Над родовым замком Розенкранцманов кружило вороньё...
Не зря намедни что-то не давало покоя старому Абраму, исполняющему роль дворецкого, эконома и вообще давнему другу семьи. Примет, предвещающих недоброе, было вдосталь – то напрочь вылетел мотив "Семь сорок", который он напевал себе под нос, старательно начищая сапожным кремом свои видавшие виды штиблеты, то назвал повариху, дородную Берту, Сонечкой, после чего остался без тарелочки цимеса на ужин, то просто вспомнилось былое – его бар-мицва, тогда ещё тринадцатилетнего Абраши и то, как строила ему глазки соседка Фирка весь праздничный обед с противоположного края стола.
Одним словом, всё указывало на то, что грядёт ветер перемен в спокойной неторопливой жизни обитателей поместья. И вот тебе пожалуйста – с утра прогремел выстрел со стороны дворовой беседки, поднявший тучей вороньё со столетнего дуба!
Поместье в доли секунды стало вверх дном в буквальном смысле слова. Захлопали двери, затопали по лестницам, в коридоры выбегали обитатели с заспанными физиономиями и наспех накинутой одежде с вечным вопросом на лице: "Вус трапылось?"
Абраша как бывалый революционер и участник сопротивления бандам Махно и Юденича, кинул клич:
– На первый-второй рррасчитайсь! Ать-два!
Все судорожно стали припоминать кого не хватает, собравшись в столовой и спросонья посчитав дважды Берту и трижды её сестру Бэллу, которая таки могла сойти за троих, а кушала, на долгие годы, и за всех пятерых! Поняв, что с арифметикой пока туго, решили позавтракать и на свежую голову опять "пересчитать по головам" население...
До повторного пересчёта дело не дошло – болонка Фрума стала упорно скрести дверь, ведущую в хозяйскую опочивальню, откуда доносился странный аромат и лёгкое постукивание. Абраша после пяти попыток выбить дверь уже не молодецким плечом, велел позвать дворника Федьку, на все руки мастера, особенно если пообещать поллитра. Федька не замедлил явиться и потребовал 100-граммовый аванс вперёд.
Но вдруг... дверь распахнулась настежь, и на пороге возник сам хозяин, 32-летний Гаррик Розенкранцман, обведя замутнённым взором собравшуюся под дверями толпу:
– Ик... Ик... И кто это мешает мине слушать Баха? – рассеянно глядя левым глазом в потолок, а правым на пышные очертания горничной Саррочки, произнёс он не вполне понятным заплетающимся баритоном.
В комнате стоял кальян, а над ним в зеленовытой дымке кружил такой же зеленоватый хозяйский попугай Кеша редкой породы "фейгеле", и монотонно стучал клювом по рамке картины, на которой был изображён великий предок и основатель поместья Исаак Лазаревич.
Монотонный стук по картине принёс результат – из-под рамы выпало колечко, а Фрума принялась его обнюхивать. Но тут со стороны дворовой беседки раздался ещё один выстрел! А за ним ещё один! К взметнувшейся вновь в воздух стае ворон присоединились с лаем все окрестные "бобики", а болонка Фрума начала выстукивать челюстями "Марсельезу". Федька выронил прихваченный в суматохе позолоченный канделябр, на который возлагал большие надежды как залог лавочнику на последующие "поправки здоровья".
Гаррик Розенкранцнман, вспомнив годы, проведённые в кадетском корпусе, заорал:
– Первая рота, ложись!
Схватив за ворот горничную Саррочку, быстро исчез из поля зрения под старинной кроватью с балдахином. Но через секунду выскочил как ошпаренный, отплёвываясь от пыли, с дохлым пауком на макушке и держась рукой за покрасневшую от оплеухи не растерявшейся Саррочки щёку.
Зря, ох зря не уследили Фрума с Кешей колечко, то самое,что пройдоха Исаак Лазаревич выменял на багдадском базаре у кочевника-бедуина на подделку Ролекса, и довольный таким гешефте, подарил своей незабвенной Рейзеле в день помолвки! Как только колечко коснулось пола, чья-то таинственная рука в чёрной перчатке тут же подхватила его, не дав издать последний "бздыньк" о паркет.
