МАРМЕЛАДНИКИ
- Иваныч! Просто Иваныч, так меня и зови, - седой мужчина протянул руку стоящему перед ним рослому пареньку. - А ты, значит…
- Сергей!
- Серега, значит. Хорошо.
Что уж такого хорошего было в этом простом имени, Иваныч не сказал, но было видно, что Сергей произвел на него должное впечатление и Старый остался доволен «первичным» осмотром.
Почему нет? Все, что и должно было быть белым, словно свежевыпавший снег, на Сергее белым и было. Про галуны, шевроны и прочие знаки отличия, положенные такому уважаемому сословию, как Охранник железной дороги, и говорить нечего – золото само за себя говорило во все времена.
Если на что и обращали внимание люди, мимо охранников, проходящие, так это стилизованное изображение блестящей буровой вышки на фоне земного шара. Вышка блестела не просто так - золото 585 пробы шло на ее изготовление.
Любила страна своих охранников и не жалела для них золота. Что золото? Просто металл, не такой уж и редкий, и дорогой в это время. Люди – вот настоящее богатство развитого социализма!
- Ну, не будем нарушать традицию, - сказал Иваныч, открывая пузатую дверь двухметроворостого холодильника «ЗиЛ», достал из него бутылку, зеленое стекло которой стало быстро потеть и покрываться мелкими капельками, ловко налил хрустальной чистоты жидкость в изящные пластиковые стаканчики.
- Давай, Серега, за знакомство, - Иваныч протянул стажеру стаканчик с пузырящимся напитком. – Держи, подарок грузинских братьев.
Охранники одновременно выпили, Иваныч потянулся за рациями, стоящими на зарядке, Сергей в это время искоса рассматривал своего наставника.
Золотого по белому хватало и на самом Иваныче. Пожалуй, можно бы и убавить кое-что, но как? Все, что притягивало взгляд, награды и нашивки, все это было заслужено, отработано и потом и кровью.
Кровью в те времена, о которых можно прочитать в учебниках Истории и услышать от самих ветеранов, как раз таких, как Иваныч.
- Ну, что, пойдем, Серега, – Иваныч легко прикоснулся к плечу молодого человека. – Покажу тебе хозяйство.
Они зашли под купол из прозрачного, чуть затемненного умной системой регулирования светового потока сверхпрочного пластика, который защищал и само здание железнодорожного вокзала, и привокзальную площадь и множество путей от любого каприза погоды.
А сами пути, блестящие накатанными головками рельсов, сходились – расходились, образуя чарующий узор, на который можно смотреть часами и который невозможно осмыслить простому пассажиру. В этом торжествующем царстве железнодорожного порядка и холодного железа, покрытые шершавым асфальтом платформы бередили романтически настроенные души по-детски наивными воспоминаниями или мечтаниями о пирсах, тихих гаванях и теплых морях.
Привокзальная площадь особого интереса для нашего дальнейшего рассказа не представляет, и потому лишь отметим, что она была ухожена, чиста и даже три десятка ярко-желтых городских автобусов не поднимали при своем маневрировании пыли.
Сам вокзал – вот это да! Он, здание его, заслуживал не только доброго слова и отдельного рассказа, но и, пожалуй, песни. Впрочем, петь ее мы будем по куплету, переходя из зала в зал с нашими… нет, не Героями, а просто действующими лицами, которые помогут нам разобраться в происходящем, пожалеть об упущенном, и порадоваться приобретенному.
Слева от входа в здание вокзала, на широких ступеньках низкого крыльца паслись трое крепких молодцов в распахнутых светлых куртках. Они выделялись из множества людей, входящих – выходящих из автоматических дверей тем, что в глазах у них светилась до сих пор действующая ст.88 УК РСФСР.
- Совсем бояться перестали, - процедил Иваныч сквозь зубы и наклонил голову к Сергею. - Глаз с этих не спускай! Так-то они смирные, но могут отличиться, если куш хороший будет.
- Эти вот?
- Они самые, - подтвердил Иваныч и посоветовал: - Запомни, это наши постоянные клиенты.
