За восемьсот лет до описываемых событий.
Япония
Красные тигровые лилии прикрывали наготу поля. Неслышно было ни пения птиц, ни колыхания цветов, ни насмешек ветра. Здесь он унимал пыл, становясь смиреннее ягненка. Туман нежно укрывал спящую девочку. Утончённая гейша в мокром сером кимоно, с развязавшимся оби, будто потерявшаяся куколка среди цветов, она не ежилась от холода и не пугалась безызвестности, проигрывая отрывки прошлого.
«Где это я?»
- Я Кора Таской1. – Туман расступился, и вышла темноволосая девушка, лет семнадцати на вид. Фиолетовые глаза смотрели беспристрастно, темное платье казалось безыскусным, но от неё исходила настолько мощная волна уверенности, что девочка непроизвольно открыла глаза и растерялась. Играли обрывки фраз в голове, тело плохо слушалось, но не проявить почтение она не могла.
Она встала, огляделась. Картина ничуть не изменилась: туман и поле тигровых лилий.
- Я не хочу уходить! Не заставишь! Где мама?
- Ты давно одна. – Тихий, уверенный голос.
- Где я?
- Буя Узуцу. Так нарекли это место.
- Никуда не пойду!- Из последних сил топнула ногой. На миг в глазах потемнело.
- Поле Боли. – Помолчала, глядя в упор на девочку. - Ты одинока. Я могу показать.
…Крики. «Ведьма!». Неурожай в деревне. «Ты виновна». Семья перестала быть семьей. Брат бросил первый камень. «Ведьма». Дырявая лодка. Крики сквозь слезы. Никто не пришел на помощь. Холодная липкая вода. Поле тигровых лилий…
- Прекрати! Нет! Они не могли меня убить! – На глазах показались слезы. Девочка зажмурилась, и, прижимая ладони к ушкам, затрясла головой. – Нет! Вранье!
- Твоя жизнь вечна. Ад и одиночество переполняют твое сердце. – Ни лицо, ни движения не показали никакой эмоции. – Если передумаешь, приходи в любое время. – И ушла в туман.
«Даже умереть нормально не смогла…»
Наше время
Россия
Иоанно-Богословский монастырь с двенадцатого века пережил немало бедствий: его разоряли, отбирали земли, реконструировали, передвигали, - но свое величие он сохранил и нес сквозь века. Заботливые руки не давали ударить в грязь лицом даже при упадке средств. Он нес надежду путникам и обездоленным, он выслушивал сотни исповедей и молитв за день, поэтому девчонку в ярко-голубом платье, играющую с маленьким мячиком у ворот, никто не заметил.
- Дядя! – Молодой монах остановился. – Проводи. Дай руку. – Красноречивость ей была ни к чему, а поэтому она вела себя, как неразумное дитя.
- Хорошо. – Слегка удивился монах, взяв улыбающегося ребенка за руку. Та чуть ли не прыгала от счастья, придерживая мячик. Пройдя ворота, ребенок сорвался и побежал вглубь монастыря, - странно… Неужели одна пришла? Помолюсь за неё, пожалуй.
В летнюю жару укрылся монах темной рясе от солнца и играл, бормоча и хихикая наедине с доской и деревянными фигурками. Единственной радостью старика оставалась игра в шахматы. Жизнь его состояла из служения монастырю, шахмат и защиты бездомных.
- Кто ты, дитя? – Улыбаясь, спросил монах. Девочка уже как десять минут крутилась рядом, играя с ярким мячиком.
- Кинорё Окёки. – Серьезно ответила та, и захихикала, прижимая мячик к груди.
- Странное имя, - слегка смутился монах.
- На ваш язык переводится, как «Безумие Солнца».
- Где твои родители? – Он пытался не показывать, насколько удивили его слова, и хоть как-то выстроить беседу.
- В могиле, или не знаю я… Убей и меня. Как коллега коллегу прошу.
- Это один из смертных грехов! – Если на его голове бы росли волосы, они встали бы дыбом, ибо настолько легко она произнесла эту фразу.
- Убей. Ударь мячом по голове. Ты родился для этого. – И хихикнула.
- Ты как вошла? Мираж не может пройти через ворота.
Миражами звались духи, обитающие за стенами монастырей. Тысячи лет назад монахи и миражи заключили договор о не посягательстве на завоеванные территории и о неприкосновенности вассалов. Редкие нарушения говори о серьезность поднятых проблем, которые обычно заканчивались хорошей пирушкой, если, конечно, оставалось с кем пировать.
- Монах провел. – Удивляясь вопросу, ответила девочка. - Я двести лет скиталась по краям земли в поисках смерти. – Ярость полоснула холодом. То была первая волна вырвавшейся злости. – Сотни лет ждала, что бы кто-то назвал твое имя, - хлынула наболевшая желчь. Теперь перед монахом стояла не девочка, а хищница, испившая чашу горести до дня. – Я нашла ведьму… та смогла увидеть тебя, заплатив жизнью. Ты должен убить меня. Ты рожден убить мираж. – Заготовленная речь тронула сердце монаха, и тот лишь залепетал в ответ:
- Я не могу. Ты не посмеешь меня тронуть. Иначе твое тело будет умирать вечно, адские муки истерзают тебя.