И никто этого не заметил – все взоры были обращены в сторону окон, за которыми "посланный" Абраша возвращался ещё быстрее, чем ураган "Катерина" обрушивался на побережье. Волосы,вернее их остатки, развевались в разные стороны как бракованная щётка для пыли, рот застыл в немом "ойц"!
На появившегося в проёме парадного входа Абрашу сразу же накинулась повариха Берта:
– И шо ты еле ногами переступаешь, как идиёт?! За это время уже можно помить шею и сходить на Привоз и обратно! Таки мы внимательно слушаем!
Абраша вошёл заплетающимися ногами, несколько раз открыл и закрыл рот, как глоссик без воды и молча разжал ладонь, на которой впечатались кровавые следы от ногтей. На морщинистой ладони лежал свиток, а точнее древний папирус, написанный на древнеарамейском. Абраша стал разворачивать папирус. Свиток достиг ревматических коленей Абраши, затем не мытого со вчера пола прихожей, потом сложился вдвое, ещё раз и ещё, потом опять и снова, пока горка раскрытого пергамента не достигла характЕрного шнобеля державшего его дворецкого. Все кинулись на помощь, расправляя свиток и в итоге пергамент по длине вытянулся от парадной двери вдоль коридора направо, налево к столовой и прямо к дверям библиотеки. Гаррик Розенкранцнман нацепил пенсне и с многозначительным видом "буквой зю" начал передвигаться вдоль исписанного "артефакта", хотя арамейский знал так же как и японскй вместе с китайским и языком майя впридачу.
– Шоб я так жил! – снимая пенсне и почёсывая то место,куда надевают кипу,заключил Гаррик. – И хде наш учёный друг Моня Познер? Библиотекаря сюда! А пока скрутите это как було! Абраша, отвечаешь за базар... артефакт!
Дворовых мальчишек разослали во все стороны поместья искать Моню-библиотекаря.
А в это время попугай Кеша судорожно соображал. Он-то прекрасно знал, что колечко это не простое, и камешек тоже не стекляшка. На вид невзрачный, какого-то непонятного цвета, но Кеша точно знал, что это – редчайший розовый бриллиант, такие очень редко встречаются, их добывают только в одном месте в Южной Африке. Кеша знал как этот камешек попал к бедуину, но бедуин не поверил в легенду и отдал камешек за бесценок. Кеша надеялся, что папирус позволит раскрыть тайну розового бриллианта и его хозяйки, той, которой он и предназначался. Кеша помнил юную красавицу, бледную и прекрасную. Помнил и бедного юношу, который искренне любил красавицу и добыл ей этот брильянт, но за него он заплатил кровью. "Что же все-таки таит в себе папирус?" – подумал Кеша.
Последней надеждой Кеши со товарищи на прочтение папируса был библиотекарь Моня. Моня нашёлся довольно быстро – дворник Федька под шумок отправился к сарайчику в дальнем углу двора, где он держал свои инструменты и любимую метёлку из дубовых веток. Моня спал как младенец на сваленном в углу тюфяке, вероятно добравшись до"святого" – припрятанной "на чёрный день" бутылочки армянского коньячка, которую Федька так хорошо спрятал от самого себя, что не мог найти уже полгода. Моню безжалостно растолкали и привели в дом. Берта, глянув на его весьма потрёпанный вид, ахнула:
– Моня, кто тебе нос погрыз?
– Сам...
– А как ты до него достал?
– Большое дело! Влез на стул!
Гарик заставил Моню пойти в душ, привести себя в порядок, потом Моня проглотил аскорбинку, и ему полегчало. До такой степени, что можно было заняться переводом. Многозначительно оглядев свиток, Моня стал на корачках обползать вокруг:
– Могу с полной ответственностью ветерана пера и бумаги сказать,что это не арамейский! Это даже не египетские иероглифы! Это тайнопись! Но увы и ах – в этом я не силён.
– Ша! – вставил своё веское слово хозяин поместья. – Мы с этим папирусом, до Бениной мамы его, без поллитра не разберёмся! Берта,давай ужин!
