Воздух на площади звенел от мороза. Сильнейшие холода который день терзали столицу, и в этот вечерний час большинство горожан уже попрятались по своим уютным теплым квартирам, наблюдая через заиндевелые стекла пеструю толпу, вытекающую на площадь со стороны одной из соседних улиц. Толпе мороз, похоже, был совершенно безразличен. Многие были даже без шапок.
Олег с удивлением разглядывал этих людей, неизменно занимавших место где-то в середине шествия. Сам он, как и положено идейному борцу, шагал одним из первых, и мог бы вовсе не замечать, что творится за спиной, но природное любопытство заставляло его периодически оглядываться, наблюдая, как постепенно хвост демонстрации выходит из теснины между домами и широким веером распускается на площади.
Олег дернул за рукав Костю, своего давнего приятеля:
- Смотри, совсем отмороженные! – он рукой указал в сторону одного из бесшапочных – Это и менингит так недолго заработать. Минус тридцать же на улице.
Костя отмахнулся:
- Для менингита мозги нужны! А ты на них посмотри – это молекулы.
Олег приподнялся над толпой, зацепившись за столб, и еще раз оглянулся. Действительно, те, кого Костя презрительно назвал молекулами, в большинстве своем имели весьма характерный вид. Короткие под ноль стрижки, напряженные накачанные шеи, торчащие из стилизованных под армейскую форму курток. Не то националисты, не то анархисты. Они вряд ли
разделяли либеральные и гуманистические идеи, которые привели сюда большинство демонстрантов, и были явно чужеродным элементом в этой среде.
Олег немедленно высказал свои сомнения Косте.
- Ну а ты что думал, Олежа? Только у тебя душа за Родину болит? – Костя попытался на ходу заглянуть в глаза товарища. – Они так же, как и мы недовольны президентом и правительством. Только чуть-чуть по-своему. Но не гнать же их теперь из-за этого. Нам сейчас каждый человек нужен.
Да, Костя был прав. Какая разница, белый ты или черный, если делаешь общее дело? Олег никогда не был способен рассуждать так трезво и логично. Если бы не Костя, он бы, наверное, сейчас все еще сидел в своей квартире, перебирая жалкие копейки, оставшиеся до очередной зарплаты после выплаты многочисленных долгов и кредитов, и думая, на какие шиши поменять дочке сапожки, из которых та уже давно выросла.
И ведь что самое ужасное – раньше ему такой порядок вещей казался нормальным. Как и тысячи других людей он каждое утро просыпался и каждый вечер засыпал, пытаясь внушить себе, что все идет по плану, и больше его ничего не касается. Мысль эта настолько сроднилась с ним, что он окончательно уверовал в невозможность и неправильность любой другой жизни. Олег упорно убеждал себя, что только он один виноват в безысходности своего существования, и бесполезно пытаться изменить что-либо за пределами его маленького мирка.
Костя же всегда отличался крайне нетерпимыми по отношению к властям взглядами. Сразу после института, связавшего их вместе десять лет назад, такая позиция виделась Олегу, по меньшей мере, смешной. Однако вместе с погружением его собственной жизни в болото долгов, безработицы и бытовых проблем, система взглядов Костика начинала казаться все более разумной. Много раз он до поздней ночи засиживался с Олегом на кухне, размахивая газетными статьями и на пальцах объясняя упертому другу причины диких и одновременно привычных для каждого гражданина явлений. Почему бесплатное образование и медицина стоят в итоге дороже элитных медицинских услуг, почему так трудно убедить полицию принять заявление о краже кошелька в метро, почему работа по дипломной специальности приносит многократно меньший доход, чем торговля сигаретами в ларьке. Десятки и сотни «почему» сплелись в длинную нить, которая, в конце концов, и вывела их обоих на площадь.
Задумавшись, Олег не заметил, как шедший впереди него демонстрант остановился, и с ходу налетел на его широкую спину. Процессия подошла к своей цели – плотный полицейский кордон окружал здание Президентской администрации в центре площади. Олег надеялся, что президент сейчас в ужасе смотрит через щель между шторами на собравшихся и перебирает в голове все допущенные им ошибки и несправедливости. Хотя, скорее всего, он уже давно паковал чемоданы где-нибудь в загородной резиденции, чтобы отправить семью за границу.