- Но ничто не помешает мне убить тех собак, - как-то напевно произнесла девочка.
Это был удар в спину. Монах остолбенел. Хотелось ударить девчонку шахматной доской, но монах понимал, что мираж в ярости может задавить и словом. Девчонка жила слишком долго и знала, если не всё, то как минимум обо всех. Значит, она читает его как открытую книгу. Или уже прочла? Эта тварь заявилась на его территорию, раз. Держится вежливо, кодекс не нарушает, два. Давать ей действовать на правах обиженной стороны? Да ни за что!
- Нет! – Вскричал он. – Прочь! Ты не посмеешь отправить меня в Ад!
-Что ты знаешь о настоящем Аде? В книжках прочёл? Убей, седовласый монах. Ну, что тебе стоит? А?.. Спаси меня, я умоляю.
- Не могу… я не могу, - он отвернулся к шахматной доске, где накалялись нешуточные страсти: один король теснил второго, но тот не собирался сдаваться. Белый конь срублен. Черный офицер грустит там же.
- Я не буду истекать кровью. Просто исчезну. Либо я, либо все, кто тебе дорог. В гневе, я не могу щадить… - И скромно пожала плечами. – Ну?.. Давай. – Кинорё демонстрировала высший пилотаж ведения переговоров.
- Из-за тебя я попаду в Ад. – Серчал старик. Белая ладья слетела с доски, подставив ферзя под удар.
- Ты не убьешь себе подобного. Ты освободишь духа. Вот мяч. - Он непроизвольно взял его. – Спаси мою душу, я мечтаю избавиться от этого бремени. – Шах белому королю.
- Будь по-твоему, мираж. – Ещё шах.
- Окёки, - поправила та.
- Да, Безумие Солнца. Золото, - усмехнулся. – Этим мячом я освещу твой путь во мгле…
- Ямеро1. – У ног семнадцатилетней девушки недовольно струился туман. За тысячи лет ни внешность, ни характер не изменились: скромное черное платье и беспристрастные лиловые глаза. Чёрный ферзь в опасности. – Не время.
Старик выронил мяч. Девочка среагировала моментально, подставив голову под удар. Патовая ситуация.
- Спасибо, Кора Мудрая.
- Это не освободит тебя…
- Поздно. Люди не меняются. - Все это время девочка смотрела ей в глаза и таяла.
- Кора? Я вновь увидел тебя…
- Да, Якоб. – Лиловые глаза не желали смотреть на старика. – Прощай, стареющий Якоб.
- Любовь моя. Кора! Тогда я был молод, а ты – прекрасна. Но вот я постарел, и ты не желаешь даже поднять свои чарующие глаза.
- Я не могу. Ты – человек, а я – слуга Преисподней. Ты спас меня, - она выдержала паузу, - а я поблагодарила. И наши пути разошлись.
- Я смог разбудить в тебе чувства?
- Да. Ты единственный, кто спас меня. Я приду на твою могилу.
- Когда я умру, распечатай, пожалуйста, свои чувства.
- Тогда я снова стану зверем, мне не простят дважды. Я улыбнусь для тебя.
Высшая степень нежности: «Я никогда не забуду тебя, милый Якоб»
«Ты всегда была холодна…». Он улыбнулся и заснул крепким снов праведника.
И лишь порыв ветра разбудил старика. Солнце уже скрылось.
- Как хорошо, что ко мне приходят сны. Мяч? Нет, не сон.
- Якоб! Пора на службу. – Произнес седой монах, подходя к старику.
Тигровые лилии урывали поле от холода. Ветер наглаживал хрупкие лепестки цветов, в знак благодарности те кивали головками, и он становился еще мягче, с большим приливом нежности лаская цветы. Багряное солнце остановилось на закате и уже столетия решалось уйти за горизонт. Поверие гласило: когда солнце спрячется за горизонтом и наступит тьма, грешники выйдут из Ада, и начнется новая светлая жизнь без грехов и смрада разрушения. Ведь побывав за чертой Света однажды, не желаешь становиться пленником мрака вновь. Но вот уже который век остановилось солнце на горизонте и не желало покидать сцену.
- Непослушная, - полушепот Коры нарушил молчание.
- Почему я несвободна? – Она приподняла бровки.
- Ад и одиночество держат лучше оков. – Кора гладила девочку по голове, тихий беспристрастный голос почему-то манил её. – Пока не поймешь, поиски будут напрасны. Нас ждет работа. Адские муки.
- А ты почему здесь? Тут скучно. Ты давно могла бы освободиться. – Она вскочила и побежала, срывая цветы.
- Мне здесь нравится, - тихо ответила Кора, смотря на закат.
1 – Кора Мудрая (Япон.)
2 – Остановись (Япон.)