазма сказал незнакомый, сильно засоренный мусором голос. - Куча пыли, куча хлама, и четыре зуба Микки...
- Опять?!! – сочувственно ахнул Кошкин. - Да, вроде, только что... Не далее как…
- Опять отращивать... – вздохнула База - Не везёт ему с этими « петушками »...
- Гы-гы... - не утерпел Гога. - Апат Мыки нэчэм жэват... Манный кашыка и соска…
      Кошкин прыснул. Гогин русский продолжал оставлять ещё лучшего, чем его английский.
- Микки что, спал в столовой? - спросил Костя Базу. – Или не успел из неё уйти?
- Нет, - хихикнула та в ответ. - Он просто проснулся от голода... И пошёл, пошёл, пошёл…
- Бедный Микки... - вздохнул Костя сочувственно. - Это для него большая трагедия. Теперь целых два долгих месяца ему придётся частично ограничивать себя в еде. Исхудает, бедняга, до неузнаваемости... Похудеет не меньше, чем на центнер...
- А у вас там как дела? - поинтересовалась часто кашляющая и чихающая База. - У Гоги усы, случаем, не отпали.
      Кошкин стал отстёгиваться.
- Нет, у Гоги усы сидят крепче, чем у Микки зубы. А жертвы мы пока не подсчитывали.
      Он с кряхтением и чиханием перелез через спинку своего кресла и открыл багажник.
- Чтоб тебя разорвало! - упавшим голосом сказал он, и сам рухнул на сидение.
- Хана?.. - живо поинтересовался Гога.
- Больше, чем хана... - прогнусавил огорчённый Кошкин. - Это полные кранты...
      Всё действительно было разбито вдребезги. Им сильно не повезло: по-видимому, огромный валун врезался в борт вездехода именно там, где находились хрупкие приборы. Теперь это был никому не нужный разноцветный металлолом.
 - Сколько приборов уже угроблено, и никакие ухищрения не помогают! - заныл Кошкин. - Как спасти аппаратуру, если самого себя уберечь не в состоянии?!
- Коста... - жалостливо сказала База. - Кончай стенать, до рассвета остался всего час. Езжайте к нам, гражданская панихида по твоей аппаратуре состоится здесь...
- Вам всё хиханьки, да хахоньки! - разозлился Кошкин ещё больше. - А я теперь как без рук! Когда-то ещё прилетит грузовой корабль, а я до этого чем должен работать?!
- Нычэго... - успокоил его Гога. - Кайло и лапату мы тэбэ найдом... Бэз работы нэ останэшса...
      Он стал заводить заглохший двигатель. Получилось это не сразу, и Кошкин, грешным делом, приготовился всерьёз слегка испугаться. Пережить целый день здесь, пусть даже под надёжным колпаком защитного поля... Перспектива была не из самых весёлых. Нейтрализовать дневные триста шестьдесят градусов по Цельсию в походных условиях полностью не удастся, даже на форсированном режиме работы кондиционеров ниже пятидесяти градусов в вездеходе не удержать.
- « Баня... Финская... На двоих... Зато похудею... - с некоторым удовольствием подумал Кошкин, слушая, как заводной Гога рычит вместе со стартёром. - Килограммов на десять, не меньше... Нет большого худа без маленького добра... Маришка будет в восторге от моей стройности! Если, конечно, дождётся меня отсюда... »
      Но двигатель ожил. Вездеход с трудом отодрал своё мятое рыло от нокаутировавшего его валуна, и стал неловко разворачиваться. Было ещё довольно темно, но в глубине окружавшей их ночи уже появлялись серые тона - предвестники близкого рассвета.
      Вездеход, нервно взрыкивая, набирал максимально возможную скорость, чтобы успеть вернуться на домой до восхода жарковатого местного светила. Что- то невнятно чихала и кашляла База, и полуразборчиво орал в ответ Гога. Кошкин поплотнее натянул на уши наушники, чтобы хоть немного оградить свои размышления от этого уничтожающего разум грохота. Конечно, на воздушной подушке было бы и побыстрее, и заметно потише, но атмосфера этой планеты была для этого слишком хлипковата. Приходилось терпеть собственную медлительность.
      И этих « петушков » тоже... Они создавали яркий местный колорит и основные неудобства. Если бы ещё заранее знать, когда и где они закукарекают и, главное, с чего... Не от избытка же чувств они устраивают тут такие землетрясения!

