Приключение номер один
(порядковые номера не значат ровным счетом ничего; они для тех людей, которые предпочитают числа буквам; если вы предпочитаете наоборот, не читайте этот заголовок, переходите сразу к рыхлому телу текста)
Видит Бог, я сопротивлялся, как мог.
Как умел.
Я открывал рот, как рыба, которую вытащили из воды.
Я же, в принципе, городской житель.
Вот, например, животные: ненавижу, когда их мучают.
Отрезают им головы.
Бьют по голове дубинками.
Шпыняют туда-сюда.
А деревенский житель он что?
Ему это все приятно. То есть, понятно.
Он живет в непосредственной близости к природе.
Здесь начинается его рука.
А там продолжаются рога.
Корова мычит.
Деревенский житель ругается. Улыбается. Хлопает ее по заду.
А потом — самое ужасное. Он ее ДОИТ.
В детстве я плакал, когда бабушка заставляла меня пить это самое молоко. Я же видел, откуда оно.
Это все не для меня.
Я терпеть этого не могу.
Я с собой всегда ношу как минимум три пачки с влажными салфетками. Одну — на случай потери. Другую — обязательно кто-нибудь возьмет и не отдаст обратно. Третья — эти влажные салфетки не успел глазом моргнуть — и потерял, закончились или стащили.
И не думайте, что я чистоплюй какой или педант.
Городская жизнь обязывает.
Вчера свиной грипп. Сегодня — куриный. И так далее. Всегда надо быть начеку.
Но только не эти маски. Они детей пугают.
Я справляюсь и без них. Если кто-то рядом со мной собирается чихнуть, я отхожу от него на пять метров и отворачиваюсь.
Как правило, это работает.
По крайней мере, за 20 лет жизни в городе я ни разу не заболел гриппом. Вот так. Учитесь.
Кто-то скажет: да ему просто везет!
А я говорю: гигиена.
Кстати, о гигиене.
Люди, живущие в деревне, и не подозревают о ее существовании.
Если деревенскому человеку сказать про гигиену, он обидится.
Мой двоюродный дед Юра до сих пор со мной не разговаривает. Думает, что я его обхамил из вредности. Очень обидчивый.
Зато троюродный дед Олеж зазывает к себе с какой-то удвоенной силой.
Я подозреваю, что до него донеслись слухи о нашем разрыве с дедом Юрой.
Они с ним не разговаривают с какого-то там года, потому что дед Олеж хотел похоронить отца по христианскому обряду. Он долго думал, кого звать на похороны: деда Юру или деда Миколу. «Зови Миколку!» - сказала мама деда Олежа, мягко, но требовательно. И дед Олеж сделал то, что делал всегда: решил наоборот. И позвал деда Юру. Дед Юра был тогда молодым, полным надежд и недавно вступившим в партию. Он прибыл с видом человека, который все понимает, но ничего не может поделать, и прямо с порога объявил: «Похорон не будет!».
«Как не будет?» - спросил дед Олеж. А мама его таким елейным голосом и говорит откуда-то из угла: «А я тебе говорила!».
Дед Олеж тогда очень рассердился и приказал деду Юре забирать папашу.
«Как забирать? Куда?» - растерялся дед Юра.
«Ну, раз у нас тут пошла такая коллективизация, пусть его партия конфискует. А я, как сказал один известный реакционер, умываю руки». И дед Олеж сел и демонстративно так отвернулся от трупа.
Дед Юра моргнул и сделал движение------------ Мать деда Олежа не дала. А так бы национализировали точно.
«У нас тут все коллективное. И радиоактивное» - усмехнулся дед Олеж мне в трубку.
«Грибочки, ягодки. Кому-то не нужны. Кто-то боится. А нам-то что!».
А им-то что? А мне-то что!
Я не хочу.
Я сопротивлялся.
Я не видел деда Олежа с тех пор, как он приезжал к нам лет десять тому назад.
И грибочков привез.
Тетя Нина их пожарила. Все ели. А я притворялся, что ем, и все отдавал кошке.
Я более чем уверен, что тот ужин сократил ее жизнь вдвое.
А им хоть бы что!
Словом, я отказывался как мог.
Но мой друг Зизи, который в момент телефонного звонка был у меня в гостях, выхватил трубку и заорал: «Ну конечно мы приедем, деда! Жди на следующей неделе!».
С ним такое бывает.
Зизи — человек порыва.
Верите или нет, спустя минут эдак пять-десять он уже несколько охладел к идее.
Но было поздно.
Дед Олеж все эти ваши рефлексии за версту чует.
До инцидента я отказывал ему сразу, быстро и решительно.
Он не успевал еще сказать ни слова, а я уже опережал его словами: «Дед Олеж, тяжело в Москве».
И потом: «Начальник отпуска запретил, чтобы повысить работоспособность. И ... производительность труда».
«Одно слово, Москва» - презрительно говорил дед Олеж.
И между нами устанавливалось идеальное взаимопонимание.
«Зизи, ты идиот» - сказал я. «Мы же оттуда не вернемся живыми».
Зизи по своей привычке отнесся к этому философски.
«Если ради того, чтобы выжить, нам придется остаться там, останемся там».
«А с чего ты решил, что мы выживем, оставшись?».
«Ну, дед Олеж же как-то живет».
Железный аргумент.
У нас была всего неделя, чтобы подготовиться к поездке.