Два раза в год, зимой и летом, наша разведрота переезжала в лагерь разведчиков. Туда съезжались разведчики всех полков нашей танковой дивизии. Жили в палатках. Это были такие землянки-палатки. Низ был врыт в землю и обложен кирпичом. Когда ставили верх, то внутри помещались целых три двуспальных кровати. Не такие, конечно, как в квартире, а такие, которые для солдат, друг над другом.
Лагеря располагались возле стрельбища. Так как идти было недалеко, стреляли мы часто. И днем, и ночью. Из БМП, из автоматов, пистолетов, гранатометов. Чаще, конечно, из автоматов.
Чего мы только там еще не делали. Ходили в походы по карте, проводили ученья, естественно, бегали и даже загоняли дичь для охоты наших командиров. Лагеря, да, и, вообще, наша дивизия, стояли в лесу.
Летом в лагерях было хорошо. Зимой, конечно, холодно, но терпимо. Климат в Польше был мягкий, по сравнению с нашей зимой.
Для зимнего отопления в палатках стояли печки. Дежурный и дневальные должны были ночью следить, чтобы все печки топились и грели спящих солдат. То есть, ходили и подбрасывали уголек.
Однажды на утреннем построении после подъема дежурный по роте младший сержант Графов стал докладывать ротному:
- Товарищ старший лейтенант! За время моего дежурства происшествий не случилось!
Графов был в белых перчатках!
Ротный настороженно смотрел на него. Мы тоже.
А происшествие случилось. Графов был москвич. Одного призыва со мной, то есть «молодой». Он отличался некоторой ленью и вытекающим из нее раздолбайством. Из этих характеристик следовала еще одна — он был «залетчиком». «Залет» - это когда начальство обнаруживает, что солдат что-нибудь совершил, за что его следует наказать. Совершают многие, но не попадаются. «Залетчики» попадаются постоянно.
В дневальных у Графова были «дедушки». Они легли спать, а Графов должен был поддерживать Огонь Прометея. Графов поддерживал-поддерживал, а потом сел у горящей печки, пригрелся и заснул.
Когда он проснулся, печки во всех палатках погасли. От замерзших «соротников» и командиров Графову могло сильно достаться. Он заметался. Быстро растопить все печки было очень сложно. Уголь не разгорался. И тогда он додумался вот до чего.
В палатке у нас была бочка с напалмом. Он был нужен для прохождения «Полосы разведчика». Надо было бежать через препятствия, преодолеть стену, огненное кольцо, как в цирке. Вот для этого огненного кольца и был нужен напалм. Графов открыл бочку, но ночью не мог найти какую-нибудь тару. Тогда он просто зачерпнул напалм руками, принес к ближайшей печке и кинул в затухающий огонек. Напалм вспыхнул. Руки тоже. Графов принялся их тушить, но огонь сбить смог не сразу.
К утру ликвидация похолодания в палатках была проведена. Но руки в бинтах спрятать не получилось.
- Ну, ты даешь! - сказал ротный. - В белых перчатках! Теперь настоящий Граф!
Все заржали. Графов сконфуженно улыбался.
Став «черпаком», а потом и «дедушкой», Графов залетничать прекратил. Стал «передовым воином». Ротный его часто хвалил.
После демобилизации я пошел отмечаться в военкомат. На выходе из метро кто-то похлопал меня по плечу. Я повернулся. Графов! Очень стильно и красиво одет. Прическа и все дела!
- А я уже из военкомата, - сказал Графов. - Начинается новая гражданская жизнь!
Графов оставил мне свой номер телефона.
- Обязательно звони!
Я позвонил ему через неделю. Подошла, наверное, мамаша.
- А кто это?
Я объяснил.
- А его нет.
Звонил еще несколько раз, но Графова дома опять не было.
Еще в Польше, в конце службы, мы договаривались, что все вместе встретимся на День Разведчика в Москве у Большого Театра.
Графов на встречу пришел.
- А я тебе звонил-звонил, - сказал я. - А тебя дома никогда нет. Ты где ходишь?
- Да, это мать не хочет, чтобы я с армейскими дружбу поддерживал, - улыбнувшись, сказал Графов. - Плохие, говорит, знакомства.
- Понятно.
Больше мы с Графовым не пересекались.