В конце марта в Эрдэнэт, в командировку, приехал Петр. «ИВС» внедрял на фабрике новую технологию обогащения молибдена, и Петр как директор по производству курировал этот проект. В его планы входило также посещение Бор-Ундура на обратном пути, и он предложил Серову поехать вместе с ним, навестить Брагина и, вообще, развеяться.
Утром выехали на двух машинах. Присоединившийся к ним начальник ОКСа Кротенко ехал на своем служебном «уазике» с монгольским шофером, а они на джипе с Петром за рулем. На выезде из города, у бетонной стелы с надписью «Эрдэнэт», их, как обещал накануне, поджидал Дегтярев. Это он завел традицию, - провожать дорогих гостей, выпивая с ними по чарке «на посошок» у городской черты. Дегтярев и Кротенко слыли приятелями. Два хохла, как они себя называли, оба пузатые, веселые, беззлобно подкалывали друг друга на людях и всегда были не прочь промочить горло. Оба жили в Эрдэнэте без жен и, как могли, наслаждались «холостяцкой» жизнью. В дуэте этом верховодил Дегтярев.
Место проводов на голом пригорке у обочины было оборудовано вкопанным в землю столом и лавками, но никто не стал присаживаться - дул пронизывающий, холодный ветер, и всем хотелось поскорее отдать дань традиции и пуститься в путь, да к тому же и сам Дегтярев торопился, в восемь часов он по заведенному распорядку должен присутствовать на ежедневном совете директоров на АБК. Стоя, распили бутылку водки из мельхиоровых стопок, закусив бутербродами с салом на черном хлебе. Впрочем, Дегтярев оказался прав, организовав эти проводы. То, что поначалу казалось излишним в ранний, утренний час, всех взбодрило. и по машинам они рассаживались уже в приподнятом настроении. Правда, где-то через час Петр стал засыпать за рулем и у Хутула пришлось поменяться местами. Сев за руль, Серов быстро освоился с управлением и, не напрягаясь, поехал сто двадцать, оставив далеко позади маломощный «уазик». Шоссе, как обычно, было свободным , автоинспекции на трассах Монголии практически не бывает, так что притормаживать приходилось лишь, пропуская какое-нибудь стадо домашнего скота, перебегавшее дорогу.
Поглядывая на клевавшего носом Петра, Серов вспомнил сейчас, как однажды зимой Нестеровы пригласили их в загородную прогулку, посмотреть на зубров. Где-то под Лемболовым находился питомник, куда недавно завезли из Белоруссии зубров. Животных содержали в лесу, в просторных загонах. Стоял морозный, солнечный день, и мохнатые, коричневые туши зубров великолепно смотрелись на фоне ярких сугробов снега. Верке было три года; она побаивалась, когда зубр вплотную подходил к бревенчатому ограждению и в упор изучал ее ничего не говорящим взглядом большущих черных глаз. Бесшабашная Нинка предлагала ей погладить мохнатую морду быка, личным примером показывая, что это не страшно, но благоразумная Верка только прятала руки за спину, не говоря уже о том, что стоящие рядом родители пресекли бы всякую попытку проделать это. Назад к машине возвращались другим, более коротким , путем , где предстояло пройти по узкому мостику без перил, нависавшему метров на десять над ручьем, протекавшим внизу по камням. Серов вспомнил, как панически напугался мысли, что ему придется взять Верку на руки и пронести ее по опасному мосту. Он знал за собой эту слабость - боязнь высоты и всегда очень неуверенно чувствовал себя на краю обрыва или на балконах высоких этажей… Когда прочитал у Набокова «… приглашение пропасти», он понял, что это про него. Он был уже готов предложить всем вернуться и поискать другой путь, так как знал, что ничто не заставит его подвергнуть риску Верку, которую он, трус, понесет на руках в то время, как его ноги будут подкашиваться от страха. Презирая себя, он попросил Петра пронести Верку. Тот поднял ее на руки и спокойно прошагал с ней по шатким доскам. «Я просто выбрал более надежный вариант» - оправдывался Серов потом перед собой, но постыдное чувство, что он, отец, передоверил свою дочь во время опасности другому человеку, надолго засело в нем.