«Клиенты» похожи были друг на друга, будто братья, одинаковы в деталях одежды, под мышками держали коричневые кожаные сумочки, пузатенькие, словно хлебной буханкой беременны. Но не хлеб насущный прижимали к себе крепыши с мышиными головами. Тугие пачки разноцветных денег, стянутые резинками, и наши рубли и заграничные доллары, и прочая европейская мелочевка распирали коричневую кожу.
Общественный порядок «клиенты» не нарушали, старались держаться тихо и, по возможности незаметно, чтобы не привлекать внимание сотрудников охраны. Недовольство Иваныча они вызывали своим, как он был твердо убежден, бестолковым отношением к жизни в целом и к деньгам в частности.
- Хамский курс, – ворчал он. - За рубль просят тысячу долларов, а прочую валюту, так на вес меняют!
- Мне эти деньги и на вес не нужны, - Серега пожал плечами. - Дешевка, зачем меняют, не понимаю!
- Мармеладники!
- Мармеладники? Почему?
- Кто еще? Все у них есть, - пожал плечами Иваныч. – Родился в Союзе, значит, свой стартовый капитал уже получил! Разве мало пять тысяч рублей? Полновесных, золотых? Вот ты, например, родился, счет в банке тебе государство открыло, так? Сколько накапало до твоего совершеннолетия? То-то!
- А, может, они…
- Нет, Серега, нет! – перебил Иваныч стажера. – Не нуждаются они ни в чём и не голодают. Как у нас можно голодать? Работы-то вокруг, посмотри – море!
- Согласен, - улыбнулся Сергей, слушая своего наставника.
- Это, брат, как болезнь. По наследству, может, передается, - Иваныч пощелкал пальцами, подбирая точное определение. – Перманентные дельцы, вот как называется. Таких не запугаешь и не переубедишь. Азарт у них в крови, воровать они не могут, ну, а работать не хотят. На общество. Только на себя. Да уж…
- Если, только на себя, Иваныч, - спросил догадливый Серега. - Получается, они безвредные?
- Вред от них в том, что не приносят пользу обществу! – отрезал старый охранник.
- Мудрено выражаешься, Иваныч, - в голосе Сергея зазвучали уважительные нотки. – Ладно, а что ты насчет тысячи долларов говорил?
- Поверь старику, я помню времена, когда все было наоборот, за доллар по сороковнику отдавали!
- Ну, Иваныч, - покачал головой Сергей. – Это ты резко загнул, чтобы рубли за доллары отдавать. Бумагу-то, зачем покупать?
- Согласен, резковато, - кивнул Иваныч, но самый внимательный физиономист не смог бы найти и тени согласия на его лице. - Евро еще туда-сюда. А остальные… Это разве деньги, бумажки цветные, они и стоят как новогодние открытки – бумага да полиграфия, и все…
А здесь нам надо бы послушать старого охранника и согласиться с ним. То, что он хотел донести до своего молодого напарника, заключалось в следующем.
Ему повезло жить в самое удивительное время перестройки всей системы, так называемых, западных или европейских ценностей.
Европа, которую бес попутал на рубеже веков, объединилась, установила Единую европейскую валюту и открыла границы. Представляете, что начало твориться в этой коммуналке мирового масштаба?
Ладно, открыли все двери, ходи из комнаты в комнату совершенно свободно, пользуйся внутренними морями и курортами! Но тут, прознав про смелый эксперимент, в квартиру ринулись непрошенные гости. Точнее, не совсем уж непрошенные, кто-то их и пригласил. Но они начали пользоваться всеобщей свободой и разбрелись по всей квартире. Мало того, они сами стали приглашать гостей, оставляли их жить и не запрещали плодиться.
Очень скоро настоящие хозяева комнатушек стали с удивлением находить у себя разноцветных нахалов, которые уверенно занимали их места уже и в постели хозяйской и на рабочих местах. При этом гости, никогда не слышавшие русскую пословицу насчет чужого монастыря и своего устава, как раз и привносили свои порядки и ритуалы в чужой дом.
Вспомнили европейские народы о своей былой гордости и независимости, о валютах своих и границах, да поздно уже было! Добил Старый Свет нефтяной кризис и газовый, нет топлива – нет и армии, не могут танки – самолеты – корабли без нефти воевать! Нет армии, значит, нет и трех четвертей рабочих мест, половины чиновников и почти полностью исчезла сфера обслуживания и отрасль развлечений. За какие-то четверть века Европа погрузилась во тьму эпохи позднего средневековья.