По толпе прошел шепот, люди начали доставать транспаранты. Олег вытащил из матерчатого рюкзака, болтавшегося за спиной, большой лист ватмана, прикрепленный к двум коротким палочкам. Еще секунда, и над головой гордо взметнулся написанный красивыми черными буквами лозунг: ВЛАСТЬ БАНДИТОВ И ВОРОВ К ОТВЕТУ! Олег тут же почувствовал на себе жжение десятков ненавидящих взглядов полицейских, и это ощущение только еще больше убедило его в значимости собственных действий.
В просвет между полицейским кордоном и демонстрантами начали выходить какие-то люди. Через спины впереди стоящих почти ничего не было видно, но важность происходящего от этого ничуть не становилась меньше. Среди выходящих из толпы смутно угадывались известные артисты, художники, спортсмены. Они поочередно брали в руки мегафон и начинали сыпать через него воодушевляющими фразами.
Звуки их голосов, знакомых каждому демонстранту, имели магическое воздействие на собравшихся, и очень скоро люди в толпе перестали разбирать конкретные слова, впав в состояние, близкое к трансу. Олег видел, как на глазах пустеют выражения лиц его соседей по митингу, поддаваясь льющемуся из мегафона коллективному бессознательному. Оно вытесняло из мыслей любые сомнения, оставляя место только восторженным взмахам плакатами и выкрикиванию лозунгов. Протест вошел в некий цикл, в котором речи ораторов становились все короче, а крики толпы все громче и протяжнее. Постепенно Олег и сам начал проникаться этой атмосферой единения, сладко призывавшей отказаться от собственного мышления, влившись без остатка в единый организм толпы.
Затем, словно по команде, все смолкло. Олег увидел, как над толпой поднимается голова Кости – похоже, перед полицейским кордоном уже собрали что-то вроде трибуны. Высоко над собой Костя держал листки бумаги. Еще до митинга он с гордостью говорил Олегу, что на правах руководителя одной из оппозиционных ячеек будет от имени народа зачитывать обращение к власти. А если повезет – то и лично передаст его президенту. Костя взял мегафон и принялся надрывно читать текст, давясь морозным воздухом.
Толпа впитывала каждое слово, пульсируя в такт Костиному дыханию. Словно в огромном хоре, демонстранты подпевали лившимся из мегафона словам.
Коррупцию – долой!
Произвол – долой!
Полицейское государство – долой!
Люди вокруг Олега ликовали. Толпа подалась вперед в надежде увидеть, как сейчас простой представитель народа пройдет сквозь кордон и понесет петицию с требованиями демонстрантов в возвышавшееся за оцеплением здание, где передаст ее лично в руки президенту.
Внезапно до Олега докатился шорох голосов, кочующих по толпе.
Не пускают?
Кого?
Почему?
Да какое они имеют право!
Люди зашевелились и заерзали на месте. Несколько бритых голов без шапок начали протискиваться в первые ряды. Впереди послышался громкий крик.
Задерживают!
Парламентеров с посланием!
Толпа ринулась вперед так, что Олег еле удержался на ногах. Он вцепился в спину впереди себя и понесся, увлекаемый человеческим потоком. Впереди началась сумятица. Олег увидел, как несколько человек пошли в противоположном основному потоку направлении, прижимая к головам окровавленные тряпки. Где-то далеко позади послышались громкие хлопки газовых гранат. В носу резко защипало.
Толпа дрогнула, но только еще больше усилила напор.
Кто-то похлопал Олега по плечу и сунул ему в руку марлевую маску.
- Спасибо, товарищ! – Олег нацепил влажную марлю, моментально покрывшуюся на морозе коркой льда, на лицо. Холод обжег губы, но дышать сразу стало легче.
Отдышавшись, он огляделся, движимый все тем же любопытством. Взгляды людей вокруг него были прикованы к зданию за оцеплением. С фанатизмом обреченных они продолжали рваться сквозь полицейский кордон.
Олег снова выделил в толпе несколько молодчиков без шапок. Многие из них подозрительно быстро обзавелись строительными и военными касками, и теперь узнать их можно было только по почти незаметным в пестрой массе демонстрантов камуфляжным курткам. На фоне общего помешательства они действовали достаточно разумно. Казалось, в их движениях была еле уловимая сложная система, которая связывала в единое целое разрозненный механизм бунта.