      Серая пелена на курсовом экране наполнилась контрастными тёмными штрихами, в которых уже можно было угадать и вершины дальних гор, и близкие склоны, и качавшуюся перед глазами розовую полоску, разграничивавшую небо и землю. Пыль почти осела, и лишь новые россыпи камней на накатанной вездеходами дороге говорили о том, что здесь совсем недавно произошло нечто необычное.
      Быстро светало - у планеты сутки были более чем вдвое короче земных. Впереди, между двумя вершинами высоких холмов, призывно мигал красный световой маяк базового ангара. Сейчас это был не просто ориентир, но и сигнал о том, что ночной « петушиный » концерт База выдержала без особых  ЧП. Ещё несколько минут и всё! Ребята, наверное, уже заждались! Волнуются, наверное, ужасно!

      Вездеход крутнулся на одной гусенице перед медленно открывавшимися воротами, точно демонстрируя всем свой основательно раздолбанный нос, и другие боевые шрамы, вкатился под монолитные своды, и умиротворённо, облегчённо заглох.
      У стен ангара уже толпились люди - всем было ужасно интересно посмотреть на результаты очередного « ку–ка–ре–ку ». Мало кто на Базе мог похвастаться отсутствием синяков и шишек, да и те хорошо знали, что это у них ненадолго.
      Кошкин оставил Нинидзе отключать уцелевшие бортовые системы, с душевной болью сунул нос в кислородную маску, и, хлопнув Гогу по почему-то трясущейся спине, обречённо полез в переходной отсек. Пока шло шлюзование, он обдумывал сценарий предстоявшего спектакля. Надо было постараться: в изолированных и малочисленных исследовательских коллективах такие моменты значат многое.

      Когда внешний люк наконец открылся, Кошкин нарочито долго задержался в шлюзовой камере, исторгая наружу душераздирающие стоны, звучавшие ещё более жалобно в гелиевой атмосфере, с нечеловеческим усилием вывалил себя из люка в пыль ангара, и на четвереньках, не прекращая стенаний, пополз в сторону раздевалки.
      Его встретил дружный, ободряющий хохот. Подбежавшие коллеги, хрюкая в кислородные маски, подняли Костю на ноги, стряхнули с него пыль, и на руках через шлюз понесли вместо обещанного больничного отсека к плавательному бассейну…
      Это было против правил! Они так не договаривались! Кошкин неубедительно задёргался и глухо завопил, лихорадочно думая, во что бы переодеться, потому что сейчас точно макнут...
      Уже выбравшийся из вездехода Гога подождал, когда в ангаре сменится атмосфера, и стал с любопытством смотреть на то, как напарника поволокли крестить. Кошкин, впервые « обкукареканный » в полевых условиях, довольно выразительно орал. Что он изрекал, понять было трудно, однако интонации восполняли пробелы в восприятии.

      Макнули Кошкина весьма основательно, с длительной раскачкой за руки и ноги, и мощным взрывом брызг. Тяжёлые баллоны с воздухом сразу потянули Костю на весьма неблизкое дно, а кислородная маска свалилась с лица, и он о ней тут же напрочь забыл по причине своей врождённой и неизлечимой водобоязни.
Он был в отчаянии. Ведь договаривались же о том, что вместо купели будет символическая прививка в медотсеке от жареного петуха! Предали, гады! Но Гога - то, Гога! Знал ведь, мерзавец, что переиграли, и не сказал, злодей этакий! Хихикал в тряпочку и помалкивал!
      Побарахтавшись в не подогретой воде не столько на потребу публики, сколько из инстинкта самосохранения, и видя преступную бездеятельность свидетелей разыгрывающейся у всех на глазах страшной трагедии, Кошкин не выдержал и заблажил уже всерьёз.
      Ребята мгновенно сориентировались должным образом. Несколько добровольцев со смехом попрыгали во взбаламученный бассейн, чтобы скрасить тонущему Кошкину его гордое одиночество. Мокрого и слегка перепуганного, его извлекли из воды, раздели догола, обтёрли и облачили в тренировочный костюм. Он испугался, что, согласно первоначальной договорённости, его сейчас поволокут в медотсек и ещё сделают натуральную прививку от неумения плавать, но ему всунули в скрюченные холодные пальцы бокал с винным коктейлем для согреву, в стучащие зубы – толстую соломинку, и под белы ручки подвели к двери его лаборатории. Форстер снял с головы берет, и скорбно склонил рыжеволосую голову.
- Что?.. - тут же забыл Кошкин про свои недавние испуги. Недобрые предчувствия через все щели полезли в его заволновавшуюся душу. Он пнул дверь босой ногой, и резво впрыгнул в свою святая святых.
      Форстер прикрыл за ним дверь, сделал выразительные глаза, потом оглянулся на лабораторию и, сморщив лицо в комическую гримасу, закрыл рыжую голову руками. Остальные отошли подальше от двери.
      Из лаборатории через полминуты понеслись крики, стоны, и многозначительный грохот.
- Надо поскорее сматываться отсюда... - сказал Оберман. - Он сейчас убьёт первого попавшегося ему на глаза и под горячую руку...
      Подоспел сгоравший от любопытства Гога.
- Чэго там?..
-У-у– у-у... – испуганно сказал Форстер и на цыпочках пошёл к себе в комнату.

