Ворона была молодой и наглой. Ее умные глаза замечали все, что могло привлечь ее интерес. Людей она не боялась, и презирала. Всегда искала повод напакостить, и похоже искренне получала от этого удовольствие. Проказницу в селе знали, гоняли по мере возможности, но особенно зла на нее не держали. Всем сразу гадить по-серьезному она не успевала.
Но, был у вороны особенный враг. Местный тихий алкоголик Степаныч. Мужик одинокий и очень добрый, однако, не любивший наглости и старавшийся не давать в этом спуску никому, даже птице.
За все ее шкодливые выходки, гонял пернатую сильно. То поленом запустит, то ловушку придумает. И если бы не природный вороний ум, быть ей уже давным–давно битой, а то и еще чего хуже.
Вот так они и существовали. Ворона гадила, Степаныч мстил. И возможно продолжалось бы это еще очень долго, если бы не случай.
За ремонт крыльца, Степаныч получил от соседки Тимофевны, банку самогона. Ну, и на закусь колбаски домашний, сальца. Бабка не скупилась, плотницкое дело он знал, и все получилось красиво, и аккуратно. Загляденье, а не крыльцо.
Лето было жаркое, дождей не предвиделось, и Степаныч решил пропивать заработанное на природе, усевшись в глубине сада, под яблонькой.
Расстелил старенькую, не совсем свежую, скатерть на земле в качестве стола. Для себя бросил старую, с оторванным рукавом телогрейку.
Надрав в дополнение к соседским дарам лучка, редисочки, и нарезав хлеба, он начал процесс, который по собственному признанию, называл «общением с душой».
Самогонка Тимофевны, была прекрасной. Солнце, заходившее за горизонт, пекло уже так сильно, как днем, мухи не надоедали.
Степаныч от такой, почти райской обстановки быстро захмелел, и уснул.
Спал он, как большинство алкоголиков, крепко, глубоко. Шум улицы, крик соседского петуха и лай собак его не тревожил.
Ворона, пролетая над садом своего заклятого врага, быстро поняла, что тот сегодня не боеспособен.
Она, стараясь сильно не шуметь, села сначала на стоявшую в углу сада вишню. Выждав, перелетела поближе.
Степаныч, даже не шевелился. Только изредка раздавалось похрапывание, и покрякивание.
Умный и все замечающий глаз вороны, как ни высматривал, не смог найти опасности.
Выждав еще, какое то время, она перелетела почти на край импровизированного стола. Наклоняя свою смоляную голову, водила клювом в разные стороны, и наконец не выдержав, уже пешим порядком, залезла на самую середину скатерти.
Степаныч перевернулся на спину, и захрапел еще громче.
Почувствовав себя хозяйкой положения, она уже не стеснялась. Сочную домашнюю колбаску она раздирала своим сильным клювом. Хлеб больше крошила, чем ела, но это уже было скорее из желания «насолить» вредному хозяину дома.
Насытившись, ворона стала вычищать свои черно-блестящие перья. Этакий своеобразный туалет.
Чрез несколько минут, видимо окончательно обнаглев, она запрыгнула на грудь лежащего Степаныча.
Замерла. Никакой реакции не последовало. Она прошлась по нему туда-сюда. И остановилась возле лица.
Степаныч спал сладко. Лоб покрылся небольшими капельками пота. Щеки и усы слегка подрагивали при дыхании.
Кося глазом, ворона выждав еще какое то время, и оборзев в конец, дернула мужика за усы. Он не шелохнулся. Тогда она дернула еще, и даже слегка потрепала. Он, фыркнув носом, продолжал спать.
Для вороны видимо наступил момент полного торжества над поверженным врагом, и не в силах больше сдерживать распиравшие ее эмоции, громко и противно каркнула.
Испугавшись собственного голоса, она взлетела, но вскоре, поняв, что угрозы нет, уселась обратно на лежащего.
Теперь ее походка по телу Степаныча была наглой и вальяжной. В ее хитром мозгу возникла идея довершить его унижение, сотворением кучи на и так не совсем чистой рубашке.
Видимо раздумывая над тем, как все это лучше сделать, она немного увлеклась.
Красная, как вначале показалось вороне, молния, сверкнув, обрушилась на ее спину.
Боль, тонкая но, от того не менее противная, разлилась по всему телу.
Ворона пыталась взлететь, но ей это почему то не удавалась. Она запутывалась в собственных крыльях и никак не могла понять, что же произошло. Боль нарастала, и понимая, что жить ей возможно осталось совсем чуть-чуть, собрав все свои силы, резко, как пловец брасом руками, она взмахнула крыльями. На этот раз у нее получилось. Боль стала стихать, и ворона поняла, что все еще не так плохо в этой жизни.
Страх сковавший ее мозг, заставлял все сильнее и сильнее делать взмахи, удаляясь от страшного места. Смерть, по всей видимости, на этот раз прошла стороной.
Степаныч, поворчав и поворочавшись с боку на бок, так и не проснулся. За манипуляциями его тела, чуть в стороне, следил маленький, рыжий котенок, которого он недавно подобрал возле старой фермы. Ворона была, как минимум в двое больше его, но воинственный дух и горячее желание отомстить за унижение любимого хозяина убили в нем страх.
Он дождался, когда Степаныч успокоился, повернувшись на бок, подошел к лежащему, вылизал свои лапы и мордочку, и прижавшись тельцем к его груди, свернулся калачиком. Глаза закрылись, он спал.