Толпа за спиной Олега зашевелилась. Он обернулся, и увидел, что прямо на него медленно едет огромный грузовик. Передняя часть машины была прикрыта широким алюминиевым листом. В лист шлепнула пролетевшая над головами митингующих газовая граната, оставив на нем неглубокую вмятину.
Олег отскочил в сторону, провожая ошалевшим взглядом самодельный броневик. Машина прошла сквозь толпу и остановилась вплотную к строю полицейских. Строй прогнулся назад, но остался стоять. Хотя Олег был достаточно далеко от места, где ряды демонстрантов соприкасались с тонкой цепочкой полицейских, ему открывался вполне приемлемый обзор, и он оцепенело наблюдал фантасмагорическую картину противостояния людей в форме и машины.
Грузовик взревел двигателем, выпустив клуб черного дыма из торчащей поверх кабины трубы. Словно в ответ на это из строя вышли несколько человек и, прикрывая друг друга щитами, осадили водительскую дверь. Один из полицейских поднялся над толпой, оперся на подножку, отработанным быстрым движением вытащил шофера наружу и скрылся вместе с ним в людской массе. Оставшаяся без присмотра машина, медленно набирая скорость, покатилась задом в сторону митингующих.
Люди бросились врассыпную, и вокруг грузовика образовалось пустое пространство. В этом свободном от людей проеме прямо на пути машины, всего в нескольких метрах от Олега, на коленях стоял один из бритых молодчиков. Судя по следу на зеленой стальной каске, газовая граната только что угодила ему в голову. Цилиндрик гранаты лежал в паре шагов от него, разбрызгивая мутные клубы дыма. Парень был совершенно не в себе, и не видел приближающуюся опасность.
Словно повинуясь неслышимой команде, Олег в два прыжка подбежал к парню и, схватив за подмышки, рванул его в сторону от грузовика. Машина вальяжно проехала за их спинами, почти касаясь курток. В руках Олега парень начал приходить в себя и, похоже, понял угрожавшую ему только что опасность. Он с благодарностью посмотрел на своего спасителя.
Оставив бедолагу, Олег бросился вслед уезжавшей машине. Поравнявшись с кабиной, он неловко попытался запрыгнуть на подножку. Толстые теплые штаны стесняли движения, и нога соскользнула, едва не утянув Олега под колеса.
- Пусти, мужик! – из-за спины Олега выскочил один из полицейских спецназовцев, который, оказывается, тоже преследовал взбесившийся грузовик.
Он ловко ухватился за дверную ручку, распахнул кабину и нырнул внутрь. Послышался треск вытянутого до упора ручного тормоза. Задние колеса заблокировались и, проскользив по снегу с полметра, замерли. Толпа начала медленно приближаться к остановившейся машине.
Из водительской двери показался полицейский. Он попытался было спуститься с подножки, чтобы вернуться за оцепление, но угрожающий рык со стороны демонстрантов загнал его обратно. От сослуживцев его отделяло метров двадцать.
В толпе раздались крики: «Мочи мусора!». Несколько рук попытались стащить полицейского с подножки. Тот с трудом выкрутился и юркнул в кабину, заблокировав дверь. Двое демонстрантов забрались на подножку с водительской стороны и начали прутьями арматуры методично выламывать остатки стекла, чтобы добраться до укрывшегося внутри противника.
Олег попытался прорваться к грузовику, чтобы остановить этот кошмар, но смог продвинуться только на пару метров. Все вокруг него, хоть и с менее благородными целями, также стремились к машине и упорно мешали друг другу. В отчаянии он попытался закричать, чтобы полицейского отпустили, но его голос потонул в реве толпы, требовавшей крови.
Стекло, наконец, поддалось. Демонстранты вытащили полицейского и принялись под одобрительные возгласы окружающих бить его кусками арматуры в живот прямо на подножке кабины. Олег повернулся спиной к этому аду и переломился пополам: его стошнило на покрытый тонким слоем снега асфальт площади.
Внезапно голоса притихли. Олег повернулся к машине и увидел, что полицейского держат под руки двое молодчиков в касках. Тех, кто только что самозабвенно бил его самодельными дубинками, поблизости уже не было. Один из активистов в камуфляжных куртках, взявших грузовик в оцепление, поднял мегафон и прокричал:
- Мы объявляем о задержании этого человека и предлагаем обменять его на наших парламентеров, захваченных возле здания. Полиции на размышления дается два часа, после чего мы пойдем на штурм.