      Дверь лаборатории вдруг широко распахнулась, и наружу вылетел взъерошенный, свирепый до крайности Кошкин.
- Ну, всё!!! - прорычал он, нехорошо скалясь. - Я ему кукарекну!!! Я ему так кукарекну!!! Я ему устрою сладкую брачную ночь!!! Он у меня на всю свою жизнь онемеет или станет заикой!!!

************

- Сто-оп! – неожиданно скомандовал Кошкин, хлопнув Форстера по напряжённому плечу.
      Боб резко тормознул и вопросительно задрал на одном оттопыренном ухе « глушитель ».
- Что?! - не понял он знака, оборачиваясь и оглядывая кабину. - Стряслось что-нибудь?!
- Да уж, случилось... - сказал Кошкин, открывая крышку багажника. - Приехали мы...
      Форстер вальяжно откинулся в водительском кресле, и стал с любопытством наблюдать, что тот собирается делать.
      На пассажирское  сиденье лёг длинный и, по всей видимости, довольно тяжёлый контейнер явно самопальной конструкции. Кошкин, с натугой вытянувший его из багажника, проделывал теперь с ним непонятные и сложные манипуляции.
- Это что? - пока без особого интереса в голосе, из вежливости  спросил Форстер.
- Бомба... - сказал Кошкин угрюмо.
- Хочешь сделать цыплёнка-табака?
- Его самого... - сказал Кошкин ещё угрюмее. - Вендетта... Хочу спровоцировать сольный номер.
- Начхал он на все твои провокации, - засомневался Боб. - Это ж ему - как слону дробина! Сколько в ней?
- Сто тонн эквивалента.
- У–у–у–у-у... – пренебрежительно скривился Форстер. - Миледи, это же совсем несерьёзно! Он же четыре километра на два, а ты надеешься уколоть его этой сушёной соломинкой?! А если он – жидкий, и вдруг попрёт в пробитый канал?!
- Не боись... - успокоил его Кошкин. - Колоть я его не собираюсь. Я просто хочу громко хлопнуть в ладоши над самым его ухом. Если фокус получится, мы будем навсегда избавлены от неожиданностей. Он у нас начнёт кукарекать уже по нашему расписанию, если уж не может совсем молчать по собственной инициативе. Тогда Микки не придётся периодически отращивать выбитые зубы, а нам - чинить свою раздолбанную технику.
- Зря ты всё это затеял... - сказал Форстер. - Насколько мне помнится, такое уже когда-то было и не разы. Хаксли громыхал стартовыми ускорителями и днём, и ночью - никакой реакции. Широков давил ему на психику ультразвуком - ноль внимания. Орли облазил, сколько смог, в поисках нор, ходов, или хотя бы пещер. Увы...
- Попробуем иначе. Я посмотрел по геологическим картам. Прямо под нами находится гигантская пустая полость. На глубине примерно ста метров. А на четыреста метров ниже находится и тот, который нас совсем недавно скандально обкукарекал. Пошебуршим - ка мы в непосредственной близости от его курятника... Может, до сих пор его слабо пихали в бок и тихо кричали ему в ухо? Признаться, мне порядком надоела роль подопытного кролика, я сам хочу хоть иногда быть экспериментатором. Ведь мы живём - как на тонких иголках, в постоянном ожидании очередного « кукареку ». Нельзя ничего оставить без присмотра, нельзя расслабиться, нельзя... В общем, всё нельзя! А почему, собственно?!
- А куда же деваться?! Они примерно равномерно рассредоточены по планете. Нет на ней такого места, где была бы хоть относительная тектоническая тишина. Это место для базы было выбрано без согласования с « петушками ». Просто здесь нет высоких гор, и мы застрахованы хотя бы от разрушительных обвалов.
- И всё?! - возмутился Кошкин. - Шесть лет здесь обитают земляне, шесть лет их здесь третируют, не знаю, как, а они терпят и ставят примочки на очередные синяки!
- Я же тебе уже говорил, - Форстер был профессионально терпелив. - Пробовали... Пытались... И до сих пробуем. На досуге... Главное - работа! А вообще, « петушки » своими размерами и масштабами поведения сравнимы с явлениями Природы. Как же с ними бороться?! К ним можно только частично приспосабливаться.
