Монохром

 
                Монохром.

 Она. Красива.Умна. Верна.
  - Преданна!
Круглосуточно готова к соитию. С жадным желанием, пылким темпераментом и фантазиями деверсификации. В белье от Franzoni или Belami. В чулках Cervin.
Чисто, сытно, уютно.
  - Домашняя нимфоманка?
  - Вроде того.
Мужчина. Охотник и вольный стрелок. Класс йоменов – лично свободных людей. Вращается на неконтролируемых орбитах дружеских встреч и сторонних связей (краткая любовь допускается). Промежду обеспечивает звон монет.
   - Так не бывает.
Бывает общий взгляд на межполовые отношения. Мужской взгляд.
Мы не сошлись на Боге, коммунистах, демократии, на государственном устройстве… Много на чём. Остались при собственных истинах, не порицая противоположных. Ошибочность чужих убеждений не занимает.Уже.
                *   
               
 Три негромких удара с равными паузами.
   - Войдите! – пришлось чуть повысить голос.
Редкое солнце легло дорожкой до порога. Месяц март не всегда отвратителен, иногда, притаившись, может вспыхнуть в бесчисленной череде хмурых вёсен звонко-голубым началом. Этот был отвратительным, тоскливо зависнув между временами года.
Дверь отворилась, из коридора в палату шагнул мужчина. Среднего роста, плотно сложённый, держа руки в карманах халата едко зелёного цвета – униформе технического персонала больницы. Хоп! Узнавание – штука избирательная. Выборочное оседание в памяти давно не виденных, но не забытых лиц. Ни халат, ни седина, ни годы… И не нужна фамилия на приколотой к кармашку карточке.
  - Разрешите? 
Собака! Чинопочитательная собака. В нас засело ощущение скота. А вдруг? Кнутом! Палкой по хребту! От того, кто выше. От пастуха. Это кто лежит в кровати, в нашей ви-ай-пи палате? Я уже не лежал – сел. Чего ждать от человека, с которым не виделись с беззаботно отгоревшего вдалеке юного начала лета? Шампанское на белых скатертях, напутствия учителей в актовом зале, а после напутствий – портвейн в сортире на третьем этаже. Хер его знает, чё от меня ждать через столько много лет?
  - Разрешите? - и слегка напряжённое ожидание в глазах.
Нет, неверно. Он из другого мира. Погоняльного мира с пятиконечной шкалой измерителя. На «гражданке» проще – послал, плюнул, ушёл. Спас самолюбие, сохранил лелеемую индивидуальность. При её наличии. Армия сдирает индивидуальности наждаком единообразия – трафаретный штатский взгляд. Это - не настоящий «Джим Бим»! Насколько?
  - Брось, Юр, – сказал я. – Привет!
  - Узнал, - удовлетворённо улыбнулся он. – Доложили - ты у нас лежишь.
Лицо пахаря. Не крестьянина - человека, который вспашет дело. Любое. Закваска мужика, и рукопожатие соответствовало. Что-то я помнил…
А). Школьная кличка – Бен.
Б). Учился средне.
В). Занимался боксом.
Г). Закончил артиллерийское училище.
Всё. Почти ничего.
Мы умеем растекаться мыслью – единственно непререкаемое умение. Мысль не сползает по статике древа - бежит ручейками, убыстряя течение, от проталины к проталине. В канавку, в мелкую речушку. Динамика. Мы не наблюдали друг друга в динамике, для этого надо быть в поле видимости. Однако. Оказывается, три этажа из серого кирпича на тысячу двести учащихся объединяют к а с т о й одновременного существования. Сознание - продукт ещё общего бытия, которое разбежится на количество цыплят, расставшихся финишным утром выпускного вечера. И далеко до осени пересчёта.
Зачаток мышления засеян общим базисом русского, литературы, алгебры… Где о поверочной гармонии речь не шла. И правильно - в прожитом нет гармонии. Ни у кого! Нет, мы пытались, стремились… Талантливые, чаще не очень, или никакие серые мыши, – самопальные ценники, навешенные задолго до аттестата. Пожили, прожили и пришли за отметками, спросить за итоговые. Исправить ценники?