Демонстранты одобрительно загудели, а затем, как по мановению волшебной палочки, монолитная людская масса начала рассыпаться. Самые нетерпеливые и неподготовленные к долгому пребыванию на морозе потянулись в сторону метро. Остальные тут же разбились на группки, которые усеяли площадь. Самая большая из них образовалась вокруг поверженного грузовика. Она состояла, в основном, из людей в камуфляже.
Спустя считанные минуты группы демонстрантов осветились небольшими костерками, разведенными прямо на асфальте в попытке побороть холод. Солнце начинало клониться к закату и в его лучах люди на площади напоминали средневековое войско, осаждающее крепость непокорного барона. Завершало антураж полицейское оцепление в центре, ощетинившееся дубинками и щитами, словно тевтонская пехота.
Олег присел возле одного из костров, где несколько человек разливали теплый глинтвейн из жестяной миски. Рядом валялись пустые бутылки, явно взятые из дорогого винного бутика, располагавшегося на площади. Олег сделал глоток и с иронией подумал, что витрину, конечно, разбила случайно залетевшая туда полицейская граната, а вино забрали, чтобы спасти от мародеров. Он попытался силой воли прогнать крамольные мысли, но торчавшие из огня обгорелые остатки мебели из другого, не менее элитного, магазина, помешали это сделать.
Под действием бесплатного алкоголя люди расслаблялись, и постепенно вокруг костра начала завязываться беседа. Олег не вступал в разговоры, а только внимательно слушал и изучал соседей. Здесь собрались самые разные люди со всех концов страны, объединенные общим желанием изменить жизнь всех и каждого к лучшему. Это стремление насквозь пронизывало каждую фразу, каждое слово, звучавшее возле костра. Однако сквозь подогретое вином воодушевление никто из собравшихся не мог толком определить, какого конкретно результата должны добиться демонстранты, и что для этого теперь необходимо сделать.
Олег уже почти спал, разомлев от тепла, которое давал огонь, когда за его соседей решение принял полицейский мегафон. Сквозь навалившуюся на площадь темноту он оповестил, что условие об освобождении задержанных активистов в обмен на сотрудника полиции принято. Толпа снова пришла в движение.
В считанные секунды люди, дремавшие в своих импровизированных бивуаках, взбодрились и повскакивали на ноги. Мелкие кучки демонстрантов снова слились в одну большую пеструю массу, неловко сметавшую остатки костров в попытках пододвинуться поближе к месту, где начинался обмен пленниками. Олег справедливо рассудил, что в такой толчее у него все равно не получится подойти к центру будущих событий, и разместился на капоте грузовика, откуда открывался прекрасный вид поверх голов.
Впереди он увидел группу уже знакомых ему людей в камуфляже, плотным кольцом окружавших захваченного полицейского. На сей раз, они демонстративно держались особняком от остальных манифестантов, как бы стремясь показать свою организованность и превосходство.
Навстречу им полицейские вывели троих неудавшихся парламентеров. Олег узнал Костю. Тот выглядел вполне невредимым, если не считать грязной куртки.
В пространство между двумя группами вышли офицер полиции и парень, который в мегафон читал ультиматум полицейским. Олег с удивлением заметил, как они пожали друг другу руки. Затем эти двое начали оживленно обсуждать что-то совершенно неразличимое за шорохом толпы. Это продолжалось пару минут, после чего парень развернулся спиной к полиции и громко произнес:
- Полиция готова произвести обмен, однако они требуют, чтобы затем мы покинули площадь! Что вы думаете?
Над площадью повисло тяжелое молчание, через секунду переросшее в громкий шепот. Затем шепот прервал одинокий крик: «Мы не уйдем!» Еще несколько голосов подхватили эти слова и начали скандировать: «Не уйдем! Не уйдем!». Почти все кричавшие по внешним признакам относились к тем, кого Костя назвал молекулами. Однако поднятой ими истерии хватило, чтобы всего через минуту вся площадь, как заведенная, повторяла два заветных слова: «Не уйдем! Не уйдем!».
