Тамара увидела Виктора, и сердце у нее затрепетало, как было уже не раз. Она узнала его еще издали по кудрявому чубу, он стал у него не такой роскошный , как был в молодости , но еще густой и мало тронутый сединой . Виктор шел с женой, и Тамара сделала вид, что не замечает их, хотя не могла в себе преодолеть соблазн мельком поглядывать на них, отметив про себя, что он так же, как и всегда, аккуратно одет.
Они уже разминулись, и Тамара, почувствовав, что волнение проходит, шла теперь привычной для себя дорогой домой и вспоминала, как это часто случалось, тогдашнюю давнюю ее встречу с Виктором. Она возвращалась со своей подружкой с танцев и в момент, когда переходи¬ли перекресток, услышала позади догоняющие шаги. И почему подумалось ей, что именно их, двух девушек, хотели догнать, а не просто торопились пересечь улицу в этом месте, она объяснить не могла ни тогда, ни сейчас. Но что так и случилось, это уже неоспоримый факт, как говорят, судьба.
Парни поравнялись с ними с той и другой стороны и заговорили, как это бывает между молодыми людьми, которым интересно познакомиться, провести вместе время, наконец, просто поболтать в свободную мину¬ту. Их быстро сблизило то, что они уже по первым намекам поняли: все они студенты и приехали в станицу на выходные дни передохнуть в родных местах. И уж посвиданничать — чем не в радость для молодых! Правда, четверка их как быстро образовалась, так быстро и распалась. Попутчик Виктора, шапочно знакомый ему по соседней школе, уже давно подруживал с подругой Тамары, почему он и увлёк его в горячее желание догнать этих девушек, маячивших впереди них. Теперь двое свернули на свою дорожку, и Виктор оказался с Тамарой.
Знакомству их сопутствовала вешняя пора. Прошел небольшой дождь, воздух был мягок, легкий ветерок приносил запахи разнотравья, в них более всего угадывался аромат сирени.
— Вечер как по заказу, — глубоко вздохнув, произнес Виктор.
— Да, хороший вечер, — отозвалась Тамара.
— Вспомнил, сегодня 13-е число, счастливый день месяца, — заводился Виктор. — По крайней мере мне в эту дату везет, и еще я умею гадать по ладошке, — он взял Тамару за руку и, почувствовав, что она не высказала никакого возражения, радуясь, сказал:
— Бежим вон к той электроопоре, и под лампочкой я вам погадаю.
Они побежали, держась за руки, в условленном месте остановились, и Виктор на свету, распрямив узкую ладошку девушки, всматриваясь в нее, начал говорить про написанные на ней природой линии. Делал это дурачась, подделываясь под цыганское гадание, чему Тамара от души смеялась. И вдруг выдернула из рук его свою ладошку.
— Мы еще и не познакомились, а вы уже в гаданье бросились, — нарочно делая недовольный тон, как бы выговаривала она.
— Боже, и правда, — в ответ на ее нарочитость всплеснул руками Виктор. — У меня это с первой девушкой такое. Ах , жизнь наша картинка.
— И много у вас девушек было? — не прекращала смеяться Тамара.
— Ай да ладно, дело же не в этом... — почти без заминки выпалил Виктор. — А вот как сегодня — подобного знакомства не было, — развел он руками.
Так они и познакомились и, преодолев заминку, дальше уже шли, живо болтая о том о сем. Он вспомнил свой политехинститут и то, как трудновато пришлось сдавать физику за семестр. К тому же увлекся чтением сочинений Лескова, и это помешало лучше готовиться к экзаме¬нам. А она говорила о пединституте и о том, что с желанием познает математическую науку.
— А что - то я вас, Тамарочка, раньше в станице вроде как и не видел? — спросил Виктор.
— Не вроде, а не видели. Папу недавно сюда в военкомат перевели, и мы переехали в станицу.
— Вот так мы, выходит, и встретились, — теперь уже засмеялся Виктор. — Ах, жизнь наша картинка.
Время шло к ночи, но прохладнее в этот вечер не становилось, все так же пахло разнотравьем; чувствовалось, что побрызгавший дождик про¬будил к активной жизни молодую траву, кустарники и деревья.
— Я сегодня влюблен в этот вечер, — потирал руки от удовольствия Виктор, и Тамара чувствовала, что ему было хорошо, и, осознавая интуитивно, что это хорошее от встречи с ней, она в глубине души радовалась.