Вот так, или примерно так, Иваныч объяснил молодому стажеру «теорию», диалектику современного мира, пока они поднимались на второй этаж вокзала. Там Сергея ждала практика, там он «вживую» увидел жалкие остатки того, что именовалось ранее западной цивилизацией.
Широкая лестница из светлого гранита привела их в холл, размерами напоминавший школьный стадион. Из холла лучами расходились проходы – коридоры, по которым можно было пройти в разные залы вокзала и по траволаторам, бегущим дорожкам – на посадочные платформы, куда направлялись и Иваныч с Сергеем.
Они остановились у большой, во всю стену «Схемы железных дорог СССР» они не могли не остановиться. Схема притягивала взгляды и завораживала своей технологической красотой.
Красные нитки дорог, изломанные, как судьба простого человека и прямые, как Руководящие Указания, густой сетью лежали на карте великой страны, сходились и разбегались по всем направлениям и дальше. До самого Анадыря, до многочисленных городов за Полярным кругом, по всей территории Монголии и Китая, до границ с Индией.
- Смотри, Серега и гордись, - расправил плечи Иваныч. – Какому делу служим! Наша дорога, она, ведь, как скелет человеческий – весь организм на себе держит, не дает прогнуться и упасть.
Стажер согласно кивнул и показал в правый верхний угол.
- В первый же отпуск туда поеду, давно мечтаю по этому мосту пройти. В Америку.
- Фильмов старых насмотрелся? – спросил его Иваныч. – Так сейчас Америка другая. Как живет – неизвестно. Ударилась поголовно в новую религию.
- А ты там был, Иваныч?
- Не везде, - пожал плечами старый охранник. - Мы с женой пока только на Гавайи и Флориду, отдыхать да загорать мотались, и с друзьями на острова Карибские, на рыбалку. Уж года два прошло….
- А я хочу посмотреть весь мир, - Сергей смотрел на карту блестящими, от переполнявших его чувств, глазами. – для начала, может, пройти по мосту этому многоярусному, по галерее, над океаном!
- Ты помнишь, как этот мост открывали? – спросил Иваныч и сделал приглашающий к движению вперёд жест, служба – есть служба.
- Конечно, помню. Супер!
- Молодец! – улыбнулся Иваныч. - Значит, должен знать, что там, за Проливом, электрифицированная дорога кончается, дальше паровозы работают.
- Как на площади, - спросил Сергей. - Такие паровозы?
- Почти. Здесь у нас на постаменте «ФД» стоит, больше ста лет машине. Мазут они сжигали… целыми озерами! Считай, нефть жгли! – Иваныч осуждающе покачал седой головой. – Вот ведь, времена были, можно сказать – деньгами топили и паровозы, и пароходы, и тысячи других котлов. Сейчас – другое дело! Придумали, ведь брикеты делать из отходов, и промышленных, и бытовых. Сразу два добрых дела – паровозы бегают, и мусор сжигается, свалок-то нет вокруг городов!
- А, там же электрическая тяга была, мы проходили… - засомневался, было Серега, но Иваныч его перебил.
- Проходили… - передразнил он. – Не проходить, изучать надо было! В самом начале, как на Аляску мы вернулись, протягивали провода. Но, население там местное, такое….
- Черное?
- Нет, не черное, но заметно потемневшее, - усмехнулся Иваныч. – Одичавшие люди, голод подгонял, вот они и срывали медные провода, на цветмет их сдавали.
Так, разговаривая о разных приятных вещах, они поднялись на второй этаж громадного здания, в ту его часть, что была отведена для транзитных пассажиров и ожидающих своих поездов мигрантов.
На вокзал, где всю свою жизнь прослужил охранником наш Иваныч, и где предстояло показать себя с лучшей стороны его молодому напарнику-стажеру Сергею, собирались мигранты со всего региона.
Здесь из них формировали отряды и команды по направлениям и странам. Процесс мог занять три и даже пять дней, потому они и жили на вокзале, чтобы не тратить на гостинцу заработанные деньги.