Через крики толпы пробивались отдельные свистки и гудки появившихся неизвестно откуда фанатских сирен. Напряжение стремительно нарастало, и полицейские с группой задержанных подались обратно за оцепление. Они двигались спиной вперед, не рискуя отвернуться от начинавшей кипеть толпы. Какой-то умник из рядов полиции закричал в мегафон, чтобы митингующие покинули площадь, но это их только еще сильнее раззадорило.
Между окружавшей здание толпой и цепочкой полицейских, казалось, вот-вот пробежит мощный электрический заряд, яркой молнией сжигая и тех и других. Олег был готов поклясться, что в полумраке площади видит, как маленькие голубые искорки отскакивают от щитов полицейских и касок демонстрантов. Затем искорки слились воедино, и ударила гроза.
Прямо в цепочке полицейских вспыхнуло маленькое огненное море, затем еще одно. В свете пламени было видно, как из толпы вылетают бутылки с зажигательной смесью. Несколько полицейских, сбрасывая на ходу горящие тулупы, кинулись в сторону охраняемого ими здания. Вслед бутылкам в полицию полетели камни и остатки горевшей в кострах дорогой мебели.
Из оцепления время от времени, прикрываясь щитами и выставив вперед дубинки, отделялись небольшие группы, которые прорывались в толпу и пытались выхватить из нее отдельных протестующих. Иногда это удавалось, но демонстранты, словно не замечая потерь, продолжали свой натиск.
Олег поудобнее разместился на капоте, искренне радуясь, что не смог пробраться ближе к месту событий. Впереди становилось все жарче, и он начинал серьезно подозревать, что лучше этому мирному протесту обойтись без его участия. Мимо машины пошли первые избитые и раненые, отступавшие к окраинам площади.
Со стороны здания раздались хлопки. Над ухом Олега взвизгнуло, и что-то звонко ударилось в лобовое стекло грузовика. Олег повернулся в сторону кабины, и начал недоуменно рассматривать тонкую паутину покрывшей стекло трещины. В этот момент он почувствовал сильнейший толчок под правую лопатку. Боль парализовала все тело, и он мешком свалился с капота на асфальт.
После того, как дыхание восстановилось, Олег присел на корточки и попробовал пошевелить руками. Каждое движение отдавало адской болью, но руки исправно слушались. Олег попытался ощупать спину – куртка была сухой и целой. Он огляделся. Тонкий слой белого снега вокруг него носил только следы от ботинок. Крови видно не было. Об машину что-то звякнуло, и к ногам Олега скатился маленький черный шарик.
Резиновые пули. Больно, но не смертельно. Олег встал и огляделся. Похоже, пули не возымели серьезного эффекта. Люди на площади быстро поняли, что к чему, и продолжали идти вперед, прикрывая глаза руками, и надеясь, что толстая зимняя одежда будет смягчать ушибы.
Снова лезть на машину было теперь слишком опасным, а идти против напиравшего вперед густого людского потока – бессмысленным. Олег решил, что самым разумным сейчас будет подчиниться толпе, и сделал несколько шагов в сторону полицейских. Резиновые шарики хлопали рядом, иногда попадая в шедших подле него.
Внезапно, один из демонстрантов впереди Олега схватился за шею. Между пальцами брызнул кровавый фонтан. Человек по инерции прошел еще один шаг, а затем рухнул на землю и начал биться крупной неестественной дрожью. В толпе раздался крик:
- ПАТРОНЫ БОЕВЫЕ!
В считанные секунды организованное движение к центру площади превратилось в стихийное бегство к ее окраинам. Большая часть демонстрантов, давя друг друга, бросилась к узкой улочке, с которой начиналось их шествие. Олег хотел податься вместе со всеми, но быстро сообразил, что там его, скорее всего, затопчут и рванул наперерез толпе к одному из боковых переулков.
Его пинали, толкали, пытались сбить с ног. Один раз он все-таки упал, но, сам не зная как, умудрился встать и продолжить свой путь. Добежав до спасительного переулка, Олег юркнул в ближайший открытый подъезд и начал подниматься по лестнице, чтобы с верхних этажей попытаться оценить обстановку вокруг площади.
