В Архангельских губернских ведомостях за 5 октября 1838 года привлекло внимание небольшое объявление: «От Комитета Архангельской Губернской Публичной библиотеки объявляется, что в оной продаётся книга: на сооружение памятника Ломоносову в Архангельске, Стихотворения графа Хвостова, С.П.Т. 1825 г. цена 3 рубля».
Ба, тот самый Хвостов, называвший Пушкина своим преемником! Автор знаменитых строк:
«…Свирепствовал Борей,
И сколько в этот день погибло лошадей!…
Под ветлами валялось много крав,
Лежали они ноги кверху вздрав...»
На эти вирши «преемник» отозвался в поэме «Медный всадник»:
«…Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов».
В первой четверти XIX века не существовало более популярной для эпиграмм, пародий и насмешек фигуры, нежели Хвостов. Фамилия его стала нарицательной – синонимом напыщенного самовлюблённого графомана. Плодовит граф был чрезвычайно, драмы, стихи, басни, оды, эпиграммы, вышедшие из-под его пера, составили семь томов, да ещё и в трёх изданиях. Увы, печатал всё это словесное «богатство» граф за свой счёт и в продаже книги почти не расходились.
Ничто не ново под луной. У сочинителей XXI века те же проблемы. И потому на главной странице любого окололитературного сайта можно поместить в качестве девиза неизвестного автора эпиграф, приведённый на титульном листе «Лирических стихотворений» Хвостова, рекламируемых в Архангельских губернских ведомостях: «За труд не требую и не чуждаюсь славы».
Если рядом с девизом останется свободное место, добавил бы слова из письма Карамзина к Дмитриеву: «Я смотрю с умилением на графа Хвостова… на его постоянную любовь к стихотворству… Это редко и потому драгоценно в моих глазах… он действует чем-то разительным на мою душу, чем-то теплым и живым. Увижу, услышу, что граф еще пишет стихи, и говорю себе с приятным чувством: “Вот любовь, достойная таланта! Он заслуживает иметь его, если и не имеет”».
Заменить фамилию и...
Памятник Ломоносову работы Ивана Мартоса открыт в Архангельске в 1832 году. Выручка от продаж книги графа Хвостова, собранная в 1838 году, возможно, пошла на ремонт скульптуры. Взирает ныне с высоты лет первый русский академик на студентов северного арктического федерального университета.
***
В номере Архангельских губернских ведомостей за 19 октября 1838 года помещено объявление с загадочным названием: «О непринимании мещанина Баньщикова сидельцем в питейные заведения».
Знакомство с текстом интригу не развеяло. Вот он: «Симбирское Губернское Правление в следствие отношения Симбирской Палаты Уголовного Суда, объявляет, что сидельца питейного дома, Симбирского уезда деревни Елково; мещанина Михайлу Яковлева Баньщикова, за умышленное сокрытие убийц и за другие противозаконные поступки, по решению означенной Палаты воспрещено принимать вновь в сидельцы в питейные домы».
Кто такие сидельцы? Почему провинившийся мещанин лишён права до скончания дней «сидеть» в питейном заведении? Суровая кара.
Всё оказалось проще: сидельцами в те времена именовались не посетители, а продавцы трактиров и винных лавок. Кстати, деятельность их при «бесчеловечном, проклятом царском режиме» довольно ощутимо регламентировалась «Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями». Били «рублём». В частности «за неохранение пьяного, который не мог без очевидной опасности быть предоставлен самому себе, сидельцы в питейных заведениях подвергаются денежному взысканию до 5 рублей». Если же пьяного обворуют, изувечат и т.п., то «виновный в несохранении его сиделец обязан вознаградить его за убытки и лечить за свой счет».
Жестокий век? В наши дни нормы эти перетащить бы. Депутаты всех уровней, где вы? Ау.
Продолжение http://www.proza.ru/2014/04/30/1366