Сиденья и весь пол в отгороженной зоне были заняты мигрантами. Сиденья простые, и пол обычный, с подогревом. По такому полу, по разноцветным плиткам искусственного гранита, можно ходить босиком, не рискуя простудиться, даже зимой.
- Вот эти, рыженькие, англичане называются, - повел бровью в сторону лежащих людей Иваныч. - А эти кучерявые бедолаги - французы.
- Которые нас все время донимали? – проявил Сергей свою ученость.
- Да. Воевали то с нами, то против нас. Вот и наказывает их Бог,
– Иваныч наморщил лоб, вспоминая что-то. – Не помню, католики они, или протестанты.
- Может, смесь? В смысле и те, и другие, нам что-то говорили на лекции…
- Может и смесь, - легко согласился старый охранник. – Это так и бывает, когда нет одной идеи, вот они и запутались.
- В чем?
- А во всем! Вон, посмотри, - Иваныч кивком головы показал в угол зала.
Там французы разрезали яркие пакеты с китайской витаминизированной и высококалорийной лапшей. Технология производства этого самого доступного для европейцев продукта питания достигла таких высот, что лапшу даже не надо было заливать кипятком и выдерживать пять минут. Открывай упаковку и жуй, полагаясь на свои ферменты.
У одного черноголового что-то не заладилось с пакетом, тот лопнул по шву, заскакали по полу светло-желтые червячки. Чернявый жалобно взвизгнул и начал сгребать лапшу руками.
- Смотри, смотри, - в голосе Иваныча послышалась жалость. - Руки-то грязнее пола!
- Мигранты, что с них взять, - скривился Сергей.
- Эх, Сережа! Молод ты еще, - покосился Иваныч на стажера. – Когда я был таким молодым, на этих чернявых все смотрели с восхищением и завистью.
- Завистью?
- Да, брат, были времена, - затуманились глаза Иваныча. - Моду они на все выдумывали. Парфюм разный, духи, для женщин все самое-самое.
- А как же они так быстро опустились, эпидемия что ли?
- Рубль есть? – повернулся Иваныч к молодому напарнику.
- Что?
- Рубль, обычный, есть? – Иваныч дождался, пока стажер не подкинул на ладони золотом блеснувший тяжелый кружок. - Посмотри, кто на нем. Написано, должно быть.
- «Давид Губерман», - прочитал Сергей надпись, нанесенную по кругу. - И что?
- Как – что? – Иваныч вытаращил на стажера глаза. – Все! посмотри вокруг! Все это – Губерман….
- Ты что, Иваныч! Не горячись, – Сергей недоумевал уже всерьез. – Ну, не знаю, и что? Я только Академию закончил, ну, инъяз еще, перед академией. Про Губермана не слышал….
- Эх, молодежь! – глубоко вздохнул Иваныч и, пока они шли по длинному переходу между корпусами, кратко и энергично восполнил пробелы стажера в основах политэкономии. – Слушай, студент! Кольский полуостров знаешь где? Ну, хоть это… Бурили в прошлом веке там скважину, сверхглубокую, с научными, понятно, целями. Вот Губерман и командовал там. Что такого особенного сделал? О-о-о, брат! Не зря его профиль на наших монетах чеканят, не зря…
- Иваныч, перебил его стажер. – Не тяни, я уже достаточно заинтригован.
- Ладно, попробую в двух словах, - посерьезнел Иваныч. – Губерман этот открыл и доказал, что нефть восполнима, понимаешь? В то время весь мир посчитывал, на сколько лет хватит этой самой нефти. Получалось, у кого на двадцать лет, у кого – на пятьдесят. Ссылаясь на это, торговцы поднимали цены на нефть, правительства устраивали местные войны, чуть не дошли до Третьей мировой. Они боялись, что нефть кончится, она и кончилась. У них! А мы перешли на новый способ добычи, он следовал из теории восполнимости нефти. Получается, все что мы добились и построили за эти годы, все вокруг – это заслуга Губермана, так-то, брат!
- С этим понятно, а с французами что случилось?
- Докатились!
- В смысле? – не понял Сергей. - Как докатились?
- Система такая у них была, - Иваныч пренебрежительно махнул рукой. - Демократия, называлась. Вроде как власть народа. А мы ее «дерьмократией» называли.