Не успел он пройти и двух шагов, как навстречу, быстро перебирая ногами ступеньки, выкатился здоровяк в камуфляжной куртке, напоминавшей одежду бритоголовых боевиков с площади. Олег вжался в стену, но небольшой ширины лестничного пролета не хватило, чтобы нормально разойтись. Мужик, словно огромный шар для боулинга, пронесся мимо, тяжело двинув его под ребра чем-то, болтавшимся за спиной. Олег крикнул вслед незнакомцу:
- Твою мать! Больно же!
Тот оставил замечание без внимания и проворно выскочил на улицу. В неуверенном свете уличных фонарей мелькнул надетый поверх куртки увесистый матерчатый чехол, наподобие тех, в которых иногда носят удочки, только намного более толстый. На прощание чехол шлепнул обидчика по заду и скрылся за захлопнувшейся дверью подъезда.
Потирая ушибленное место, Олег поплелся по лестнице вверх. Похоже, содержимое чехла было куда тверже, чем удочки – каждая ступенька эхом отдавалась в груди. Превозмогая боль, Олег поднялся на верхний этаж, и пристроился в углу лестничной площадки, опираясь на подоконник.
Через разбитое окно площадь была видна как на ладони. Ее центр совсем опустел. Осталась только цепь полицейских да несколько тел, бесформенными грудами валяющихся на земле. Большая масса народа, давясь, втискивалась в улицу в дальнем конце площади. Следом за ними двигались несколько групп спецназа. Не сильно церемонясь, они хватали всех отстающих и, надев наручники, оставляли за собой лежать ничком на снегу. Тех, кто пытался сопротивляться, жестоко били дубинками.
С противоположного конца площади к оцеплению медленно подъехала колонна полицейских броневиков и автомобилей. От нее отделился автобус и неспешно покатился от одного лежащего тела к другому. Скованных наручниками живых двое полицейских заносили в салон. Мертвых оставляли лежать.
Олег отвернулся от окна, и присел, обхватив голову руками. Перед глазами, словно прибитые к сцене декорации, стояли образы мертвых тел с площади. Чтобы хотя бы немного отвлечься от этой картины он принялся изучать плитку под ногами. Сочетания маленьких красных и серых, бывших когда-то белыми, квадратиков на полу выстраивались в незамысловатые геометрические узоры. Разыгравшееся воображение начало складывать их в причудливые картины. Под самым носком ботинка Олега раскинулся пестрый красно-серый луг, над которым летели тяжелые квадратные красные облака. Из угла, где проходили теплые трубы стояка, светило грязно-красное солнце, сложенное из мелких осколков плитки. Прямо поверх солнца матовым металлом тускло отсвечивала гильза.
Олег нагнулся и поднял металлический цилиндрик. Гильза была настоящей. С неровным следом от бойка на капсюле. Он поднес ее поближе, чтобы рассмотреть, и в носу отчетливо защипал свежий запах пороховой гари.
Руки сами вышвырнули гильзу в разбитое окно. На негнущихся ногах Олег заковылял по лестнице вниз. Ему представилось, как на выходе из подъезда его терпеливо ожидает мужик с чехлом для удочек. Понимая всю бредовость этого предположения, Олег усилием воли заставил себя открыть входную дверь, и вывалился на морозный ночной воздух.
Снаружи никого не было, но это его нисколько не успокоило. Он спешно перебежал на другую сторону улицы, забился в нишу за колонной перед самым выходом на площадь и замер в оцепенении.
- Ну и чего ты тут стоишь?
Из темноты возник Костя. Левый рукав его куртки был оторван, щека расцарапана в кровь, а на губах застыла безумная улыбка.
- Чего стоишь, говорю? Ждешь, когда они разберутся с площадью и за тобой придут?
Он схватил Олега за рукав и потянул вглубь переулка.
- Пойдем! Я знаю, как нам отсюда выбраться.
Со стороны площади послышался шум вертолетного винта.
- О! Опомнились! – пробурчал Костик. – Ну ничего. Поздно уже. Мы скоро уже будем далеко.
И они побежали. Стены домов, плохо освещенные подворотни, грязные подъезды мелькали перед глазами Олега. Он очень быстро потерялся – ведь он плохо знал эту часть города. Костя же ориентировался великолепно, словно раньше много раз таким образом скрывался от полиции.
