Родом из детства.
Каждый декабрь, в конце месяца, мне снится сушзавод. Старый бабушкин дом, наши угодья, по теперешним меркам, я бы сказала, королевские; сама она, иногда здоровая, иногда больная, но всегда живая. Конечно, её давно уже нет на этом свете: ни одному человеку не дано прожить два века. К сожалению.
Я не знала дня её рождения, так же не помню и дня смерти, но точно помню, что это был декабрь. Я шла от дяди, где она доживала последние годы, думала о неком молодом человеке по имени Серёжа и, конечно, не знала, что вижу её в последний раз. Молодой человек тогда казался мне очень важным в моей жизни. Тогда я была молодая и не знала, что самые важные люди в жизни – те, которые любят тебя и которым ты нужна по-настоящему. В-основном, это твои родители и твои дети. Но и то не всегда и не во всех случаях. Я шла и напевала что-то из « Каролины»: «Как, как это всё началось? Наша любовь умчалась куда…» В сорок лет я пойму, что не может быть понятия «наша любовь». В отношениях один всегда «выделывается», а другой терпит.
Не много ли философии в моём рассказе? Эта наука – не мой конёк. Так, просто поделилась. И где сейчас этот Серёжа? Тем более, эта история совсем не о любви.
Итак, сушзавод… Деревню назвали так потому, что в годы войны здесь был сушильный завод. Сушили картошку, морковку, репу – всё это отсылалось на фронт. Развалины завода располагались в центре деревни, на поляне. Мы маленькими туда не ходили: развалины больше напоминали банальную помойку, и мы не хотели поранить ноги. Неподалёку стоял колодец. Вокруг него вознесли стены и крышу, и получилось что-то типа сарайки. Вокруг колодца располагались на поляне дома. Некоторые были в отдалении, некоторые – вдоль дороги, которая бетонной лентой вилась и убегала прочь. Дом бабушки стоял недалеко от бывшего сушильного завода и колодца, на этой самой поляне. Двор большой, покрыт зелёной травой. Во дворе сам дом, сруб нового дома, который дядя Коля так и не достроил. Он начал строительство после армии, но потом встретил черноглазую Лиду, певицу из местного клуба, женился, как говаривала бабушка, « как в говно ввалился». Пил он, пила Лида, рожались дети, а сруб так и остался стоять во дворе и летнюю жару прикрывал окна старого дома от лучей палящего солнца. Если выйти из дома и пойти налево по тропинке в направлении хлева, то сруб находился по правую руку. В нём лежали ненужные вещи, старые половики, и сушился лист для коз. Налево, примыкая к дому, стоял сеновал. Через дорожку от него – сарайка, в которой хранился разный хлам, в том числе и старые книги, поэтому я часто наведывалась туда. Книги были перемещены в дом и лежали на старом дубовом шифоньере. Там же находился и старый сломанный мотоцикл дяди Коли. Далее по левой стороне двора шёл ещё один сеновал, затем летняя кухня, поделённая на две части: в одной летом варила обеды бабушка, в другой же части было что-то вроде мастерской; лежал разный инструмент, и ещё какие-то вещи. А завершал этот ансамбль хлев, в котором жили куры, две козы: Нэлька и Фаинка, и поросёнок. За срубом по правую руку стояли две большие сарайки с дровами. А за сарайкой с мотоциклом тропинка вела на угор, мимо помойки, через загон соседа дяди Васи Котова, на небольшую дорогу на краю луга, по которой, если идти, можно было попасть в другую деревню. За хлевом было тоже много земли, но бабушка не обрабатывала её, поэтому там росла крапива почти в человеческий рост. По правую руку от дома находился огород, где росла картошка, лук и другие культуры на грядках, огурцы в парнике. Тропинка шла по огороду и спускалась вниз. Там было восемь кустов чёрной смородины, несколько других небольших деревьев, которые почему-то не росли и оставались маленькими. В самом углу огорода стояла приземистая баня по-чёрному. Для тех, кто не знает, что это такое, объясню. Это баня без трубы. Печка сложена из камней и называется «камница». Когда её топишь, открываешь небольшое окошко, и дым идёт туда. Когда дрова истопятся, окно снова закрывают. Конечно, все стены, потолок, полки в бане чёрного цвета. Сажа оседает везде, поэтому, прежде чем мыться, нужно оплескать водой стены и помыть тазики, иначе весь перепачкаешься. В бане, когда она натоплена, очень жарко, а одеваться приходится в предбаннике – там примерно как на улице, словом, зимой подпрыгиваешь на холодном полу и одеваешься быстро-быстро! За баней самое интересное для нас, детей – малинник с душистой дикой малиной, правда, вперемешку с полутораметровой крапивой, и три куста с красной смородиной. Созревания этих ягод мы ждали как чего-то самого лучшего в своей жизни, каждый день приходили и смотрели, не созрели ли они? Как только ягоды становились красными, мы налетали как саранча и объедали всё до одной ягодки.