… Растеклись. Расплывшейся дымкой ушедшего. По фамилиям, прозвищам. Помнишь? Кого видишь? Сто лет не встречал. Знаешь… И он? Давно? От чего? У всех сердце, у всех мужиков одно и тоже… Или водка. А Поваляй, слышал? - погиб. В оружейной комнате. Боец-срочник застрелил. Случайный патрон в стволе. Только получил старшего лейтенанта…
  - А ты?
  - Уволился подполковником.
  - Воевал?
  - Девять месяцев. Афганистан.
Бен не назовёт ту страну «Афганом». Уважительный признак причастности.
  - Страшно?
Он помолчал.
  - Не до усёру. Знаешь, что такое – серпом по яйцам? Приказ об отправке. Потом проще. Выживание на уровне инстинкта.
 Он заторчал на три года в Термезе, на границе.
  - С мая по ноябрь ни одного дождя. Жуткая жара. Пустыня.
За мутной Аму-Дарьёй была мутная война. С той стороны приходил «афганец» - кара-буран, сухой ветер с секущей песчаной пылью.
   - Почти отсиделся. Восемьдесят восьмой год, вывод войск шёл с мая.
Он разоружал отвоевавшие части, выходяшие через Хайратон по Мосту Дружбы. Финал дружеской трагедии.
  - Знаешь, кто позвонил? - Бен оживился. - Маршал Михалкин.
«Майор! Готов принять для обучения дивизион афганцев? – спросил маршал. - Так точно! – безвариативный ответ». Н-да… Фельдмаршал Кутузов мог говорить с полковником Денисом Давыдовым, с поручиком Ржевским мог говорить. От командующего ракетных войск и артиллерии Сухопутных войск до майора на узбекской окраине - километры погон.
  - Не вру.
Командир ОРДН - отдельного ракетного дивизиона, одного из двух на границе. Нормальный путь. Без лапы в Главном управлении кадров, без академии.
Был приказ, первый приказ: ему - на Запад, и в двадцать один – недостижимая заграница в отвоёванных у рейха и союзников пределах, в генетически незасранном городке Галле. С гаштетами, дринками, пластмассовыми трабантами, доступными дейчен медхен и безотказными фрау. Офицер скользит на три белых клетки влево и берёт беззащитную пешку. С удовольствием берёт. Потом следующую... Через ход – поджидающую ладью.
   - Как ты туда попал? Отличник?
   - Какое там… Те же «тройки», что в школе.
   - Блат?
   - Откуда?
Выигрышный билет. И если под околышем обнаружится голова, его отработаешь. Учись и впахивай! Впахивай и учись! Самолюбие и цель быть лучшим – первичные половые признаки мужчины. Настоящего. Сделай, добейся, стань. Бен билет отработал.

 Округлая справедливость служивой жизни – от Группы советских войск в Германии до катаганских и ходжаанкийских окрестностей в среднеазиатском закуте страны. За месяц ему предстояло обучить преданных сарбозов президента Наджибуллы и уйти с ними навстречу выходящим войскам. С наименованием - шурави мушавера Суфи - военный специалист.
За месяц выучить невозможно. Ни-ко-го! Тем более, чурок. «Не делай сегодня того, что можно сделать завтра. Может, завтра этого делать не придётся». Лень чужого народа, выдаваемая за мудрость. Цельсий лезет под пятьдесят в тени, цистерна с тёплым морсом бесполезна. От жары афганцы теряли сознание.
  - Наши – нет. Когда занят привычным делом, копыта не откинешь.

…Чаша Кабула. Транспортник по спирали ныряет на посадку, отстреливая термическиие ракеты для дезориентации стингеров. И сразу, почти у трапа, площадной обстрел аэродромного поля. Это не страшно, это - лотерея: попадёт – не попадёт?
Он летел рядом с тюками денег. С миллионами афгани. Бери – не хочу!
   - Даже мысли не возникало, - ответил Бен и через паузу добавил. – Теперь взял бы.
Отношение к государству определяет кусок личного благоденствия, отпущенного государством. Свой кусок Бен считал нормальным, соответствующим одной звезде между двумя просветами. Прилетали генералы. На недельку. Генералов возили о т о в а р и в а т ь с я. Тряпками, японской техникой и коврами. Ставили в командировочные предписания подписи и печати. И становились они вполне себе боевыми генералами. Активными получателями раскинутого пасьянса льгот.
… Война после войны. Размытое блекло-голубым солнце, песок, неразбавленный спирт, едкий пот, скальный грунт, раскалённый запах ружейного металла, морозные ночи и опаские тени незнакомой луны.   
  - К страху привыкаешь, и он исчезает.
… Дети под обстрелом пускали в арыках кораблики…

