Испанская любовь кота Васьки

               
 Ускоряя брожение калорий, сибирский кот Васька, сладко вытянувшись, грел брюхо, на раскалённой от солнца, крытой  жестью крыше.  Солнышко распекло давно не крашеное ржавое железо, как сковороду, голой рукой прикоснуться - так обжечься можно, а коту лепота! Налопался Васька сегодня от пуза, впрок до самого не хочу - прошедшей ночью стащил «хвост» у рыбного бизнесмена. У кошачьего племени в знойный полдень обязательный отдых, ни одна уважающая себя мурка в этот солнцепек, впитывая небесную благодать, зазря и лапой не пошевелит.
    Люди кличут кота бродячим. А какой же Васька бродячий - он здесь на два квартала в частном секторе на краю города уже который год подряд предводитель кошачьего царства. Хорошо вглядеться в его кошачий образ, можно по длинноволосой шубе серой масти с густым подшерстком усмотреть далёкого Васькиного предка  крепкой сибирской породы.  Конечно, и ещё много чего намешано в родословной Васьки, кошки канцелярий не ведут, древо жизни не составляют, всего не упомнится, особенно у тех, кто по милости человеческой отправляется на вольные хлеба.

  Нежит телеса Васька, правит усы и, щуря глаза, лениво наблюдает, как люди копошатся на земле, снуют туда-сюда, клянут жару и ругают солнце. Эх, вы, люди–человеки, сверху Ваське про вас всё видно, вечно вы суетливо-недовольные, зимой вам холодно, летом жарко! Утром боитесь опоздать, вечером не успеть. Всё в делах, всё в заботах. Зачем вы  жизнь торопите?

  Разные люди живут в Васькиных владениях. Вона бизнесмен Шмыг-шмыг в свою «фазенду» опять партию с горбушей привёз для тарахтелки-холодильника, сейчас выгрузит добычу и за новой подастся, носится как угорелый с рыбёшкой с весны до поздней осени, то в морозильник «жабры и хвосты» трамбует, то обратно вынимает для оптового перекупщика - бизнес такой. Никаких предприятий Шмыг-шмыг  не регистрировал. Чтобы непосильными налогами не разорили и ненужными проверками не досаждали, отслюнявливает «крыше» гроши и числится в безработных.

  А в палисаднике другого особняка мадам Астра-пиастра,  помешанная на цветочках,  розочки с гладиолусами обихаживает - листочки у растений протирает, завязавшиеся бутоны опрыскивает. Чудит интеллигенция. А чего ей не чудить, муж-чиновник Лучше-лучше на «скромную» бюджетную зарплату трёхэтажный домину отгрохал и железным забором отгородился от мира сего, чтобы чужое око невзначай порчу на кирпичную кладку не навёло. Детей Бог не дал, а деньжата водятся и на утеху всяких причуд пошли шальные-залётные. Астра-пиастра по международным каталогам самые дорогие обновки и семена цветов выписывает, а Лучше-лучше  по Куршевелям и Мальдивам мошной трясёт.

  А рядом поблекший, да и поизносившийся домишко притулился – одинокая богомольная старуха Грешно-грешно вцепилась в лебеду мозолистыми пальцами и, кто кого одолеет, свой век доживает. Весь день мается – вкалывает. Силы и сноровка у бабули уже не те, а потому с урожаем мизерным да с пенсией, хоть та и из нескольких частей состоит и даже накопительной, а всё равно на нормальную жизнь не хватает и стёртым ртом песен древняя не поёт.

  А за домиком старушки уж и полная нищета - бомж Трынь-трава в дырявой хибаре при заросших бурьяном шести сотках с судьбиной в рулетку играет. Доходная статья – сборка металла, перекопка огородов, у магазина снег после бурана очистить… Богатств не скопил. В одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи.

  Вот такие по нынешним временам житьё и нравы. От трудов праведных не нажить палат каменных. Напридуманных высоким думцами законов на хромой кобыле не объедешь, будешь жить по писаным правилам – уйдёшь с умственным начинанием в прострацию, а с предпринимательством в развал и разруху. Удавкой вопьётся законоблудие и будет без жалости давить, пока не весь дух вон из творческого  или простодырого делового человека, что по порядку да по уму собрались дело вести.

  А подсуетился, не дал маху, не зевнул – цапнул от проносимого мимо пирога, поделился с кем надо и ты в «команде», смотришь капиталец появился - кубышка пополняется. А выбрался в высокие чиновники, так и под роняемые словеса о скором улучшении народного жития, открывается «третий глаз» и до этого всяким золотым ручейкам, что до поры мимо бежали, придаётся правильное течение.

