Черные тучки на двадцать девятое число

Олег Мухачев
Черные тучки на двадцать девятое  число. Черные и теплые, когда видны из окна и снаружи. Словно июнь на одну смену, хоть и апрель. Первые взрывы там, в далеком и глубоком месте. Первое слово, от них, которые все запускают. От меня не дождетесь так. Нет, я очень уважаю всю эту структуру, и без того даже, все незнакомое не имеет права на осуждение и озлобленность. Тут дело в другом, ведь все непонятно. Человек конечно придумает этому объяснение, как например навязывают мне купить какое-нибудь дерьмо. Я ведь не дурак , не совсем, я спорить буду. С ними, с людьми особо образованными, особо выделяющимися. Особенными на провокацию, обсуждение, обвинение, перетирание костей. Вообще считаю - каждый способен на ошибку. Или даже нет, нет их, ошибок. Есть сплошная правда, и у каждого своя. Вот носишь, носишь в груди у себя, потом выдашь им, а они в ответ что-нибудь. И все. Лучше бы так и носил, пользы от этого больше. Че им говорить? Они все равно другое ответят, собственное другое, как розовый снег. Он вообще в этот раз как никогда отменный, весь такой растаявший, никакой.
День сегодня очень влиятельный, сильный даже. Не то, чтобы для отдачи слов , или доброты, а просто душевный. Ведь так редко бывает, когда я весь в работе и места не нахожу, а тут дождь и гроза. Первая, заметил я первый раз, что первая в году гроза, еще и в мой самый тяжелый день. Небо выбросило наудачу  такие штуки, что вам и не снилось. И эти чернущие черепахи там, все разбухли. Сквозь солнце стали кричать, звенеть, а у меня дела. Я не смог им ответить, никому, я ничего не сделал для них. Только смотрел, смотрел через окна и лишь иногда вздыхал. Все думают это простые вещи, что происходят веками. Что можно так просто смотреть или не смотреть. А они там расширяли и сужали  реальность, они там что-то создавали, а я чувствовал и молчал. Все это время, которое было упущено на разное в никуда, все это время черные тучки смеялись над нами. Над такими пустыми, как над пластиковыми бутылками. Смеялись , а потом плакали. Выдавали свое спокойствие и усмирение. Вызывали для нас изменения, так часто. Так сильно хотели быть замеченными. Так громко любили нас, еще и на двадцать девятое число этого измученного апреля.