Жизнь короля Генриха V, 3-6

Ванятка
АКТ ТРЕТИЙ
СЦЕНА ШЕСТАЯ

Английский лагерь в Пикардии.

(Встречаются Говер и Флюэллен.)

ГОВЕР:
Как, Флюэллен, живёте?
Похоже, от моста идёте?

ФЛЮЭЛЛЕН:
Да, был я у моста.
Работа спорится, хотя и не проста.

ГОВЕР:
А герцог Экзетер не пострадал?

ФЛЮЭЛЛЕН:
Собою герцог образец являл!
И опытен он в рати, и умён,
Неподражаем, как Агамемнон.
Люблю его я сердцем и душой,
Комфортно рядом с ним и хорошо.
Он, слава богу, жив и невредим,
Мы мост его умением храним.
А рядом с ним ещё один талант,
Как Марк Антоний, бравый лейтенант,
Хоть слава ему гимн пока не спела,
Владеет он отменно ратным делом.

ГОВЕР:
Что за герой, достойны славы столь?

ФЛЮЭЛЛЕН:
Поручик он по имени Пистоль.

ГОВЕР:
Не удостоен чести парня знать.

(Входит Пистоль.)

ФЛЮЭЛЛЕН:
А вот и он. Прошу его принять.

ПИСТОЛЬ:
Лишь ваша милость, капитан, поможет.
Ведь герцог Экзетер к вам расположен.

ФЛЮЭЛЛЕН:
Ко мне, конечно, он благоволит.
О чём, мой друг, у вас душа болит?

ПИСТОЛЬ:
С горячим сердцем и душой огромной,
Боец Бардольф, не в меру парень скромный,
Сойдя на брег французский с нашей шхуны,
Под колесо попал неистовой фортуны…
Она слепа, ей не вовсе невдомёк,
Что жизнь трещит и вдоль и поперёк.

ФЛЮЭЛЛЕН:
Прошу тебя, Пистоль, не торопись,
И языком нормальным объяснись.
Слепа Фортуна, как сама удача,
Найдя, смеются,
Потерявши, плачут.
Фортуна странно управляет колесом:
Сегодня – в роскоши,
Назавтра – ты босой.
Мораль из этого выводится простая:
Нет счастья – всё мираж, который тает.
ПИСТОЛЬ:
Она Бардольфу подарила случай,
Но парень оказался невезучий:
Убить его хотят, предать проклятью
За то, что своровал Христа распятье.
Одной ногой он у могильной бровки,
Палач готовит для него верёвку.
Смириться с этим не желаю я,
Верёвка хороша для кобеля,
А не для глотки истинного бритта,
Где ненависть для ворога сокрыта.
Ужели мы друг другу – и не братья,
Коли распять способны за распятье?
Солдатам скверный подают пример! –
Казнит за безделушку Экзетер.
Остановите же карающую руку,
Несчастного возьмите на поруку.
Для нити жизни тонкой и изящной
Достаточно и петельки пустяшной.
Прошу вас за несчастного вступиться,
За это богом вам вознаградится.

ФЛЮЭЛЛЕН:
Тебя, Пистоль, я в чём-то понимаю.

ПИСТОЛЬ:
Ликую и о милости мечтаю!

Для радости причин не нахожу,
Ведь о содеянном иначе я сужу:
Наказанным проступок должен быть,
Преступника положено казнить,
Будь он мне братом – это не причина,
Превыше всяких связей –  дисциплина.

ПИСТОЛЬ:
Да чтоб ты сгинул, подлая душа!
Не стоит твоя дружба ни шиша.

ФЛЮЭЛЛЕН:
На жалость ты меня, Пистоль, не купишь.

ПИСТОЛЬ:
За это получи-ка, братец, кукиш!

(Уходит.)

ФЛЮЭЛЛЕН:
Вот и отлично! Вот и красота!

ГОВЕР:
Я вспомнил этого плута.
Он – далеко не пряник,
А сводник и карманник.

ФЛЮЭЛЛЕН:
Клянусь распятием и образом Христа:
Он был оратором прекрасным у моста,
Что с ним случилось? - Я не понимаю,
И оскорбления его не принимаю.

ГОВЕР:
У болтуна всегда одна основа:
Хвастун разит не саблею, а словом,
Чтоб в Лондоне ему за кружкой эля,
За подвиги надуманные пели.
Такие парни знают назубок,
Где полководца побывал сапог,
Какие он одерживал победы,
С кем ночевал, с кем за столом обедал.
Он, матерясь для красного словца,
Расскажет, кто рубился до конца,
Кто пал в бою, кто в битве отличился,
Кто опозорился и звания лишился.
Под генерала стриженный болван,
В мундире, якобы растерзанном от ран,
Для лондонцев, собравшихся в трактире,
Представится героем в пьяном мире.
Таких мошенников придётся выявлять,
Иначе нам победы не видать.