- Но ведь уже доказано, что они живые! - не сдавался Кошкин. - А всё живое в принципе поддаётся дрессуре!
- Ну-ну... - сказал Форстер скептически. - Хочешь выработать у землетрясения устойчивый условный рефлекс? Лилипут мечтает растолкать спящего Гулливера?
- Растолкаем... А может, и выработаем... Ну, вот, - сказал Кошкин, щёлкая на своём контейнере чем-то, невидимым глазу Форстера. - Смертельный номер! Слабонервных и дам просим удалиться с планеты! Сколько у нас c тобой до рассвета?
- Почти два часа.
- Уложимся... Если всё у нас получится, мы сможем синхронизировать образ жизни « петушков » с нашим. Они будут кукарекать по составленному нами расписанию, а мы получим возможность заранее готовиться к каждому их выступлению.
      Кошкин перебрался на переднее сидение и нажал кнопку на пульте штурмана.
Вездеход мелко задрожал. Мощный кумулятивный бур вылез из его днища,  вгрызся в скалу под ним и двинулся к своей цели, лежавшей на стометровой глубине. Высокими тонами взвыли сервомоторы и у Кошкина опять нервно заныли зубы.
- « Что за напасть?! - разозлился он. - Снова! Надо будет забежать в медблок! »
      Сервомоторы вдруг резко забасили, предупреждая. Кошкин выключил притомившийся бур.
- Всё! - сказал он радостно. - Карета подана! Сто двадцать шесть метров. А теперь самое интересное...
      Он вернулся к контейнеру, открыл в днище вездехода крышку шлюзовой геокамеры, с видимым трудом вставил в её приёмник скользнувший вниз длинный контейнер, и, закрыв шлюз, стал поверх невысокой спинки кресла смотреть на пульт вездехода. Наконец, зелёная лампочка на нём погасла, загорелась красная.
Бомба была на месте. Кошкин снова оживил бур и втянул его в корпус вездехода.
- Сколько до рассвета?
- Полтора часа.
- Всё! Двинули! Через полчаса он кукарекнет!
      Форстер скептически улыбнулся.
- Предупреди ребят. Я не очень-то верю, что у тебя что-нибудь получится, но на всякий случай сказать надо. Они ведь не ждут ничего - наш « петушок » шумит более-менее регулярно, приучил. На месяц спокойной жизни они надеются.
- Сейчас мы их там развеселим...
Кошкин включил рацию.
- Алло, База! Кто на стуле?!
- Мы! - не сразу отозвался Оберман.
- Мужики, слушайте концерт по заявкам радиослушателей! Первый номер под названием « Ку–ка–ре-ку! » Специально для Микки! Притащите его из столовой!
- Что за шутки, Костик?! Наш уже надолго откукарекался! Нам на бис не надо!
- Клаус, на всякий случай приготовьтесь к неожиданностям. Мы тут с Бобом ставим грандиозный эксперимент, поэтому возможны далеко идущие последствия...
- Хо-хо! - обрадовалась База. - Вы что, подсунули ему под седалище позитронную бомбу?!
      Кошкин хихикнул. Форстер рядом прыскал и зажимал ладонью несдержанный рот.
- Что-то вроде того, - сказал он. - Наш Коста придумал для « петушков » хороший будильник.
- Зря вы так стараетесь, красавчики! - засмеялся Оберман. - Ему ваш будильник - до дохлого прожектора! Только ценный для науки заряд впустую истратите!
- Мы сначала будем хорошо посмотреть, - сказал Кошкин самоуверенно. - Но вы на всякий противопожарный будьте готовы ко всему. И, главное, выньте поскорее Микки из столовой, если он сейчас там. У него новые зубы ещё не окрепли...
- Всегда готовы!!! - хором отозвалась развеселившаяся База. - Но, смотри, мон шер, - добавил Оберман. - Если фокус не получится, стоимость бомбы вычтем и из тебя, и из всех твоих потомков до седьмого колена включительно. Обхохочешься!
- Хорошо смеётся тот, кто не плачет последним... - Кошкин отключился от ржущей базы.