Перед Уланбатором он съехал на обочину и остановил машину. У Серова не было с собой прав, и если бы его вдруг остановили в городе, могли быть неприятности. О том, что он выпившим сел за руль, он вообще не подумал. Минут двадцать они поджидали «уазик», затем отоспавшийся Петр занял место водителя, и поехали дальше. Показавшиеся вдали трубы ТЭЦ, были первым признаком приближения к столице. Уланбатор лежит в долине, окруженный кольцом сопок, но их высоты не хватает, чтоб город был виден с них, как на ладони. Уже наступил полдень, и улицы оказались запружены транспортом задолго до центра. Лавируя в плотном потоке машин, сплошь и рядом нарушавших правила перестроения, сопровождаемые раздраженными автомобильными гудками, они добрались до представительства «Зарубежцветмета». С Петром вдвоем вошли в особняк. Хорошо одетые, стройные клерки сопроводили их до кабинета дарги. Ревин сидел за столом и раскладывал пасьянс в компьютере. Над головой висел антиалкогольный плакат. Серов вспомнил, как Боровой любил цитировать идиотские тексты таких плакатов времен борьбы с алкоголизмом… «Сегодня пьян, и завтра пьян, а в результате сорван план!»… «Начал с рюмки за столиком, а кончил хроническим алкоголиком.»… «Алкоголик не забудь - ты к циррозу держишь путь!». Но надпись на монгольском на этом плакате перевести не получилось.
Гурин встретил радушно, распорядился насчет чаю, извиняясь, что не может предложить большего, кивнув на плакат. Ни слова о Верочке не произнес. Узнав, что с ними Кротенко, спросил: кто таков? Начальник ОКСа? Скорчил брезгливую физиономию и не стал приглашать того на чаепитие, дескать, не велика птица. Серову не понравился этот барский жест, он не укладывался в его прежнее представление о Гурине. За чаем Гурин заговорил с Петькой о каких-то контрактах, не стесняясь намекать на свою личную заинтересованность в их осуществлении. В целом разговор носил шутливый, приятельский характер. Петр сказал, что им надо спешить, и Гурин пожелал им счастливого пути, выразив уверенность, что в любом случае к вечеру они доберутся до Бор-Ундура и передал какие-то бумаги для Брагина.
Свою машину Петр оставил в гараже представительства, и дальнейший путь они продолжили в уазике Кротенко. Из них четверых дорогу на Бор-Ундур знал только Петька, но , как видно, той пары часов, что он проспал, оказалось ему недостаточно и он опять безмятежно задремал, сидя рядом с шофером. В результате проскочили съезд с шоссе, где полагалось свернуть на грунтовку. Километров десять пришлось возвращаться. До Бор-Ундура оставалось триста километров, и чтоб уже не делать по пути остановок, решили перекусить сейчас. У Кротенко, у верного ученика Дегтярева, было припасено все необходимое. Выпитая на природе водка опять воодушевила , и первые часы езды они не обращали внимания на жуткие ухабы , терпеливо перенося тряску, от которой бросало из стороны в сторону, а головы то и дело бились о крышу «уазика». Внешне спокойный, низкорослый монгол - шофер упрямо не желал подбирать комфортную скорость, полагая, что чем быстрее они движутся, тем лучше, а щадить подвеску - это вообще не дело. Но у него было преимущество перед пассажирами - он крепко держался за руль, так что его самого не так швыряло.
Степь в это время года уже полностью освободилась от снега, и в низинах была пропитана талой водой, как болото. Петр вспоминал прежние свои поездки по этим местам и уверял, что ничего красивее весенней степи нет, когда вся она покрыта самыми разными, яркими цветами, но сейчас перед глазами расстилалась только прошлогодняя серая трава, и среди этого покрова не мелькало ничего яркого. Зато здесь они повстречали орлов. Большие, пестрые птица неподвижно, как каменные изваяния, стояли то там , то здесь , вдоль дороги. Их вертикальная стойка, более присущая цаплям или марабу, привносила в орлиный облик что-то неестественное, загадочное. Казалось, эти властелины степи ничего не боятся, но при попытке открыть дверцу, чтоб сфотографировать их, птицы мгновенно взмывали с места и, с натугой делая первые взмахи крылами, улетали прочь. Наверное, им здесь раздолье, в степи нетрудно найти пропитание – полевые белки, тарбаганы, зайцы… всегда отыщутся.