ФЛЮЭЛЛЕН:
Не тот он, капитан, совсем не тот,
Себя за рыцаря, поганец, выдаёт.
Как только дырочку в мундире отыщу,
Ему я сразу же тогда и отомщу.
(Слышен бой барабанов.)

Король сюда явился неспроста,
Узнать желает о судьбе моста.

(Входит король, Глостер и солдаты.)

Да будет мой король благословен!

КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
Ты от моста шагаешь, Флюэллен?

ФЛЮЭЛЛЕН:
Да, мой король, шагаю с тех позиций,
Где Экзетер достойно смог сразиться
С противником, владеющим мостом,
Но отступившим в панике потом.
Теперь владеет герцог переправой,
Он и стратег, и полководец бравый.

КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
А велики ли, Флюэллен, у нас потери?

ФЛЮЭЛЛЕН:
Их, государь, французам не измерить.
Потери герцога, поверьте мне, ничтожны:
Исчислить их одним Бардольфом можно,
Коль вы не против вора наказать
И за распятие охальника распять.
Он всем известен вечно красной рожей,
И сизым носом, на фонарь похожим,
Фонарь, я полагаю, тот угас,
Поскольку пробил наказанья час.

КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
Любого, кто французов обирает,
И бранью побеждённых оскорбляет,
Казню сейчас и обещаю впредь.
Таких мерзавцев нечего жалеть!
Врага же побеждённого прощу
И милосердием без меры угощу.
Жестокость победителю вредит,
А милость – всё на свете победит.

Звучат фанфары.
(Входит Монжуа.)

МОЖУА:
Вам мой мундир о чём-то говорит?

КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
В нём много шика – для посла он шит.

МОЖУА:
Я изложу вам мысли короля.

КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
Внимательно их выслушаю я.

МОНЖУА:
Вам слово в слово передать готов
И суть, и тон монарших горьких слов:
«Мы не мертвы, а только задремали,
В бою поспешность помогла б едва ли.
Арфлёр для нас – болезненная рана,
Его вернём мы поздно или рано,
Мы этот город славный потеряли,
Пока для битвы главной созревали.
Теперь же мы не просто отвечаем,
А вам, презренный враг, повелеваем
Признать безумие и слабость англичан,
Приняв французов терпеливых план.
Король английский, коли жить желает,
То пусть он цену выкупа узнает.
Ведь выкуп по цене своей огромный,
Он в каждой пяти Франции пленённой,
Он – в прахе воинов, погибших за страну,
В страданьях тех, кто оскорблён в плену.
Казна английская для выкупа дырява,
Ведь непомерна плата и кровава.
И даже, если Генрих рухнет ниц,
Нет более терпению границ.
Обрёк он армию и Англию на крах:
Строка в истории останется да прах».
Так мыслит главный на земле Француз,
И так тяжёл доставленный мной груз.

КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
Умён посол и славен речью мудрой.
Какое имя кроется под пудрой?

МОНЖУА:
Под пудрою и там, где кружева, –
Простой француз крещёный Монжуа.

КОРОЛЬ ГНРИХ:
Отлично миссия исполнена, посол,
И вот ответ мой королю на стол,
Где я французов всех оповещаю,
Что биться с ними больше не желаю.
В Кале сегодня с ратью отправляюсь,
И на импичмент ныне не решаюсь.
Хоть знать врагу о том и не резон -
Болезнями сражён мой гарнизон,
И численность его так поредела,
Что до боёв нам нет сегодня дела.
Но это ни о чём не говорит,
Всегда у бриттов к битвам аппетит.
На трёх французов – аглицкий солдат
Отвагою и силою богат.
Прости мне, боже, выходку такую:
Своим бахвальством вовсе не смакую.
Во Франции такая атмосфера:
Куда не ткни – везде одна афера.
Я ею заражён уже, признаться:
От этой хвори надо избавляться!
Ступай и государю расскажи,
Что нет в моих словах ни капли лжи:
Мой выкуп – сердце, и пока что бьётся,
А рать, увы, - болезням отдаётся.
Но кто бы на пути моём не встал,
Я непреклонен буду, как металл,
И даже в сговоре с другими королями,
Французы не способны взять над нами.
Вот дар за труд и за мою надежду,
Что твой король обдумает всё прежде.
Французской кровью нивы не польём,
Коль беспрепятственно отсюда отойдём.
То не пустые, уверяю вас, слова,
Суть, Монжуа, ответа такова:
Мы биться с вами вправду не хотим,
Но и, как кролики, от псов не побежим.
Ты королю всё так и передай.
Прощай.

МОНЖУА:
Всё так, король, и передам.
И за презент спасибо вам.
(Уходит.)

ГЛОСТЕР:
Всего сильней сейчас боюсь на свете,
Что нам они внезапностью ответят.

КОРОЛЬ ГЕНРИХ:
На стороне английской ныне перевес,
Не у французов мы в руках, а у небес.
Ночь опускается, пора идти за мост,
За той рекою наш последний пост.
Пока во Франции свирепствует сыр-бор,
Пройдём спокойно сквозь французский коридор.

(Уходят.)