Семидесятые. Ещё слышны отголоски т.н. «оттепели», когда пришла некая свобода, возможность хоть что-то сказать вслух, не боясь «стука» в определённые органы. Потом всё это возродилось, приняв более изощрённые формы, уже тысячами не расстреливали, была нужда в человеческом материале, но всё равно уйти окончательно от такого в наших бывших республиках так и не смогли.
Но что же я о грустном? Ведь одновременно начался буйный расцвет, временами, напоминающий цветение чертополоха, бардовской песни. Страшно увлекала какая-то лёгкость, с которой можно было, зарифмовав десяток строчек и в сопровождении т.н. «блатного квадрата» на гитаре, паразитировать на друзьях и просто знакомых, исполняя вслух свои «песни».
После многолетнего затыкания ртов любое неофициальное слово казалось пиком мысли, венцом умственного творения, смелым поступком. Да, что об этом лишний раз напоминать? Моё поколение, те, кому за семьдесят, прекрасно осведомлены об этом.
Ваш покорный слуга так же пытался быть в «курсе», как говорится. Теннис, горные лыжи, гитара, сиплый голос. Полный джентльменский набор. Пел в основном туристские, блатные, народные, (что было самым полезным) песни, романсы. Свои зонги только начали появляться и занимали в репертуаре самое скромное место. Но слушали и подпевали довольно активно.
В один прекрасный вечер пришлось «нарушать тишину» в одном славном товариществе. Все были хорошо и даже больше знакомы, репертуар, в общем, накатанный, тяга имелась в наличии и я пел. И оказалось, что в компанию затесался незнакомый мне прежде чувачок.
Как он слушал! Недавно пришлось мне ублажать пением одну приятную компанию земляков в Аугсбурге. Среди слушателей оказался местный немец по имени Вотан. Он просто лил мне в душу елей своим вниманием, хотя с русским языком был явно не на «ты».
Но сравнить Вотана с тем, прежним, слушателем просто некорректно. Чувак в нужных местах вздыхал, понимающе улыбался, временами заливался смехом, чуть ли не всплёскивая руками, победно смотрел по сторонам. Короче, благодаря такой реакции на своё пение, я так же вспархивал в небеса, ощущал себя повелителем душ слушателей, проводил просто несусветные параллели о своих возможностях и т.п.
Когда же я, «успехом изнеженный», завершил свои экзерсисы, он спросил в итоге: «Ты что-то хорошее (?) можешь спеть»? На мне мгновенно высох пот. А по большому счёту я ему благодарен. И сейчас во время, а особенно после своих «завываний», мне иногда мысленно слышится этот вопрос.