Наде тридцать. Но она такая же тонкая и изящная, большие зеленые глаза так же доверчиво распахнуты миру, как и в юности. Превратности жизни пока обходят ее стороной. Она добра, чувствительна и жалостлива, ее трогают чужие беды. Остро переживает несправедливость и обман.
После окончания медицинского института Надя более пяти лет проработала в одной из подмосковных больниц. И вот теперь решила съездить на родину, во Владикавказ.
Очень соскучилась по городу своего детства и юности, стремилась увидеть родных, подруг. Им тоже хотелось повидаться с ней.
Долго собиралась, а решилась сразу. На работе вдруг предложили в обязательном порядке отгулять две недели отпуска - вот и появилась возможность посетить родные места.
Билетов на самолет уже не было. Пришлось ехать поездом, хотя терять время не хотелось. Провожал ее муж. На вокзале, как всегда, царила атмосфера суеты и тревожного ожидания. Отъезжавших провожали, напутствовали, давали советы, старались в последнюю минуту сказать, что-то очень важное.
Надя обратила внимание на большую группу молодых ребят в военной пятнистой форме с небольшими заплечными рюкзаками. Они держались вместе, были независимы, спокойны, лишь изредка негромко перебрасывались короткими фразами. Их никто не провожал. Похоже, они тоже ехали на Кавказ, а в Москве была пересадка.
На Кавказе шла война. Правда, здесь об этом как-то не думалось. «И куда тебя несет», – недовольно сказал ей муж, тоже обративший внимание на военных. «Война же не в Осетии», – ответила ему Надя. «Но недалеко. Рядом», - возразил он.
Скорый фирменный поезд Москва-Владикавказ уже стоял на перроне, готовый к долгой поездке. Объявили посадку.
Купе быстро заполнилось. У Нади была нижняя полка, муж постарался, хотя было это непросто.
Другая нижняя полка оставалась пустой. На верхнюю полку забросил свой портфель и сумку моложавый мужчина кавказской внешности. Он вежливо поздоровался и вышел в коридор. Уже перед самым отправлением торопливо вбежал молодой парнишка. Уточнил, где его место, положил свои вещи и скрылся в соседнем купе, где устроились его друзья.
Поезд двинулся тихо и почти незаметно. Провожающие что-то кричали, жестикулировали, но их уже не было слышно. Путешествие началось.
Надя осталась в купе с моложавым кавказцем. Сначала молчали, смотрели в окно. После того, как проводник раздал постельное белье, стали устраиваться. Было уже за полночь, но спать не хотелось. Снова зашел проводник, предложил горячий чай.
Ее попутчик, споро расправившийся с постельными принадлежностями, переоделся в спортивный костюм и расположился на пустовавшей нижней полке.
Разговорились. Он по профессии учитель, работает в школе. Ездил в Москву на семинар, две недели не был дома. Поездкой доволен, оказалась полезной. Везет с собой много ценных книг. «Денег не стал жалеть, а что делать? Раз нужно, на все готов». Работает в сельской школе, в пригороде Владикавказа. Признался, что соскучился по работе, которую очень любит. Главная его задача - воспитать патриота своей родины. Сказал об этом убежденно, даже с некоторым пафосом, усилившим его кавказский акцент. «Как будто с трибуны говорит», - обратила внимание Надя. Насторожилась, уловив фальшь. Но подумала – может, там теперь принято так говорить? Или у него такая манера?
А попутчик вернулся к разговору о школе.
Подчеркивал, что он хочет быть хорошим учителем. Его уважают, ценят и дети, и начальство. Вот и поехать в Москву рассчитывал другой человек, а командировали его, в его классе лучшая успеваемость. Он с удовольствием нахваливал себя, явно гордясь своими успехами.
Из соседнего купе вернулся парнишка. Оттуда доносился шум, были слышны громкие голоса, взрывы смеха. Похоже, выпивали. Парень молча разобрал постель, залез на свою полку и моментально уснул.
«Пора и нам отдыхать», - вздохнула Надя.
Учитель взобрался на свою полку.
Надя положила подушку с противоположной стороны от окна, чтобы не дуло. Сняла с себя часики, они сдавливали ей руку во сне, и положила их в карман куртки, что висела у изголовья.
Заснула не сразу. Не умела она спать в поездах. Все что-то мешало, стягивала одежда, никак не могла устроиться удобнее.
Уже под утро подъехали к Ростову. Здесь выходил парнишка. Он собрался, попрощался и с друзьями вышел на перрон. По обрывкам их фраз, когда они проходили мимо их купе, Надя догадалась, что это спортсмены, приехали на соревнования. Легкоатлеты.
В Ростове пустующую нижнюю полку заняла молодая рослая женщина со строгой, зачесанной назад прической, одетая в камуфляжную военную форму без знаков различия. Легко закинула вещмешок на верхнюю полку.
