Опять они мне приснились.
Утром я встал с липкими от слез глазами. За завтраком вспоминал их мордочки и грустно улыбался. Едучи на работу, смотрел на людей в автобусе и удивлялся: как они, эти люди, могут так неправильно жить? Да что они - как я-то могу?
В результате появился план коренного изменения жизни (появился быстро – не успел я доехать до следующей остановки). План, собственно, получился такой:
1. Уйти с постылой и бессмысленной работы.
2. Устроиться на другую работу – хорошую и полезную для общества. Чтобы каждый день – со смыслом. Чтобы и тяжело было, и моральное удовлетворение получать. Наилучший вариант – благотворительность, помощь больным и всяким обездоленным. Лучше всего – бездомные дети. Можно и спасателем, а что? Пожарником – если возьмут.
3. Перестать мечтать выиграть в лотерею миллионы, чтобы зажить барином в пятикомнатной квартире в историческом центре города.
4. Начать жить для других, перестав жить для себя.
5. Усыновить (удочерить) ребенка. Лучше двух.
План просуществовал довольно долго - до утра следующего дня – после ночи, во время которой мне ничего не приснилось.
Первым поехал первый пункт. Уйти с нудной и лишенной смысла бумажной работы невозможно. Нигде больше мне не будут платить столько, а получать меньше никак нельзя – все-таки, жена и новорожденный ребенок, а денег и так вечно не хватает. Соответственно, мгновенно схлопнулся пункт второй. Пункт третий продержался несколько дольше. Постыдные обывательские мечты о бешеных деньгах, полученных в обмен на лотерейный билет, вскоре воскресли. В воображении снова возникла пятикомнатная квартира с уютным зеленым кабинетом, скромный загородный домик (пруд, беседка, кусты жасмина, грядка с зеленым луком и шашлычница обязательны) и главное - возможность, опять-таки, не посещать департамент, а вместо этого гулять, ходить за грибами, путешествовать, играть с ребенком, писать и читать книги.
Пункт четвертый тоже провалился. Начать жить для других невозможно, так как я и так уже живу для жены и дочери, а на что-то еще у меня нет ни сил, ни денег, ни времени. О пятом пункте что и упоминать…
Получается, они приснились мне зря? Выходит, не надо было, чтобы они приходили?
Нет, думаю я. Не зря. Что-то ведь осталось во мне от них. Вот, пишу же я это – единственное, может быть, хорошее, на что вообще способен.
Пишу вот, что опять они мне приснились. Снова они явились ко мне всей оравой.
На этот раз было так. Приезжаю к родителям на дачу – в наше фамильное гнездо приезжаю я, а они – там. Один в баньку забежал, спрятался, другой в доме за шкафом сидит, глаза таращит, третий по саду бегает, петрушку топчет. Я – лопатой одного, кочергой второго, за волосья третьего. А они – плакать да жалиться. Стоят передо мной, мордочки грязные, одежонка рваненькая.
- А где же нам жить? А что же нам есть? – с обидой в голосах парируют они аргументы против незаконного вторжения в чужие владения.
- А у других-то – и бананы, и апельсины!
- А в подвалах-то – мокрицы!
И не успеваю я опомниться, как мне доверительным тоном, но с большой экспрессией говорят:
- А вот был случай, дядька на мотоцикле на меня ка-а-ак наедет! И ругает, и бьет! И баба его спрыгивает и тоже давай меня бить! А я на них вшей своих напустил, они и убежали.
Белобрысый (назову его Федя) показывает, как срывает с волос жирных вшей и бросает в злодея-мотоциклиста и его подругу. Я невольно отступаю на шаг, боясь, что насекомые облюбуют и мою шевелюру. Я их (вшей) не вижу, но почему-то знаю, что они круглые и мутно-прозрачные – как капли жира.
- Кто убежал? Вши твои убежали? Не бойся, от тебя они никуда не убегут! – подначивает белобрысого черноголовый мальчишка.
Шатен (пусть будет Вовка) молча ковыряет в носу грязным пальцем. Озорной черноголовик (почему-то хочется, чтобы был Колькой) смеется. Федя злится и фыркает, но не долго. Всем – лет по шесть-семь. Может, и больше, да с таким паршивым питанием дети плохо растут – даже в волшебном мире снов.
Один раз я встретил их зимой, проходя через какой-то петербургский двор. Было много снега. Налетели со смехом, обкидали крепкими увесистыми снежками. Вместо того, чтобы разозлиться, я – взрослый человек – бросил портфель в снег и попытался оказать сопротивление. Но мои жалкие, рассыпающиеся на лету снежки летели мимо. Попробуй попади в одну из трех мечущихся перед тобой маленьких фигурок, да еще умудрись уворачиваться от удивительно метко бросаемых ослепительно белых комков. Бац! Сбили шапку. Трах! Влепили в бок. Смеются, кружатся вокруг. Потом подбежали – обняли, обхватили с трех сторон. Так и стояли – долго. Что было дальше – не вспомню, может, и ничего. Но то, что это были они – Федька, Вовка и Колька - несомненно.
Потом снилось – идем куда-то вместе по огромному травяному полю, поем дурацкие песни, Федька кривляется на манер попсовой звезды. Вовка разглядывает пойманную стрекозу. Потом вдруг спрашивает строго: «Куда ты нас ведешь? Когда уже придем?». Я в растерянности – я-то думал, что это они меня куда-то ведут, а не я – их.
Они появляются редко, но всякий раз после встречи с ними я просыпаюсь другим человеком. Думаю – в такие утра я лучше, чем в большинство других утр. Сострадательнее, человечнее, да простят мне эту непечатную лексику! Жалко их – беспризорники, всеми обижаемые, полуголодные, бездомные. А с виду – как будто домашние, как будто только недавно выброшенные во взрослую беспощадную жизнь. Во сне мучаюсь решением неразрешимого вопроса – что с ними делать, как им помочь, куда их наконец-то увести. Под занавес почти решаюсь усыновить всех троих, готовлюсь к трудному разговору с женой и – просыпаюсь. Но проснувшись, облегчения не чувствую. Заставляя меня проснуться, они как будто освобождают мою совесть от этой непосильной задачи. Они – освобождают, а другие, всамделишные? Как с ними? Просыпаясь, я чувствую вину и мучаюсь от бессилия что-либо изменить. Нет, мучаюсь я от того, что изменить кое-что все-таки можно, но всерьез решиться на это я, наверное, никогда не смогу.
Но что-то ведь все равно меняется? Во мне? Ведь не просто так они снятся. Ведь не просто так работает мой внутренний режиссер, снимающий серию за серией это странное и жалкое кино, в котором проработана каждая деталь, каждая мелочь – и бабочка, севшая на спину Федьке, и развязавшийся шнурок Вовкиного крохотного ботинка, и Колькин отколотый зуб.
В моем личном кинотеатре кроме сплошной абсурдистской мути или эротических триллеров показывают иногда такое кино, после которого хочется изменить мир и себя в мире. Настоящее, человеческое кино. Единственный сериал, который я готов смотреть и пересматривать.
Интересно, какой будет наша следующая встреча? А что если я им надоел, разочаровал их, не оправдал их доверия? Тогда они предпочтут сниться кому-нибудь другому – который лучше, добрее меня? Пусть этот другой решится на то, на что так долго не мог решиться я, и возьмет их к себе жить. Если это произойдет, мне не так жалко будет с ними расставаться.