Остывающее солнце уже клонилось к горизонту, когда на пути запыленным миражом возник не то крошечный поселок, не то полевой стан. Главной примечательностью забытого богом места служили продуктовый киоск и будка бензоколонки, сколоченная из неотесанных досок. Пополнять здесь свои запасы бензина они не рискнули и , не останавливаясь, проехали дальше.
Слева, вдали, тянулась гряда холмов, заканчивающаяся высокой сопкой. «Патрон» - сообщил Петр название холма- ориентира и приказал водителю править в ту сторону. – «За ним должен быть поворот на Бор-Ундур». Начинало темнеть, и уже пришлось включить фары, чтоб не потерять проложенную по степи тропу. Но шло время - еще три часа скитания…Уже остался позади «патрон», а ничто так и не предвещало скорого свидания с конечной целью путешествия. У Серова разболелась голова, он чувствовал, что его укачало. Все стало раздражать: и туповатый монгол за рулем, упорно гнавший машину неведомо куда, и безответственный Петр, по чьей вине они плутали, и Кротенко со своими вязкими воспоминаниями о первых годах, проведенных им в Монголии, когда он работал в Чойбалсане. По времени они уже давно должны были достигнуть Бор-Ундура. Вскоре за окнами совсем почернело, а фары вместо потерянной укатанной колеи высвечивали только непримятую траву. Всем стало ясно, что они заблудились…
В Монголии оказаться застигнутым ночью в степи, особенно если заглох мотор зимой, иногда означало гибель, как «холодная ночевка» у альпинистов. Конечно, им это не грозило, но и ничего хорошего в сложившейся ситуации не намечалось; они уже достаточно устали, были измотаны многочасовой дорогой, и ночевать в безлюдной на сотни километров степи никому не хотелось. Потеряв еще час в бесплодных поисках исчезнувшей дороги, они остановились, чтоб спокойно оценить обстановку. Когда он вылез из машины, на свежий воздух, его сразу поразило и одновременно как-то отвлекло от дорожных неприятностей, - небо. Оно было сверкающе серебряным. В России Серов никогда не видел, чтоб звезды так сплошь покрывали ночное небо, не оставляя никаких свободных промежутков. Казалось, их число возросло в десятки раз. Все звезды были одинаково яркими, и их необычно тесное скопление нарушало привычную ориентацию в поисках знакомых созвездий. Ту же Большую медведицу, окруженную новыми, ранее невидимыми звездами, он не сразу нашел на изменившейся небесной карте. Но зато на земле вокруг все оставалось черным-черно. Кто-то первым заметил горящие фары автомобиля, пересекавшего степь далеко в стороне. В спешке они ринулись наперерез, в надежде разузнать направление на Бор-Ундур, но не успели, было слишком далеко и , пока напролом мчались через степь, машина, за которой они погнались, исчезла из вида. Но им повезло в другом - на этом пути они наткнулись на несколько юрт, стоявших в окружении каменных развалин, служивших, видимо, загонами для скота. Несмотря на поздний час снаружи играли маленькие дети и женщины что-то варили на ярком костре. Женщины скопом стали объяснять водителю, как выехать на дорогу, дружно тыкая поварешками в сторону нужного направления.
Поглядывая из окна на звезды, Серов стал думать о Вере, допуская, что она сейчас сморит сверху на него. Ему захотелось попросить ее о помощи, чтоб она указала им правильную дорогу и чтоб у него прошла головная боль, но тут же отказался от этой мысли, на полном серьезе посчитав, что не стоит отвлекать Верку на такую ерунду.
Минут через десять он с удивлением отметил, что голова у него прошла… Полученные от местных жителей инструкции не помогли водителю и через полчаса, ставших уже привычно-бесплодными рысканий по ночной степи они странным образом снова оказались у тех самых юрт. Костер был погашен, и людей снаружи не было. В юрте, куда они вошли, все уже спали. Какая-то женщина, разбуженная их появлением, встала с кровати, на которой лежала одетой и вышла вместе с ними на воздух. Войдя в их отчаянное положение, она согласилась сесть к ним в машину и показать дорогу. Проехав пару километров, они оказались на колее, ведущей в Бор-Ундур. Женщину-проводника высадили. Понимая, что ей сейчас предстоит пешком возвращаться домой, Серов отметил про себя, что не всякий на ее месте проявил бы такое участие, совершенно бескорыстное. Его неприятно удивило, что никто из приятелей - «старожилов Монголии», не догадался заплатить ей за причиненные хлопоты, а воспринял ее поступок, как нечто должное, словно она была обязана вставать среди ночи с постели, и , оставив своих детей без присмотра, сопровождать незнакомых русских начальников, заблудившихся в степи. «Откуда у нас это барство, это презрение к простым, забитым людям?».
