Гораздо легче стать отцом, чем остаться им.
В. О. Ключевский
Калашников определённо злоупотреблял дезинфекционной камерой в своих корыстных целях. Все сроки стандартного и эпидемиологического циклов уже прошли с большим перекрытием, а он, похоже, и не собирался выбираться наружу, на отвратительно чистый воздух. Колли занимался своими, не слишком важными на данный момент делами, и периодически подходил к пульту контроля, дожидаясь, когда же Сергею наконец надоест нюхать ту гадость, которой была до отказа наполнена камера, но тот, судя по всему, основательно вошёл во вкус.
- Серж! - не выдержал наконец занервничавший Колли. - Ты стал злостным токсикоманом? С каких это пор, Серж? Я пока за тобой таких достоинств не замечал...
Калашников продолжал нахально помалкивать, наслаждаясь той мерзостью, которой сейчас была насквозь пропитана камера. Колли впервые пожалел о том, что там нет видеоаппаратуры, поэтому он мог лишь слышать пыхтение коллеги и его непонятное бормотание, похожее на причитание или сюсюканье.
- Серж... - заволновался Колли ещё больше. - Ты в порядке?.. It‘s all right?.. Alles ist gut ?.. - он пытался получить от Сергея ответ хоть на одном из известных ему языков.
- Уже нет... - неохотно буркнул Калашников по-английски. - И ты тоже скоро свихнёшься. Вместе с остальными...
Он опять забубнил что-то сюсюкающее и совершенно противопоказанное его стенторской глотке.
- Это уже совсем и предельно интересно... - сказал Колли с нарастающим, как снежный ком, любопытством, почти атрофировавшимся на этой нагоняющей тоску планете. - Серж, прости меня за мою отвратительную назойливость, но, может, тебе требуется врач?..
- Требуется, - проворчал Калашников. - Желательно, педиатр... Очень желательно…
- У тебя что, началась рецидивная вторая молодость? Или уже сразу второе детство?..
- Да, началось... - совершенно серьёзно сказал Калашников. - Самое что ни на есть грудное...
Колли почесал плешивый затылок, не совсем что-то понимая, а точнее - совсем ничего в данный момент не понимая. Весельчак Серж вёл себя сегодня как-то странно. Его культуристское чувство юмора сегодня было явно не в форме.
- Серж... - попытался Колли всё же прояснить слишком уж туманную обстановку. - Ты там случайно не проглотил на лету кровожорку?.. Так, невзначай?…
- Я - нет, - проворчал Сергей. - Но кто-то тут точно обожрался белены. Или чего похуже...
Колли пожал покатыми плечами. Тьма полной неясности так и не просветлела.
- Открывай-ка лучше, да побыстрей! - скомандовал вдруг Калашников. - Только не падай в обморок сразу... У меня тут уже и так есть с кем сейчас нянчиться...
- Ого! - воскликнул Колли, от изумления выкатывая серые глаза. - Даже так?..
- И не только... - всё так же загадочно сказал Сергей. – А значительно больше…
Дверь камеры наконец медленно поехала в сторону, и на её пороге возник огромный Калашников в покрытом зелёными потёками защитном костюме; почему-то без привычного респиратора, отчего у Колли по внутренностям пробежал спазм, и с небольшим странным свёртком, который он обеими руками бережно прижимал к своей необъятной груди. В его облике было нечто такое, в чём серьёзное смешивается с забавным, что Колли невольно перешёл от одного к другому.
- Во! - сказал он восхищённо, подняв верх оба больших пальца. - Смотришься – сил никаких нет! Мадонна с грудастым младенцем! Сикстинская кормилица!
- Я так и думал... - на полном серьёзе пробасил Калашников, не приняв вызова розыгрышем, и затопал своими грязными сапожищами к ближайшему топчану. Он нагнулся над ним и принялся что-то там делать, неясно бурча себе под нос нечто гнусавое. Колли подошёл, и попытался обойти громоздкого космобиолога хоть с какой-нибудь из сторон, чтобы удовлетворить своё распалившееся любопытство, но Калашникова можно было облететь только на планетолёте...
