подстрелил азиатского волка и подсвинка.
В горах Узбекистана у меня всегда была двух ствольная тулка с курками, а безкурковку я призираю, так как практически все бескурковки кои я встречал неоднократно, всегда непроизвольно стреляли за моей спиной у напарника при длительных и трудных горных маршрутах, хоть в Сибири, на дальнем востоке и хоть в Узбекистане.
В Узбекистане по горным маршрутам постреливал пестрых кекликов, нечто среднее по своему виду между крупным голубем-вяхерем и рябчиком. Который, как правило, характерно кричит и бежит в верх по отрогу и у самого верха отрога срывается и перелетает, планируя на соседний отрог. Как правило, кеклика стреляешь на земле, и он кубарем скатывается вниз по склону, порой до самого низа ущелья, а влет его стрелять очень трудно, как и фазана, так как кетлик не делает свечки, да и горы очень сильно искажают расстояния.
Помимо кеклика высоко в горах, возле самых шапок снега встречаются Улары – большие и жирные как индюшки птицы похожие чем-то на глухаря и так же как глухари взрываются, взлетая с сильным хлопаньем своих крыльев, пугая всех горным эхом. Такую птицу себе дороже стрелять, так как она камнем планирует по ущелью и, если даже смертельно подстрелишь, она еще будет долго планировать по ущелью километров на 5-7-8. Кеклик-то, подстреленный упадет кубарем строго по прямой вниз на дно ущелья, а Улар упадет черте, где и, потом хрен отыщешь эту серую хоть и большую птицу и, зная это, я эту птицу ни когда не стрелял, хотя и было множество возможностей. Так как меня постоянно тянуло на самые верха гор поближе к эдельвейсам и снегу, который с низу кажутся белоснежными, а подойдешь к нем ближе – одна сплошная грязь.
Наша база партии была в Бахмале Джизакского района, в летнем домике, возле маленького родничка и канторы лесничества. Вокруг были плодово-ягодные сады, по которым бегали шустрые ушастые ежики на длиннющих ногах. И как-то раз под осень послал меня начальник партии на охоту за кабаном – всем свинины для плова вдруг захотелось. Мой начальник раздобыл еще где-то одностволку 28 калибра и в напарнике мне определил нашего шофера, который был городской, в первый раз на полевых и ни разу не охотился.
Под вечер, один узбек нас отвез на арбе на окраину аула к началу сухого Сая, а наверху был сад с грушами, яблоками, абрикосами, алычой и т.д. Уже почти полностью стемнело, узбек посадил нас под плодовыми деревьями и, мне досталась груша с большими и сочными плодами валявшейся паданки. Узбек нам в кратче объяснил, что кабан пойдет по сухому саю в сад и быстренько удалился на своей арбе, на дне сая, что-то темное виднелось, как позже выяснилось, это был колючий татарник с ало- малиновыми цветами на подобие цветов лопуха, но гораздо крупнее, а вокруг по всем голым склонам сая стояла абсолютно выезженная солнцем белесая трава, так что весь сай как на ладони просматривается даже при полной кромешной темноте без луны.
И вот, в самое темное время, примерно в час ночи или два, вижу, что нечто бежит невдалеке поперек склона совсем не оттуда, откуда бы должны появиться кабаны. Я грешным делом подумал, что это мой напарник испугался темноты и, бежит ко мне в старом брезентовом плаще по выезженной траве, согнувшись в три погибели. Я окликнул своего напарника и убедился, что он все там же сидит в засаде под плодовым деревом сада, ну я и не раздумывая выстрелил самой крупной картечью, какая только бывает, в это нечто бегущее и вдруг оно как испарилось. Ну, нет этого зверя и все тут.
Мы вместе с напарником подскочили и побежали к тому месту, где должен быть подстреленный этот зверь и чуть не сорвались с обрыва, а оказалось, что в низу под обрывом серпантином пролегала грунтовая дорога, о существовании которой мы даже и не догадывались. И именно по этому краю обрыва серпантинной дороги и бежал этот зверь, и я своим выстрелом просто сбросил этого зверя с обрыва на эту дорогу. Приглядевшись повнимательней понял, что это кто-то из псовых, ну думаю, у какого-то узбека собаку подстрелил. И эта собачатина почему-то крутит головой из стороны в сторону, но не визжит от боли, что мне сразу же показалось странным.