Навстречу попадались группы грязных и оборванных демонстрантов с площади. Они присоединялись к беглецам, шли какое-то время рядом, а потом отставали, или сворачивали в сторону. Внезапно Олег понял, что Кости рядом нет, а вместе с ним бегут несколько совершенно незнакомых человек. Причем было невозможно определить, ведут они Олега за собой, или наоборот, бездумно следуют за ним в лабиринте улиц. С каждым поворотом спутников становилось все меньше, и, в конце концов, завернув в одну из подворотен, Олег понял, что остался один.
Точнее не совсем один. Навстречу ему вышли четверо молодчиков в камуфляжных куртках без шапок. В руках они держали большие куски арматуры и бросали в сторону Олега хищные взгляды.
Олег попытался успокоить себя мыслью о том, что это свои, и что совсем недавно они вместе штурмовали полицейский кордон, но чувство тревоги только усиливалось. «Свои» начали медленно приближаться. Один из них неторопливым движением достал нож.
Страх мощной струей адреналина ударил Олега в голову и погнал назад, однако с другой стороны его ждали еще трое. За спиной послышался тяжелый топот приближающихся шагов и сиплое дыхание. Невидимые руки надели на голову Олега плотный мешок. Он почувствовал тупой тычок железным прутом под колени и обмяк. Олег попытался, собрав остатки сил, подняться, но тут же получил сильнейший удар армейским ботинком по голове. Перед глазами поплыли круги, и сознание покинуло Олега.
Он очнулся в темной маленькой комнатке с голыми кирпичными стенами. Из крохотного окошка под потолком, наполовину засыпанного снегом, пробивался слабый зимний свет. Олег попытался подняться, но обнаружил, что крепко привязан к массивному дощатому столу. Он попробовал оглядеться, но большую часть комнаты скрывал мрак.
- Пришел в себя, браток? – откуда-то сверху раздался голос.
Олег сделал усилие, чтобы приподнять голову и рассмотреть говорившего. Комната медленно поплыла вокруг него.
- Не напрягайся так. Все равно ничего интересного не увидишь.
Над Олегом склонилось лицо парня, которого он на площади выдернул из-под катившегося грузовика. На лбу у него виднелась большая пунцовая шишка.
- Где я? – превозмогая тошноту, спросил Олег.
Парень не отреагировал на вопрос. Он разглядывал лицо Олега с выражением глубокой задумчивости.
- И где я тебя мог видеть? – спросил он скорее сам себя.
- Площадь, грузовик. Я тебя вытащил – слова давались Олегу с трудом.
Глаза парня удивленно округлились.
- И правда. Вот бывает же.
- Так где я? – Олег снова попробовал добиться вразумительного ответа.
- Да какая разница! Не повезло тебе, браток. А ты хороший пацан. Меня вытащил. Жаль, я тебя в переулке не узнал. А теперь уж, извини.
Парень безучастно пожал плечами.
- Хватит там разговаривать! – из темноты раздался хриплый голос – узнал, не узнал! Времени мало.
Парень исчез из поля зрения Олега. На его месте появился мужчина средних лет приятной, но довольно безликой наружности. Он положил рядом с Олегом какой-то сверток. Внутри свертка зловеще поблескивало.
Мужчина достал ножницы, и начал аккуратно разрезать штанину на правой ноге Олега. Олег попытался закричать, но измучанное тело выдало лишь слабый стон:
- Вы что делаете?
Мужчина, продолжая деловито кромсать ткань, менторским тоном ответил:
- Ну что ты кричишь? Тебе сейчас выпадает уникальная честь! Хотя ты ее и не оценишь.
Руки с ножницами закончили путешествие по одной штанине, и перешли на другую.
- Да что же такое происходит-то? – Олег все больше убеждался в том, что бредит. Наверное, тот удар в подворотне был слишком сильным. Ножницы уверенно продолжали свое дело.
- Понимаешь, парень. Мы тут с тобой сейчас общее дело делаем. По одну, так сказать, сторону баррикад.
Мужчина отложил ножницы и сорвал с Олега остатки штанов.
- Дело в том, что ты решил ввязаться в такое грязное дело, как революция. Да-да. А она, знаешь ли, требует жертв. Крови! Помнишь, как это у Некрасова… «Дело прочно, когда под ним струится кровь»…
Ножницы начали кромсать свитер.