Они прошли с Виктором по мосту, перекинутому через небольшую речушку, от недалекой лампочки с электроопоры сюда доходил свет, и легкая зыбь воды поблескивала в россыпях искр. Это вызвало новый душевный порыв у Виктора, и он выпалил начатое было четверостишие теперь полностью:
Я сегодня влюблен в этот вечер.
Близок сердцу желтеющий дол.
Ветер - отрок по самые плечи
Заголил на березке подол.
— Молодой человек, а вам не кажется, что вы хамите, — вдруг вспыхнула в сердцах Тамара, как только Виктор прочел эту строфу. На этот раз в ее словах не было никакой нарочитости.
— Что? — недоуменно произнес Виктор . — Ну -у -у, это же красиво, и по -о -том, есенинские строки... — с протягом, похожим на легкое заикание, выдал он свое смущение после ее категоричных слов.
— Или вы думаете, если я вам позволила взять меня за руку, теперь позволю делать все? — в тех же разгоряченных чувствах продолжала она.
Виктор молчал. Они спустились с моста, и отсюда третий дом в станичных черемушках оказался местом, где в квартиру недавно въехала семья Тамары. Узнав об этом, Виктор предложил: «Провожу вас до двери ...»
— Еще чего! — возмутилась Тамара. — Больше ни шагу со мной... Так они расстались, в общем - то как бы неуклюже...
Шли годы, и чем Тамара становилась старше, тем чаще возвращалась в памяти к тому вечеру. Учительская жизнь ее сложилась неплохо. По распределению работала на Камчатке, а после вернулась в станицу к родителям и в одной из школ продолжительно и с увлечением преподавала свою математику, с годами стала заслуженной. Личная же жизнь ограничилась только несколькими мелкими флиртами, и то это почему - то оказалось настолько поверхностным и проходящим, что и не задержалось в памяти. И чем старше становилась Тамара, тем четче в памяти ее, деталька за деталькой, вырисовывались все нюансы их юношеского свидания с Виктором. И что ни год жизни, то явственнее виделось, как берет он ее за руку, как распрямляет длинную узкую ладошку и, вглядываясь, читает судьбу ее по линиям. Он говорил тогда о ее предстоящей долгой жизни, так оно действительно и оказалось, она уже вышла на пенсию, живет со старенькой матерью. Пособие у матери после смерти мужа не ахти уж и какое, но по наступившим временам, когда многим детям войны назначены не пенсии, а жалкие гроши, то материнское пособие еще вроде и ничего. По крайней мере пока на две пенсии им с Тамарой живется хоть и ни шатко ни валко, но все ж таки...
— Тамара, завела бы себе ухажера, — часто ранее говорила ей, покашливая в сухой кулачок, подносимый ко рту, мать. — Ну не женится, и, ляд с ним. Роди ребенка — будет забава и смысл...
С годами мать перестала говорить об этом, теперь она уже таким образом ее не злила, но в душе Тамары поселилось, да так, что не выветришь, то, что было у нее с Виктором. Она понимала, что и было это всего один вечер, всего несколько часов, но не только часы, а даже минуты разрослись у нее со временем в душе длинным приятным событием, которое она перебирала и перебирала в частых своих воспоминаниях. Виктор после института где -то работал в небольшом городке средней полосы России. Слышала она, что у него двое или трое детей, они устроились в этой непростой жизни, сын вроде как даже в самой Москве в какой -то фирме работает. Тамара радовалась за детей Виктора, хоть никакого отношения она к ним не имеет, а казалось ей — была же она знакома с Виктором, значит, в чем -то, может, и в маленьком, но, наверное, причастна к ним, пусть даже своим добрым расположением.
А каким приливом обернулось ее чувство к Виктору, когда он приехал в станицу и стал жить после смерти матери в ее доме! Правда, Тамара при их случайных встречах старалась не подавать вида, что они знакомы, да и он, судя по всему, ограничивался только чуть замечающим ее взглядом. Узнала она, что он подрабатывает то на одном, то на другом предприятии, и поняла, что в общем - то живет на равных с ней. «Дура свихнутая, — думала про себя Тамара, — к каждой щепке его ревную».
Действительно, она приходила в пугающее ее саму раздражение, когда видела рядом с Виктором кого -то из женщин. Так она принимала поначалу и его жену.