Он произвёл пятьсот пятьдесят два запуска.
   - Из них - двести девяносто кассетных.
Одна ракета – двадцать гектаров выжженной земли. Или воронка от фугаса диаметром в полтора десятка метров. В скальном грунте. Кишлаки таились среди скал, в кишлаках растворялись мимикрирующие душманы. Донесение разведки, передача координат цели на огневую позицию и…
   - Сколько непричастных на одного моджахеда?
   - Я не нажимал кнопку.
Проверял расчёты по углу, дальности, направлению и силе ветра. Исправлял ошибки. Очередной населённый пункт очередной провинции и - следующие двадцать гектаров. Из капонира не видно трупов. «Мы уходим, но оставляем оружие возмездия», - сказал маршал, напутствуя майора. Возмездие? Кому? За что? Маршал и майор одинаково  ходили под богом присяги и приказа.
Напоследок Бен разворотил взлётные полосы авиабазы Баграм - раздолбил к бениной матери реактивными снарядами мятеж министра обороны Таная. Ордена за подавление оппозиционного бунта получили генералы, пересидевшие шухер в родном посольстве, и штабные стратеги ТуркВО. Победа легко находит хозяев.
                *
 О войне мы говорили позже и в другом месте. Начинается всегда с личного.
  - Женат?
  - Второй раз, - ответил Бен. – Ей - тридцать три.
Гарде королеве на белой дороге большой диагонали. Гордость мужчины прямо пропорциональна разнице в возрасте. Перепад в двадцать с лишним –  солидный интервал для самоуважения. Для сторонней зависти?
  - Дети?
  - От неё - двое. От первой тоже.
«Дурак!» Не сказал. Плохо, когда бросают детей. Но. Если сам не бросил, не развёлся, пережил тысячу причин расставания – это не повод городить эталон. Не зная составляющих, неча запрягать выводы.
Счёт за молодую жену могут не выставить, но ожидание начисленной суммы напрягает. Телефон абонента вне зоны, вернулась на полтора часа позже, а взгляд ещё не вернулся… Бодрись! Брось курить, пей редко и скромно, тягай жим лёжа, не жри после восемнадцати ноль-ноль и труси утренним кроссом. Или пускай пузыри брассом на плавательной дорожке. Рацион и режим против шерсти времени. Изблюди себя до посинения трупного!  Хер поможет. То есть, напротив – не поможет. Он стёрт погонными километрами фрикций. В стойло! Отъёбся Буланчик... Цугцванг! Если. Количество соитий не сменилось количеством мыслей. В глубь себя. Чтобы сверить и сопоставить, удивиться и запутаться в выводах. Ото тута и начинается. Зрелость начинается. Зато.
  - Я её люблю, - сказал он.
Трудная когда-то штука – откровенность, хрен такое услышишь от десятиклассника, затаившего внутренности души. Позже она затрётся привычкой – повторами обретений, от которых почти не трепещет сердцевина, и потерь, где слеза выжимается усилием. Потаённые прежде слова превратились в обноски шаблона. Или всё же каста? Внутри которой не надо казаться - там тебя знают. Истина в простоте. Мы проскочили её в начале дистанции. Не по глупой категоричности - по дороге незнания к обаянию конформизма. И не поддавайтесь лучезарному самообману юности - идиллия отсутствовала. Уже обозначились трусы, предатели, уже водились дураки и подонки. Плакатное равенство и братство вживую не наблюдалось: злаки и непродёрнутые плевелы в чётко различимых очертаниях, люди и события без оттенков. Два цвета, в природе отсутствующих, выделились сутью вовне.
 