Быстренько в столовой постелили белоснежную скатерть с магендовидами, вышитыми ещё Рейзеле Розенкранцман,в девичестве Гинзбург, той самой, чьё колечко умыкнула неизвестная личность в чёрной перчатке. Кошерная посуда не замедлила последовать за скатертью, а там уж из-под умелых рук Берты только успевали выносить: прозрачный бульончик с клёцками, рыба-фиш с морковными кружочками на месте глаз, форшмак, тающий во рту, фаршированная шейка, хрустящие картофельные латкес, кугель, эсек-флейш! На десерт имберлах, тейглах и конечно же по тарелочке ароматного цимеса!
К столу присели все участники "операции Ы",включая безутешного Кешу, бубнящего под нос "Мурку"с унылым видом.
Для того, чтобы лучше усваивалось, под зельц с хреном и вареники со шмальцем "приняли на грудь" три бутылки "Абсолюта", с пяток кошерного бургундского, ну и местный самогон не обделили вниманием, чему несказанно был раз Федька, гаркнув:
– Ну ось, хоч человеческое питьё! – и выглушил сразу шкалик, закусывая печёночным паштетом, намазанным на леках.
Во время затянувшегося ужина Абраша побратался с Кешей, а Моня всё пытался поцеловать ручку Берте и предлагал сердце, обе руки и "Капитал" Маркса из хозяйской библиотеки, когда она приносила очередной гастрономический изыск. Гаррик Розенкранцман же просто тоскливо следил за передвижениями Сарочки и в унисон с болонкой Фрумой подвывал "Хаванагилу".
– А ведь папаня, море ему пухом, как-то упоминал про ключ. А где же та музыкальная шкатулка, что играет "Ах, мой милый Августин"?
Саррочка понеслась в спальню, и через три с половиной секунды шкатулка была в руках у Гаррика. Открыв её, Гаррик выдал нечто из области ненормативной лексики – шкатулка была пуста! Сложенного вдевятеро замусоленного листочка со следами помады и след простыл!
Но вдруг раздался звон разбитого стекла, и в комнату влетела граната! Граната была с усыпляющим газом, и через полсекунды все участники застолья полегли! Федька храпел молодецким басом, Фрума тоненько поскуливала, а Абраша с Кешей сплелись в братских объятиях.
Сонный туман рассеялся только к утру. Недоумённо оглядываясь вокруг, Гаррик искал знакомый силуэт, но не находил! Саррочка исчезла как сладостное воспоминание, вместе с ней исчез и фолиант, который Моня держал рядом с тарелкой цимеса.
Итак, трагические потери составляли:
– колечко с розовым брульянтом – 1 штука,
– папирус (предположительно тайнопись) – 1 свиток,
– "ключ" к свитку – 1 замусоленная бумажка,
– Саррочка 23-летняя... ещё та "штучка"...
Необходима была помощь настоящих профессионалов!
Сыщик, Веня Кацнельсон, был другом детства Гаррика Розенкранцмана. К нему он обратился в первую очередь и ввёл в курс дела. Имея обширную детективную практику, Веня снискал доверие в рядах знати,лавочников, гусар а также простого трудового люда, представленного портным Гизунтерманом, всё время подозревающим своё жену в многочисленных изменах и периодически нанимающего Веню для слежки, расплачиваясь очередным костюмом "от кутюрье".
"Кутюрье" снабжал произведениями "высокой моды" и Ицика Шляпинтоха,который предпочитал всему добротные лапсердаки со множеством карманов и вёл дела всех "тёмных личностей" – от светло-серых до совсем чёрно-грозовых тонов: крёстные отцы криминального мира,тихие маньяки и просто домушники всегда обращались к его детективно-юридическим услугам. К Шляпинтоху Гаррик заехал после визита к Вене и обратился за помощью, решив, что параллельное следствие будет гораздо продуктивнее.
Зная, что Гаррик обратился за помощью к другу Вене-сыщику, последний тут же получил новый костюмчик "от кутюрье" с ловко вшитой в воротник видеокамерой с микрофоном (привет от американского дядюшки Ицика Шляпинтоха). Теперь каждый шаг знаменитого детектива был прозрачен, как выпитый стакан и давал возможность быть впереди не только на шаг, но и две шаги налево.
Итак, расследование пошло двумя путями - классическим под руководством Вени Кацнельсона, известного детектива, и с использованием "альтернативных методов" Ицика Шляпинтоха. А два пути следствия - это уже как говорят "две большие разницы".