Неожиданно Сергей резко распрямился и сделал большой шаг назад, чуть не затоптав насмерть слишком любопытствовавшего химика. Колли едва успел отпрыгнуть в сторону, и тут увидел такое, что сразу забыл о вспыхнувшем в нём яростном желании хорошенько отчитать за неосторожность этого двуногого мамонта.
…На топчане, замотанный в обрывок защитной прорезиненной материи лежал младенец... Живой... Крохотный... Колли давно не видел таких малышей, а этому было не больше одного - двух дней от родов. Его сморщенное старческое личико отражало безмятежность сна, в котором кроха ещё попросту не могла видеть сновидений.
Колли почти на цыпочках подошёл к топчану и машинально потрогал розовый лобик младенца. Лобик был влажным и горячим, хотя на планете стояла лютая зима.
- Вот... - глупым тоном сказал за спиной химика Калашников, – получите с улыбкой…
- Что - вот?.. - не понял Колли. - Ты его что - родил?.. Сам?.. От кого, если не секрет?..
- От Святого Духа! - лениво огрызнулся Калашников. - Что теперь будем делать?..
Колли резко повернулся. Калашников держал в руках респиратор, который, очевидно, только что снял с загадочного ребёнка, чтобы тот не задохнулся в камере от жуткой вони, и лицо его не казалось умнее только что сказанных им слов.
- Что делать?.. - Колли обернулся к малышу, совсем недавно пришедшему в этот мир, но спавшему с выражением лица старого скептика, уже знавшего, что он ни на что не годен. - Что делать... Для начала хотя бы объясни, где ты выкопал это чадо?..
- Вот именно - выкопал!.. - сказал Калашников зло, освобождаясь от спецкостюма. - В сугробе... Под самой дверью нашей Станции... Чуть не споткнулся...
- Подкидыш... - таинственно сказал Колли.
- Ага! - громыхнул Калашников, отбрасывая в сторону липкое снаряжение. - Трёхголовая мимикрода приволокла нам в хитиновом подоле незаконнорожденного!
Колли согласно кивал головой, совершенно не вникая в суть слов Калашникова, и поедая глазами младенца. Всё происходящее по-прежнему казалось ему великолепной мистификацией. Хотелось шумно зааплодировать и коллективно запрыгать от телячьего восторга.
- И всё-таки, откуда он тут мог взяться?.. До ближайшей беременной женщины, если я не сильно ошибаюсь, шесть световых лет, а мимикрода вряд ли сможет производить на свет гуманоидов. Даже если кто-нибудь из нас с ней и согрешит...
- Тьфу на тебя! - осерчал нравственный Калашников. - Что за гадости ты мне говоришь?! И какая, собственно разница, откуда взялся этот ребёнок?! Он здесь, и теперь мы просто обязаны о нём позаботиться! Разбираться будем потом!
Колли озабоченно почесал затылок.
- Надо собирать народ...
...Младенец проснулся и поднял жуткий крик в самый разгар темпераментной дискуссии, когда Хаусман был уже почти готов признать своё случайное отцовство.
- Тихо! - рявкнул Калашников во всю богатырскую мощь своих лёгких. - Разорались тут! Разбудили на свою голову! Сейчас он нам устроит! Кто знает, чем кормят новорожденных?!.
- Грудью... - едко сказал Колли. - Специалисты есть?..
Все молчали - никто пока не имел подобного опыта.
- Я могу имплантировать под кожу затравку, которая инициирует развитие молочных желез... - лениво сказал Дюпон. - Хорошую лактацию гарантирую. Добровольцы - шаг вперёд!
Калашников машинально глянул на свою косматую грудь, рвущуюся из тесной майки.
- Нет, только не тебе! – испуганно запротестовал Дюпон. – Ты исключаешься! У тебя он умрёт с голоду раньше, чем раскопает в этих дебрях то, что ему нужно!