Я перезарядил опять крупной картечью свое ружье, но вдруг мне так стало жалко свои боеприпасы, что я обменялся с напарником ружьями и спрыгнул с обрыва на эту грунтовую дорогу рядом с подранком. Пытался что-то разглядеть впотьмах, но ни чего толком не пойму и попросил напарника стоящего на обрыве, найти камушек и бросить в этого зверя с верхи и вдруг это нечто подскочило и кубарем покатилось на дно сая, мы ему вдогонку на бегу стреляли, пытались на бегу перезаряжаться в азарте, я тыкал патроны 16 калибра в одностволку 28, а мой напарник патроны 28 калибра пытался правильно засунуть в двустволку 16 калибра. Пока мы на бегу обменивались ружьями с напарником, зверь куда-то исчез в темном татарнике на самом дне сухого сая.
Мы с напарником несколько раз сбегали метров на 15-20 то вверх по саю то вниз, ну не мог далеко убежать этот подранок. А оказалось, зверь, как скатился на дно сая в густой татарник, так и остался лежать на одном и, том же месте не двигаясь и, мы несколько раз пробегали мимо него, чуть ли на него не наступая. Я подсветил спичками и увидел что это дикий азиатский волк, довольно крупных размеров и который как бы виновато крутил своей головой из стороны в сторону. Я не стал уже стрелять, а просто добил подранка обухом туристического топорика, чтобы не мучился.
Потом мы с напарником присели возле волка возбужденные азартом погони, и закурили, звякая стволами ружей, друг об друга и как только перестали курить, весь татарник ниже нас громко зашелестел и на парник мой засуетился, шепча мне в ужасе на ухо, что это волки… А я в отвеет ему шепчу, да нет, это не волки, а кабаны, а если это волки, то ты все равно не успеешь взбежать на гору к спасительным деревьям.
И вдруг с лева от сая, на возвышенности и на горизонте склона и звездного неба появился как вкопанный силуэт огромного секача, которого хрен-то с два завалишь даже крупной картечью, и напарник мой успокоился. Толкаю его локтем мол, мол, стреляй ты, так как у него одностволка 28 калибра и в стволе пуля и поэтому точнее бьет. Он выстрелил, и все кабаны рванули из татарника гуртом вправо на чистое белесое место. Ну, я тут и подстрелил картечью подсвинка.
Вытащили мы свои трофеи на дорогу, и пошли к леснику узбеку за арбой. Приехав обратно на арбе, узбек разделал, быстро снял шкуры и выпотрошил и волка и длинноногого кабанчика и я с трудом вырвал из пасти Волка его клыки. Узбек забрал внутреной жир и волка и у кабана для плова, так как те узбеки, которые прошли, горнило советской армии с удовольствием теперь едят свинину, не смотря на строгий запрет их религии и Корана. Только старикам и аксакалам об этом нельзя говорить ни в коем случае.
Как только замужние узбечки – местные Матрены узнали о том, что я подстрелил Волка, они стали меня донимать продай, да продай коготь с лапы Волка, для талисмана или оберега их старшего сын. А я уперся и в никакую, а предлагали купить каждый коготь по 50 рублей, а некоторые предлагали суммы и больше, на то время это были очень большие и даже огромные деньги.
На полевых, не было времени выделать и соскоблить мездру со шкуры, и я ее просто прибил мелкими гвоздочками на чердаке к стропилам чердака нашего летнего домика – базы партии. По приезду домой тоже не оказалось свободного времени для выделки, и я эту волчью шкуру просто вывесил на толстой веревке посередине своего деревянного сарая до лучших времен, в надежде, что до нее все-таки не доберутся эти вездесущие мыши, но они все-таки до нее добрались и изгрызли ее вдрызг. Так что у меня от этого Волка остались только когти да клыки на долгую память, из которых я себе и смастерил оберег как сумел.