Веня начал с опроса свидетелей в поместье. Федька что-то невнятно мычал и требовал опохмелиться, Абрашу переклинило на событиях давно минувших дней и он стал длинно и нудно рассказывать обо всех кражах в поместье за последние пятьдесят лет, ностальгически воздевая шнобель к лепнине под потолком. Женская половина наперебой что-то тараторила, попутно строя глазки симпатичному молодому сыщику, а Берта всё пыталась подкормить Веню кнедликами, ворча:
– Та шо это никто дитя не кормыть, вон який тощий, наче хворостына, що коров гоняють!
От "зоопарка" тоже было мало толка – болонка Фрума оскалясь рычала на мотив "У кошки четыре ноги и трогать её не моги", а взлохмаченный Кеша забрался на люстру и оттуда сердито ругался по-тролльи "Гхыр" и плевался семечками.
Ицик Шляпинтох пошёл к биндюжникам, по дороге навестил гопников, и чисто по фене опросил всех вышеобозначенных по системе бекицер.
Следы, причём с обеих сторон, привели на Молдаванку.Веня подрулил туда на Cadillac V12 370-A Phaeton 30-го года выпуска,а Ицик "пришёл с ногами".
Смеркалось...А шо такое Молдаванка ночью,не мне вам рассказывать,но дело есть дело! Особенно если обещан "нехилый" гонорар.
Сыщики почти одновременно подошли к неказистому домику в самом конце улице и встретились взглядами.
– Тю,Венька! Шоб я так жил! Сто Лен, сто Зин! И шо тебе тут сильно надо?
Венька скорчил подобие приветственной гримасы:
– Ицик, ты мине делаешь вирваные годы! И надо било с моим еврейским щастьем встретить тебя у тёмном переулке?
Бывшие соученики факультета криминалистики пожали друг другу руки, обнялись по-братски и перекинулись парой слов о своих гешефте, тайно надеясь вызнать информацию конкурента.
Ни Веня, ни Ицик не желали "колоться", хотя нутром чуяли,что дело-то у них одно и то же. Договорились до того, что Веня гневно выкрикнул:
– Вас здесь не стояло!
На что Ицик презрительно сплюнул и предложил:
- Веня, или идите делать ночь, или давайте заключим временное перемирие. Бабки поделим пополам.
На том и порешили, всё равно уже битых четверть часа толклись у таверны "Биндюжник и король", где надеялись застать завсегдатая - Ваську-Шмыровоза, у которого по слухам видели умыкнутое колечко.
Но вот дверь распахнулась и, воровато оглядываясь по сторонам, в таверну вошла Саррочка, направившись в сторону столика, стоявшего в углу, загороженном ширмой. Веня с Ициком синхронно сняли штиблеты и на цырлах прокрались к ширме. За столиком сидела троица – Саррочка, Моня, причём трезвый как стёклышко, и неизвестный смуглолицый с косым шрамом, задевающим верхнюю губу. Пышные усы и тюрбан дополняли"прикид".
Наблюдения за подозрительной троицей продолжились методом"привет из племени чероки", которому первым делом учили на факультете криминалистики, в народе же этот метод получил название "тише мыши, кот на крыше". Затаив дыхание,сыщики прислушались. Раздался шелест разворачиваемого фолианта, на Саррочкином безымянном пальчике поблёскивало колечко.
– Таки этот шлимазл Моня увёл папирус из-под носа подпитого Гаррика! – промелькнуло в мозгу Вени облачко мыслей.
Сидящие за столом говорили шепотом. Вене и Ицику нужно было напрягать слух, но им все-таки удалось разобрать кое-что, благо, Венин макинтош был напичкан последними новинками шпионского дела. Первым начал Моня. Он сказал, что это тот самый папирус и его нужно читать над масляной лампой – тогда можно будет увидеть индийскую вязь. А ещё Моня поведал,что свиток рассказывает о настоящем розовом брильянте и девушке, для которой он был предназначен. Но у брильянта есть тайна - его можно сдвинуть и в полости под камнем находится "порошoк всевластья". Владеющий этим порошком сможет управлять мыслями и поступками людей, заставлять их выполнять все его желания,ничего не сохраняя в памяти. А когда Саррочка сняла и положила на стол умыкнутое ею под шумок из замка кольцо с "брульянтом", смуглокожий осмотрел его левым глазом (правый был вставным), лизнул и покачал головой.