Был уже второй час ночи, когда они въехали в город. На улице, у подъезда четырехэтажного дома, освещенного одинокой лампочкой, их поджидал Брагин, одетый в спортивный костюм. С трясущейся от волнения небритой щекой, он встретил их нешуточным матом, расспрашивая, что произошло. Он уже отправил свою машину на поиски… Гурин сказал, что вы выехали от него в два часа. Где можно было так долго плутать?
-Ты же давно сюда ездишь, Сусанин хренов...
-Да, ладно, - отмахивался Петр от справедливых упреков. – Один раз - не педераст..
- Надо будет тебе навигатор спутниковый подарить.
Дом выходил на пустырь и так же, как соседние дома, был погружен во тьму. Посреди двора тусовалась компания монгольской молодежи. Привлеченная появлением новых лиц, группа подвыпивших парней с откупоренными бутылками пива в руках приблизилась к ним, и стала что-то шумно обсуждать, поглядывая в их сторону. В поведении ночных гуляк чувствовалась какая-то агрессия, и Брагин, несмотря на то что был здесь главою, посматривал на них с некоторой опаской. Докурив сигареты, вошли в дом, устраиваться на ночлег. Для проживания им предоставили трехкомнатную квартиру на первом этаже, по образцу Эрдэнэта отведенную для командировачных. Здесь ждал давно накрытый стол. Хотелось спать, но отказаться от застолья, понятное дело, было бы невежливо. Усталость и пережитый стресс сегодняшнего дня постепенно отступали под воздействием алкоголя и хорошей закуски. За столом наметили планы на завтра. Петр будет при Брагине, заниматься делами, а им с Кротенко пообещали экскурсию в шахту. Оба ни разу не спускались под землю, и Петр всячески стращал их, делясь своими личными впечатлениями от такого спуска, совершенного им год назад. Потом они разбрелись по комнатам, рухнули на койки и заснули, как убитые.
Утром он чувствовал себя неважно, да и остальные были не вполне жизнеспособны. Но Брагин запретил опохмеляться, приказав терпеть до вечера, до шашлыков. Разместившись в тесноте в хозяйском джипе, пришедшем таки на смену любимому «уазику» дарги, отправились на комбинат. По дороге Брагин рассказывал, для чего нужен плавиковый шпат, где его используют и как добывают. Главный корпус комбината выглядел вполне современно, на первом этаже - просторный зал, облицованный плиткой под мрамор, с квадратным бассейном посередине, где резвились золотые рыбки. Рыбки составляли предмет особой заботы Брагина, с недавнего времени воспылавшего идеей оживить офис уголком природы и штудировавшего специальную литературу по содержанию аквариумных рыб. Лучшим подарком для него теперь была привезенная откуда-нибудь новая золотая рыбка.
Серова с Кротенко отвели в комнату для переодевания, где выдали шахтерскую амуницию, вплоть до нижнего белья и ботинок. В снаряжение входила оранжевая каска с прикрепленным фонариком и комплект «самоспас» с регенерацией кислорода, за получение которого они расписались в книге. С техникой безопасности у Брагина, похоже, все было в порядке. Сопровождать их поручили жилистому, русскому парню лет тридцати с простым и воодушевленным лицом, которое встречается лишь у настоящих профессионалов своего дела. Он работал бригадиром проходчиков в шахте.
