«Входил ли ты в хранилища снега...»
Иов 38, 22
В детстве я любил лежать лицом в снегу. Не знаю, когда мне первый раз пришло это в голову. Наверно получилось случайно: играли в снежки, возились, и вот я замер ничком. Так я открыл для себя, что уткнувшись в снег, сразу не задохнёшься. Между снежинками остаётся много воздуха.
Хотел ли я показать свою лихость? И это тоже. Помнится, кого-то учил этой простой науке и небезуспешно. Мои товарищи попробовали и им понравилось. Конечно долго так лежать всё же нельзя, можно обморозить лицо. Но мы даже соревновались – и я выигрывал – вставал на ноги позже других.
Лица у всех, кто окунулся в снег, становились весёлые, мокрые и румяные, глаза открывались будто со сна и не сразу привыкали к свету, но в нас была какая-то счастливая опьянённость. В других я видел, точно в зеркале, то, что происходит со мной.
Ещё я любил, закрыв глаза, просто кататься по снегу. У нас был довольно большой двор, с неработающим фонтаном посередине и с четырёхугольными газонами по всем углам. На этих газонах было где поваляться после большого снегопада. Тогда ещё было не так много собак и гораздо меньше машин, раз в двадцать меньше. Так что снег был чистый, почти чистый. А может быть, тогда мне было просто всё равно. Может быть, теперь я не решился бы лечь даже на такой снег...
От долгого лежания могло начать ломить лоб. Нужно было терпеть или надвинуть шапку на брови, тогда первыми замерзали щёки, но их только нужно было сразу растереть, как подымешься.
Странно, что я вспомнил об этой своей детской привычке лишь недавно. До этого на многие года это обстоятельство выпало у меня из памяти. Если что-то возвращается, похоже, был пройден круг. Куда же я вернулся?
А может быть, эти снежные ванны были тоже чем-то вроде упражнения в смерти? Может быть, бессознательно я тогда уже занимался тем, чем занимались и занимаются все стоящие философы?
В снегу можно даже держать глаза открытыми. Если на улице светло, можно кое-что видеть – не так уж там и темно. Если продышать себе небольшую ямку, получается вовсе что-то вроде маленькой берлоги. Так точно можно пролежать несколько минут, наверное, возможно дотянуть и до получаса. Это уже напоминает разнообразные издевательства над собой йогов. В Индии, правда, плохо со снегом, но наши естествоиспытатели подобного толка любят сажать себя в лёд или в ледяную воду. Всё это фокусы, но не только.
Когда открываешь глаза после очередного сеанса погружения в снег, видишь жизнь по-новому. За то время, пока ты здесь отсутствовал, что-то могло измениться: кто-то ушёл, кто-то пришёл, вдруг появилось солнце или скрылось. Как будто заново родился – говорят в таких случаях – и как это просто.
Снег при таком ближайшем его использовании несёт освежение, сосуды под кожей начинают интенсивнее проталкивать через себя пугающуюся холода кровь. А если кататься вслепую по снежному газону, никогда не знаешь заранее в какой его части окажешься. Чем дольше не открываешь в таком случае глаза, тем удивительнее потом несоответствие того места, где себя обнаруживаешь с тем, которое держал в воображении. Порою не меньше минуты не можешь привыкнуть. Смотришь очумело на качающийся над собой тусклый фонарь: где это я? И сердцем овладевает странный восторг: надо же, как это я сумел докатиться?!
Конечно, всё это детские игры, тяга к ещё неиспытанным ощущениям. Может быть, то, что потом взрослые возмещают себе привычным употреблением алкоголя и наркотиков. От интимного общения со снегом кружится голова; всегда есть определённый риск, но есть и счастливый конец. Налицо.
С совсем небольшой натяжкой такое времяпрепровождение можно предложить в качестве метафоры всей нашей жизни. Что такое жизнь, к конце концов, как не смена снов и пробуждений? Тем и хорош сон, что он никому не кажется последним. Радостная уверенность, что на следующее утро мы что-нибудь увидим, что явь продолжится, а потом, если устанешь, можно и ещё поспать, – разве не она заставляет нас жить?
Этой весной я опять захотел полежать в снегу. Но было уже поздно, никакого снега не было. Впрочем, если бы я опомнился и на месяц раньше, мне пришлось бы ехать далеко-далеко. От теперешнего московского снега меня бы вырвало. Вряд ли я сумел бы преодолеть брезгливость. Чтобы уткнуться носом в снег, нужно быть уверенным, что он чистый. Хотя бы относительно.
Ну и какова мораль? Дождусь следующей зимы и, если не забуду о своём внезапном желании, найду где-нибудь на земле таки чистое место!
Дожить до зимы... Ну, уж если не судьба – я хотя бы отчасти воскресил в себе то давнишнее ощущение – это покалывание щёк и подбородка, этот снежиночный сон, который налипает на ресницы, этот скудный, но одновременно вкусный, пахнущий пресным таянием воздух, воздух, который приходится втягивать в себя мелкими глотками.
Может быть, грядущее сулит мне надежду на обновление? За чей счёт? Скроют ли новые снега мои грехи? Произойдёт ли чудо? Взгляну ли я свежими глазами на мир, когда наконец поднимусь в полный рост из снежной колыбели?