Моня тут же среагировал:
– Мадам, а брильянтик-то поддельный! Давайте его тихо верните в музыкальную шкатулку, шоб было меньше шухера!
– Моня, идите вы в баню со своим лапсердаком! – Сарра брезгливо отодвинула со скамейки полы Мониного ни разу не стиранного засаленного лапсердака и присела на краешек, призывно улыбаясь "индусу" со шрамом одними зрачками карих глаз. Колечко-подделку она всё-таки решила оставить себе "на память", как и те "приятные мелочи", что "плохо лежали" в поместье Розенкранцманов – пара-тройка серебряных ложек, аметистовое колье, кружевная накидка, двадцать пять запонок(а Гаррик сетовал на свою рассеянность),ну и по мелочи там, что "к рукам прилипло".
Действительно, не возвращаться же в поместье из-за какого-то колечка, чтобы честно положить его на место!
Итак, часть составляющих была на месте – Сарра, которую как оказалось никто и не крал, колечко-подделка и папирус с Моней в довесок. У "гоп-компании" всё ещё не было бумажки-ключа, то бишь инструкции, где указывалось точное местонахождение подлинного колечка с розовым брильянтом.
Веня с Ициком телепатически обменялись мыслями при помощи шпионской техники американского дядюшки и решили пока ограничиться слежкой. Этим и занялся Веня, незаметно прикинувшись веником и неотступно следя за троицей, свернувшей папирус и отправившейся переночевать в мотель "Два сезона" на Дерибасовской. Ицик же остался ждать Ваську-Шмыровоза в надежде кое-что выяснить.
Саррочка тем временем вышла из таверны и направила свои стопы к порту, где поднялась по трапу яхты внушительного вида с таким же внушительным джентельменом на борту.
– О Готеню! – пробормотал замаскированный Веня-веник, всё-таки отследивший Нью Сарку-золотую ручку до яхты. Моню с "индусом" он благополучно проводил до мотеля и сдал под присмотр Зюзе-босяку в седьмом поколении.
А в это время Ицик Шляпинтох вышел из таверны после довольно продуктивной беседы с Васькой-Шмыровозом, насвистывая "Вейзмир насилья мы разрушим!" и двинулся несмотря на поздний час к ювелирной лавке, где находилась инструкция. Ицик шёл "стоять на шухере", пока Шмыровоз будет искать ценный докУмент в отсутствие ювелира.
Нервно покуривая и зыркая по сторонам, Ицик ждал Ваську уже двенадцать с половиной минут свыше условленного,когда он наконец, крадучись, вылез из бокового окна, накинулся на Шмыровоза:
– Шо ты делаешь мине весело? За столько время можно винести весь Петродворец! Ну! Нашёл?!
Васька приложил указательный палец к губам, и живо оттащил Шляпинтоха на безопасное расстояние.
– Не гони волну, Ицик! У ювелира в лавке остался кабиздох, агромадный, шо трамвай без рельсов! Так я его хлороформом успокоил,потом оттащить надо было - тяжёлый, зараза! Бо та еврейская сторожевая заснула як раз на той бумажке, шо треба було пошукаты!
Бумаженция, весьма измятая и обслюнявленная кабиздохом, перекочевала к Ицику, а в карман Шмыровоза опустились звонкие монеты.
А вороны, уже кружили над яхтой, облюбовав рангоут и оставляя "метки" своего пребывания на бортах, такелаже и даже румпеле. Но поскольку была тёмная ночь и яхта была пришвартована у пирса, пока их проделки оставались незамеченными. Горел свет лишь в окошке капитанской каюты, где Сарра, склонив прелестную головку над папирусом-оригиналом и сканируя его содержание для отправки в КГБ, чьим тайным агентом она являлась (а также двойным агентом Ми-6 и Моссада).Она торопилась, покольку с минуты на минуту должен был вернуться хозяин яхты из камбуза, пообещав принести изысканное угощение – цимес с сухофруктами из папайи, ананаса, личи, манго, киви и кокоса.