*********

...Форстер вёл вездеход по картографу, и на лице его блуждала хитрая улыбка: он тоже слабо верил в успех идеи Кошкина. Глянув на часы, он демонстративно тормознул.
- Всё! Осталось две минуты! - улыбаясь до ушей, он ремнями зафиксировал себя в кресле по первой категории.
      Кошкин не обратил внимания на эту демонстрацию, и механически пристегнулся сам.
- Сколько от точки « ноль »? - спросил он озабоченно. – Нас краем не захватит?
- Километров двадцать. С хвостиком.
- Думаю, нормально, - сказал Кошкин. - Не должно нас слишком сильно зацепить...
      Где-то там, за горизонтом, и под землёй, на глубине почти в полторы сотни метров оставленная ими бомба лежала на дне гигантской полости. Лактан из неё давно выкачали, но остались пары. Когда бомба взорвётся, произойдёт ещё и объёмная аэрозольная детонация, сопровождаемая мощнейшим акустическим ударом.
- « Должен кукарекнуть... - думал Кошкин. - Просто обязан... Не глухой же он... »

      ...Вездеход слегка толкнуло снизу, послышался тяжёлый низкий гул, и тут машину чуть подбросило вверх, скрежетнув её зажатыми тормозами гусеницами по скальному монолиту. В свете фар замельтешила поднятая толчком пыль. Стало тихо.
- « Не получилось... » - мелькнула в голове у Кошкина короткая мысль- сожаление.
      Он не успел на неё отреагировать. Чудовищный удар снизу буквально сшиб вездеход с лица планеты, адские перегрузки, близкие к катапультным, размазали обоих людей по креслам. Машина бешено кувыркалась, летя в Тартарары под неслыханный рёв, шедший, казалось, со всех сторон. Сумасшедшее коловращение скрутило мысли в тугой жгут. Уничтоженный перегрузками, Кошкин почти ослеп, и почти перестал соображать. В его обескровленном мозгу пульсировала лишь одна мысль - вопрос, мысль - недоумение, завладевшая всем его существом:
« - ЧТО  ПРОИЗОШЛО?!!! »

      Автоматика, как всегда, опомнилась первой. Ослабевшие было перегрузки, снова вдавили людей в податливую мякоть ложементов. Вездеход перестал наконец беспорядочно кувыркаться, его сильно тряхнуло. Под днищем угрожающе заскрежетало, вызвав у Кошкина зубную ностальгию, и тяжёлую машину поволокло под уклон. Ракетные двигатели, рассчитанные здесь на все случаи жизни, сделали максимум от них зависящее, чтобы спасти машину и людей, теперь оставалось только ждать, слепо надеясь, что эти ужасы когда-нибудь да кончаться...

      Вездеход куда-то упорно волокло под аккомпанемент жуткого, никак не стихающего рёва. Что-то огромное сильно ударило в его бронированный борт, заставив машину несколько раз перевернуться. Фары погасли и по обзорному экрану плавали лишь непонятные белёсые клочья, иногда слегка подсвечиваемые красным.
      Ошеломлённый Кошкин мотался в кресле, растягивая изнемогавшие от перегрузок ремни безопасности, и безуспешно пытался понять, что же это он такое натворил... Он ожидал слабой реакции « петушка », возможно, даже полного его наплевать, в крайнем случае, заказанного повторения стандартного кукареканья. Но то, что творилось вокруг, напоминало катастрофическое землетрясение…
- « Что же произошло?.. Взрыв-таки задел самого « петушка »?.. По какой-то причине сдетонировали недра?.. Что-то ещё, непредвиденное, а потому неожиданное?.. » - Кошкин совершенно терялся в своих многочисленных и неуверенных догадках.