                *
  Прошлое никуда не делось - осело уплотнённым основанием под тяжестью фундамента  и разномастной кладки мечты и опыта. В школьном вчера… нет, поза-позавчера мы не сказали друг другу и десятка фраз – границы классов обозначили места обитания.
Бен показал фотографию молодой жены, и проявитель памяти оттиснул в незнакомом облике смазанный отпечаток его первой. Подруги? Любви? Из того же шипучего июня.
    - Потом я ходил к ней в увольнительные. За одним и тем же.
Казарма способствует множественности первичных позывов энергии. Либидо вечно!
Когда нет увольнительных, есть время самоподготовки. Свидания через ограду. Вечерами она приходила к глухому забору училища в шеренгу таких же девчонок. «Когда отпустят? В субботу? Точно отпустят?» В ожидании по вольную сторону - потайная перспектива: суженый в новенькой парадной форме - а в ей сильно красивше, и жалованье со всякими там пайковыми, и льготный санаторий Министерства обороны в Гурзуфе. Расчёт не учитывал перспективу вечного ожидания, пятилетку «точки» на вечной мерзлоте или среди пустынно-древесных зарослей саксаула. Не производит расчётов только любовь. Она тоже водилась подле забора.
  - Отчего не женился?
Компания в чужой квартире на годовщину Великой Проклятой Революции.
   - Заступил в наряд. Она пошла без меня.
Много выпито, и поздно очнулась. Не одна. Дешёвка! Умение прощать – сопли недоносков, и нет оттенков - только чёрный и белый, чёрный и белый… Кляксы и мазки, вычеркнутые палитрой цветной природы.
  - Больше не встречались?
  - Двадцать лет спустя. Или около того. Не то. Грустное тело, вялая грудь. Несло куревом. Я написал об этом стихи.
  - Стихи?
  - Уже два сборника.
Человек с вбитой в аттестат «тройкой» за родной язык? Однако, господа офицеры…
Стихи о первой любви, очутившейся во взрослой постели, оказались изобразительно пошлыми. Иные были лучше, иные... Поток, неустанный конвейер рифм. Обо всём. Женщина, времена года, душа, тоска, пейзаж, радость, страна, усталость, погода, снова женщина…
Было. Первая попытка призвать строку к рифме. Искренность преображалась на бумаге в постыдное фуфло. Любовь – кровь! Хоть зарезаться! Сто лет пройдёт, когда получится назвать, не называя, оставив в пробелах строф. Но лучше не пытать себя временем – под рукой металлический рычаг с чёрным кругляшом эбонитового набалдашника. Протянуть руку и остановить конвейер. Если не Гений. У негениев заданность размера оборачивается принуждением, которому неловко на смотринах. Мне удалось дотянуться до рычага.
  - Человеку присуща проза, - сказал или подумал я. - Поэт не окликал прислугу ямбом.
«Повести Белкина» и «Герой нашего времени» сложились от неудовлетворённости стихом. Проза охватна и объемлюща, иногда обнажаясь поэмой. Николая Васильевича или Венички.
У Бена мне хватило одной строки. Она вонзилась упругой дрожью стрелы с затухающей вибрацией центрового попадания. Чувство, вложенное в слово, и слово прочитанное, обратившееся чувством. «Предпочитаю плакать в дождь». Когда почти ночь и почти осень, и жёлтые блюдца воды на лоснящемся тротуаре в набухшей зыби плотной мороси. Мокрое лицо. От дождя мокрое и от того, что ушёл, не отыскав сил остаться… Вложенный смысл не обязательно отзовётся в унисон, но мне не хотелось сверять смыслы. Непохожесть внутреннего бытия суть индивидуальность. Осталось искать общность среди непохожестей. 

                *
  В графе «социальное происхождение» - из рабочих. Первое условие для выдачи красной книжечки с оттиснутой на развороте физиономией Символа. Лежащего на сохранении за стеклянной витриной напротив ГУМа. 
Учебник «Обществоведение» сильничал, принуждал к любви. Не к Отечеству, к государству. Народ и партия едины! С какого ...?! Кто не заметил или притворился, что не заметил, различия между неуклюжей конструкцией власти и Отчизной, получил партбилет. Посвящение в ложу непременного условия карьеры.
Нет, многие верили. Безоговорочно. Один народ, одна империя, один фюрер. И верят по сию пору. Типа - Бен.