- А сколько надо грудей?.. - заинтересованно спросил любопытный Родригес.
- Да хоть десять! – с готовностью откликнулся Дюпон. - Могу даже в два ряда по всему животу!
- Я тебе что - свиноматка?!. - обиделся Родригес. - Куда мне столько-то?!. Вас, дармоедов, кормить?! И я это так, из любопытства... Живую женщину сто лет не видели, хоть на фрагменты посмотреть...
- Тогда некому станет работать! - проревел Калашников. - Все будут только и делать, что смотреть на фрагменты!
Младенец орал так, как мог шуметь только абсолютно пустой желудок. Возле него совершенно неквалифицированно суетился Хаусман. Технику безопасности он, разумеется, не соблюдал, поэтому младенец тут же цапнул его за случайно подвернувшийся палец. Голодный крик сменился не менее голодным чмоканьем.
- А что потом?.. - не унимался Родригес, глядя на бессмысленное занятие новорожденного.
- Могу вырезать, а могу и оставить. По желанию клиента... Или всех остальных…
- Ага... - сказал Родригес многозначительно. - Если получатся красивыми, то можно будет и оставить. Только две, чтобы не портить эстетическое восприятие...
- Не отвлекаться! - рванул воздух лужёной глоткой Калашников. - Ближе к делу! Вы слышите, как он хочет жрать?!
- Концентрированное молоко у нас найдётся, - задумчиво размышлял вслух Хаусман, глядя на остатки своего пальца, торчавшие изо рта младенца. - Соски мы можем сделать из резиновых перчаток. Но ведь это только половина дела. Как я слышал, грудные младенцы часто портят пелёнки. И ещё они иногда болеют...
Дюпон поднял вверх обе руки.
- Ребята, на меня надежд мало! Я рутинный травматолог, а тут требуется квалифицированный педиатр!
- Не прибедняйся! - проревел Калашников. - Что у него творится внутри, ты знаешь, а это уже большое дело! Установим круглосуточное дежурство до тех пор, пока не прилетит вахтовый корабль! Пацан к тому времени уже будет ползать, и делать пи - пи в кастрюлю!
- Какой пацан?.. - оживился Колли.
- Наш! Наш! - прогромыхал Калашников. Младенец вздрагивал от его голоса, но пальца Хаусмана не отпускал. - Тот, которого мы теперь будем коллективно вскармливать!
Колли удивлённо глянул на свёрток посреди топчана, высасывавший из костлявого Хаусмана последние капли соков.
- А с чего ты взял, что это пацан?.. Экспертизы же ещё не было... Только собирались…
- В сугробе он лежал голый! Совершенно! И рядом с ним на снегу не было следов...
...Калашников осторожно приоткрыл скрипучую дверь в медицинский отсек и на цыпочках вошёл внутрь. Дюпон, которому выпало огромное счастье дежурить первым, спал прямо за столом, положив голову на сцепленные руки. Юный и пока безымянный сын пяти отцов, раскидав свои крохотные ручонки, безмятежно спал на операционном столе, запеленатый в криво изрезанную скальпелем больничную простыню. Рядом с Дюпоном стояла целая батарея пустых, початых и полных бутылочек с молоком, сделанных из-под ёмкостей для глицерина, и слабый свет ночника делал их похожими на снаряды бризантной пушки.
Калашников подошёл и любовно поправил на спящем малыше импровизированный конверт. Младенец во сне замотал головкой и зачмокал сложенными в трубочку пухлыми губками, продолжая любимое во время бодрствования занятие.
- « Брюнет... - довольно подумал Сергей. - С голубыми глазами... Весь в меня, мерзавец... »
Дверь за его спиной опять тихонько скрипнула. Калашников медленно и осторожно обернулся, стараясь ничего не зацепить в слишком тесном для него помещении.
В отсек почти по-пластунски вползал Хаусман. Калашников приложил к своим губам палец, намекая. Вилли энергично закивал и подошёл к ребёнку. Он почему-то был босой.