Цимес не замедлил появиться в классической вазочке из чешского стекла, преподнесённой на тарелочке с голубой каёмочкой хозяином яхты (он же шейх Назир Абу Кабир ибн Махалай, охотник за артефактами). Глаза шейха нехорошо поблёскивали,глядя на "беззащитную женщину", а в цимес был замешал крысиный яд в большой дозе. Ибн Махалай решил устранить конкурентку и завладеть фолиантом в единоличное пользование. Но разве женскую интуицию обманешь?! Опытная агентка насквозь видела мерзкую сущность шейха и ... резко двинула в челюсть. Плавно отскочила вбок, перехватила "левую заднюю", послышался неприятный треск ломаемой кости. Шейх взвыл как шакал, но после удара по голове вазочкой с цимесом затих. Сарра быстро ретировалась с "поля боя", профессионально устранив конкурента и прихватив папирус в дамскую сумочку...
– О зохн вей и танки наши быстры! – вскичал во сне Моня,которому приснилось,как он с другом Толиком в младые годы искал клад. Сон как рукой сняло и приняв вертикальное положение, Моня стал припоминать,как он очутился в мотеле"Два сезона", но память оживала урывками, в основном звоном бокалов и журчанием вина.
На противоположной кровати храпел "индус", у которого отклеился правый ус и тюрбан валялся на полу.
– Кого-то мине этот фейс напоминает! – от напряжения Монин лоб покрылся испариной, и дико захотелось опохмелиться.
– Иван Фёдорович Крузенштерн, человек и пароход! – во сне пробормотал "индус", и Моня тут же свалился досматривать сон под влиянием невыветрившихся градусов.
А в это время на околачивающегося у трапа яхты Вени Кацнельсона выпорхнула Сарра, упав прямо в раскрытые объятья справедливости, которые не спешили ослабнуть, а захлопнулись на тонких девичьих запястьях металлическими оковами.
– Не виноватая я! Он сам меня заставил папирус выкрасть! – пискляво, размазывая фальшивые слёзы под намалёванной обводкой глаз "била на жалость" Саррочка.
Но Веня, как истинный Шерлок Холмс,был непреклонен. Он вёл "преступницу" прямиком в свой "оффис" на Малой Арнаутской, где, провернув ключ в толстенной дубовой двери, которую не удалось открыть пока ещё ни одному домушнику, отстегул наручники и произнёс пароль.
– Карл у Клары украл кораллы! – без запинки протароторил Веня.
– На дворе трава, на траве дрова! – не замедлила Сарра с отзывом.
Не опасаясь чужих ушей, "коллеги" – давние агенты Моссада, начали обмен информацией. Почему Моссад был в этом заинтересован – спросите вы? Да потому, что колечко, за которым шла охота, исчезло с территории подмандатной Палестины и прямо позарез необходимо было разыскать его раньше конкурентов и восстановить справедливость, не дав использовать во зло человечеству. Вот такие благородные цели объединили одесского сыщика и горничную поместья Розенкранцманов.
– Ой, Веня, не делайте мине компостированные мозги с вашими идеями сионизма! Ви мине чётко скажите, сколько я буду иметь с этого в бумажках с Франклином и считайте, что всё на мази! - кокетничала Сарра.
Веня сник, как шпик, замоченный революционерами, и пробормотал что-то о курсе доллара на международном валютном рынке в Камбодже, задумчиво глотнул виски, не забыв налить даме бурбона и метнулся к домофону, из которого послышался голос Ицика Шляпинтоха...
– Веня, открывай бекицер! На портянки порву, в натуре! – бушевал за дверьми Ицик, как заправский жиган. Ввалившись в комнату, хлебнул виски из горлА, и вместо закуски чмокнул ручку даме. Потом тяжело плюхнулся на стоящее у стола старинное кресло, которое прежний хозяин квартиры божился, что "принёс из самого Зимнего, когда его брали".
– Поговорим по понятиям! – отдышавшись, начал Ицик. Инструкцию-ключ я нашёл, папирус у дамочки, можно отправляться за колечком. Читайте!
На стол лёг листок бумажки весьма замызганного вида, над которым склонились, чуть не столкнувшись лбами, Сарра и Веня. На листочке неровным почерком была нашкарябана инструкция... и опять на непонятном языке.
– Спешка нужна при ловле блох! – значительно разглядывая пустой графин из-под виски, провозгласил Ицик Шляпинтох. Веня, сообразите-ка что-нибудь на пожрать и промочить горло.