  Раньше вон мать Васькина - Мурка рассказывала: собирались люди чуть не всей улицей пир горой, гармошка играет, любого прохожего за стол звали. Кошкам  завсегда там кормёжка была. А сейчас поотгородились  высоченными глухими заборами друг от друга. У одних дом - колокольня небо пробивает, у других подпорки обветшалую стену держат. У одних ищи-скреби по сусекам, нет куска для лишнего рта, себя как бы прокормить. А у других и есть что в закромах, да нищенская философия: копейка к копейке рубль бережёт, держи карман шире страждущий. Эх, вы, люди - человеки! Грустно и тоскливо вы живёте в добровольном затворничестве, обмельчали  натурой. Всё у вас по выгоде, всё у вас по расчёту!

  Васькино бытиё раньше текло размерено. В кошачьем племени уважение и почёт. Пробовал как-то на весенней спевке рыжий верзила Мурзик ему поперёк дороги встать. Конечно, тот и размерами побольше, и нагловатый, но мягкотелый и обрюзгший увалень, привыкший харчеваться за людской счёт. Васька не стал лишние церемонии разводить и понапрасну глотку садить, живо надрал нахалу бока.

  Васька свободного нрава, за блюдце с молоком и тёплый угол с людьми не якшается. Сам пропитание добывает. Голь перекатную и нищету в своих владениях не трогает, а взимает налоги с толстосумов: ныряет через вентиляционное отверстие в разносольный чулан к чиновнику Лучше-лучше, нащупав брешь в оболочке многотонного холодильника, столуется у  рыбного бизнесмена. Пусть ещё спасибо скажут, что он от грызунов заслон держит. Лучше кормите одного кота, чем сотню мышей. Эти грызуны, такие ещё бестии, такие прожоры, они бы им поисточили - понапортили товаров и запасов. 

  Не только для себя промышлял по чужим сусекам Васька, нет-нет да и Грешно-грешно подбросит, чтобы старушка лишнюю копейку сэкономила и, глядишь, где творожком побаловалась, а то Трынь-траве приволочет, чтобы бич закусил горькую да язвой желудка окончательно не угробил свою нереализованную будущность.
  Не ради выгоды старается Васька, не за благодарность, да и где её дождешься.  Прошлый раз притащил старухе рыбу, а сам на крыше затаился, ждет, чтобы Грешно-грешно заприметила дар и прежде времени вороны зазря его труды не расклевали. Старушка вышла, рыбу обнаружила, по сторонам посмотрела, потом на небо, поклонилась и давай крестится как раз напротив Васьки. Кот Васька видит такое дело, взял и показал свой сибирский лик старухе. Та только: «Брысь, нечистая сила!» Схватила побыстрее и унесла рыбу в хату. Но Васька не обижается. А вечером не пожалел дров хозяин печки, где на чердаке зимовал Васька, натопил до жару, прогрел кот косточки. Вот так вот ходит по земле добро кругами и по известным только ему законам возвертается до зачинателя правильного поступка.  Снизошла благодать и на Ваську.

  Если нужно, сибиряк на прокорм всегда добудет, да ещё подружку накормит. Завидный жених Васька  - с ним любая кошка гулять пойдёт. Но ведь любви не прикажешь.
  Пару лет назад в Васькиных владениях купили домик под дачу новые поселенцы и завезли красоту невиданную - Геру. Ненашенских кровей. Не чета местным - испанской породы. Настоящая Мяу-сеньорита-грация! И стан, и пластика, и походка. То сидит просто так себе, на солнце греется, а то примется «макияжу» наводить: мордочку умывать, шерстку расчёсывать, коготочки острые выправлять.  По двору ходит, как по подиуму, а потом вытянется, зевнёт да как зыркнет своими пронзительными зелёными глазищами, размером по советскому медному пятаку каждый, так впору с забора от полного онемения свалиться. Ох уж эти магнетические кошачьи натуры!