Ей казалось, что судьба была крайне несправедлива к ней, Тамаре, а к жене Виктора уж очень благосклонна. По какому такому праву и с какой стати? Так думая, она каждый раз словно накаляла пламенем себя внутри, и чтобы потушить запылавший там огонь, принимала часто успокаивающие лекарства, другой раз даже передозировала таблетки, не жалея об этом. «Ах, что мне моя жизнь, — принималась осуждать она саму себя. — Ну, меньше проживу — и ладно». Подобными мыслями доводила себя чуть ли не до изнеможения.
Так было много раз. Но с некоторых пор она осознавать стала ранее ей неведомое, поначалу боясь в этом признаться до конца самой себе. То чувство уважения, которое уже пробилось в ней к детям Виктора, усиливалось мысленным поклонением чувствам его самого по отношению к жене. Где бы она их ни видела, в глаза бросалось их внимательное отношение друг к другу. Проступало это в том, как он поддерживал жену, когда они шли, как он посматривал, бывало, в лицо ей , и во многих других мелочах. Эта его уважительность и даже, наверное, легкая галантность зернышко по зернышку роняли в сердце Тамары умиротворение от того, что он такой, каким она и представляет его в своих мыслях. И думалось, что, окажись на месте той женщины, и она бы была обласкана. И уже это по капелькам перерастало в какое -то новое отношение к обоим супругам.
Жену же его она с некоторых пор стала отделять от других женщин, особенно после того случая, как разглядела ее повнимательнее. Тамара увидела их как - то с Виктором на автостанции, они рассматривали билеты, а она из -за двери рассмотрела их как на ладошке. По его лицу с крупными надбровьями и залегшей морщиной через всю щеку, которая, по ее мнению, нисколько его не старила, а придавала даже больше мужественности, она прошлась, как бы скользнув взглядом. А вот в лицо жены Виктора прямо вцепилась глазами, разбирая черточку за черточкой. Рассмотрев все, она потом скорым шагом пошла в ближайшую аллею и торопилась так, что просто задыхалась, а когда оказалась здесь наедине, вытащила из сумки зеркальце и теперь впилась в него глазами — так же, наверное, как и тогда в Викторову жену. Всматривалась довольно долго, после чего, погладив ладошкой лицо так, что будто ощутила его пальцами, сказала вслух: «Она похожа на меня, особенно нос, да и в подбородке что - то у нас с ней одинаковое».
Найдя такое сходство, Тамара с той поры в душе теперь не ревновала эту женщину, наоборот, то, что она похожа на нее, отозвалось как бы радостным эхом в ее сердце. Теперь она точно для себя знала, что Виктор в тот вечер был действительно неравнодушен к ней, он влюбил¬ся в нее с первого взгляда, и если бы она не была дурой... Дальше Тамара с фантазией своей заходить не стала, но про себя отметила:
«Господи, он однолюб, ах, жизнь наша картинка». Последние слова, Викторовы, сказанные несколько раз Тамаре в то давнее их свидание, теперь яснее ясного всплыли в ее памяти, и она произносила их в наслаждение себе.
После последней встречи с Виктором и его женой Тамара, придя домой, занималась привычными своими повседневными делами. Это была пятница, построчный для их семьи день, и она стирала набравшееся, после развешивала белье, а через несколько часов снимала его уже просохшее, наслаждаясь запахом хорошо отбеленных и разом посвежевших вещей.
Когда все было в комнатах ею убрано, она захотела послушать классические мелодии, которые любила прокручивать по нескольку раз. Особенно трогали ее звуки произведений Вивальди. Слушая их, чуть прикрыв глаза, она уносилась мыслями далеко - далеко, представляя себя девочкой на поляне с цветами и непременно в тургеневской шляпке, обворожительно на ней сидящей. А придя в сладкое расположение духа, теперь уже в тишине, взяла томик стихов Есенина с цветной закладкой и, раскрыв его, стала читать: «Я сегодня влюблен в этот вечер ...»
В наступившую ночь она спала без сновидений почти до самого утра. И только перед рассветом ей привиделся сон.
— Тамарушка, девочка моя, — просыпаясь, услышала почти рядом с собой голос матери Тамара. — Что ж ты, доченька, так звала какого - то Виктора.
— Виктора! — вскинулась она. — Ах да, Виктор...
— А кто он, этот Виктор? — заинтересовалась мать.
Тамару осенило сперва рассказать все матери, но тут же взметнулся в ней внутренний, почему - то протестующий голос, и она, подчинившись ему, сказала:
— Мама, не волнуйся, это один там мой, ну знаешь, ровесник.
Она повернулась на другой бок, теперь уже не спала, но и не видела, как мать уходила в соседнюю комнату, мелко подрагивая головой.