ЗАПАХ СТАРОСТИ
Как всегда, звонок застал меня в самый неподходящий момент. Стоит только мне, оставшись дома одной, зайти в ванную, тут же раздается звонок телефона или кто-то ломится во входную дверь. Прямо наваждение какое-то. Я уже подумывала о наличии мистической функциональной зависимости между этими двумя объектами – ванной комнатой и телефоном.
Вот и сейчас сквозь шум воды в душевой кабинке я услышала знакомую телефонную трель. В очередной раз, кое-как смыв мыльную воду и натянув на липкое тело банный халат, прошлепала к телефону, оставляя на паркете мокрые следы.
Звонила подруга из Лос-Анджелеса. Ветер перемен в годы перестройки унес ее из Тбилиси в Москву. С тех пор этот же ветер куда только ее не заносил. С первым мужем и его семьей она отправилась на постоянное место жительства в Израиль, потом со вторым мужем жила в Вене. Теперь же с очередным спутником жизни обустраивалась в Америке.
- Любочка, дорогая моя Любочка, - рыдала в трубку подруга, - кроме тебя мне не к кому обратиться.
- Успокойся и объясни мне, в чем дело, - попыталась я вклиниться в ее всхлипывания.
Наконец, всхлипы стали реже, и я услышала просьбу. Майя просила, чтобы я нашла подругу ее матери и помогла, если та в чем-нибудь нуждается. Майину мать, тетю Милу во время войны дорогой жизни вывезли из Ленинграда. Отец ее погиб на фронте, мать умерла в блокаду. Её взяли к себе дальние родственники, которые жили в Тбилиси. Здесь она провела почти всю свою жизнь, временами счастливую, временами не очень. В общем, обыкновенную жизнь рядовой женщины. Она и не думала уезжать из Тбилиси, с которым сроднилась и полюбила за все эти годы, но Майя, отправляясь в свое "большое плавание", забрала мать с собой. Правда, дальше Петербурга, в котором у тети Милы отыскалась двоюродная сестра, она уже не поехала, твердо заявив, что свою родину даже ради единственной дочери покидать не намерена.
Майя свою мать больше не увидела. Ни живой, ни мертвой. Когда тетя Мила два года назад умерла в Питере, Майя не смогла приехать из Америки, так как еще не имела гражданства. Тетка переслала Майе оставшиеся бумаги, в которых дочка обнаружила письмо с просьбой матери помочь ее подруге детства Вике. Не было у Майи американского гражданства и сейчас, вот поэтому она звонила мне. Она хотела, чтобы я попыталась найти тбилисскую подругу матери.
Конечно, я согласилась, пообещала сделать все возможное, хотя и не представляла, где буду искать Викторию Владиславовну, если ее не окажется по прежнему адресу. Сколько лет прошло, сколько всего изменилось. Исчезли старые страны, появились новые. Человеческие жизни ломались, как соломинки. Где там уследить за судьбой пожилой женщины, попавшей в водоворот человеческой истории.
Подходя к дому по указанному адресу, я все больше и больше ощущала странное состояние, именуемое красивым французским словом дежавю. Вот сейчас должен быть длинный темный арочный проем, ведущий с улицы во двор, в конце которого слева находится подъезд с красивой резной дверью и каменными ступеньками, ведущими на второй этаж. Далее следует пройти по темному коридору и попасть на широкий открытый деревянный балкон, на который выходило несколько дверей, постучаться во вторую дверь.
К моему удивлению, мое дежавю привело меня прямо к двери, за которой жила Виктория Владиславовна.
- Сильнее стучите, тетя Вика плохо слышит, - сказала выглянувшая на мой стук соседка и посоветовала, - вообще, можете прямо заходить, у нее не заперто.
Я толкнула дверь и попала в небольшую захламленную старой мебелью прихожую с тремя одинаковыми дверьми. Толкнув среднюю, я очутилась, несмотря на наличие окна, в довольно-таки темной комнате. Какой-то странный неприятный запах, который я ощутила еще в прихожей, здесь чувствовался сильнее. Запах вызывал ассоциацию, которую я никак не могла идентифицировать. В комнате никого не было.
- Нателочка, это ты? – раздался женский голос. Он шел от стоявшего возле окна глубокого кресла. Сидевшая в нем весьма пожилая женщина, которую я поначалу из-за плохого освещения не заметила, и была Виктория Владиславовна.
Я подошла, представилась. Мы разговорились. Несмотря на возраст, ум и память у Виктории, или тети Вики, как она сама попросила себя называть, работали отлично. Она прекрасно помнила все и всех, огорчилась из-за смерти подруги и обрадовалась, что нашлась Майя. Сама она осталась абсолютно одна. Сын умер в девяностые года, невестка, забрав внука, уехала неизвестно куда, и с тех пор от нее не было ни слуху, ни духу. А три года назад скончался муж, единственный родной человек на этой земле.
- К счастью, - сказала она, - я живу в итальянском дворе. Ты же знаешь, деточка, что это такое. Это совсем не то, что многоквартирные жилые корпуса, где люди порой не знают, кто живет рядом с ними. Здесь мы все на виду со всеми своими радостями и бедами. Соседи не дали мне погибнуть, когда я осталась одна. То одна забежит с тарелкой супа, то другая с горячим хачапури. Кто-то продукты из магазина принесет, кто-то к врачу поможет сходить. Так и живу. Скажи Майечке, что у меня все хорошо, я ни в чем не нуждаюсь.
Я ушла от нее со смешанными чувствами. С одной стороны, новое знакомство оказалось приятным. Просьбу подруги я выполнила, договорилась с соседкой, той самой Нателой, которую встретила на балконе, как в дальнейшем лучше помочь одинокой пожилой женщине. С другой стороны, на душе было какое-то щемящее чувство тревоги за судьбы сотен одиноких стариков, оказавшихся с мизерной пенсией в конце своей жизни никому не нужными.
Странный запах, витавший в квартире Виктории Владиславовны, которым были пропитаны все вещи, находившиеся там, преследовал меня всю дорогу домой. Я определила его происхождение. Это был запах сырости полуподвального плохо проветриваемого и не отапливаемого помещения, запах старых лежалых вещей, немытого тела, запах кошек, метивших свою территорию.
Это был запах неухоженности и одиночества. Это был запах старости.
Коллаж Ирины Амбокадзе