Мы после. Глава 5 пб 5 Как мы теряли своих...

Максим Прямой
    Вернулся из отпуска 30 января, а со 2-го февраля приступил к полетам. Вскоре полк получил задачу: перелететь на другой аэродром и с него выполнять тактические задания. 12-го февраля перелетели на аэродром Дягилево, что под Рязанью. Там – центр подготовки и переучивания летного состава Дальней авиации, летали в то время на самолетах Ту-16 и Ту-16М-2. Переучивалась группа летчиков из Индонезии. Многие из нас впервые увидели представителей столь далекой страны, и с интересом наблюдали за ними.
 
   Смотрим, по улице идут смуглые, небольшого роста, но очень толстые, почти шарообразные, человечки. Заходят в столовую (мы уже были там) и начинают раздеваться: одна одежда, вторая, третья… Шарик стремительно худеет и перед нами оказывается худенький, как мальчик, индонезиец. В условиях нашей зимы им было холодно, и они одевались с большим запасом.
    На обед им принесли большую, насыпанную с верхом, тарелку риса. Мы подумали: это им на гарнир, каждый будет брать, сколько ему надо. Но нет, несут вторую, третью и перед каждым оказывается гора риса.  Да разве они по стольку съедят? Индонезийцы спокойно берут какие-то две палочки,  и рис струйкой потянулся прямо им в рот. Через несколько минут тарелки были пусты.
   
    Два дня не было погоды, полеты по заданию начались 15-гофевраля. Мы с подполковником Майоровым, который по боевому расчету был моим ведущим, летали на спарке и вели разведку погоды – до начала полетов и во время них. Экипажи летали штатными звеньями – по 4 самолета.
   Надо сказать, что в полку существовала традиция – предъявлять визитную карточку пилотажников. Это означало, что при прилете на какой-нибудь аэродром, а так же при возвращении с заданий, все группы шли в четком парадном строю, на очень небольших интервалах.

   Однако не все вновь прибывшие могли точно его выдерживать. Правда, их этому постоянно учили: при пролете над своим аэродромом руководитель полетов всегда давал оценку, указывал на отклонения и подсказывал, как их устранить. В принципе держать этот строй в горизонтальном полете не так уж сложно, надо просто не бояться близости самолета ведущего и смелее двигать педалями и РУДом (рычагом управления двигателем). Но, излишняя напряженность вредит.
 
    НиколайЧерняков прилетел на этот аэродром в составе звена, будучи вторым ведомым. При проходе над полосой немного отстал, за что уже на земле РП сделал ему замечание. Николай очень переживал, что испортил впечатление о пилотажниках.
   16-го февраля погода была в целом неплохой: нижний край 800 метров, верхний – 2500, видимость хорошая, однако изредка приходили снежные заряды. Задания выполнялись за облаками, пробивали облачность в плотном строю групп.
   Звено, в котором находился Черняков, после взлета неожиданно вошло в один из этих зарядов, но быстро вышло из него. Однако, в строю оказалось только три самолета – крайнего, Чернякова,  не было. Начали запрашивать – он не отвечал. Мы с Майоровым стояли в это время перед полосой, собираясь взлететь на доразведку погоды, и слышали весь радиообмен. РП приказал всем прекратить задания и возвращаться на аэродром. Затем закрыл полеты. Вскоре обнаружили место падения самолета, летчик не катапультировался и погиб.
   Что же произошло в том полете? Возможно, события развивались так.
 
 После взлета Черняков немного отстал. Если бы он был в плотном строю, то в любой облачности, в том числе и снежной, крыло самолета, с которым идешь рядом, видно всегда и в строю удержаться можно. Но, потеряв из виду самолет ведущего, Николай вынужден был отвернуть от него в сторону, чтобы случайно не столкнуться. И сделал это, видимо, резко – самолет начал вращаться по крену. На приборы переключил внимание поздно и сразу не мог правильно определить положение самолета в пространстве.

    Плохую услугу оказал ему в этот момент авиагоризонт АГИ-1 (авиагоризонт истребителя). В нем была применена новая система индикации: «Вид с самолета на землю», в которой вращалась шкала углов крена и тангажа, а силуэт самолета оставался неподвижным. Летчики плохо воспринимали эту систему: для них земля всегда оставалась неподвижной, а самолет вращался. Это только у неопытных авиапассажиров, к числу которых, видимо, относился и конструктор  этого прибора, земля вращается.
   В общем, время было потеряно, высота – небольшая, быстро уменьшается и летчик инстинктивно хватает ручку на себя. Скорее всего, самолет в это время уже находился в полуперевернутом положении, и такое действие летчика только усугубило ситуацию – самолет увеличивает угол пикирования и врезается в землю.
    
    В тот же день полк вернулся на свой аэродром. Летчики собирались расходиться по домам. Командир эскадрильи спросил:
- Кто там с Черняковыми живет? Некрасов?
- Ну, я…
- Сообщишь жене, что так и так…
   Я быстро представил, что будет после этого: как молодая женщина, ошеломленная таким известием, бросится на меня, рыдая и будет требовать вернуть мужа, который три дня назад уходил от нее живым и здоровым. Мне стало не по себе, и я возразил: 
- Нет, я один не пойду, давайте с кем-нибудь!
Тогда назначили еще заместителя командира эскадрильи и фельдшера.
   К чести Инги надо сказать, что она не впала в истерику, а услышав страшную весть, замолчала и надолго замкнулась в себе.

    После похорон мужа она стала регулярно прикладываться к спиртному. А потом по ночам к ней стали приходить какие-то мужчины. Сынишка ее выглядел заброшенным. И тут я вспомнил, что вскоре после гибели Николая я разговаривал с ним – во сне. Стоим где -то, он выглядит хорошо, просит меня: «Посмотри за моим сыном, чтобы Инга его не обижала». Отвечаю: « А ты что, сам – то?» И вдруг вспоминаю – его же нет! С ужасом спрашиваю: Откуда ты взялся? Он заулыбался и стал медленно удаляться, не шагая, а скользя по какой-то поверхности.
   Я все же поговорил с Ингой, но она холодно отнеслась к этому: Сыном я занимаюсь, а кто ко мне приходит – это мое дело. Вскоре она вышла замуж за какого-то связиста и уехала из гарнизона.    
   
   Спустя несколько лет, я встретился с ней в Липецке. Она располнела, стала медлительной, на вопросы отвечала односложно. Какой-то холодок, равнодушие ко всему и, я бы сказал,- обреченность были в ее словах.  Не чувствовалось в ней благополучной замужней женщины. Впрочем, мне не пришлось встретить ни одной счастливой и радостной вдовы погибшего летчика. Видимо, эта травма остается в их душе на всю жизнь.