По улице шли двое: Художник и Человек, не умеющий рисовать.
Каждый молчал о чём-то своём. Перед входом в галерею была статуя. Фигура женщины, гармонично согбенная, будто заточенная в огромную невидимую каплю воды. Было что-то хрупкое, плавное и изящное во всём её облике, и притом фигура едва не переходила грань между изображением женщины и какого-то сложного предмета – до того тонок был намёк на человеческое, скорее стихия, чувство, заточенное в камне.
- Смотри, красиво! – ахнул Нехудожник.
- Да.
- Нарисуешь?
- На обратном пути.
И они пошли бродить по галерейке. В основных залах было не очень много работ, с которыми соседствовали самодельные куклы. Всё выполнено детьми и подростками, но, похоже, занимающимися творчеством всерьёз.
Нехудожник полузавистливо-полусочувственно вглядывался в изображения. Пытался нащупать мерило внутри: хоть я так и не смогу, что же хорошо, а что плохо?
Художник глядел на чужие работы полупрофессионально-полуравнодушно, как оценщик в ломбарде, который по одному беглому взгляду на вещь может уже назвать её цену.
- Здесь перспектива завалена.
- Как это?
- Видишь, есть передний план и задний. Вот так идёт дорога. Этот участок должен быть дальше, а нарисован крупнее.
Нехудожник напряжённо пытался ухватить это искажение, которое звучало как дичайшая ошибка, и понимал, что даже и с такой ошибкой не нарисует.
Аккуратно развешенные по периметру заликов, картины – некоторые наивные, некоторые интересные и непосредственные – скоро кончились. Товарищи юркнули на первый этаж, в комнатку, заваленную картинами для продажи. Тихо, ни души.
- А они не боятся, что испортят или украдут?
- Видимо, нет. Да тут все рядом, ничего и не сделаешь.
Говорили о ремесленничестве: что вот, один мокрый пейзаж красив, да рядом гнездится ещё с десяток как две капли воды на него похожих. А это уже не творчество. Хотя отдельные вещи цепляли взгляд: парус; уходящая в ночь женщина в красном платье; цветы…
Нехудожник высказывал своё мнение как-то сомневаючись, не без оглядки на выводы Художника. Единодушно-бесспорно сошлись на одном широком полотне. Петербургские домишки, изображённые особым образом. С закруглёнными углами и нарочито-искажённой перспективой, как через лупу – что создавало впечатление уютной сказочности, будто дома были составлены из праздничных имбирных пряников.
- Не похоже на других пишет.
- По-особенному.
Выходят. Вечер уже положил серые тени на холст неба.
- Так что, нарисуешь?
- Конечно.
- А зачем так далеко отходишь?
- Отсюда лучше.
- Ну ладно.
Нехудожник колебался тоже попробовать, но нет блокнота – и у Художника же всё равно получится лучше.
По следам свежих впечатлений ухватились за какую-то мысль, идут, разговаривают.
В памяти Нехудожника - проблеском – та поразительная фигура, женщина, свернувшаяся в клубочек, чьи очертания перетекают, как струи воды в водопаде.
- А дай взглянуть, что у тебя получилось.
Лист. Неряшливые очертания пустынной улицы с накренившимися фонарями.
- Это всё?
- Ну да. Там больше нечего было писать.
…По улице шли двое: Художник и Человек, который умел рисовать.