Она была молчалива, задумчива, и не расположена к дорожной беседе. Легла, отвернувшись к стене, и уснула.
Учитель, лежавший на верхней полке, повернулся на бок и продолжал спать.
Надя пересела поближе к окну. В рассветных сумерках угадывались поля, перелески, островки молоденьких березок. Однообразная картина утомила Надю, она начала клевать носом. Захотелось спать.
Очнулась от дремы, когда услышала, как молодой солдат, заглянувший в купе, извинился и обратился к новой соседке, вытянув руки по швам: «Товарищ военврач, вас приглашают во второе купе позавтракать». Надя поняла, что в их вагоне едут и те солдаты, на которых она обратила внимание перед посадкой в поезд. Соседка довольно улыбнулась, взяла что-то из вещмешка и вышла.
Вернулась не скоро, только во второй половине дня. Наде бросилось в глаза, как она преобразилась. Расслабилась, черты лица размягчились, в них появилась женственность, мягкость. Сама начала разговор. Рассказала Наде, что она, как и ребята, возвращается из отпуска в Чечню, в район военных действий. Ребята сразу в часть, а она - в полевой госпиталь, недалеко от Моздока. «Все выйдем в Прохладном - там пересадка».
К сердцу Нади подкатила неприятный холодок - совсем рядом война, кровь, смерть. Они с мужем, конечно, следили за событиями в Чечне, обсуждали их, переживали.
А ведь это действительно совсем рядом. Уже в этом вагоне, в этом купе очевидцы, солдаты этой войны. «А Вам не страшно? Ведь там все против нас», - тихо спросила Надя.
«Неправда, мы с народом не воюем. Народ там особенный. Гордые, свободолюбивые, и в душе очень порядочные, надежные. Не раз приходилось сталкиваться с ними, мы же и местных лечим. Это всякая мразь мутит им голову. Мерзавцы, готовы за деньги и отца родного продать. Бандиты. На них и делает ставку Запад. Воюем мы против них. Нет, против наших, - повторила она, - мы не воюем, а обманутым стараемся помочь. Мы за всех наших - и за русских, и за чеченцев».
Лицо ее стало суровым.
Женщина вздохнула и продолжала: «У меня вот муж, и сыну пять лет. Но пришлось согласиться на командировку сюда, сначала на полгода. Пообещали квартиру, деньги. Правда, обманули. Квартира будет не скоро, надо ждать. На очередь поставили. Да и с командировочными – совсем не то, что обещали».
Она опять глубоко вздохнула, задумалась.
«Полгода прошло, вернулась. А уже через неделю заскучала. Стало как-то тоскливо, серо. В Москве все не то. Кругом неправда, несправедливость. Обиды мои кричат от того, что на гражданке творится. Тяжело. Сердцем и душой я в Чечне, здесь я среди своих – и солдат, и местных...».
Помолчала.
«Знаете, здесь у людей все чище, честнее. И виднее. Хотя безобразия, конечно, творятся. Но они больше оттуда, из Москвы».
Она откинулась к стенке, посмотрела внимательно и чуть улыбнулась. «Душа-то рвется, там – семья, здесь госпиталь. Но покидать его не хочется. Я больше скажу: решила и своих вызвать сюда. Устроимся все в Прохладном. В Москве-то все равно живем на съемной. А здесь и мужу работа будет, и семья рядом - Моздок-то недалеко. Если останусь жива, на гражданку не вернусь. Бог с ней, с квартирой, дадут - хорошо. А обманут - не привыкать».
Сказала жестко, резко, как припечатала.
«Я ведь тоже врач» - тихо заметила Надя.
Попутчица внимательно посмотрела на нее, подумала и твердо сказала:
«Вам - делать там нечего. Там такие не выдерживают. Или гибнут сразу».
Встала и вышла в коридор.
Надя даже не расстроилась, чувствовала, что женщина не хотела обидеть. Сказала то, что думала.
Приближалась станция Прохладная.
Распрощались молча, по-дружески, пожав друг другу руки.
После Прохладной вагон заметно опустел.
Сосед с верхней полки, учитель, спавший весь день, наконец, проснулся и отправился в ресторан. Долго не возвращался.
Надя прилегла. Думала о воевавших в Чечне, об этой женщине-враче, о ее нелегкой судьбе, ее готовности лечить раненых в этой странной войне в мирное время. И неожиданно крепко заснула.
Разбудило ее яркое, уже кавказское солнце. За окном появились горы, въехали в Осетию.
Сосед приветливо поздоровался. «Пора вставать, только что был эльхотовский мост. Скоро дома будем», и пошел переодеваться.
Надя потянулась в карман куртки за своими часиками. «Надо же было так заснуть! Знать бы, хоть который час», - подумала она. Вдруг опешила – карман был пуст. Часов в нем не было!
«Не может этого быть»!
Она еще и еще раз проверила карманы своей куртки, но тщетно – часики пропали.