Бабушка Александра была высокая статная женщина. Когда мы мылись в бане, я всегда удивлялась её молодой фигуре. Как можно в шестьдесят лет иметь фигуру тридцатилетней женщины? Обычно она одевалась в длинную широкую юбку из ситца и ситцевую же блузу с длинным рукавом. Дома она не носила платок, но на ней всегда был фартук. Тёмно-русые волосы коротко подстрижены и удерживались гребёнкой. Глаза немного уже выцветшие, голубого цвета, нос с горбиной и немного ввалившиеся губы. Когда она шла в магазин, то меняла ситцевую юбку на другую, такую же широкую и длинную, но чистую, и кофту надевала тоже другую. Зимой у неё было две фуфайки и две пары валенок: один набор одежды для дома, другой – для посещения магазина. На весну – плюшевый жакет. В войну она работала на сушильном заводе мастером, поэтому в деревне была уважаемым человеком, хотя образования никакого у неё не было. До того как она попала на завод, работала на оборонных работах в Карелии. Рассказывала так:
- Мы там работали по пояс в воде, а просушиться было негде и некогда. Поэтому сейчас ноги и болят.
Рассказывала и смешное:
- Карелы говорят на другом языке. Вот, один из них подходит к женщине нашей и говорит: « Бабушка, дай меж ног: тебе будет мука, и мне будет мука.» Женщина испугалась, думала, колдун. Оказалось, он просил у неё мешок, чтобы принести себе и ей муки.
В доме находились некоторые вещи, которых днём с огнём не найдёшь в современных квартирах. На кухне стоял большой сундук, замкнутый на огромный амбарный замок. Я знала, что за богатство там хранится. Отрезы ткани, полотенца, постельное, а также бабушкино «умиральное»: красивое платье, вязаная кофта, носки, тапочки и платок. А ещё мыло, тройной одеколон и бутылки две водки. От дяди Коли прятала. Около большой русской печи с лежанкой стояли грозные ухваты. Бабушка нечасто, по праздникам, пекла большие зажаристые шаньги со сметаной, какие я больше никогда в жизни не пробовала!
В комнате стояла радиола. Огромный ящик, внутри которого проигрыватель и пластинки с разными старыми песнями. Имелось три прялки, и бабушка один раз гордо присела на одну из них по моей просьбе и показала, как нужно прясть шерсть. У меня, конечно, так не получилось. Пол наклонялся в северную сторону, так как дом стоял на склоне, прямо к дедушкиной кровати. Мы все боялись спать на ней, особенно дядя Коля после одного случая. Рассказала бабушка:
- Колька с армии пришёл, и спать стал ложиться на отцовскую постель. Однажды вечером он, как обычно, лёг спать, но ему не спалось, и он стал глядеть на стену. Вдруг он увидел, как из-под кровати по стене полезла светлая рука. Она всё ползла и ползла по стене, и выросла до потолка, а потом ринулась на Кольку. Он как закричит! Вскочил с постели, включил свет. Я соскочила с печи, говорю, чего орёшь? Он мне и рассказал. С тех пор он никогда на эту кровать не ложился. Я тоже боюсь там спать. Дед был из староверов, колдун. Иногда он так делал: наливал полный горшок воды и переворачивал его. Ни одна капля на пол не выливалась, а горшок невозможно было оторвать от пола. А то сделает так, что стулья и стол ходят по комнате. Я боюсь, плачу, а он смеётся.
Самым страшным местом в доме был чердак. Посредине его стояла железная кровать, а стены были оклеены афишами каких-то неизвестных мне фильмов. С афиш смотрели мрачные люди своими огромными глазами, с серьёзными лицами и словно вопрошали: « Зачем вы сюда пришли?» Дядя Коля до армии часто проводил там время, но после армии одна ночь перечеркнула его желание часто бывать там. Однажды часов в двенадцать ночи мы уже спали, как раздался страшный крик дяди Коли. Он стучал в дверь, в окна и кричал благим матом. Когда мы ему, наконец, открыли, он с перекошенным от ужаса лицом бросился к зеркалу и принялся осматривать свою шею. Потом, успокоившись, рассказал нам следующую историю:
- Я пошёл на чердак, лёг на кровать и уже начал дремать, как вдруг дверь открылась, и появился мой друг Федя. Я удивился: Федя месяц назад как утонул. Я говорю ему: « Ты же утонул, что ты здесь делаешь?» На что он ответил: « Нет, я живой. Давай, выпьем!» - и протянул мне стакан с водкой. Я выпил и вдруг почувствовал дикую боль в шее, как будто меня душат, нашёл в себе силы, скатился с крыши, и вот я здесь.