- Ты же хочешь, чтобы все в нашей стране жили лучше? И я хочу. Но ты сам видел, чего стоят все эти хомячки на площади. Они там вокруг своих костерков уже были готовы расползтись по домам. И расползлись бы к утру, если бы тупоголовые полицейские не стали их насильно разгонять.
Мужчина закончил свою работу, и Олег остался лежать на столе совершенно голый.
- Понимаешь, людям нужен герой. Пример для подражания. И герой нужен непременно павший.
В темноте комнаты раздалось покашливание. Мужчина обернулся, а затем шагнул в сторону от стола. До Олега донеслось негромкое перешептывание, прерванное раздраженным восклицанием:
- Ну сам тогда ложись, раз этот твой пацан такой правильный! А он пусть гуляет. Что, не хочется?
Еле слышимый собеседник что-то тихо возразил, после чего мужчина нарочито громко, так, чтобы слышал Олег, сказал:
- Ну черт с тобой, гуманист хренов! Давай так. Я знаю, у тебя это хорошо получается.
Над столом показалось лицо спасенного от грузовика парня.
- Ты извини, браток. Чем могу. Может так тебе легче будет.
С этими словами парень обрушил на голову Олега чудовищный по силе удар. Олег застонал, но остался в сознании.
- Эх, Витя, – сказал кто-то – теряешь хватку!
Витя снова размахнулся, и еще один удар сотряс голову Олега. Мир вокруг потускнел и поплыл. Откуда-то издалека снова послышался хриплый голос:
- Похоже, так до конца и не отключился. Ну да черт с ним. Будем начинать.
В этот момент свет в голове Олега, наконец, погас, и он впал в забытье.
***
Выбитые с площади протестующие закрепились в одном из переулков недалеко от центра. Главным опорным пунктом здесь стал небольшой магазин бытовой электроники. Хозяин быстро разобрался в ситуации, и открыл в принадлежавшем ему помещении походный госпиталь для демонстрантов. Ребята в камуфляже оценили этот шаг, и взяли магазин под охрану, выбрав его в качестве временного штаба. В переулке он остался единственным, чьи товары не были разграблены, а витрины разбиты.
Смотревшие на улицу сквозь уцелевшие стекла телевизоры были включены. Перед витриной стоял человек в камуфляже и раздраженно щелкал пультом, пытаясь найти новости. Это у него никак не получалось, поскольку все центральные каналы уже несколько часов транслировали исключительно старые комедии или телеспектакли.
Из глубины магазина выбежал владелец. Сейчас он скорее напоминал престарелого лакея, чем преуспевающего бизнесмена. В руках он нес ресивер.
- Вот! Удалось настроить!
Схватив ресивер под мышку, лакей полез в витрину, и какое-то время копался там, присоединяя провода. Затем он взял пульт. Несколько нажатий, и все экраны показали искаженную помехами картинку одного из европейских новостных каналов.
На экране появился корреспондент на фоне людей в белых халатах, вытаскивающих из какого-то подвала окоченевший изуродованный труп. Корреспондент говорил трагическим и торжественным голосом, который никак не вязался с его улыбающимся взглядом:
- Итак, я сейчас нахожусь возле дома по улице – помеха съела часть фразы – в подвале которого было найдено тело зверски замученного сторонника оппозиции. Как и в случае с применением боевых патронов на площади, власти отрицают свою причастность к гибели оппозиционера. Ситуацию согласился прокомментировать один из лидеров оппозиционного движения, который участвовал в неудачном штурме президентского дворца, и лично знал убитого.
На экране показалось пунцовое от ярости лицо Кости. Он, плюясь слюной и оживленно жестикулируя, начал кричать в микрофон:
- Это недопустимое преступление кровавого режима, переходящее все границы дозволенного! Олег был моим другом. Мы вместе шли на площадь, не боясь полицейских пуль. От имени всей оппозиции я считаю этот вопиющий случай объявлением нам войны! Теперь мы имеем полное право защищать себя любыми доступными способами. Я надеюсь, Олег меня слышит. Потому что именно сейчас я хочу поклясться, что его гибель будет отомщена!
Картинка на секунду погасла, а затем сменилась кадрами старой кинокомедии. Комедия шла в отличном качестве без единой помехи. Человек в камуфляже довольно улыбнулся.
Жедь С.
январь-февраль 2014