      Рёв снаружи неожиданно стих, когда он уже начал опасаться, что это на века. Земля ещё зло лягала вездеход снизу, но уже чувствовалась, что она выдыхается.
      Преодолевая остаточное головокружение, Кошкин повернулся к Форстеру и снова испугался. Он никогда прежде не видел у добряка Боба такого свирепого лица. Тот что-то яростно кричал, сверкая в свете дежурного фонаря дикими глазами.
      Кошкин не слишком быстро обрёл прежнюю способность слышать, а потом не сразу понял, что Форстер кричит на совершенно незнакомом ему языке. Поняв это секундами позже, он вдруг совершенно отсутствующе и абстрактно обрадовался тому, что не знает иврита. Это было бы, наверное, ещё хуже, чем само землетрясение...
      Форстер наконец излил душу и угомонился.
- Ну что?!! - рявкнул он уже понятное, простреливая Кошкина свирепым взглядом насквозь.
- Что – « ЧТО? » - не совсем понял тот. Ему требовалось чуть больше времени на то, чтобы очухаться.
- Это я хотел бы узнать у тебя самого!!! - орал всегда сдержанный Форстер. - Достучался, придурок?!!  Или уже достукался?!! И куда нам теперь?!! И к кому?!!
- Как это куда?.. - опять не понял его оглушённый Кошкин. - На Базу, конечно...
- А она теперь есть, База-то?!. -  зло поинтересовался Форстер. – Ты в этом уверен?!
- Как это?.. - недоумевал несчастный Кошкин. - А куда она могла подеваться?..
- После всего этого?!! Не знаю... Не знаю... - Форстер звучно постучал себя кулаком по темени шлема. - Ты сам-то хоть немного понимаешь, что сейчас натворил?!!
      Кошкин испуганно помотал пыльной головой. Он действительно пока ничегошеньки не соображал.
- Да ты же разбудил « ПЕ–ТУ–ХА »!!! И как же мы, балбесы, раньше об этом не догадались?!! Были же косвенные данные о их существовании, хотя планета глубже нескольких километров не поддаётся тектонической локации! Ведь все эти « петушки », обитающие возле самой поверхности и кукарекающие раз в несколько месяцев, - просто цыплята!!! Поэтому они и кукарекают так часто! А он обитает, видимо, гораздо глубже, вне пределов досягаемости наших приборов, и кукарекает, может, раз в тысячу лет! Потому мы и не подозревали о его существовании! До тебя…
- И что же теперь?.. - ослабевшим голосом спросил Кошкин. – Куда нам теперь?..
      Форстер опять зло оттараторил что-то на только ему одному понятном языке.
- Это тебя надо спрашивать, а не меня! - выпалил он, разрядившись. - Ну и заварил ты кашу! А если он опять кукарекнет?! А что сейчас на Базе творится... Я тебе не завидую!
      Он опять перешёл на избыточно эмоциональный иврит. Двигатель избитого вездехода, на удивление, завёлся сразу. Сбрасывая с себя насыпавшиеся камни, машина тронулась с места и, заглушая темпераментный монолог Форстера, двинулась вперёд, объезжая каменные завалы и заполненные жидкой лавой трещины.
      Кошкин отрешённо сидел в своём кресле и, не мигая, тупо смотрел в пустоту перед собой. Вдруг встрепенувшись, он нажал кнопку передатчика, однако с Базой не было даже несущего канала связи.
- « Что будет?.. - с ужасом думал Кошкин о своём ближайшем будущем. - Что теперь будет?.. »
      Из бездонных глубин памяти вдруг вынырнули строки давней детской считалочки:
             - « Не  будите
                петуха
                на  рассвете -
                С  перепугу
                кукарекнет
                петух... »


                Все  лекарства
                эффективны,
                если  ими
                правильно
                не  пользоваться...