 … - Fuck You! – cказал Сизиф воспитателям с Олимпа. И сопроводил послание жестом. Камень скатился и застыл у подножия.
Результат не нужен, нужен план. Перевыполненный процент в отчёте. Сука, как же обрыдло пахать в мусорный ящик социализма!
Сизиф импонировал. Диссидент навроде Прометея. Но некоторым подвиги даются без жертвенного надрыва, без скармливания печени стервятнику, потому за подвиги не считаются. Весёлый парень, авантюрист и жулик Сизиф нахлобучил саму смерть Танатос, временно лишив её дееспособности. Сонм богов – первая бюрократическая организация. Пока хватились, написали бумагу, обсудили, приняли решение… Олимп погубила бюрократия. Советский Союз погубила бюрократия. Россию… До принятия мер люди запамятовали эту самую Танатос, забыли умирать - Сизиф развёл тупую Зевсову организацию. Дважды! Позже роскошно смотавшись из царства теней на супружеское ложе, заморочив спешными отговорками самого Аида. Пока дошло до сыска, достроил Коринф. Приговором определили Гору и Камень.
  - Fuck You!
Он видал этот Monkey Business, о чём мифы умолчали.
Многие верили, что Госплан закончится. И верят до сих пор. Типа - я.

                *
   - Командир – отец родной, замполит – мать, начштаба – жопа, по которой все бьют.
Начальником штаба батальона он стал по переводу в Орджоникидзе. В городе имени товарища Серго, наркома тяжёлой промышленности, успевшего застрелиться в той чудесной стране. Чтобы не стать расстрелянным товарищами по партии.
  - Котог-гая - ум, честь и совесть, – сказал Ленин, вешая попов.
Несуразные четыре года. С командиром-татарином не сложилось. До прямой вражды, до драки, до хватания табельного оружия. Не по национальному отличию – по цветовому восприятию натуры.
  - Он грёб под себя.
Элементарно воровал. Ещё жена… В кривь, в кось.
  - Как ты женился?
  - Не по любви. По обещанию.
Перелез через училищный забор и дал слово. Из которого произрастает честь, если слово сдержать.
    Когда я влачиться начал за нею,
    Немало ей ласковых слов говорил.
    Но более всех
    Имели успех
    Слова:  - Мы поженимся, Шела О'Нил.
Не Бен - Бёрнс. Шотландский крестьянин, самоучка. Поток и конвейер.
Выполненные обеты не всегда подразумевают ответную благодарность. Она попалась.
   - Уехал на учения, всего на два дня. Отменили. Вернулся, дочка во дворе играет. Мама? - Пошла мусор выносить. За дверью - пустое ведро, в квартире тоже пусто. Смотрел в окно, ждал. Её привезли на «газике». В одном халатике.
   - Кто-то из своих?
 «Я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной. Я был за Россию ответчик, а он спал с моею женой…» В войсках принято чинить вероломство по месту службы супруга.
   - Нет. Главный инженер совхоза.
С романтическим названием «Цветы Осетии».
   - Пришлось дать в морду. Сначала ей.
У Бена хрен сорвёшься!
Любовь рушит гордость и самолюбие. При её отсутствии разрушения минимальны. В Термез он отправился в одиночестве.

 …У Бена не сорвёшься. В четвёртом или в пятом классе он чуть не прибил одного здорового козла. Кирпичом. Другого позже отдолбил кулаками. Тоже козла. Солидарность. Полное совпадение в идентификации козлов. Давить! С командира-татарина содрали погоны и надавали щелбанов с пинками. Жаль, «трёшку» он получил условно.
У Бена нет гордой книжечки участника боевых действий, хотя есть ордена за эти действия. Не от страны, отдавшей приказ, а от стороны принимающей. Демократической Республики Афганистан. Шалунишка - Главнокомандующий молниеносной победной войны, аннулировал пятьсот пятьдесят два боевых запуска отсутствием соответствующей воинской части в списке надлежащем. Шалунишка идентифицирован.
А Бен? Он выпустил третий сборник. Под названием  - «Предпочитаю плакать в дождь».
И мы давно перестали искать совпадения. И входим друг к другу без стука.

                Сентябрь 2013