Холостая жизнь приучила Веню к добыванию пропитания без дамской помощи, и через семь с половиной минут на столе радовал глаз заказ из японского ресторана. Свежие суши, сашими, кусияки и якитори манили с квадратных тарелочек. Прозрачный суп суимоно навевал философские мысли,поблёскивая в глубоких пиалах. Аппетитно пахла темпура – кусочки рыбы, кальмаров, овощей в хрустящем кляре. В центре стола призывно расположился кувшинчик сакэ с маленькими глиняными чашечками вокруг.
– Що це за баланда? – скривился Ицик. – Веня, япона мать, ты шо, борща не мог заказать? Рога посшибаю!
Но положение спасло сакэ, которое "хорошо пошло" под суши и прочую дребедень из Страны Восходящего Солнца. Саррочка так вообще восторженно тыкала палочками во все тарелки, напоминая недоигравшегося ребёнка с тяжёлым детством.
После ужина решено было действовать по плану. План покурили, и отправились под покровом ночи к засекреченному военному аэродрому, который скрывался за воротами с покосившимся названием "Прачечная". На вывеске сидела ворона, громко и зловеще каркая, нагнетая тревогу...
Воронье пророчество было нашим героям до лампочки, взять на понт их не мог даже Мишка-япончик. На аэродроме их уже ждал Сессна-208 с пилотом, Васисуарием Петренко, кавалером ордена высшей степени неразглашаемости, вручённом в строжайшей секретности.
Удобно разместившись на кожаных сиденьях, предварительно надев спецкостюмы и парашюты, Ицик, Веня и Саррочка обернулись к иллюминаторам, приготовившись окинуть прощальным взглядом милые сердцу одесские дворики, Пересыпь и Молдаванку, очертания Оперного театра и до боли знакомую фигуру Дюка, и даже видневшееся за городом поместье Розенкранцманов. Скупая слеза скатилась по небритой щеке Ицика, да и у Вени настроение было "не фонтан". И тогда, взлетая, компания дружно грянула с западающим "ля":
Ах, Одесса, жемчужина у моря,
Ах, Одесса, ты знала много горя,
Ах, Одесса, веселый южный край,
Живи, моя Одесса, живи и процветай.
Ах, Одесса, подруга и невеста,
Ах, Одесса, нет в мире лучше места,
Ах, Одесса, веселый южный край,
Живи, моя Одесса, живи и процветай.
Куда же держал путь небольшой самолёт с командой сыщиков-спецагентов на борту? Самолёт двинулся прямиком в сторону Чёрного моря, но не стал пересекать его, а под углом "неторенными небесными путями" развернулся и полетел в сторону Северного Причерноморья, да-да, прямиком к крымской степи!
А всё началось-то с того, что поместье Розенкранцманов потряс звук выстрелов... А ведь это был отвлекающий манёвр, чтобы украсть колечко-оригинал! Но воры так спешили, что обронили папирус, доставшийся Абраше-дворецкому, с которого и начались поиски. Но почему же именно крымские степи стали целью Сессны-208? Да потому, что колечко было украдено потомком древних скифов, Скилуром, сыном Палака (Сенькой Палакером в простонародье), чтобы оно вернулось "на землю предков", где могло вновь проявить прежнюю силу, а Сенька вознамерился стать обладателем "порошка всевластья", заключённом в кольце. Чтобы ещё больше прояснить ситуацию, "навести тень на плетень", окунёмся в давние времена...
"Древнюю легенду о скифах поведал ещё Геродот. По легенде народ их моложе всех. А произошёл он таким образом. Первым жителем этой ещё необитаемой тогда страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена. У Таргитая было трое сыновей: Липоксай, Арпоксай и самый младший - Колаксай. В их царствование на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша.
Первым увидел эти вещи старший брат. Едва он подошёл, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил, и приблизился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота отогнал обоих братьев, но, когда подошёл третий, младший, брат, пламя погасло, и он отнес золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему."
Так вот, от Липоксая, как говорят, произошло скифское племя. А от золотой чаши во время падения на землю откололся кусочек, из которого по приказу Колаксая выковали золотое кольцо, а под редкий розовый брильянт, привезённый из далёкой Африки, жрец племени насыпал "порошок всевластья", позволяющий завладеть душами человеческими и заставить их подчиняться. Кольцо носил на среднем пальце Колаксай, и когда подданные видели этот указующий перст, обращённый к ним, лишались дара речи.
