Я замер, прислушиваясь к себе. Все, что происходило сейчас, было... правильным. Этот хищник не собирался причинять мне вреда. И никогда еще я не чувствовал себя так спокойно, как в его руках. Можете считать меня идиотом, но я поверил вампиру, наплевав на все логические умозаключения, призывающие бежать как можно дальше. Значение имеют только эти обжигающие прикосновения и ласки.
Мое тело было музыкальным инструментом, а он — виртуозным исполнителем, точно знающим, что он делает. Глубокий вдох. Нечеловечески красивые глаза смотрят мне прямо в душу.
- Кто ты? - беззвучно спрашиваю я, но вамп, разумеется, слышит меня.
- Я твой, - просто отвечает он.
Что это значит? Плевать. Если он так говорит — это правда.
Еще один долгий, обжигающе-ледяной поцелуй. Я вздрагиваю, когда вампир приставляет головку члена ко входу в мое тело. Закрываю глаза, пытаясь привыкнуть к столь необычному ощущению, и когда вновь открываю веки — у меня дыхание перехватывает от тех эмоций, которыми светится его взгляд. Я улыбаюсь — быть может, первый раз искренне с того времени, как перестал быть ребенком. Сейчас весь мир для меня ничтожен по сравнению с этим вампиром. Тонкая ладонь скользнула вниз по моей груди в мимолетной ласке. Почему ты медлишь?
Холодные губы касаются моей шеи, легко, будто весенний ветер. Но сероглазый и не думает кусать меня. Одно резкое движение — и его член во мне весь, до основания. Я почти задыхаюсь, и будь я проклят всеми Богами и демонами, но если он вдруг уйдет сейчас — я умру. Боль, как драгоценный металл, переплавляется в наслаждение. Я двигаюсь ему навстречу. Думаю, мы оба сошли с ума. Ритм становится сумасшедше-диким. Чувствовать власть и силу этого вампира было самым прекрасным из всего, что я даже не мог себе вообразить. Это был абсолютно иной уровень чувств. Рай — это не всегда белоснежное и золотое сияние. Для некоторых это картина в багровых и черных тонах.
Он выходит почти полностью при каждой фрикции — и через мгновение насаживает меня на свой член вновь, сжимая тонкими пальцами бедра. Если бы я мог, кричал бы сейчас во все горло — ведь такое наслаждение стать наконец целостным. Хочется обнять сероглазого, но мои руки связаны.
Вампир вновь что-то шепчет — странно, но я понимаю его. Каждое слово, каждый его вздох ядом растворяются в моей крови. Свечи, будто повинуясь какому-то приказу, гаснут — и в темноте едва заметно светится только он. Или это игра моего воображения?
Я выгибаюсь, пытаясь принять вампира как можно глубже. Его стоны звучат как самая сладкая музыка, и в какой-то момент я разлетаюсь на осколки — чтобы быть собранным вновь в том самом правильном порядке, который и был задуман при сотворении.