- Почему?
- А как могут управлять, даже самой маленькой страной, все кто там проживает? – спросил, в свою очередь, Иваныч. - Народ-то он ведь разный бывает. Ладно, если просто кухарки или доярки, а сколько всякого сброда, пьяниц, например.
- Пьяниц? Это еще кто?
- Не кто, а что. Болезнь. Что еще может быть? – удивился Иваныч бестолковости стажера. - Болезнь общества, а от него уже и человек заболевал. Многие от вина умирали.
- От вина? – Серега даже хохотнул. - Шутишь, Иваныч? Мы же не болеем, и не умираем….
- Так ведь мы не столько пьем, и не так, - голос Иваныча дрогнул, и непонятно было – гордость или приятные воспоминания были тому причиной. - За столом, бокал хорошего вина перед обедом, на праздник еще. А они и меры-то не знали. Жизнь тяжелая, просвета не видели, вот и пили, что не попадется, чтобы забыться хоть ненадолго.
-Интересно! Нам этого не говорили. Откуда ты все это знаешь?
Старый охранник усмехнулся и хотел попенять на современную молодежь, проводящую в развлекательных и спортивных комплексах времени больше, чем в библиотеках, но передумал, остановился сам и жестом притормозил Сергея.
- Ну, а этих-то ты знаешь? – спросил Иваныч, показывая на стену.
Там, на стене из черного полированного мрамора, светился плазменный экран, на котором множество портретов серьезных людей были размещены в виде пирамиды.
На вершине пирамиды не было привычной фотографии, а был треугольник золотого цвета и никакого вообще изображения. Просто золотой треугольник. Он олицетворял неземную, вселенскую мудрость того, кто возглавлял пирамиду власти современного Союза.
Под золотым треугольником уже привычные объемные фотоизображения. Жрецов, которые определяли крупными мазками общее направление идеологии, ведущей страну в верном направлении, и все их решения были истинными. Двенадцать человек неизвестного происхождения, в том смысле, что никто, вне их круга, не знал – кто они и откуда. Кроме одного общепризнанного факта, что они были настоящими мудрецами и философами. Да, во главу угла была поставлена идеология и философия сообщества людей, понимающих каждый свое место в жизни этого общества.
Неземная мудрость Жрецов базировалась на Знании, позволявшем управлять человечеством. Жрецы свои особые знания никому не дарили, и дарить не собирались. У них была еще своя система образования для сословия лежащего ниже – Аристократов, не имеющая ничего общего с народной. Знания – это была их сила и могущество и власть. Знания, недоступные для непосвященных.
Ниже жрецов в несколько ступенчатых рядов были пристроены семьдесят фотографий улыбающихся людей, заметных благородством на своих лицах. Это была Аристократия, лучшие люди из высшего класса управленцев. Эти избранные люди, лучшие люди, трансформировали идеологические установки Жрецов в политические и экономические программы. Все программы проходили сложный, но необходимый процесс согласования на Кворуме Аристократов, после которого не оставалось, ни одной самой, казалось, маловажной проблемы или задачи, которые требовали решения в интересах всего населения великой страны.
Между нами говоря, интересы Кворума Семидесяти Аристократов выходили далеко за пределы государственных границ Союза. Если быть честным до конца, в сферу их интересов (и личной ответственности) входил весь Мир, во всем многообразии его особенностей и странностей.
Для этого каждый из Аристократов управлял своим направлением или даже целой отраслью, хозяйственной или гуманитарной. Или группой стран, объединенных, например, общностью географического расположения, языком или религией, общими хозяйственными интересами. Управление это заключалось совсем не в реализации «телефонного права», скорее, оно напоминало политическое руководство работой министерств и ведомств.
Министры претворяли эти программы в жизнь. Это уже были люди наемные, лучшие специалисты в каком-то конкретном знании или умении. До этого уровня мог подняться любой гражданин Союза. Выше – нет. Стать Аристократом, кроме самих Аристократов и их сыновей, никому не было дано, здесь все определяла кровь, а не заслуги.
Легко, но прочно прижилась такая вот система построения общественных отношений. Можно было называть ее и кастовой, по аналогии с системами древнего мира, но скорее, и правильнее называть сложившееся советское общество сословным.