Позже, когда по крымской земле прокатилась волна многочисленных вторжений и завоеваний, кольцо надолго оказалось в славном граде Иерусалиме, а уже потом было украдено бедуином и перепродано на багдадском базаре Исааку Лазаревичу Розенкранцману, пра-пра-пра-пра-деду нынешнего владельца поместья Гаррику.
Итак, степь уже показалась под крылом самолёта, наша троица приготовилась прыгать, держа курс на одинокий курган, овеянный ветрами времени и ароматом степных трав...
Полёт под куполом парашюта был в новинку лишь Ицику Шляпинтоху, во время которого все окрестные стрепеты и кулики услышали где живёт Бенина мама, кто должен дать дуба и чистить парашу, и что он ещё оторвётся на этих отморозках, которые не придумали более щадящего метода достижения наземных целей с воздуха.
Первой прыгнула Сарра, как самая опытная участница ДСО Одессы, за ней вопящий Шляпинтох, и последним Веня. Пока Шляпинтох путался в стропах при приземлении, пытаясь вылезти их-под парашюта, приземлившийся Веня не обнаружил кроме него на земле никого. Сарра исчезла!
– Ловушка! – пронеслась мимолётная догадка. Как подтверждение, вдалеке, за курганом, раздался слабый вскрик.
Коварный Сенька Палакер поджидал сыщиков. Ведь для исполнения его вселенского плана подчинения личностей нужна была девушка, желательно невинная! Не совсем в соответствии с пророчеством, но другой, кроме Сарры не было и надо было ловить момент. Упирающуюся девушку Сенька волок внутрь кургана, где специально приготовил место для жертвоприношения. Заклеив рот пластырем, привязал "невинную жертву" к горизонтальному большому плоскому камню и вытащил кривой костяной нож – реликвию, оставшуюся ещё со времён предков – скифов, и чудом не попавшую в коллекцию Крымского краеведческого музея.
Кольцо красовалось на среднем пальце мучителя. "Порошок всевластья", находящийся под розовым брильянтом, нужно было смешать с каплей крови жертвы, и вновь надеть на палец – тогда потомок древних скифов обрёл бы истинную власть над людскими душами, и заставил бы подчиняться.
Но мечты тиранов-завоевателей портит "счастливый случай". В минуту, когда смерть девушки казалась неизбежной, с громким криком "Банзай!" ввалился Веня Кацнельсон, держа мучителя на мушке лазерного прицела ручного самозарядного гранотомёта DENEL PAW-20 "Neopup", а ногой мастерски вышибая нож!
– Сеня, я вас умоляю, и какого лешего вам нужен был на голову ентот гембель? Надо быть таким шмоком, чтобы стать как кость поперёк горла Вене Кацнельсону?
Сенька метнулся к стене, схватил скифское копьё, припрятанное в нише и с обезумевшей перекошенной мордой лица кинулся к неожиданному спасителю, но споткнулся о стоящего на четвереньках Ицика (на своих двоих после полёта под куполом парашюта он ещё не смог ходить). Перекувыркнувшись чисто цирковым сальто-мортале, Сеня приземлился на "пятую точку" у ног Вени, не замедлившим схватить мерзавца за шиворот. Колечко от акробатических номеров соскочило с пальца и откатилось в угол. От ударов внутри кургана пошёл гул, началась вибрация по стенам. Шляпинтох развязал Сарру, Веня захлопнул наручники на запястьях Сеньки и немедленная эвакуация спасла героев от низвержения каменного потока. Курган рухнул всей своей тяжестью, придавив колечко, оставшееся в его недрах теперь уж насовсем...
Отдышавшись и сплёвывая пыль веков, отряхнулись. Ицик выстрелил трижды в воздух ракетницей – это был сигнал к возврату самолёта. Уже через четыре с половиной минуты Сессна-208 стояла в крымской степи у остатков кургана. Сенька дико матюкался на всех языках мира и чтобы не смущать слух дамы, получил кляп из носка Шляпинтоха, не стиранного уже неделю. Благополучно взойдя на борт, герои отправились домой...
-------------------------------
Фото из личного архива...