Ясно помнила, как проверяла время перед Ростовом, а последний раз смотрела на них после Прохладной. Удивилась еще тогда, как четко поезд следует расписанию.
Недоумевала – куда они могли деться?
Растерянно глядела по сторонам. Ведь часики были, это же факт. А теперь их нет!
Неужто украли? Но кто? Когда?
Мысли разбегались. Усилием воли Надя заставила себя собраться. Быстро оценила ситуацию. Чужих за это время в купе не было. Значит, их мог взять только сосед. Тот самый учитель!
Секундное сомнение. Опять пришла уверенность, а с ней – и успокоение. Ну и пусть! Ему, значит, нужнее. Детей-то много. Надо забыть, забыть навсегда.
Не будет же она расспрашивать его? А вдруг не он? Будет позор!
И все же хотелось как-то утвердиться в своей догадке. В конце- концов, должна же она знать правду. Надо проверить!
Неожиданно для себя, Надя в каком–то порыве, молниеносно взметнулась на столик, оттуда - на верхнюю полку, где лежал портфель соседа, и вот она у цели. Портфель оказался почти пуст. Никаких бумаг и никаких книг. Какие-то железки, похожие на отвертки. Сразу же наткнулась на свои пропавшие часики. Схватила их, и - скорее, скорее вниз, к себе, на свою полку.
Все в ней колотилось от возмущения. Сердце было готово выскочить наружу от пережитого страха и радости, что смогла этот страх преодолеть. Посрамить вора. Как он мог так низко пасть! Ограбить женщину! Он, называвший себя интеллигентом, похвалявшийся, что представляет гордый народ, преисполненный достоинства и чести!
Попыталась успокоиться. Села, стараясь держаться так, будто ничего не произошло, как ни в чем не бывало. В руках крепко сжимала добытые часики.
И тут резанула мысль: а вдруг он и не учитель вовсе, а бандит? Поймет, что разоблачен, и вдруг расправится с ней? Сразу пришли на ум всякие страшилки, какие рассказывают о поездах кавказского направления - и нападают, и грабят, и убивают.
Перепугалась не на шутку. Быстро переоделась, открыла дверь купе и больше ее уже не закрывала.
Сосед вернулся. Теперь он был в белой рубашке. Стал что-то говорить о радостном волнении, какое он испытывает в предвкушении встречи с любимой родиной, по которой он так скучал. «Это земля моих предков, я так тоскую по ней, когда в разлуке». «Прямо речь тренирует перед детьми и директором», - язвительно подумала Надя. Нет, не похож он на учителя. «Кто ты? Что за человек? Польстился на такую безделицу. Уронил мужскую честь! Ты просто жулик».
Разговор с ним не поддерживала. Внимательно наблюдала.
Что-то напевая, сосед забрался на свою полку, стал складывать свои вещи в портфель, и вдруг, словно споткнувшись, замолк. Быстро, лихорадочно что-то разыскивал там, вытряхнул все, сложил обратно. В лице, в движениях сквозила растерянность.
Потом стал рыться в постельном белье, перетряхнул все. Безуспешно. На Надю не смотрел.
Лег одетым на полку. Думал. Молчал. Похоже, догадался.
Атмосфера в купе накалялась. Стало угрожающе тихо. Воздух сгустился. Голова у Нади гудела от напряжения. Резко, громко звучали перестуки колес.
Сосед, отвернувшись от Нади, нервными, порывистыми движениями натянул пиджак.
Надя уловила брошенный на нее быстрый взгляд, в котором ей показались бешенство, ненависть и угроза. Но испуга у нее не было. Она смотрела на него торжествующе, с брезгливо-презрительной улыбкой.
Ей в голову почему-то пришел эпизод из недавно прочитанной повести, герой которой случайно приподнял камень, тут же бросил его – так отвратительно было зрелище каких-то копошащихся под ним гадких существ. Такое же гадливое чувство испытывала Надя и к своему попутчику. Не боялась его.
Смелости дополнительно придавала открытая дверь и люди, то и дело снующие по коридору. «Теперь тронуть не посмеет», - с облегчением подумала Надя.
Сосед, не прощаясь, быстро вышел из купе, сразу же прошел в тамбур, где около получаса ждал прибытия поезда во Владикавказ. Вышел первым, и торопливо зашагал по перрону к стоянке такси. Надя презрительно проводила его взглядом. «Ишь, торопится. Боится, что милицию вызову».
В купе уже заглядывали встречавшие Надю подруги.
Поцелуи, объятия, радостные возгласы. Наконец-то она видит родные лица! Все счастливы. Но недавно пережитое все еще бередило душу.
Успокаивал какой-то внутренний голос, идущий из глубины ее сердца. Если человек поступает гадко, подло, то от этого должно быть плохо не тебе. Это ему должно быть плохо. Он – мразь, и это его проблема.
Его грех. Ему и отвечать.