Он подбежал к зеркалу, разглядывая свою шею. На ней была стронгуляционная полоса. Больше дядя Коля не рисковал, и спал в доме на диване около окна. Потом женился. Жена его, Лида, была самая настоящая колдунья. Одни её чёрные бездонные глаза чего стоили! Как она пела! А как рисовала! Выжигала картины, и даже иконы. Но бабушке по душе не пришлась. На два года старше своего избранника, она имела опыт тюремной жизни и трёхлетнюю дочку, но не имела специальности; была любительницей выпить в весёлой компании. Снова рассказ бабушки:
- Лидка с Колькой шли с посёлка, как вдруг он бросилась в реку. На дворе октябрь, дождь, темно, холодно, а она купаться задумала. Колька еле вытащил её из воды. Не иначе, черти её туда толкнули. В другой раз они снова возвращались из посёлка, вдруг она как закричит: « Коля, вынеси меня скорее из круга!» И так кричала, что он схватил её на руки и понёс. Ему показалось, что она весит сто килограмм. Спустя некоторое время она попросила её отпустить на землю, мол, всё, вынес, но он пронёс её ещё несколько метров. И она снова стала лёгонькая, какая и была раньше.
Бабушка только одну защиту знала от колдовства: молилась богу. Утром, пред сном, перед едой и после еды. Мне подарила Евангелие с красивыми картинками и рассказывала истории из Библии.
Река огибала деревню полукругом, и за бабушкиным огородом начинался большой луг. По весне он был жёлтым от множества купальниц, растущих там. Летом белел от россыпей ромашек. У воды росла черёмуха, которая в пору цветения распространяла удивительный аромат. С южной стороны деревни проходила железная дорога; она шла как будто над деревней, и дом сотрясался, когда мимо сушзавода проходили тяжёлые товарные поезда, гружёные лесом. Пассажирские составы проносились легко, и мы по гулу знали, какой проходит поезд. Мы с детства знали, где проходит чётный путь, а где нечётный, в какую сторону по какому пути и когда пойдёт поезд, и знали абсолютно точно расписание пассажирских составов. За железной дорогой было интересно: в овсяном поле бродили медведи и лакомились овсом, а возле родника под железной дорогой жила змея. Дальше было старое деревенское кладбище. Но туда нас не пускали. Иногда я ходила туда со старшей подругой Верой. Мы брали корзинки и шли дальше кладбища собирать малину в лесу, но тоже боялись повстречаться с медведем. Вера рассказывала мне про травы, кроликов, которые жили у её бабушки, и о других интересных вещах.
Вечером мы с бабушкой выключали свет, садились за круглый дубовый стол на кухне, и она рассказывала мне страшные истории. Некоторые из них я запомнила на всю жизнь.
- Когда я была девкой, - начинала бабушка, - мы ходили на танцы в соседнюю деревню. И вот, был такой случай. Одна девушка пришла с друзьями; они поздно вечером домой засобирались, а ей ещё хотелось остаться на посиделках. Она и говорит им: « Вы идите, а я позже буду». Друзья и ушли. Она немного погодя тоже засобиралась. Идти нужно было немного лесом, дальше было поле, потом нужно было перейти реку через мостик, ещё немного через поле – и ты в своей деревне. Ребята проводили её почти до конца леса, дальше она пошла одна. Оглянулась и увидела бабу в белом, которая ростом была выше леса. Испугалась девушка, побежала к мостику, видит, а там голая баба в реке моется. Вроде, что бы в этом такого? Но на дворе стоял октябрь месяц, и времени уже часов одиннадцать вечера. Баба ей и говорит: « Ты скоро к нам будешь?» Девушка, не ответив, побежала домой что было мочи. Так напугалась, что на посиделки она больше не ходила. А спустя полгода эта девушка умерла.
После таких рассказов меня было палкой не выгнать вечером не то что на улицу, а даже в сени в туалет.
Я перечитывала старые книги, лежавшие на дубовом шифоньере, а после писала самые лучшие в школе сочинения, и наша учительница по русскому удивлялась, откуда берутся такие темы. Душа моя тянулась в эту деревню, к этой замечательной женщине, которая, как охарактеризовал её мой отец, одновременно была простая и благородная.
Мы все родом из детства, и, если бы кому-то стало интересно, почему я такая, а не другая, я привезла бы этого человека на луг с купальницами, и на студёную речку Соденьгу; сводила бы на старое кладбище, на котором до сих пор творятся чудеса, и на родник, возле которого живёт змея. Показала бы нашу «металлоломку» - свалку старых машин, и «лесопилку», где мы играли в прятки. Только никто не поедет… Сейчас каждый занят собой, и стало не модно познавать психологию людей. Мне бы хотелось, чтобы поехал только один человек, но и ему это не нужно: важнее всего для него его «эго». По этой теме у меня есть хороший статус из «контакта».
«Вы видите мою одежду, но не мою душу. Вы знаете моё имя, но не мою историю. Самое печальное – вам этого достаточно».