Штрек, куда предстояло спуститься, лежал на глубине двести метров. Они зашли в клеть, показавшуюся слишком раздолбанной и ненадежной, но сопровождающий был абсолютно спокоен, привычным движением заперев щеколду за собой. Громыхая металлическим корпусом и мощно вибрируя, клеть устремилась вниз. Штрек оказался довольно просторным, широким и высоким, так что даже Серову, с его ростом, не приходилось нагибаться. Под ногами протекал ручеек подземных вод., а сверху по стене тянулись вентиляционные короба, о необходимости которых он почему-то не догадывался раньше, хотя предположить их наличие в шахте было естественным - а чем дышать под землей, если не подавать воздух? Они проделали довольно долгий путь, прежде чем вышли к первому забою. В боковом ответвлении тоннеля, заканчивавшемся слепо, в яме, глыбами валялась взорванная порода, которую предстояло вынуть и загрузить в вагонетки. «В этих шахтах нет метана, в этом смысле здесь спокойно, - объяснял сопровождающий. – Это, где уголь добывают. Там , да… взрывоопасно». Встречаемые ими шахтеры все были монголами, черными от копоти и все в респираторах.. Мимо проехал груженный состав вагонеток, управляемый тоже монголом с едва различимыми глазами на чумазом лице.
На обратном пути попросили бригадира рассказать о себе. До Монголии он работал на шахтах Забайкалья и в Приморье. Здесь второй год. Живет с семьей. Получает четыреста долларов. « За такую работу? – они были поражены. - Не густо». «Сколько же монголы получают7». «Сто пятьдесят, и это считается еще хорошо». «Я всегда считал, что шахтеры самая высокооплачиваемая профессия» Парень пожал плечами.
Поднявшись на поверхность и разоблачившись , они приняли душ, который возымел благотворное действие еще и в смысле борьбы с похмельным синдромом, дававшим себя знать в шахте сердцебиением и повышенным потоотделением. Брагин проводил совещание в своем кабинете на третьем этаже. Когда дарга освободился, вместе пошли разыскивать Петьку на обогатительную фабрику. В цехе на сортировке работало с полсотни монгольских женщин. С движущейся ленты конвейера они отбирали куски руды, распределяя их по размерам в барабаны дробилок. Многие были молоды и привлекательны.. Брагин падишахом расхаживал среди работниц, перекидываясь с ними шутливыми фразачками, кажется, каждую он знал по имени.
- Вы как-то не так используете женский труд, Борис Алексеевич. – намекнул Кротенко.
- Да, в Бор-Ундуре только борделя не хватает, остальное все есть. – отозвался Брагин. - Сейчас поедем на «хвосты». Вы ведь хотели посмотреть?
Ознакомление с хвостохранилищем комбината являлось главной целью командировки Кротенко, которому вскоре предстояло ремонтировать хвостовое хозяйство в Эрдэнэте. Найдя Петра, отправились на место.
Они отъехали километра три от черты города по узкому шоссе, вдоль которого тянулся приподнятый над землей трубопровод. Степь незаметно сменилась пустыней, настоящей - только песок и ничего кроме песка. Там, куда они приехали, пейзаж состоял из голых, невысоких, песчаных холмов . Единственной постройкой виднелась поодаль черная, обугленная от пожара, бревенчатая халупа, у которой не паслись, просто топтались на месте две овцы, тоже черные. Вид озера позволял вообразить неглубокую и гигантскую по диаметру воронку, наполненную водой, насыщенно серого цвета с тусклым металлическим блеском.. К центру озера, где находилась будка с насосом, вели дощатые мостки. Озеро было мертвым по определению, вся таблица Менделеева осела на его дне, но мертвым его делали все-таки берега из безжизненного песка, похожего на асбест. «Идеальное место снимать фильм об экологических катастрофах… Тарковский бы здесь развернулся» . Серова сейчас охватило странное желание конкретизировать чувство, которое вызывала у него эта картина искусственного водоема в песках монгольской глубинки. Тоска? Скука? Уныние? Нет, не подходило. Может быть, жалость? Тоже не точно. Горечь? Пожалуй… Горечь от сознания того , что ему не дано до конца понять смысл этой картины. Тайный замысел. В ней было явно что-то библейское. Может быть, так должен выглядеть один из уголков ада? Сегодня он спустился под землю и не нашел там ада. Никаких признаков. Конечно, место ада на земле… Он увидел, как овцы вдруг сорвались с места и помчались куда-то вверх по песку, обгоняя друг друга. Непонятно, что могло их напугать?
По мосткам он прошел к насосной будке, где Брагин что-то объяснял Кротенко. Петр, стоявший с ними, не принимал участия в разговоре.
- Мужики, - сказал он. – А может, хватит на сегодня заниматься производственными делами? Честно говоря, я бы уже что-нибудь съел. Где обещанные шашлыки?