  Сам не заметил Васька, как всеми фибрами тела прикипел  к крале заморских кровей.
 Он к ней и «мур-мур» и «мяу-мяу», и тем боком, и этим. Но Гера явного интереса до поры не выказывала – держала «ишпанскую» марку. Но он то, Васька, не знает, что ли, как завладеть дамским сердцем? Насмотрелся у людей всяких этих лукавств. Для начала сибиряк рыжего конкурента отшил, чтобы зазря не пялился на красоту несусветную и под ногами не путался. Завалил зазнобу подарками – рыбными деликатесами. Хозяева-то пичкают молоком и Ките-Кат, а тут свежая рыбёшка, в Испании поди такой и нема: горбушка, сижок, наважка… Ведь рыба и кошка - союз исторически  умопомрачительный, взаимопритяжимый - не устояла Гера, поначалу в его присутствии куснет пару раз, вроде только из приличия, и мордашку в сторону, мол мало ей дела до ухажера и всякой там рыбки. Но когда он отойдёт, распробовав, уплетает вовсю и потом, не показывая виду, ждёт его следующего «подарочка».

  И тогда сибиряк приступил к завершающему этапу «женихания»: пусть знает заграница - наши коты тоже не пройдохи какие-то, с тактом и пониманием, если надо, так и донов-франтов испанских в пару чёсов перещеголяют. Не поленился сибиряк, искололся весь, но отгрыз-обломал стебель у  алой сортовой французской розы на клумбе у Астры-пиастры и приволок к ограде, где Гера любила греться. Вот хозяйка раскричалась на следующий день, аж багровыми пятнами пошла: «Грабители! Разорители!».  Ничего, не обнищают. И что толку от её цветоводства - из-за высокого забора всё равно никто красоты не видит.

 К вечеру следующего дня намарафетил Васька усы, на правом ухе шерстку расчесал, чтобы обороженную часть верхушки не было видно, и пошёл в последнюю сердечную атаку. И позвал Геру, а она отозвалась. Увёл в свои апартаменты, к печной трубе. Грел её пушистыми лапами, щекотал усами, вылизывал мордочку…  Это была настоящая любовь! Не продажная, как у людей. А потом у Геры и Васьки был медовый месяц. Днём он не показывал свою зазнобу. А ночью они выходили лазать по крышам и заборам. Они бродили по спящему городу, след в след, по штакетнику, любовались с самых высоких крыш сверканием звёздных галактик, залазили в бизнесменовский холодильник, а потом усаживались друг напротив друга на карнизе и пели дуэтом. Гера как приличная  испанская «мяу-мазель» выводила сопрано: мя-я - мя-я - мя-у, а он  басил  разухабисто по-сибирски: мя-я-я-я-у-у-у, мя-я-я-я-у-у-у… Люди открывали окна, нервно бросали всяческие предметы, лили воду зачем-то на землю, будто их осадило вражеское войско и хочет взять штурмом, ругались, даже матерились.

  Эх, вы, люди – человеки! Да вы хоть помните, что есть такое великое чувство? Не всё вам в жизни купи-продай! Сами хоть когда пели о любви друг другу? Вот то-то и оно! Не можете любить и другим не даёте!
  Но не всё коту масленица. Отловили Геру и стали выводили гулять только на поводке. А Васька в расстроенных чувствах сплоховал-замешкался, прихватил его чиновник у чулана, спустил своего барбоса-питекантропа, охоту-потраву учинил. Еле унёс ноги предводитель кошачьего племени, оставив клок шерсти в собачей пасти.

  Только отлежался Васька, только зализал все раны, а новый удар судьбы: обнаружил в углу огорода небольшие спекшиеся комочки – утопили Гериных детишек, Васькиных наследников. Ой, выл Васька, ой страдал.
  Вот так вот и догадайся, что за личиной у человека находится. С виду порядочные, вежливые такие. Между собой-то притворяются, расшаркиваются. Фыркнуть на нахала или царапнуть обманщика не могут.  В рот вышестоящему заглядывают, стелятся. А на тех, кто поменьше, смотрите свысока. В какие вы игры играете, за какими фантиками гоняетесь?
  А потом от своей неустроенности срывают свою злобу люди на кошках, всё норовят пинком наградить или камнем запустить. Особенно черных ненавидят. А вы внутрь себя загляните, где темнота, а где свет - разберитесь. Эх, вы, люди-человеки!  Нет в вас свободы и независимости, как в кошках. Нет нынче среди вас героев!

  Греет брюхо Васька и вынашивает планы мщения. Сильно обидели сибиряка, но ничего, он понапрасну не пропадёт. По миру не пойдет.  Вот соберётся с духом, и придётся людям-человекам ответ держать за Геру, за котят. Он ещё подразнит ночью их собак, чтобы хозяевам «сладко» спалось, он ещё не один набег сделает в их кладовки и чуланчики.  Дай время, Васька ещё свои царапки выпустит. Кошачья лапка мягка, да коготок востер.