Сословное общество - это развившийся в процессе социальной эволюции кастовый принцип построения социальных отношений и факта (а куда от него денешься!), неравенства людей. Важным преимуществом сословного построения общества явилась возможность человека, родившегося в простой и незнатной семье, но имеющего от природы незаурядные способности, подняться по социальной пирамиде и занять в ней место, соответствующее его реальным способностям.
Люди, стоящие на разных ступенях общественной пирамиды, знали, чувствовали и ощущали разницу в социальном положении, но чувствовали и этническую общность. Понимали, что в обществе имеются общие духовные ценности и идеалы, цели и задачи. Люди уважали друг друга, понимая, что каждый из них находится на своем месте.
Любой советский гражданин это знал, тем более это знали сотрудники охраны, элита железнодорожных служащих, двое из которых, Иваныч и Сергей уже вышли на пассажирскую платформу.
Без малого, два десятка путей, были заняты пассажирскими поездами. Два последних пути, прижатые к самой реке так удачно, что не требовалось даже специально устроенного ограждения, предназначались, как раз, для эшелонов «мигрантов».
Посадку еще не объявляли, но на платформе уже начал собираться служивый люд, которому положено было провожать иностранцев - офицеры миграционной службы, переводчики, и врачи, на всякий случай.
Вагоны для «мигрантов» выглядели не то, чтобы странно, скорее – старовато. Советская молодежь уже и не знает, что это такое – ехать несколько дней в тесном вагоне, с двумя туалетами на всех, с торчащими в проходе грязными пятками плацкартных пассажиров. В исторических фильмах такие вагоны еще показывают.
- Вот, Серега, мой ровесник, - Иваныч похлопал по теплому металлическому боку вагон, у которого они остановились. – А бегает, сосем как я! Умели же делать, а!
- Иваныч, этим вагонам место в музее! Что у нас – нормальных не хватает? Неудобно даже…
- Это пусть им неудобно будет, - Иваныч головой кивнул в сторону далекого вокзала, забитого «мигрантами». – Вели бы себя как люди…
- В смысле?
- Так ведь, им почему в хорошие вагоны не продают билеты? - спросил Иваныч, и сам же ответил внимающему стажеру. - Слишком дикий народ, все ломают, мусорят. Быстро опустились! А всего-то без своего Ти-Ви четверть века живут. Хотя, в этом тоже есть положительные черты, они начали отправлять письма своим, на запад, постигать, так сказать, вторичную грамотность и письменность.
Старый охранник замолчал, задумался о событиях, которыми была заполнена до отказа его, «простая» с виду жизнь.
Молодой же напарник Иваныча был явно озадачен тем, что увидел и узнал за первые два часа стажировки. Конечно, он многое знал, о чем-то догадывался, но было нечто, настораживающее, Нечто, от которого повеяло тревогой.
Большие часы, подвешенные над платформой, звонко стукнули минутной стрелкой, предвещая объявление о посадке, и Сергей решился.
- Иваныч? – спросил он вдруг.
- Что? – повернулся к нему седой наставник.
- Ты вот тех, валютчиков…
- На крыльце которые?
- Да…
- И что с ним не так? – насмешку Иваныч умело спрятал в участии.
- Ты их «мармеладниками» обозвал, что это такое?
- Мармеладники?
- Да. Первый раз слышу, - признался Сергей.
- Это, брат такие люди… Вот, смотри, родились они здоровыми, папа-мама живы, и кормят их до самой старости, сами кормятся каким-нибудь занятием, но не трудом. Разницу улавливаешь? – Иваныч смотрел на Сергея внимательно и серьезно. – Живут так, что позавидуешь, а они недовольны. Всегда и во всем. Им не нравиться наше общество, но в другом они не выживут. Ощущают себя – как заноза в заднице, и сами этому факту рады.
- Какому?
- Такому. Им кажется, что они такие из себя острые, неуютные и опасные для всего организма. Только не понимают, что задница, в которой они застряли, это задница африканского слона, который на них и внимания-то не обращает. Понимаешь, о чем я?
- Понимаю, Иваныч! Так значит – мармеладники? Ну, ну….