- Чего не спишь?.. - попытался прошептать Калашников. – Бессонница одолела?..
- А ты?
- Я его первый отец. Я его нашёл.
- А я второй. Я ему делал соски.
- Только тихо... - неудачно пробовал шептать Сергей.
- Само собой... - Хаусман нагнулся над спящим дитём, и бережно поправил на нём и без того безукоризненное одеяльце из шерстяной внутренней обивки вездехода.
- Спит, злодей... И в ус не дует...
Дверь снова негромко скрипнула.
- Колли... - попробовал угадать Хаусман.
- Нет, Родригес... - с трудом прошептал Калашников, которому привычнее было орать. - Колли никогда не любил детей.
...Они шли один за другим и были страшно удивлены, увидев в отсеке посторонних.
- Какого чёрта?.. - прошептал Колли, разглаживая на ребёнке самодельный подгузник.
- Вот именно... - поддакнул ему Родригес, прикрывая салфеткой ночник, который и так не светил малышу на личико.
- Ну вот... - сказал Хаусман тоном многодетного отца. - Вся семейка в полном сборе. В какой последовательности будем нянчиться эту ночь, папаши, раз уж не хотим соблюдать законный график? Серж, конечно, вне всякой конкуренции, а нам придётся тянуть жребий. Жак своё уже получил, нам до утра тоже кое-что достанется. Никому не будет обидно...
Дюпон проснулся оттого, что отлежал руки. Он потянулся и поднял голову. По рукам дикими стадами носились мурашки, а на всех топчанах вповалку спали няньки. Гигантский Калашников свешивался со всех сторон, тощий Хаусман напоминал сложенный в несколько раз складной метр, а пухлый Родригес, почему-то мёрзший даже летом, был закутан в принесённое им из его каюты одеяло.
Колли тоже спал сидя, возле операционного стола. Последней была его очередь, и он заснул на боевом посту, мёртвой хваткой зажав в руках опорожнённую бутылочку из-под глицерина или молока.
За окном было уже совсем светло, и Дюпон выключил ставший совершенно бесполезным тусклый ночник. Размяв онемевшие руки и шею, он подошёл к малышу.
Ребёнок уже не спал. Он лежал, играя пальчиками выпростанных из ненадёжных пелёнок ручек и, глядя на Жака огромными, необыкновенно живыми и удивительно умными для его возраста глазами, улыбался ему ещё беззубым ртом. Дюпону показалось, что младенец сильно вырос за эту ночь. Он уже не выглядел новорожденным, а больше походил на раннего ползунка. Хотя, выпив столько молока, можно было уже и заходить...
- Отцы! - громко сказал Жак. - Что же вы все проспали своё дитяти?! А ему скучно!
Калашников шумно свалился со слишком тесного для него топчана на простор пола, Хаусман стал с кряхтением раскладываться, а Колли уронил пустую посуду. Только Родригеса, как всегда, с первого раза не проняло, тогда с него молча содрали одеяло, и этого оказалось вполне достаточно.
Хаусман нехотя подошёл к огромной куче грязных пелёнок в углу отсека, двумя пальцами приподнял одну из них, понюхал воздух, и брезгливо скривился.
- И откуда только он берёт эту гадость?.. В молоке вроде ничего такого не было...
- Это он специально для тебя, - ехидно сказал Дюпон. - Он знал, что первым их будешь стирать ты...
Они все пятеро сгрудились около операционного стола и принялись услаждать ребёнка, а больше самих себя всевозможными « козами », гримасами и сюсюканьем. Младенец был счастлив!
И вдруг он перестал улыбаться; в глазах его появилось странное выражение. Он округлил свой крохотный ротик...
- « Доброе утро »... - услышал Калашников.
- « Good morning »... - услышал Колли.
- « Guten morgen »... - услышал Хаусман.
- «Bon matin »... - услышал Дюпон.
-« Buenos dias...- услышал Родргес.
... - Вы прошли вступительный экзамен в начальный класс Галактической гимназии... Я ваш первый Учитель... Меня зовут... »